ГЛАВА 13

Год назад перед верховным судом, на котором конгресс принял решение о моем пожизненном заключении под стражу Обители, я целую неделю провела в изоляторе временного содержания в темной камере, где вместо сортира — яма в полу. После смерти Ричарда власти подняли такой скандал, что первые дни никто не хотел вести меня на суд, конгресс всерьез рассматривал вариант прилюдной казни, дабы преподать урок остальным. Семь дней я не дышала. Отрешенно сидела в общей камере и ожидала вердикта конгресса, особо не надеясь на помилование. Ужас тех дней навсегда укоренился в моей памяти, и я никак не могла подумать, что спустя год мне снова придется сюда вернуться.

Изолятор. Небольшое одноэтажное здание, примыкающее к центру управления отдельным крылом. Внутри холодно и невыносимо воняет потом, отходами и трупным запахом. Откуда здесь только взялся этот запах? Морг давно перенесли.

— Не тормози! — страж пихнул меня в плечо электрической дубинкой. — Иди вперед.

Я вскрикнула от болезненного разряда и торопливо переступила через высокий

порог.

— Чего боишься, рыжуха? — южанка тихо усмехнулась, так чтобы не услышали стражи. — Кроме подземных крыс, тебя здесь никто не тронет.

— Я не боюсь, просто неприятные воспоминания.

— Уже была здесь?

— К сожалению, — пробормотала я, изучая мрачный коридор из-под опущенных ресниц, — но это было давно.

— Разговоры! — меня снова огрели дубинкой. На этот раз по спине. Я бросила на южанку тяжелый взгляд и отвернулась.

Несколько открытых камер общего содержания располагались друг напротив друга. Меня, Зака и Майю затолкнули в узкую камеру с толстыми прутьями, между которыми искрился энергетический барьер — попытайся просунуть между ними руку, так тебе ее за секунду оттяпает.

Я вздохнула, осматривая свою новую темницу.

Даже для троих эта камера оказалась непозволительно мала, но чего уж говорить об удобствах, когда через минуту барьер погас и к нам затолкнули южанку, молчаливого парня, похожего на наркомана, и одну из иногородних магичек — Ксению. Хорошо хоть истерично кричащего Хьюна провели дальше по коридору.

Чтобы не толпиться в общей куче, я обняла себя за плечи и отошла к дальней стене. Зак с Майей заняли одну-единственную скамью, наркоман растянулся на полу, а южанка взвинченно измеряла шагами периметр камеры. Туда. Сюда. Туда. Сюда. Как заведенный маятник.

— Ты заткнешься сегодня? — огрызнулась Майя, кидая на Ксению враждебный взгляд. — Меня от твоего голоса уже тошнит.

— А ты не слушай, — фыркнул наркоман, вытягивая на полу ноги. — Твой голос тоже не ахти, если хочешь знать.

— Зато твой, прокуренный, в самый раз для этого места!

Наблюдая за Ксенией, я ловила себя на мысли, что хочу как она — разреветься, упасть на колени рядом со смертельно опасными прутьями и умолять стражей отпустить меня, ведь я ничего не сделала, ни в чем не виновата. Но я стояла и, сосредоточено растирая плечи, пыталась согреться. Мысли то и дело возвращались к сапфировым глазам с невероятным блеском и к чарующему голосу с незнакомым акцентом. Внутри меня горела надежда, что Леннер приедет в изолятор, как только осмотрит тела погибших и заберет меня отсюда. К себе домой, в центр управления или на патрулирование. Мне все равно! Я держалась за эту надежду до последнего, сохраняя ее как что-то ценное, что-то, что у меня осталось от нормальной жизни. И категорически отказывалась принимать элементарную правду, жестокую, но единственно верную. Леннер — капитан, верховный и богатый, в обычной жизни мы бы вряд ли с ним встретились, а если и встретились, то скорее всего никогда бы не заговорили. Он бы не заметил меня в толпе и прошел мимо, а я бы его заметила, но поспешно отвела взгляд, не имея сомнительного желания глазеть на представителя конгресса. Вот так все просто и одновременно тяжело.

