Глава 14
Антари
I
Стоило Келлу переступить порог, в груди его вспыхнула боль. Будто стены темного замка Осарона приглушали связь между ними с Раем, а теперь, когда преграды больше не существовало, нить натянулась с небывалой силой, и каждый шаг еще глубже погружал Келла в страдания его брата.
Лайла уже извлекла наружу два ножа, но дворец вокруг казался пустым, коридор – совершенно безжизненным. Магия Тирена работала – она лишила чудовище его марионеток, но Келл чувствовал отраженное напряжение Лайлы в собственных костях, видел эту же тревогу на обычно непроницаемом лице Холланда.
Все в этом дворце было не так, все казалось противоестественным. Как если бы они покинули Лондон, вышли за пределы времени, за пределы жизни – в какую-то чужую, несуществующую реальность. Это была магия, лишенная равновесия, сила без узды, и она оставляла отметины, пачкала, пятнала. Любая поверхность, зараженная черным ничто, истлевала и умирала.
Но в самом центре огромного зала билось средоточие этой силы.
Келл чувствовал это живое биение.
Это бьющееся сердце.
А потом, когда глаза привыкли к темноте, Келл увидел Рая.
Его брат висел в воздухе в нескольких футах над полом, опутанный паутиной льда. Его тело удерживали десятки острых ледяных шипов, проникавших сквозь плоть, и их концы были красны от крови принца.
Рай был жив, но только потому, что не мог умереть.
Грудь его вздымалась и опадала, на щеках замерзли слезы. Губы его шевелились, но слов не было слышно. Под ним натекла целая кровавая лужа.
«Это все твоя?» – помнится, в ужасе спросил его Рай – давно, в юности… Келл тогда разрезал себе запястья, чтобы исцелить его. «Это все твоя?»
Теперь же Келл едва не поскользнулся в луже крови Рая, когда бросился вперед. У воздуха был металлический привкус.
– Стой! – крикнула Лайла.
– Келл, – предостерегающе окликнул Холланд.
Но если бы это была ловушка, их бы уже поймали. В тот же миг, когда они вошли во дворец.
– Держись, Рай!
Ресницы принца вздрогнули при звуке голоса Келла. Он попытался поднять голову – но не смог.
Когда Келл наконец смог дотянуться до брата, его рука была мокра уже от его собственной крови. Он мог бы растопить лед единым касанием, одним словом, будь у него такой шанс.
Но его пальцы замерли в дюйме от ледяной корки, остановленные чьей-то чужой волей. Келл боролся, пытаясь освободиться, и тут откуда-то из тени, собравшейся позади трона, зазвучал голос:
«Это мое».
Голос раздавался как будто ниоткуда. И сразу отовсюду. И все-таки у него был источник – не пустотелая конструкция из теней и магии, а человеческое тело с губами, гортанью и легкими.
Это тело вышло на свет, и красные волосы, обрамляя лицо, струились по воздуху, будто подхваченные невидимым ветром.
Ожка.
* * *
Совсем недавно Келл последовал за ней.
Послушался ее лживых речей в дворцовом саду, ее слов, которые в сочетании с его гневом и сомнениями обратились в яд, и позволил ей увести себя в иной мир, в ловушку.
И снова увидев Ожку, он содрогнулся.
* * *
Совсем недавно Лайла убила ее.
Сошлась с ней в бою у дверей, за которыми кричал от боли Келл, а в другом мире тогда умирал Рай, и выбора у Лайлы не было – только драться. Она потеряла стеклянный глаз, а взамен забрала жизнь этой женщины, перерезав ей горло.
И снова увидев Ожку, она улыбнулась.
* * *
Совсем недавно Холланд создал ее.
Подобрал на улицах Кочека, в переулках, на которых много лет назад протекала и его жалкая жизнь, и дал ей шанс – такой же, какой некогда предоставил ему Ворталис. Шанс стать чем-то большим, сделать что-то большее.
И снова увидев Ожку, он застыл.
II
Ожка, убийца…
Ожка, вестница…
Ожка, антари…
– больше не была собой, не была Ожкой.
Она столько раз называла Холланда «Мой король» – но ее голос всегда был негромким, чувственным, а теперь он разносился по огромному залу, отдаваясь у него в голове, казался знакомым и совсем чужим – так же, как и это место было знакомым и в то же время чужим. Холланд уже видел Осарона в подобии этого дворца, когда король теней был только черным стеклом, дымом, угасающими углями магии.
И вот он снова перед ним – в его новом оболочке.
У Ожки когда-то были янтарные глаза, но теперь они сделались угольно-черными. На волосах ее красовалась корона – черный невесомый обруч с зубцами, похожими на сосульки. Горло Ожки было обернуто алой лентой, кожа была одновременно сияющей – и несомненно мертвой. Кожа трупа. Она не дышала, грудь ее не поднималась дыханию в такт, и черные вены, прочертившие кожу, не пульсировали и выглядели иссохшими и пустыми.
Единственные признаки жизни виднелись в черных глазах, глазах Осарона. В них танцевал свет и кружились тени.
«Холланд», – произнес король теней, и ярость вспыхнула в сердце антари при звуке своего имени, исходящего из мертвых губ Ожки.
– Я тебя уже однажды убила, – выговорила Лайла рядом с Холландом. Она согнулась, готовая атаковать, в руках сверкали ножи.
