Бывшая Россия
Кировская область, почти граница с Архангельской областью
Тысяча шестидесятый день Катастрофы
Дороги давно кончились. Нормальные. Вместо дороги теперь была колея, ведущая в никуда, в пустоту.
В северную пустоту.
Остановились в каком-то бывшем райцентре, теперь совсем заброшенном. Улицы поросли травой, деревянные дома частично выгорели, частично сгнили.
Остановились в здании бывшей районной администрации – оно еще было относительно цело. В одном из кабинетов нашли архив, бумаги там было достаточно для костра…
Согрели еды, поели, попили чаю. Настроение было… не такое плохое, как могло бы быть. Все ощущали свободу какую-то… как будто вырвались из удушающей обстановки города на свободу, на волю.
На следующий день пошли смотреть, что в городе, только парами, потому что могут быть монстры. С Золотовым пошел Тыква.
Прошлись… нашли магаз, но там нечего было брать, все растащили или сгорело. А потом Тыква предложил идею – пошариться по деревяшкам в поисках погребов – там может быть консервное что-то. В третьем им улыбнулась удача – полный погреб всяких солений-варений. И два скелета, видимо, старик со старухой, но это левое.
– Норм… – заключил Золотов, – тут даже тушняк есть. Живем…
– Сань…
– А?
Тыква смотрел на него.
– А ты не думаешь, что нас кто-то сливает…
Золотов поднял банку, которую он достал из подвала – вишневое варение, перенес на стол. Поставил.
– Это ты к чему?
– Да есть темка одна. Я, пока ехал, все думал.
– Ну?
– Помнишь телку ту. Ну что в Москве загнулась, ты еще морду мне хотел бить.
– И что?
– Год спустя я ездил посмотреть, что с ней. Могилу раскопали. Там ничего не было.
Две банки с вареньем они взяли с собой, положив в рюкзаки. Дом пометили. Пошли не спеша назад.
– …может, местом ошибся?
– Да нет… точно это место было. И копали там.
– И что ты хочешь сказать?
– Закапывали ее мы четверо. Если ее там нет – значит, кто-то из нас.
– Кто-то из нас – что?
– Кто-то из нас сдал.
– Кому?
– Кому… ФСБ, кому. Скорее всего, он же и нас сдал в этот раз, тебе так не кажется? Среди нас крыса.
Золотов попытался сосредоточиться на шагах… шаг, еще шаг. Не получалось.
– Смотри, нас как красиво тормознули. Ведь получается, знали.
– Почему тогда нас не приняли?
– А зачем им это? Если так разобраться – им даже выгодно, что мы без шума и пыли слились, свинтили. Иначе бы такое дерьмо всплыло.
– Нормально…
– Это я так, не принимай на свой счет. Но все равно нас было четверо тогда. А этот мутный, которого мы приняли…
Договорить Тыква не сумел – глухо, как-то растянуто стукнул выстрел, и Тыква стал оседать на дороге, клонясь назад из-за рюкзака.
Золотов рванул в сторону, упал в канаву, суетливо схватил автомат, выставил перед собой, готовый к бою.
Откуда?
Следом за выстрелом была тишина. И тихое, едва теплое северное лето.
Откуда…
Спина была мокрой – неужели и он ранен?
Он не сразу понял – разбилась банка…
– Вон оттуда примерно.
Все проследили за пальцем Кондрата. Там, из-за кособоких крыш, виднелся купол церквушки и колокольня.
– Чисто!
Автоматы смотрели на заброшенные образа, на алтарь.
Никого.
Золотов, держа автомат наготове, пошел за Кондратом искать ход на колокольню. Нашли почти сразу… закуток, лестница.
– Порохом не пахнет?
Кондрат втянул носом воздух.
– Да нет вроде.
– Глянь!
Золотов осторожно снял комочек глинистой грязи с лестницы. Показал фактуру – свежая…
Только что…
Чай с варением попить не пришлось. И дело даже не в том, что обе банки с варением разбились.
Не до чая было.
– Как было? – требовательно спросил Попцов.
Остальные кто стоял, кто сидел, и все ждали его слов.
– Нашли погреб с вареньем. Подняли две банки. Думали, чай попьем. Пошли обратно. На обратном пути Тыкву грохнули.
…
– Выстрел был… снайперский. Как бы с глушителем… не знаю. Только один.
Все посмотрели на Кондрата. Тот, ни слова не говоря, протянул винтовку. Салим взял, понюхал ствол.