Я прижала ладони к груди, под одеждой поглаживая медальон в виде невероятно красивого темного камня, заряженного черной магией, в жестких серебряных скобах, на толстой цепочке. Что это за камень? Зачем Леннер мне его отдал? Это такой своего рода прощальный подарок?

Я рухнула на землю, подтянула колени к груди и обняла их руками, как ребенок. Ближе к ночи стало понятно, что Леннер не придет. Вот так просто нас разъединило одно событие в жизни, вернув все на привычные круги. Вполне логично, что как только конгресс освободил десяток заключенных, меня следовало поместить к ним, чтобы держать всех в одном месте. Так проще контролировать.

Судорожно растерев покрасневшие от невыплаканных слез глаза, я уставилась в одну точку на проржавевшей от сырости стене. Как бы я хотела закричать! Громко так, чтобы выплеснуть наружу все, что раздирает изнутри на части. Но я больше чем уверена, что сюда прибегут стражи и с душой отдубасят меня своими электрическими дубинками. Раз так десять — пятнадцать, чтобы я наверняка потеряла сознание. А ведь самое смешное заключается в том, что я с самого начала знала — нельзя воспринимать Леннера как-то иначе. Он такой же страж, как все, как Йонас, как Стенли, просто более вежливый и проницательный. Ничему тебя не научила Обитель, Тэс. Ничему. А теперь стало только хуже… еще одно разочарование в жизни, небольшое, но обидное.

Поздно вечером, судя по тусклому лунному свету, проникающему в изолятор через крошечные бойницы под потолком, нам принесли еду, на которую все набросились, как изголодавшиеся волки. Здесь плохо кормят? Заставляют заключенных голодать? А я сегодня слопала пять тысяч штергов…

Взяв небольшой крафт-пакет с едой и негазированную минералку, я без сожаления отдала весь ужин — два бутерброда с дешевой ветчиной и зеленое яблоко — Ксении, которая немного успокоилась, пришла в себя и лишь изредка всхлипывала, сжавшись на полу, как когда-то сжималась я в Обители. На самом деле… год назад я была такой же Ксенией. Когда ты невиновен, а тебя обвиняют в ужасном преступлении и незаслуженно наказывают — первая реакция это всегда слезы. Осознание, что нужно бороться за свою жизнь и восстанавливать справедливость, приходит намного позже, когда все слезы выплаканы. К сожалению, до этого момента очень многие пропадают безвозвратно. Мне повезло. Наверное, это можно назвать своеобразным везением. Если бы Йонас не поверил моим словам, и ради своего любопытства не нашел бы мое дело среди тысяч других таких же дел, и в силу своего многовекового опыта не сопоставил бы элементарные факты, вроде смертельного заклинания, которое неподвластно тринадцатому резерву, я бы уже была мертва.

— Эй, рыжуха? А сама ты типа есть не хочешь? — спросила южанка с набитым ртом, заметив, что я передаю пакет Ксении. — Учти, здесь никто этого не оценит. Каждый сам за себя.

— Мне все равно, — безразлично ответила я и, забрав минералку, вернулась на свое место в углу камеры. — Ничего не хочется.

Апатия накрывала постепенно. Если вначале я пыталась с ней бороться, то когда во всем изоляторе вырубили свет, я полностью провалилась в жгучее изнутри отчаяние. Закрывать глаза боялась, понимая, что в таком месте ничего кроме ночных кошмаров меня не ждет. Я и не закрывала, намереваясь всю ночь провести хоть и в кошмаре, но в реальном и далеком от Обители, которая обычно возникала в моем сознании давними эпизодами заключения. Самыми яркими и болезненными.

Опустошив бутылку с минералкой, я тихо застонала и попыталась выплюнуть заколдованную воду в грязный умывальник, но зелье сна или самое обычное снотворное подействовало практически моментально, я даже не помню, как отключилась.

Обитель.

Спустя двенадцать месяцев после заключения под стражу.