Лицо Ожки исказилось в насмешливой гримасе.
«Магия не умирает».
– Отпусти моего брата, – потребовал Келл, выступив вперед и заслоняя остальных антари. Голос его звучал повелительно – даже сейчас.
«С чего бы мне это делать?»
– В нем нет силы, – сказал Келл. – Нет ничего, что бы ты мог использовать. Тебе нечего у него взять.
«И все же он жив, – задумчиво произнес труп. – Это весьма интересно. Всякую жизнь удерживают нити. Где же его жизненные нити?»
Ожка вздернула подбородок, и лед, пронизавший тело Рая, пополз во все стороны, как растопыренные пальцы. Принц сдавленно закричал. Краска отхлынула с лица Келла, и он подавил такой же крик боли. Желание кричать боролось в нем с гордостью. Кольцо пело на пальце Холланда, разливая по телам троих антари их общую силу, давая Келлу держаться, несмотря на мучения.
Холланд прочно удерживал равновесие силы.
Руки Ожки, тонкие и изящные, но удивительно сильные, поднялись ладонями вверх.
«Ты наконец готов умолять меня, антари? Преклонить колени? – черные глаза с клубящимися в них тенями встретили взгляд Холланда. – Впустить меня внутрь?»
– Больше никогда, – ответил Холланд, и это была правда, хотя он и чувствовал в кармане тяжесть передатчика. У Осарона был дар вторгаться в чужой разум, читать мысли, но Холланд лучше большинства людей умел закрывать свой ум от вторжений. Он усилием воли отвлек свои мысли от магического прибора.
– Мы пришли остановить тебя, – сказала Лайла.
Руки Ожки снова упали вдоль ее тела.
«Остановить меня? – усмехнулся Осарон. – Вы не можете остановить время. Не можете остановить перемен. И меня. Я – неизбежность».
– Еще чего, – ответила Лайла. – Ты – всего-навсего демон, который корчит из себя бога.
«А ты, – ровно отозвался тот, – умрешь медленно и мучительно».
– Я уже однажды убила это тело, – сказала Лайла. – И думаю, что смогу сделать это снова.
Холланд все не мог оторвать взгляда от трупа Ожки. От следов ударов на ее коже. От красной полосы ткани, обернутой вокруг шеи. Словно почувствовав тяжесть его взгляда, Осарон обернул к Холланду краденое лицо.
«Ты что, не рад видеть своего короля?»
Ярость Холланда никогда не полыхала огнем. Она всегда была холодной и острой, и издевательские слова служили для нее точильным бруском. Ожка всегда была верной – не Осарону, а ему, Холланду. Ему она служила. Доверяла ему. Видела в нем не бога, а своего короля. А теперь она была мертва – как Алокс, как Талья, как Ворталис.
– Она не пускала тебя в себя.
Движение головы. Кривая улыбка.
«Мертвые безотказны».
Холланд обнажил клинок – это был серп, который он прихватил с тела спящего воина на площади.
– Я вырежу тебя из этого тела, – сказал он. – Даже если придется делать это по кусочкам.
По ножам Лайлы пробежал огонь.
С концов пальцев Келла капала кровь.
Они одновременно двинулись на короля теней, смыкая кольцо, беря его в клещи.
Именно так, как они и планировали.
* * *
– Ни один из нас этого не предложит, – наставлял их Келл. – Неважно, что Осарон скажет, что он сделает. Плевать на все его обещания и угрозы – ни один из нас не пустит его внутрь.
Они сидели на камбузе «Призрака», между ними на столе лежал передатчик.
– Значит, наше дело – с ним кокетничать, изображать неприступность? – спросила Лайла, крутя кинжал, поставленный на стол острием вниз.
Холланд хотел было заговорить – но ту корабль качнулся, и он вынужден был прерваться, тяжело сглотнул.
– Осарон всегда жаждет того, что ему не дают, – сказал он наконец, преодолев приступ дурноты. – Наша цель – не отдать ему тело, но заставить его нуждаться в таковом.
– Отлично, – сухо подытожила Лайла. – Значит, все, что нам нужно сделать – это просто победить кусок воплощенной магии, достаточно сильный, чтобы разрушить целый мир.
Келл бросил на нее косой взгляд.
– С каких это пор ты бежишь от драки?
– Никуда я не бегу, – огрызнулась она. – Просто хочу убедиться, что у нас есть шансы на победу.
– Мы победим, если будем сильнее его, – сказал Келл. – А с кольцами у нас появляется такая возможность.
– Может появиться, – поправила Лайла.
– Любой сосуд можно опустошить, – сказал Холланд, вертя на пальце серебряное связующее кольцо. – Магию нельзя убить, но можно ослабить, а сила Осарона хоть и велика, но не безгранична. Когда я отыскал его в Черном Лондоне, он был так слаб, что заключил себя в статуе, не имея силы даже на то, чтобы принять движущуюся форму.
– Пока ты ему эту форму не предоставил, – пробормотала Лайла себе под нос.
– Именно так, – ответил Холланд, подчеркнуто игнорируя подколку.
– Осарон последнее время кормился силой моего города, энергией жизни моего народа, – добавил Келл. – Но если чары Тирена сработали, сейчас осхоку сильно не хватает пищи. Его ресурсы иссякают.
Лайла вытащила кинжал из столешницы.