– Из нее не стреляли, – заключил он.
Так проверили все оружие, по очереди. У всех оно оказалось чистым.
Вечером Золотов нашел момент, подошел к полковнику.
– На два слова.
Они отошли. Все только что поужинали, настроение было ни к черту.
– Ну?
– Тыква… странные вещи говорил.
– Какие?
– Помните ту тему, московскую. Ночную. Ну, когда генерала ФСБ приняли и там малолетка еще от передоза загнулась.
Попцов остро глянул.
– И что?
– Так вот, Тыква сказал, что год спустя он ездил на то место. Могилу кто-то раскопал и трупешника там уже не было.
…
– Место знали мы четверо – Я, Тыква, Салим и Ватник. Больше никто.
Полковник подумал.
– Кому-то об этом уже говорил?
– Нет.
– И не говори. Я подумаю.
– Хорошо.
На ночь все разошлись по кабинетам с оружием и как смогли забаррикадировались.
Утро началось с новых проблем. Салим выглянул в окно и увидел перед зданием администрации труп.
Труп полковника Попцова…
Вчетвером – Золотов, Салим, Ватник и Кондрат – его взяли на руки и внесли в здание. Положили на стол. Ватник, который немного понимал в судебной медицине, как смог осмотрел труп.
В причине смерти не приходилось сомневаться.
– Одна в голову, прямо в лоб, – сказал он. – «Макар», скорее всего. С глушителем. С близкого расстояния.
Собрались на третьем этаже, в зале, где когда-то заседали депутаты. Со стены внимательно смотрел чудом сохранившийся Путин, у открытого окна намело гору листьев…
Все были с оружием.
– Так чо, на хрен происходит? – сказал Салим. – У нас чо, крыша едет?
– Ты о чем вчера с Котом говорил? – спросил Ватник. – Я видел.
– Про телку ту. В Москве.
…
– Тыква говорил, он ездил потом. Могилу раскопали.
Наступило тяжелое молчание.
– Я чо-то не знаю? – спросил Кондрат.
– Тебя не было тогда, – нехотя сказал Ватник.
– И чо? Сейчас-то я здесь.
Все, кроме Кондрата, переглянулись. Решая, кому говорить.
– Короче, была такая тема, – сказал Салим. – Мы в Москве работали в командировке. Топтали за генералом ФСБ. Приняли его на горячем – снял малолетку, угостил наркотой, стал трахать, а она возьми да и двинь кони от передоза. Мы его закрепили все как положено, а телку ту закопали. Попцов приехал, все материалы ему отдали. Он сказал помалкивать, кому-то наверх отдал, а нам сказали – быть тихо.
Снова молчание.
– Тыква сказал, что могилу раскопали и трупа не было, – сказал Золотов, – значит, кто-то свой цинканул фээсбэшникам. Были я, Тыква, Салим, Ватник. Мы четверо знали. Всё.
– Б… – сказал Кондрат.
– Б… не б… а надо разбираться, – сказал Салим. – Тыквы нет, значит, трое. Кто-то из нас.
Молчание.
– Я чо-то не понял, – сказал Кондрат, – с какого перепугу вы пасли генерала ФСБ? Вы чо, охренели?
– Это не твоя тема, – нехотя сказал Салим.
– Да нет уж. Раз я с вами в одну парашу вляпался – моя.
Все снова переглянулись.
– Есть такая тема, Кондрат, – начал Ватник, – людей еще в учебке под нее отбирают. Тех, кто лучшие результаты показал…
– Хватить свистеть! – сказал Золотов.
…
– Отбирали тех, кто в дерьмо вляпался! Чтобы были верными, как собаки! И чтобы на каждого поводок был! Меня, например, на групповых тяжких телесных взяли. Потерпевший скончался, меня в свидетели перевели…
– Меня на групповом износе… – сказал нехотя Салим. – Телку сняли, она потом заяву на нас накатала. Ее потом следак обработал, сама, мол, за распространение венеры пойдешь, в КВД закатаем – забрала. Иначе бы…
– ДТП, – сказал Ватник, – учетное. Я за рулем был, бухой. Свалили на другого.
Молчание.
– Я с вас худею… – сказал Кондрат.
Снова молчание. Со стены улыбался Путин.
– И чо делать будем? – сказал Салим.
– Але, – вдруг сказал Ватник, – стволы у нас чистые, так?
…
– Это те, что при нас. А если в тачках поискать?