— Где ты, крошка?

Я с разбегу налетела на стену. Тупик. Чертов тупик! Еще один.

— Крошка? — скрипучий, протяжный голос донесся из соседнего коридора. — Я тебя нашел. Где ты там прячешься? А ну, вылезай.

Черт! Черт-черт! Я пригнулась и, встав на колени, протиснулась в щель между каменными плитами, делившими идентичные коридоры лабиринта Обители на разные сектора.

— Цыпа? Цып-цып-цып? — за спиной раздался голос. Совсем близко. — Лучше вылезай сама, иначе я сверну твою прекрасную шейку, как цыпленку. Цыпа-цыпа-цыпа?

Я затаила дыхание и побежала вперед. Сердце стучало где-то в висках, сбивая с мыслей и заглушая звук собственных шагов.

— Ну где ты?! — страж несдержанно рявкнул, окончательно теряя терпение. — Я слышу, как ты дышишь, маленькая пронырливая дрянь. Ты выдохлась и уже проиграла.

А вот хрен тебе!

Я залезла в потайную нишу и подтянула колени к груди. Надо перевести дыхание. Он прав, еще немного и меня не найдет разве что глухой. Я прислушалась. Военные сапоги не издавали шума, а вот сам страж пыхтел и раздраженно бормотал что-то себе под нос. Почему он пристал именно ко мне? Выслеживать одну цель третий час форменное издевательство.

— Мне надоело играть, крошка.

Я вздрогнула и зажала ладонью рот. Не шевелись, Тэс, просто не шевелись, и он не заметит. Почему такая маленькая ниша? Надеюсь, он просто пройдет мимо и не додумается сюда заглянуть.

— Ц-ы-ы-ы-па? Цыпа? Ц-ы-ы-ы-па?

Я дождалась, когда военные сапоги медленно прошествуют мимо меня, и, не выдержав, выскочила из ниши, и рванула назад по коридору. Нервы сдали. За три часа у любого иссякнет последняя надежда.

— Попалась! — ликующий возглас прозвучал как приговор.

Страж услышал мои копошения и стремительно обернулся. Его аркан поймал воздух — я вовремя отпрыгнула в сторону и свернула в соседний коридор. Задыхаясь от нехватки воздуха, я уже понимала, что не успею снова спрятаться, что слишком опрометчивы были последние действия, но все равно бежала. Хотелось кричать и звать на помощь. В конце концов, хотелось просто упасть и забиться в истерике. Но я не могла себе этого позволить. Я слишком часто видела, как сдаются заключенные, как они сами выходят из игры, как поднимают руки и отдают себя на растерзание стражам. Женщин обычно насиловали, потом забирали часть их магии и в основном оставляли в живых до следующего раза. Я старалась не думать о них. О тех, кто предпочел смерть мучениям. Чем больше об этом думаешь, тем безвыходней кажется собственное положение. После нескольких дней в Обители ты беспрестанно начинаешь ощущаешь неровное дыхание смерти за своей спиной. Но на это и весь расчет, да? Сама суть пряток заключается в наказании. Конгресс счел обычные тюрьмы неэффективной мерой по борьбе с преступностью. Ну подумаешь, отсидишь пару лет за решеткой в комфорте. Еда есть, койка есть, никто не трогает, ничего не заставляют. Какое это исправление? Какая плата за грехи? Скорее незапланированный отпуск.

Другое дело Обитель — жизнь под знаменем смерти. У каждого заключенного свои условия заключения, чем тяжелее совершенное преступление, тем жестче условия. Например, Сандра. Она попала сюда по своей же глупости — устроилась на работу к верховному, задолжала ему кучу тысяч штергов и в итоге оказалась втянута в авантюру, где на нее повесили кромешный долг. Выплатить она его, естественно, не смогла, и конгресс обвинил ее в воровстве. Что ж… во всяком случае это лучше, чем убийство.

Ее условия заключения схожи с моими, но есть одно существенное различие. В прятках она участвует всего лишь два раза в неделю. Да и сами стражи мягче относятся к таким заключенным, дают им небольшую фору во времени и не отнимают много энергии.