– И это означает, что он прямо-таки жаждет новой драки.
Холланд кивнул.
– И мы ему ее устроим. Вымотаем его. Приведем его в отчаяние, заставим жаждать.
– А потом что? – спросила Лайла.
– А потом, – ответил Келл, – и только потом, мы дадим ему тело. – При этих словах принц-антари кивнул на Холланда, который уже повесил себе на шею передатчик.
– А что, если он выберет не тебя? – усомнилась Лайла. – Предложить – отличное дело, но если он решит забрать меня, я намерена ему поддаться.
– Лайла, – начал было Келл, но она не дала ему договорить.
– И ты поступишь так же. Не притворяйся, что не поступишь.
На камбузе воцарилась тишина.
– Ты права, – наконец произнес Келл. И тут, к удивлению Холланда – хотя по идее это уже не должно было его удивлять – Лайла Бард улыбнулась. Улыбка получилась невеселая и натужная.
– Итак, объявляю состязание, – сказала она. – Пусть победит лучший из антари.
* * *
В движениях Осарона смутно проглядывала грация Ожки, но скорость у него была вдвое больше. Из ее ладоней поднялись клубы дыма, сформировавшие клинки-близнецы, которые за мгновение стали реальными. Тускло блеснув, они разрубили воздух в том месте, где только что стояла Лайла.
Но Лайлы там уже не было – она оттолкнулась в прыжке от ближайшей колонны в тот миг, когда Холланд призвал сильный, ослепляющий порыв ветра, а Келл выпустил в противника целый дождь стальных игл.
Руки Ожки взлетели, успокаивая ветер и сталь, в то время как Лайла подбиралась к ней сзади, наметив удар в спину.
Но Осарон был очень быстр, и нож Лайлы едва зацепил плечо его краденого тела. Из раны, словно пар, поднялась тень, стремительно зарастив мышцы и кожу трупа.
«Недостаточно быстро, маленькая антари», – сказал он, нанося ответный удар ей в лицо.
Лайла упала на бок, нож выпал из пальцев, когда она ушла в перекат и заняла низкую стойку. Она выбросила вперед ладонь – и оброненный ей нож промчался по воздуху и воткнулся Ожке в ногу.
Осарон издал низкий рык, из раны снова повалил дым, а на лице Лайлы появилась жуткая улыбка.
– Этому приему я научилась у нее, – сказала она, и в руках у нее возник еще один нож. – Прямо перед тем, как перерезать ей глотку.
Тело Ожки оскалило зубы.
«Я заставлю тебя…»
Но Холланд уже атаковал, вокруг его серпа, разрезавшего воздух, плясали электрические искры. Осарон повернулся и блокировал удар одним из своих мечей, а другим рубанул Холланда по груди. Тот увернулся, клинок лишь слегка задел ребра, а Келл в это время ударил с другой стороны, его кулак оброс ледяной латной перчаткой.
Его удар пришелся Ожке в голову и разрезал щеку до кости. Пока Осарон еще не успел затянуть рану, Лайла была тут как тут, и ее нож полыхал пламенем.
Они двигались слаженно, как части одного и того же орудия. Танцевали вокруг, как ножи Ожки – в то время, когда она еще владела ими – согласуя друг с другом каждое новое движение, каждый удар. Когда атаковала Лайла, Холланд чувствовал ее намерение. Когда Холланд делал финт, Келл знал, куда ранить врага.
Они были стремительны, кружили вокруг Осарона, и всполохи света там и сям жалили сгусток темноты.
Они побеждали.
III
У Лайлы кончилась ножи.
Осарон обратил три из них в золу, два – в песок, а шестой кинжал – тот, что она выиграла у Леноса – просто совершенно растворился в воздухе. Теперь у Лайлы в запасе оставался только один клинок: тот, что она украла в лавке Флетчера в первый свой день в Красном Лондоне. И ей чертовски не хотелось его лишиться.
Кровь заливала ей зрячий глаз, но ей было плевать. Дым исходил из ран на теле Ожки – их было не меньше дюжины, и с каждым столкновением демона с Келлом или Холландом появлялись новые. Антари оставляли отметины.
Но этого было недостаточно.
Осарон все еще держался на ногах.
Лайла прижала ладонь к кровоточащей ране на щеке и опустилась на колени, коснувшись рукой каменного пола. Но повелевать камнем не удавалось – тот отталкивал ее, не подчинялся. Поверхность пола гудела от магии, но это был пустой звук.
Потому что, разумеется, это был не настоящий камень.
Просто видимость, оболочка, мертвая внутри, прямо как…
Пол начал размягчаться под ее рукой, и она едва успела отскочить – он превратился в смолу. Еще одна ловушка Осарона.
Лайлу достало играть по его правилам!
Ей было мерзко находиться во дворце, которым мог управлять только он.
Взгляд ее скользнул по залу, метнулся вверх, к потолку, сквозь который просвечивало небо. Внезапно у нее появилась идея.
Лайла рванулась вперед всей своей магической силой – и не только своей, частично – Холланда, частично – Келла – и потянулась, но не к воздуху, а к воде Айла.
«Ты не можешь повелевать океаном», – когда-то сказал ей Алукард.
Но о реке он ничего такого не говорил.
* * *
Пока Лайла пыталась платком остановить кровь из носа, но теперь кровь горлом. Алукард сидел напротив, подперев рукой подбородок.