Огромная сумка – даффлбэг – стояла на столе в одном из кабинетов первого этажа. В соседнем на столе лежал Попцов. Это была та сумка, которую он забрал из шинки, в двух других было бабло и ценности.
Тусклая оружейная вороненая сталь, теплый янтарный цвет ореха и черный – пластика. Яркие коробки патронов…
Салим взял одну из коробок с кентавром на лицевой стороне.
– Семь шестьдесят два на пятьдесят четыре, винтовочные, – прочитал он, – повышенной точности боя. Двадцать патронов.
…
– А винтовки такой тут нет…
Все исподволь следили друг за другом, но ход сделал тот, от кого этого не ожидали, – и самый опытный из всех в плане применения оружия. Кондрат! Они не успели просечь, как это произошло, а Кондрат выхватил свой личный, не табельный «глок» и сделал два резких шага назад.
– Руки! Стреляю на первое движение!
Все замерли. Потом Салим неуверенно сказал:
– Кондрат. Ты чего?
– Того! Левой рукой, по очереди, выкидываете стволы за окно. Сначала ты!
– Ты чего… что с тобой?
– Того! Ну вас на хрен с вашими заскоками, разбирайтесь сами! А меня в эти ваши дела не впутывайте! Салим, ты чо, не слышал? Левой рукой ствол – и за окно. Только без резких движений, да? Делай!
Салим сделал как было сказано, пистолет переместился на Золотова:
– Теперь ты!
Золотов медленно сделал то же самое.
– Ты!
– Смотри, не пожалей, Кондрат, – сказал Салим.
– Уже жалею, что с вами связался. – Кондрат забрал сумку, без труда повесил ее на плечо. – Теперь за мной, руки держать на виду! Шаг влево, шаг вправо считается побегом, прыжок на месте – провокация!
Вместе – Кондрат шел спиной, держа их под прицелом, они за ним – они вышли в коридор.
– Вон туда.
…
– Дверь закрыли и тихо сидеть!
…
– По автомату оставлю. И машину тоже. Бывайте.
Когда закрылась дверь, Кондрат заметил, что в этом помещении на окне решетка железная. Он подтащил стол, потом стул, поставил враспор в коридоре. Пока будут выламывать, несколько минут у него будет. Этого хватит, чтобы уехать.
– Не… ну на хрен…
Он и раньше что-то подозревал… хотя его сам Попцов приблизил, но он чувствовал, что все остальные в группе чем-то связаны, какими-то общими тайнами, каким-то общим прошлым и молчат об этом даже на пьянках. А такое… да хрен им навстречу, пусть сами между собой разбираются в своих мутках.
Генерала ФСБ выпасли – надо же…
Интересно, кто из них шефа? И за что? Ведь это чисто психологически непросто сделать – взять и начальнику маслину в лобешник закатать. Но у кого-то же хватило. Пистоль с глушаком готовился, значит, заранее. Осознанно валил. И это кто-то из троих. Пусть теперь сами и разбираются, а он от этого маньячилы подальше будет. Да и бабки не делить, опять же…
Два автомата лежали под окном. Он поморщился… обещал в конце концов – выбросил из машины третий. Сел за руль «крузера» полковника, завел мотор.
Бывайте…
Машина плавно тронулась, покатилась по бывшей районной площади. Кондрат повернул руль, тут какие-то обломки были и яма, как будто вывернули что-то из земли.
Машину тряхнуло – и положенная под сиденье граната вывалилась из стакана и выкатилась под ноги. Кондрат ничего не понял и щелчка не услышал, потому что мотор работал. Только когда что-то стукнуло по ноге, он скосил взгляд вниз, но ничего увидеть не успел. Полыхнуло ослепительно-яркое пламя…
Взрыв они услышали, когда втроем выбивали верхнюю часть двери.
– Твою мать… – зло сказал Салим.
– Давай, помогай…
Дверь удалось частично выломать минут через пятнадцать, Ватник, самый маленький и тощий из них, вылез и отодвинул стол. Все вместе побежали вниз…
«Крузер» стоял на повороте, на выезд на площадь, наклонившись передом влево. Он не горел, как в фильмах показывают, – просто дымился, и передняя часть была покорежена, лобовое почти все выбито, двери – в решето. Дымились покрышки.
– Кондрат… твою же мать… – выругался Золотов, поднимая автомат.
– Стой!
Салим и Вата держали его на прицеле.
– Вы чего, охренели?
