Интерлюдия

– Сколько тут томов?

– Двадцать тысяч? Пятьдесят? Гораздо, гораздо больше, чем я в силах даже начать воображать прочесть – хотя бы на одну сотую. Мне просто нужно, чтоб их было много…

– Я с этой же целью смотрю на звезды.

– Именно. Очень подправляет перспективу.

Они лежали рядом на полу, на дне уходящей во тьму восьмиугольной шахты, составленной из книжных стеллажей. Матовый свет напольных электрических канделябров накрывал их призрачным куполом, выше которого плавала мгла, напитанная пылью и сладким духом бумажного тлена и бессмертия. Над размытой линией света позади шеренг книг копошились и хихикали хобы. Эган собрался было прикинуть, сколько их тут сегодня, но быстро плюнул: хобы передавали друг другу один и тот же голос и, судя по звукам, играли в расшибалочку или занимались чем-то еще донельзя подвижным, при этом мучительно стараясь не слишком шуметь, отчего из недр полок доносился сдавленный гвалт, какой бывает в детском саду в тихий час. И все же без катаклизмов не обошлось: со сравнительно небольшой высоты Эгану на живот плюхнулся миниатюрный том переводов Тютчева на фернский. Обормоты неуклюжие. Эган повертел в руках это нелепое издание. Из страниц выпорхнул сухоцвет – крошечная синяя роза. Сельма состроила учительское лицо, забрала у Эгана книгу и цветок, заложила им какое-то стихотворение и сунула книгу в стеллаж, не глядя.

– Как ты попадаешь на верхние полки?

– Сверху. Там строительная люлька на тросах, отсюда не видно, если темно.

– Я же не увижу это место больше никогда?

– Почему я раньше не замечала в тебе этой драмы? «Никогда», – передразнила Сельма и фыркнула. – Кто может запретить тебе видеть что бы там ни было?

– Тогда дай почитать что-нибудь, в следующий раз привезу, отдам.

– Тебе своих мало?

– Мне для эксперимента.

– Бери.

Эган неохотно встал – лежать было тепло, красиво и сонно, снял с полки первый попавшийся том. «Оптика в астрономии» Кеплера.

– Что там?

Он протянул ей книгу.

– О! У тебя есть такая?

Эган рассмеялся.

– Понятия не имею. Его «Тайна мироздания», кажется, есть. Но не читанная.

– Ну явно.

С полок пискнуло, звякнуло, в воздухе плеснул беличий хвост пыли. Эган зажмурился, чихнул, а, открыв глаза, обнаружил, что они с Сельмой – уже в доме на дереве.

Меловые утесы посерели – приготовили и загрунтовали полотна к цвету. Звезд почти не стало. Ночь задышала мельче, разбавила небо предрассветной водой. В воздухе завозилась весна. Сельма потянулась, зевнула и уползла на четвереньках внутрь. Эган болтал затекшими ногами и таскал из деревянного ящика, свисавшего с соседней ветки на веревках, мятное печенье. От него внутри становилось так же зябко, как снаружи.

– Ты спать сейчас будешь? Или потом? – послышался изнутри голос Сельмы.

– Я думал, мы посмотрим рассвет.

– Хорошо, – отозвалась она, но не вылезла. – Позови, когда начнется.

Все получилось. Все опять получилось. Эган надеялся, что Сельма иногда при нем думает так же.

– Мне нужно позвонить.

– Хм.

– Никак?

– Это срочно? Ни дня без вмешательства, да?

Эган повернулся, вгляделся в теплую тьму домика.

Ничего не увидел, улыбнулся.

– Сельма, мне надо.

– Напиши открытку, Пука утром отнесет, – услышал он откуда-то снизу, от кромки воды. Звук так не распространяется.

Эган сунул руку в ящик с печеньем, нащупал в нем картонный прямоугольник.

– Я надумал отправить приглашение. Спасибо.