– Я действительно удивлен, как тебе удалось прожить так долго.
Лайла дернула плечами, тряпка заглушала ее голос.
– Меня трудно убить.
Капитан поднялся на ноги.
– Упрямство – не то же самое, что непобедимость, – заметил он, наливая себе вина. – А я уже трижды тебе повторял, что ты не можешь повелевать чертовым океаном, как бы ты ни лезла вон из кожи.
– Может, это просто ты плохо старался, – буркнула она.
Алукард покачал головой.
– У всего есть свой предел, Бард. И свои ограничения. Ты не можешь повелевать небесами, или двигать морские волны, или перемещать континенты у тебя под ногами. Определенные потоки воздуха, или небольшие массивы воды, частицы земли – это в пределах возможностей волшебника. В пределах досягаемости человеческой магии.
И тут же, без предупреждения, он запустил ей в голову бутылкой вина.
Она достаточно быстро среагировала, чтобы перехватить ее – но едва успела, бутылка сбила скомканный платок с ее кровавого носа.
– Какого черта, Эмери? – рявкнула она.
– Можешь обхватить эту бутылку одной рукой?
Она сомкнула пальцы вокруг стеклянного сосуда, кончики пальцев далеко не сходились.
– Твоя рука – такая, какая есть, – просто объяснил Алукард. – У нее есть свой размер и ограничения. Так же дело обстоит и с твоей силой. Она может захватить столько, сколько может, и не более того. И неважно, как сильно ты будешь растягивать пальцы вокруг бутылки – они никогда не соприкоснутся.
Лайла снова дернула плечами, крутнула бутылку в руке – и вдруг сильным ударом расколотила ее о край стола.
– А теперь? – спросила она.
Алукард Эмери застонал. И ущипнул себя за переносицу – обычный жест капитана, когда Лайла особенно раздражала его. Она даже завела себе привычку подсчитывать, сколько раз в день он это делает.
Пока что рекордом оставалось – семь раз.
Лайла выпрямилась на стуле. Кровь из носа наконец перестала идти, хотя на языке еще оставался ее медный привкус. Движением силы она призвала рассыпанные по полу осколки, подняла их в воздух, и они собрались в облачко, формой отдаленно напоминавшее бутылку.
– Ты прекрасный маг, – сказала она. – Просто есть что-то, чего ты не понимаешь.
Капитан откинулся в кресле.
– И что же это такое?
Лайла улыбнулась.
– Секрет победы в драке – не сила, а стратегия.
Алукард поднял брови.
– А кто тут говорит о драке?
Она не обратила внимания, продолжая гнуть свою линию.
– А стратегия – это такое специальное слово для сочетания здравого смысла, умения видеть все возможности и создавать новые там, где их только что не было. Знание правил тут ни при чем.
Рука ее упала – а вслед за ней и подобие бутылки, которое ударилось об пол и снова рассыпалось множеством осколков.
– Скорее причем умение их нарушать.
IV
Всего этого недостаточно, думал Холланд.
На каждый нанесенный ими удар приходилось три, которые Осарон отражал. А на каждый удар Осарона, который им удавалось отразить, приходилось три нашедших цель. Пол был покрыт пятнами крови.
Кровь текла у Келла по щеке. Капала у Лайлы с пальцев. Замарала одежду на боку Холланда.
Голова его кружилась – двое других антари не стеснялись пользоваться его силой.
Келл сейчас как раз призывал новый порыв ветра, а Лайла что-то затихла, запрокинув голову к сводам, сквозь который проглядывали клочки неба.
Осарон заметил, что она отвлеклась, и двинулся к ней, но по тронному залу пронесся ветер Келла и заключил короля теней в воздушный туннель.
– Нужно что-то делать! – крикнул он, заглушая ветер, который ударил Осарона о колонну. Холланд знал, что ветер долго не продержится – и верно, через мгновение он рассредоточился, сбив с ног и Холланда, и самого Келла. Лайла смогла удержаться на ногах, только из носа у нее побежала тонкая струйка крови, когда давление воздуха резко выросло, а окна по обеим сторонам зала подернулись чернотой.
Келл едва успел подняться на ноги, как Осарон снова атаковал Лайлу – слишком быстро, чтобы антари успел его перехватить. Холланд схватился рукой за кровавую рану на боку.
– Ас нарахи, – проговорил он, и заклинание резонировало во всем его теле.
«Ускорься».
Это была сложная ветвь магии – даже при благоприятных обстоятельствах, а сейчас просто крайне затратная, но оно того стоило. Мир вокруг невероятно замедлился.
Справа от него Лайла, замерев, смотрела в потолок. Слева Келл медленно разводил руки, и между его ладонями постепенно возгорались искры пламени. И только Осарон все еще двигался с неким подобием скорости. Его черный взгляд устремился на Холланда, когда тот взмахнул серпом и бросился на него.
Они сошлись в схватке, распались, снова сошлись.
«Я согну тебя».
Оружие против оружия.
«Я сломаю тебя».
Воля против воли.
«Ты был моим, Холланд».
Спина антари уперлась в колонну.
«И ты снова будешь моим».
Клинок рассек ему руку.
«После того, как я заставлю тебя умолять».