Салим и Вата молчали. Потом Салим сказал:
– Мы с Ватой были друг у друга все время на виду. Никто из нас в Тыкву стрелять не мог. Остаешься ты.
– Ага! И как я в него стрелял!? Сказано же – снайпер стрелял!
Салим и Вата помолчали. Потом Вата сказал:
– Может, успел добежать.
– Ага! Ты тут постой, а я сбегаю, тебя пристрелю и вернусь. Брателла, ты сам себя слышишь, нет?
В этот момент в подорванном «крузере» что-то громко хлопнуло. Секундного замешательства Салима и Ваты хватило, чтобы Золотов мгновенно вскинул автомат к плечу, направив на них.
– Бросай!
И снова молчание. Потом Салим нехорошо улыбнулся.
– Двоих ты по-любому не успеешь. Ты бросай.
– Мужики!
Стволы были направлены друг на друга.
– Мужики. Никто из нас Тыкву не убивал.
…
– Это Кондрат был!
Молчание. Потом Салим, не опуская пистолета, сказал:
– Откуда ты знаешь?
– Когда мы в церквушку эту зашли. Кто нашел выход на колокольню? Причем почти сразу, не ищась особо. Кондрат!
…
– Кто из нас лучше других из снайперской стреляет. Тоже Кондрат!
– А на фига ему? – спросил Ватник.
– Наверное, Попцов приказал. Он самый близкий к нему был – и самый тупой. Попцов, наверное, ему приказал нас всех… одного за другим кончить. Никто, кроме Кондрата, на такое бы не подписался. А Попцов ушел бы. Ему свидетели не нужны были.
– А Москва?
– Да при чем тут Москва, какая сейчас разница! Попцову сейчас вышка светила! Не за Москву! Ну, соображай!
Помолчали. Потом все трое медленно начали опускать оружие. И тут Салим сказал:
– Погоди. А тогда кто Попцова?
Золотов успел первым. Длинная очередь разорвала мертвую тишину.
– Я, – в наступившей, после того как опустел магазин, тишине сказал Золотов, – и Кондрата тоже я. Извините, пацаны…
Земля давно не знала человеческих рук, но ему удалось найти лопату с целым черенком. Выкопав на огороде шесть могил, он похоронил своих сослуживцев одного за другим – Попцова, Кота, Салима, Ватника, Тыкву и Кондрата. Смастерил как мог кресты и поставил их на каждом могильном холмике. Потом, вытерев руки, он вернулся в дом. Тот самый, где они нашли погреб с вареньем.
Слазал в погреб, достал еще банку. Потом принес дров, как смог развел в печке огонь, поставил чайник. Как только вода закипела, заварил чай, открыл банку варенья…
Котя-котинька-коток,
Котя, серенький хвосток…
Приди, котик, ночевать,
Мое дитятко качать.
Я тебе, коту,
За работу заплачу:
Беленький платочек.
Я на шею повяжу.
Я тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кусок пирога.
И стаканчик молока…
Вспомнилась бабушка. Она жила в деревне, он приезжал к ней на лето. Она его просто любила… и, кроме этой простой любви, ему ничего и не надо было. Только бабушки больше не было. И никого больше не было.
Было только шесть могил. И он – единственный выживший.
Он не всегда был таким. Когда-то он был нормальным человеком. Нормальным…
Потом он стал другим.
А сейчас он просто понял: кто-то должен прекратить путь кровавой своры, членом и частью которой он являлся. Хоть как, но прекратить.
И, кроме него, остановить своих кровавых подонков-коллег, обезумевших от безнаказанности и крови, оказалось некому.
Он был не менее виновен, чем они, но он единственный понял, что с этим надо кончать.
Он попытался вспомнить всех людей, которых они по приказу Попцова или того, кто был выше его, убили, и не смог. Не смог вспомнить даже, сколько их было. Но было много. Потому что они ведь не только выполняли заказы и задания руководства. Осознавая собственную безнаказанность, что им дозволено больше, чем всем остальным, они убивали, рэкетировали, отжимали на свой карман. Иногда им приходилось даже расследовать преступления, которые они же сами и совершали – да не иногда, а часто…
Кто-то должен положить всему этому конец.
За окном окончательно стемнело. Золотов допил чай, посидел немного в темном, пустом доме, лишь немного согретом теплом очага и человека. Потом достал пистолет и сунул его в рот.
Грохнул выстрел – и все окончательно стихло…