Другое дело, виновные за смерть равных себе.

Вся жизнь в Обители сводится к выживанию. Пять дней в неделю по несколько часов напролет мне приходится убегать, прятаться и снова убегать. Такие, как я, не выдерживают и трех месяцев, сдаются в первые дни, понимая, что нет смысла оттягивать неизбежное. В итоге тебя поймают и убьют. Никакой лирики. Ты изначально труп.

Концепция Обители предполагает под собой перевоспитание молодых магов.

Кто-то совершит преступление и преподаст остальным урок. Удивительно, но с этим конгресс попал прямо в точку. Управлять многомиллионным населением, у которого резервы варьируются от первого до пятнадцатого, без использования рычагов давления невозможно. Обитель стала прекрасным рычагом, одним из основных, но не единственным в своем роде. После ее основания, чуть больше трех столетий назад, конгресс заполучил тотальный контроль над жителями конфедерации, что просто не описать словами. В настоящее время даже человеческие жизни принадлежат высшей власти…

Я запнулась, провалилась ногой в трещину между плитами и упала на колени. Пока вытаскивала ногу, потеряла драгоценные секунды.

— Цыпленок? — страж заметил мою тень, скользнувшую за угол. — Я уже рядом.

— Нет! — я запаниковала и, врезавшись в тупик в конце коридора, начала колотить руками по бетонной стене. — Нет! Нет! Нет! Не может быть! Здесь должен был быть проход… где-то здесь… Я помню. Был же. Был…

Я завыла, зажимаясь в угол и создавая вокруг себя слабый щит. От усталости он мерцал и представлял собой жалкое зрелище. Я могу попытаться выбежать из этого коридора, но что-то мне подсказывает, что я уже просто не успею. Врежусь прямо в стража за поворотом и лишусь головы. Почему-то его угрозам я верила. Сначала изнасилует, а потом свернет шею, чтобы доказать свое превосходство.

— А вот и ты!

В конце коридора замаячила мужская фигура.

— Нет! — я сжалась. От страха щит усилился, но заклинание первого резерва разбило его вдребезги. — Не подходи ко мне! — я закричала изо всей мочи, срывая голос, как только меня подхватили чьи-то руки и отшвырнули к противоположной стене. — Отвали! Отвали от меня, урод!

— Урод? — страж залился презрительным смехом. — Я три часа здесь бегаю, чтобы услышать это? «Отвали от меня урод»? Дерьмо какое-то.

— Не подходи, — я настолько растерялась, что не контролировала свой язык. — Это нечестно! Три часа подряд…

Страж раскрутил в руках магический аркан. Я снова выставила щит, более мощный, подкрепленный последней энергией, которая еще сохранилась в моем резерве.

— Не смеши!

Страж одним пульсаром разбил щит, а вторым ударил в живот, мощным потоком подбрасывая меня в воздух.

— Пожалуйста, — я пригляделась к значку стража, — мистер Клэрис! Дайте мне время. Тридцать секунд и я исчезну.

— Исчезнешь, — опутывая мою шею арканом, притягивая к себе, пообещал страж, — с лица конфедерации.

Я захрипела, но аркан сорвала, запустив в стража ответным пульсаром, который он пропустил, уже, видимо, не сомневаясь в своей победе.

— Стоять! — его крик донесся до меня, когда я, перепрыгивая замаскированные ловушки, со всех ног неслась к потайному ходу.

Мне оставалось сделать два шага, всего два шага, как мощная туша навалилась со спины и острые шипы от военных сапог вонзились в ногу. Я создала барьер, настолько слабый, что он сам разбился от столкновения с бетонной плитой.

— Ты никак правила позабыла, Рейтли? — веселье в голосе стража сменилось холодной ненавистью. Ему надоели игры. Все. Он решил выпустить пар. — Или за целый год ты не смогла их выучить?