– Никогда, – рявкнул Холланд, взмахивая серпом. Его оружие должно было встретить клинки Осарона – но те внезапно истаяли, и лезвие серпа схватили голые руки Ожки, позволяя ему глубоко рассечь плоть. Кровь – черная, мертвая, но все еще кровь антари – намочила лезвие, и краденое лицо Осарона расплылось в злобной торжествующей улыбке.
– Ас сте…
Холланд надавил на серп, стремясь высвободить клинок до того, как завершится заклинание.
Это была ошибка. Оружие обратилось в пепел под руками Осарона, и раньше, чем Холланд сумел увернуться, демон схватил его за лицо одной кровавой ладонью и пригвоздил к колонне.
Где-то наверху небо закрыла высокая тень. Руки Холланда обхватили запястья Осарона, пытаясь оторвать демона от себя, и на миг двое застыли в странном объятии. Король теней склонился к его уху и шепнул:
– Ас осаро.
«Ослепни».
Слова эхо отозвались в голове Холланда – и стали тенью, ночью, черной повязкой на глазах, отсекая его от Осарона, от дворца, от огромной волны, надвигавшейся сверху, ввергая в темноту весь мир Холланда.
Кровь текла у Лайлы из носа, когда волна темной воды обхватила дворец —
слишком большая волна —
невероятно большая —
а потом она обрушилась сверху вниз.
Лайла отпустила реку, голова ее бешено кружилась, когда вода с грохотом рухнула на теневой зал. Лайла вскинула руки, чтобы удержать огромный вес, но ее магия была слишком медленной, чтобы удержать заклинание.
Колонна частично защитила Холланда от удара, а вот тело Ожки волна просто снесла и швырнула на пол. Послышался хруст ломающихся костей. Лайла бросилась на пол, откатилась в поисках укрытия, но укрытия не было. И только быстрые рефлексы Келла спасли того от участи двух прочих антари. Лайла почувствовала резкий отлив магии, когда Келл выхватил силу у нее и поднял над ней же, создавая щит. Река ударила в этот щит, как чудовищный ливень, и повисла вокруг завесами потоков.
Сквозь толстую пелену воды она видела, как крутится в водовороте тело Ожки, как срастаются изломанные члены – Осарон снова поднимал свою марионетку на ноги.
Холланд рядом с Лайлой уже сумел подняться на четвереньки. Его голова повернулась в ее сторону, и она увидела – что-то не так с его глазами. Они были не черными, но незрячими, слепыми.
Времени не оставалось.
Осарон уже поднял свое тело на ноги, а Холланд еще не поднялся, и они с Келлом бросились вперед, расплескивая воду сапогами и пытаясь на пути превратить ее в оружие.
В руке Осарона возник меч. Слепой Холланд пытался обрести равновесие, его рука обхватила лодыжку короля теней, но он не успел произнести заклинание – Осарон отбросил его ударом ноги.
Келл и Лайла бежали со всех ног, но все равно слишком медленно.
Холланд скорчился, стоя на коленях, а над ним возвышался король теней с обнаженным мечом.
«Я же говорил, что поставлю тебя на колени».
Осарон взмахнул мечом, Келл успел замедлить его движение, окружив меч облаком холода, а Лайла бросилась на Холланда и вытолкнула его из-под удара – за долю секунды раньше, чем опустилось оружие.
Лайла повернулась, на ходу превращая воду в ледяные осколки, которые со свистом рассекали воздух. Осарон поднял руку – но ему не хватило скорости, не хватило силы, и несколько осколков пронзили его плоть раньше, чем он успел их оттолкнуть.
Но времени радоваться победе не было.
Одним взмахом руки Осарон призвал речную воду, собрал ее всю до капли и закрутил в широкий столб, а потом превратил в камень. Еще одна черная каменная колонна появилась у него во дворце.
Осарон указал на Лайлу.
«Ты умрешь…»
Она хотела прыгнуть на него – и успела почувствовать изумление, когда пол, теперь уже сухой, разверзся под ее ногами. Камень разошелся и сомкнулся, обхватив ее ноги до лодыжек – только что жидкий, и вот уже снова твердый, пригвоздив ее к месту, как некогда пригвоздил Кисмайру на крыше дворца.
«Нет».
Лайла оказалась в ловушке. В руке у нее оставался последний нож, в другой горело пламя. Она сжалась, готовясь к последней атаке – которой не было.
Потому что Осарон отвернулся от нее.
И двинулся к Келлу.
* * *
Келлу удалось выиграть всего несколько мгновений – пока Лайла дралась с Осароном – и он использовал их на то, чтобы броситься к ледяной клетке.
«Держись, Рай», – умолял он – и рубанул мечом по льду, но тут же его отбросила назад воля короля теней.
Он пытался снова и снова, из горла вырывались всхлипы отчаяния.
«Остановись».
Он не понимал, правда ли он услышал голос Рая – или просто представил его себе, отчаянно пытаясь добраться до брата. Голова Рая свешивалась на грудь, янтарные глаза заливала кровь, делая их золотыми.
«Келл…»
– Келл! – крикнула Лайла, и он обернулся, увидев отражение Ожки в ледяной колонне. Он крутнулся на месте, обратил кровавую лужу под ногами в копье и метнул его за миг до того, как король теней успел нанести удар.
Клинки-близнецы в его руках прочертили воздух, разрубив копье Келла – а следом по инерции ударили о стену клетки Рая. Лед треснул, но не сломался. В этот миг, когда оружие Осарона завязло во льду, а его ворованное тело пропустило мгновение между блоком и новой атакой, Келл вонзил отколотый кусок ледяного копья глубоко в грудь Ожки.
Король теней посмотрел на свою рану, словно позабавленный таким наглым поступком, но рука Келла, державшая древко, была вся в крови, кровь мешалась со льдом и сама леденела, и когда антари заговорил, слова заклятия гулко отозвались в воздухе.
– Ас стено.
«Разбейся».
Магия прорвалась сквозь тело Ожки, противодействуя воле Осарона, пытавшейся заживлять и скреплять ее кости. Тело ее рвалось на части, его вскрывали, как тряпичную куклу, хотя каждый разрыв пытался тут же затянуться. Борясь за то, чтобы удержать свою форму – и проигрывая в борьбе – король теней выглядел все гротескнее, от тела отрывались куски, рассыпался организм, который скрепляли уже не мышцы и кости, а сплошная магия.
– Это тело не выдержит, – прорычал Келл, когда переломанные руки Ожки снова прижали его к ледяной клетке брата.
Осарон улыбнулся расползавшимися губами.
«Ты прав», – признал он. И ледяной шип вошел Келлу в спину.
V
Кто-то закричал.
Одинокий пронзительный крик боли…
Но его испустил не Келл.
Он и хотел бы кричать, но изуродованная рука Ожки схватила его за подборродок, смыкая челюсти и не давая издать ни звука. Ледяное лезвие вошло чуть выше поясницы и вышло из бока, окрашенное алой кровью.
За спиной Осарона Лайла отчаянно пыталась освободиться из каменных тисков, а Холланд стоял на четвереньках, слепо обшаривая пол вокруг себя в поисках чего-то оброненного.
Изо рта Келла вырвался стон, когда король теней коснулся его раны.
«Это не смертельно, – заметил он. – Пока что нет».
Келл почувствовал голос Осарона у себя в голове, навалившуюся ужасную тяжесть.
«Впусти меня», – прошептал голос.
– Нет, – яростно подумал Келл в ответ.
Тьма – та же самая тьма, что не так давно перенесла его в Белый Лондон – обхватила его израненное тело, мягкая, теплая, успокаивающая тьма.
«Впусти меня».
– Нет.
Колонна льда жгла его спину невыносимым холодом.
Рай.
Осарон эхом отозвался у него в голове:
«Я умею быть милосердным».
Келл почувствовал, как ледяные шипы выходят из тела – не из его собственного, а из тела Рая. Боль отпускала, утекала. Он услышал рваный вдох, потом мягкий звук падения тела – это Рай упал на окровавленный пол. Бешеное облегчение обхватило Келла, даже когда холод снова вернулся, возрастая, мучая.
«Впусти меня».
Краем глаза Келл видел, что на полу что-то ярко блестит. Что-то металлическое. Всего в нескольких дюймах от ищущей руки Холланда.
Передатчик.
Разум Келла мутился от боли. Он собрал всю свою волю, чтобы призвать передатчик к себе, но цилиндр лишь слегка приподнялся в воздух – и тут сила покинула Келла, мгновенно и целиком. Как будто нитку перерезали.
Его силу украла воровка.
* * *
Лайла не могла двигаться.
Каменный пол плотно обхватил ее лодыжки, все ее рывки лишь угрожали сломать ей кости. На другой стороне зала Келла мучили, он истекал кровью, а она не могла до него добраться, не могла помешать Осарону. Но зато она могла подманить его к себе. Она натянула нити магии, перетягивая силу Келла – а с ней и внимание Осарона. Магия пылала перед глазами Лайлы, как яркий свет, и демон повернулся на этот свет, как бабочка, которую влечет к огню.
«Смотри на меня, – хотелось крикнуть ей, когда Осарон наконец отвлекся от Келла. – Иди ко мне».
Но когда черные глаза демона остановились на ней, она отдала бы все, что угодно, лишь бы освободиться.
Келл был чудовищно бледным, пальцы его скользнули по ледяному шипу, пронзившему его бок. Холланд ухватился за колонну и медленно встал. Рядом с ним на полу валялся передатчик, но раньше, чем Лайла успела призвать его к себе в руки, Осарон уже был рядом. Одной рукой он оттянул за волосы ее голову, другой приставил к горлу клинок.
«Брось», – прошептал он, имея в виду то ли ее нож, то ли ее волю. Она не знала. Но по крайней мере ей удалось отвлечь его на себя. Она разжала пальцы, и оружие со стуком выпало на пол.
Он приблизил к ее лицу свое, глаза их встретились. Лайла почувствовала, как он проникает в ее разум, копается в ее мыслях, воспоминаниях, образах.
«У тебя большой потенциал».
Она хотела отстраниться, но не могла. Пол крепко держал ее за ноги, а Осарон – за волосы. Горло холодил его клинок.
«Я – то, что ты видела в зеркале в Сейзенроше, – сказал король теней. – Я – то, чем ты мечтаешь быть. Я могу сделать тебя непобедимой. Я могу освободить тебя».
На той стороне залы Келл наконец смог призвать силу и оторваться от ледяного столпа. Лед рассыпался вокруг него, и он тяжело рухнул на пол. Осарон даже не обернулся. Все его внимание было приковано к Лайле, глаза жадно горели в свете ее магии.