Я резко перевернулась на спину и все, что успела заметить, это иллюзорную сеть, которая накрыла меня, не оставляя ни единого шанса подняться, как бы я не пыталась.

— Ну что? — страж потянулся к застежке на военных штанах. — Повторим правила?

Сейчас меня изнасилуют…

— Я помню все ваши долбанные правила! — не имея смысла больше сопротивляться, я плюнула в склонившееся надо мной мерзкое лицо стража. — Все! До единого!

Страж отстранился, вытащил из петель свой кожаный ремень и не раздумывая нанес им несколько ударов по моему лицу. Хорошо, хоть я отклонилась, и по большей части удары пришлись на плечо.

— Начнем с простого. Как насчет сводов правил восьмой части внутреннего регламента Обители?

Полоска дубленой кожи описала круг и ударила по моим ногам. Я взвыла от боли.

— Правило первое, — новый удар, на этот раз по рукам, так как я закрывала ими лицо, — заключенные уважительно обращаются к стражам. Для тебя я не «эй, ты, урод, отпусти меня», а мистер Клэрис. Мистер! Клэрис!

— Хватит! — я закричала. Железная бляшка от ремня оставила болезненный отпечаток на животе. — Пожалуйста, хватит!

Носок военного сапога толкнул меня в бок, заставляя перекатиться и встать на четвереньки.

— Правило второе, — дубленая кожа прошлась по щеке, а я не успела вовремя увернуться, — заключенные принимают наказание, как должное. Ты заслуживаешь этого, поэтому прекрати сопротивляться и строить святую невинность. Ты несешь наказание за смерть верховного, ты…

— Я никого не убивала! — на автомате сорвалось у меня. Я слишком поздно себя одернула, когда слов назад уже было не вернуть.

— Начнем сначала, — огрызнулся страж, — правило первое. Заключенные используют уважительную форму обращения к стражам.

Ремень со свистом обрушился на мои ноги.

— Уважительную, значит, ты не перебиваешь. — Каждая законченная мысль сопровождалась новым ударом. — Уважительную, значит, ты просишь разрешения, прежде чем обратиться ко мне. Уважительную, значит, ты…

— Вильям! — холодный голос заставил мужчину оцепенеть.

Я всхлипнула. Рука стража, удерживающая ремень, замерла и опустилась. Из соседнего коридора к нам приближались уверенные шаги.

— Проверишь седьмой сектор? — спросил Йонас, как только его сапоги остановились напротив моего лица. Я рухнула на пол, прижавшись саднившей щекой к неровному бетону. — Там какие-то проблемы с датчиками? Генри все осматривает, но ему не помешает твоя помощь.

— У меня заключенная.

— Я разберусь.

— Лучше разберись с датчиками.

— Это не просьба, Вильям, — одернул его Йонас. — Это приказ.

— Черт, Йонас… — страж заворчал, — я так долго ее выслеживал! Дай мне немного расслабиться.

— После того как разберешься с датчиками.

— Но…

— Датчики тебя ждут.

Надо мной послышался короткий вздох, а потом снова шаги, не такие уверенные, как у Йонаса, но стремительно удаляющиеся.

— Я не выдержу… — сквозь слезы выдавила я, как только мне помогли подняться на ноги и избавиться от магической сети, — не выдержу…

— У тебя нет выбора.

Основатель прощупал мою руку, заставив согнуть ее в локте. Я зашипела, боль была нестерпимой.

— Ничего не сломано, — сообщил Йонас, проделывая то же самое со второй рукой. — К утру пройдет.

— Ни хрена у меня ничего не пройдет! — я выдернула здоровую руку и оттолкнула от себя мужчину. — Чего ты меня защищаешь все время? Чего ты опять пришел? Я не хочу так больше жить! Не хочу, слышишь? Сил нет!

Серая радужка с первым резервом почернела.

— Заткнись, — приказал Йонас.

— Сам заткнись! — я замахнулась и без разбору влепила ему пощечину. — Через неделю будет ровно год, как я торчу здесь! Триста шестьдесят дней ада! Еще столько же я не протяну! Нет смысла.