– Освободить, – тихо повторила она, словно пробуя слово на вкус.
«Да», – прошептал король теней. Во тьме его глаз она видела отражение себя – то самое отражение из Сейзенроша.
Себя непобедимую.
Не имеющую равных.
«Впусти меня, Дилайла Бард».
Искушение было сильным – даже сейчас. Ее рука поднялась и опустилась на плечо Ожки. Объятие танцующей пары. Окровавленные пальцы, погруженные в мертвую плоть.
Лайла улыбнулась.
– Ас иллумэ.
Осарон отшатнулся, но было уже поздно.
Тело Ожки загорелось.
Клинок слепо полоснул там, где должно было быть горло Лайлы, но она смогла увернуться – и в следующий миг клинок исчез, выпал из руки трупа, охваченного пламенем.
Горящий труп страшно дымил – одновременно дымом от сгорающей плоти и черным туманом магии Осарона, окончательно изгоняемой из своей оболочки.
Дворец содрогнулся, теряя скрепляющую его силу. Демон утрачивал над ним контроль. Хватка каменного пола вокруг лодыжек Лайлы ослабла, и она высвободилась, пока Осарон пытался принять хоть какую-нибудь форму.
Тени клубились, распадались, снова собирались вместе.
Наконец Осарону удалось обрести облик – тень себя прежнего. Разрушенный фасад, полупрозрачный и колеблющийся призрак, размытый по краям. Прямо сквозь него Лайла видела Келла, который скорчился на полу, зажимая рану. Рая, пытавшегося подняться на ноги.
Это был он.
Ее единственный шанс.
Их общий шанс.
Она щелкнула пальцами, призывая к себе передатчик. Тот шевельнулся, поднялся в воздух и заскользил к ней.
И упал на полпути, потому что силы Лайлы внезапно кончились. Это было похоже на то, как опрокидывает волна отлива. Вся магия резко и сильно отхлынула о нее, мир вокруг зашатался, ноги подкосились, в глазах помутилось.
Магия была настолько нова для Лайлы, что, по идее, ее отсутствие не должно было так сильно ранить, но однако же она чувствовала себя так, будто ее выпотрошили. С трудом повернулась в сторону Келла, уверенная, что это он отнял у нее силу – но Келл все еще валялся на полу, истекая кровью.
Король теней склонился над ней, простер руки, и воздух начал сжимать горло Лайлы, словно удавкой, так что она уже не могла говорить, не могла дышать…
И тут позади Осарона, окруженный аурой серебряного света, встал Холланд.
* * *
Холланд ничего не видел.
Тьма была повсюду, поглотила мир, охватила его, как штормовая туча. Но слышать он все еще мог. Так что услышал, как ранили Келла, как загорелось тело Ожки, услышал движение передатчика, когда Лайла призвала его – и понял, что это его шанс. И когда он снова надел связующее кольцо и забрал силу остальных антари, подобие зрения вернулось к нему. Правда, мир теперь очерчивали не свет и тени, а линии силы.
Нити магии мерцали, обрисовывая и коленопреклоненную Лайлу, и Келла, и Рая, и все они были очерчены серебристым светом.
А прямо перед ним была черная пустота.
Пустота в форме человеческой фигуры.
Больше никаких марионеток – только клочок гнилой магии, непроглядно-темный, безвидный, пустой.
И когда король теней заговорил, это был наконец-то его собственный голос – текучий, шелестящий.
«Я знаю твою душу, Холланд, – сказала тьма. – Знаю тебя изнутри. Я жил в тебе».
Король теней двинулся к нему навстречу, и Холланд сделал единственный шаг назад. Его плечи уперлись в колонну, пальцы стиснули металлический цилиндр.
Он чувствовал голод Осарона.
Его нужду.
«Хочешь снова увидеть свой мир? Как он разрушается в твое отсутствие?»
Холодная рука – не из плоти и крови, но изо льда и тьмы – опустилась на грудь Холланда, напротив сердца.
Как же я устал, подумал он, зная, что Осарон слышит его мысли. Я устал от сражений. От потерь. Но я больше никогда не впущу тебя.
Он ощутил усмешку темноты, злобную и торжествующую.
«Разве ты забыл? – прошептал король теней. – Тебе никогда от меня не избавиться».
Холланд судорожно выдохнул.
Для Осарона это должно было звучать как проявление страха.
Но на самом деле это был вздох облегчения.
С этим покончено, подумал Холланд, когда темнота обхватила его со всех сторон, и позволил себе упасть в нее.
VI
Когда это случилось, Лайла еще не успела подняться с колен.
Осарон втянулся в Холланда, как дым, уходящий в сосуд, и тело антари закаменело. Спина выгнулась дугой. Рот открылся в беззвучном крике, и на один ужасный миг Лайла подумала, что вот все и кончено, что Холланд не успел, ему не хватило времени – или силы – или воли, чтобы удержаться…
А потом Холланд вонзил себе в ладонь иглу передатчика и сквозь стиснутые зубы выговорил единственное слово.
– Росин.
«Отдавай».
А в следующее мгновение теневой дворец взорвался светом.
Лайла втянула воздух, когда что-то начало рваться у нее внутри, и вспомнила о связующем кольце. Она сорвала его с пальца и швырнула на каменный пол, обрывая связь раньше, чем передатчик заберет заодно и всю ее магию.
Но Келл не соображал так же быстро, как она.
Из груди его вырвался крик, и Лайла бросилась к нему, спотыкаясь, пока он корчился на полу, хватаясь за кольцо мокрыми от крови пальцами.
Рай добрался до него первым.
Принц весь дрожал – тело его проскользнуло по тонкой грани между жизнью и смертью, снова целое и неповрежденное. Он упал на колени рядом с Келлом, обхватив руку брата неверными пальцами, и дернул за кольцо. Оно соскочило и покатилось по полу, несколько раз подпрыгнув, прежде чем обратиться в дым и истаять.
Келл упал рядом с Раем, серый от боли и неподвижный, и Лайла опустилась между ними, стерла кровь с его щеки, чтобы погладить по лицу, провела рукой по его волосам, медь которых пронизали полоски серебра.
Он был жив, не мог умереть, потому что Рай все еще был здесь, склоняясь над братом, с пустыми, но уже такими живыми глазами, мокрый от крови, но дышащий.
В центре зала, окруженный сферой сияния, стоял Холланд. Миллионы тонких серебряных нитей магии переплетались с черными, созидая этот шар света в молчании, которое звенело у Лайлы в ушах громче любого звука.
И вдруг – внезапно и мгновенно – свет погас.
И тело Холланда мешком рухнуло на пол.
VII
Келл открыл глаза – и увидел, как мир вокруг разваливается.
Вернее, не мир.
А теневой дворец.
Он рушился не как здание из камня и металла, но как умирают горящие уголья, не осыпаясь вниз, а поднимаясь вверх, исходя на дым. Так исчезал и дворец. Он разваливался, воображаемая форма распадалась, оставляя за собой только реальность – камень за камнем, частица за частицей, пока Келл наконец не обнаружил себя лежащим не на каменном полу дворца, а на руинах центральной арены с пустующими сиденьями, с серебряно-голубыми знаменами, все еще колыхавшимися на легком ветру.
Келл попробовал сесть – и задохнулся: успел забыть, что он ранен.
– Осторожно, – сказал Рай, морщась от боли. Он стоял рядом на коленях, весь в крови, одежда его была разорвана в дюжине мест – там, где в него вонзились ледяные шипы. Но он был жив, кожа под одеждой срослась, только в глазах еще стояла тень боли.
Келл вспомнил слова Холланда – «Ты обрезал нити своей магии и создал себе марионетку».
Холланд. Келл с трудом поднялся на ноги – и обнаружил, что Лайла уже склоняется над белым антари.
Холланд лежал на боку, подогнув ноги, и попросту спал. Но единственный раз, когда Келл видел его спящим, он казался целиком напряженным, мучимым кошмарами… А теперь его черты разгладились, и сновидения явно не тревожили его.
Только три детали нарушали эту идиллию совершенно спокойного сна.
Первая – угольно-черные волосы Холланда стали совершенно седыми, белыми, как снег.
Вторая – руки его до сих пор стискивали передатчик, и игла прибора насквозь протыкала ладонь, выходя с той стороны.
И, наконец, третья деталь – сам передатчик, вобравший в себя призрачную, но такую знакомую черноту. Отсутствие света. Дыра в ткани мироздания.
Холланд сделал это.
Он поймал и пленил короля теней.
VIII
В мифах герой всегда выживает.
А зло побеждено.
И мир снова возвращается к нормальной жизни.
Иногда за этим следуют великие празднества, а иногда – похороны.
Живые хоронят мертвых и продолжают жить дальше.
Ничего не меняется.
Меняется все.
Таков миф.
Но жизнь – это не миф.
Люди Лондона по-прежнему лежали на улицах, плотно обернутые полотном сна. Пробудись они разом в тот миг, как Осарон был пленен – увидели бы свет, вспыхнувший в призрачном дворце, как умирающая звезда, свет, изгоняющий тьму.
Они бы увидели, как иллюзорный замок рушится, распадается в пыль на останках трех арен, над которыми еще развевались потрепанные флаги.
Если бы им хватило сил встать на ноги, они бы увидели, как масляно-черная пленка на поверхности реки трескается, словно лед, уступая дорогу красному потоку, как редеет туман, будто поутру под лучами солнца, перед самым открытием рынка.
Если бы они смотрели достаточно долго, увидели бы и нескольких человек, выбирающихся из развалин. Первым был их принц – а теперь король, ступивший на мост, обхватив за плечи своего брата. Зрители невольно задались бы вопросом, кто из этих двоих на кого опирается.
Они увидели бы девушку, стоявшую в воротах дворца – вернее, на месте, где недавно были эти ворота, а не разрушенный вход на стадион. Она обхватила себя руками, защищаясь от холода, и ждала прихода городской стражи.
Увидели бы, как стражники выносят на руках бесчувственное тело мужчины с волосами такими же белыми, как свет той угаснувшей звезды.
Но люди Лондона продолжали спать. Их сон ничто не нарушило.
Пока что не нарушило.
Так что они не видели ничего из произошедшего.
И ничего не узнали.
И никто из тех, кто был в теневом дворце – вернее, не настоящем дворце, но на руинах чего-то давным-давно мертвого – никогда не рассказал подробно, что же случилось той ночью. Кроме того, что со злом было покончено.
Миф без слухов и вестей – как отцветший одуванчик без ветра: нет способа распространить семена.