Страж перехватил мою руку и сжал запястье до хруста, я закричала и упала на колени. Кость переломилась.

— Давай! — я вздернула голову. — Убей меня! Убей, и покончим с этим!

— Ты с ума сошла?

— Не хоч-у-у… не хочу каждый день просыпаться с мыслью, что он последний. Не могу. Больше не могу. Все.

— Я думал, ты не собираешься сдаваться.

Я рассмеялась, отплевываясь от невесть откуда-то взявшейся крови. Наверное, губа треснула.

— Не собиралась! — мой крик разлетелся по всему коридору. — Когда у меня была надежда, что я выберусь из этого кошмара! А теперь этой надежды нет. Конгресс даже не читает мои письма, просто отправляет назад с печатью «отказано»!

— Мне тебя пожалеть? — с кривой улыбкой осведомился Йонас. — Погладить по головке? Или прошептать на ушко, как скоро все наладится?

— Ты холодный, как ледышка, — в слезах пробормотала я, рассматривая его отрешенные глаза. — У тебя нет жалости ко мне, и сломанная рука тому прямое подтверждение.

— Мне очень жаль, что система Обители не идеальна и пропускает сюда ни в чем неповинных магичек с тринадцатым резервом.

— Сандра тоже не заслуживает такого наказания…

— Сандра? — перебил страж. — Ты — ошибка системы, а она — нет. Я приглядываю за этой соплячкой, только чтобы ты не повесилась в душевой на шланге, когда ее тело кремируют. Она не умеет прятаться и передвигается по Обители как полудохлая сомнамбула.

— Это неправда, — всхлипнула я, начиная постепенно успокаиваться. — Ты ее просто не знаешь.

— Я достаточно хорошо разбираюсь в людях, чтобы отличать дерьмо от конфеток.

— Фу! — я измученно поморщилась. — Почему ты такой грубый?

— Учитывая то, что ты разговариваешь с основателем Обители на «ты», я могу

позволить себе не придерживаться условной вежливости.

— Ты ее никогда не придерживался.

Йонас надменно усмехнулся.

— Некоторых это заводит.

— Меня отталкивает.

— Вот поэтому мы больше не спим в одной постели, — ответил страж, тремя пальцами прощупывая мою руку, которую он же и сломал несколько минут назад. — Давай договоримся?

Я потерла запястье. Под силой первого резерва кости срослись.

— О чем?

— О тебе.

Страж поднял меня на ноги и придержал за плечо, чтобы я не плюхнулась обратно на колени.

— Я дам тебе две недели выходных, — серьезно пообещал он, — четырнадцать дней без пряток и стражей. За это время ты должна успокоиться и прийти в норму. Сейчас ты прячешься лучше, чем большинство заключенных в этой тюрьме. Всего за год ты запомнила несколько тысяч ходов. Это мало для Обители, но много для женщины с тринадцатым резервом. Через несколько лет станет проще, ты освоишься и перестанешь нуждаться в моей помощи.

Я покачала головой.

— Несколько лет… Я не знаю, чем закончится завтрашний день, а ты говоришь про какие-то несколько лет.

Йонас издевательски наклонился и чмокнул меня в разодранную от ремня щеку.

— Ты моя сладкая, — еще большей язвы, чем Йонас, я не встречала. Никогда!

Каждое его слово было пропитано агрессивной иронией. — Ждешь моего сострадания и утешения? Не выйдет. Я старше тебя на триста лет, а женские слезы, вроде твоих, вызывают у меня неконтролируемое желание выдавить глаза, из которых они текут. Поэтому либо ты, Рейтли, играешь по моим правилам, пока у меня не иссякло желание помогать ошибкам системы, либо проваливай отсюда и подыхай под каким-нибудь стражем без криков о помощи.

Я отшатнулась и, помедлив, опустила глаза.

Основатель хмыкнул.

— Вот так-то лучше, — похвалил он и, приобняв меня за талию, повел по коридору вперед через потайные ходы к моей пожизненно-тюремной камере.