Сейчас

– Ты меня бросила.

– Я выпила, мне нельзя было вести машину. Я страшно перепугалась.

– Ты перепугалась? Ты хотя бы помощь вызвала?

Она отводит взгляд.

– Я подумала, ты умерла.

– Ты надеялась, что я умерла.

– Неправда, не говори так, я люблю тебя.

– Нет, не любишь, просто я тебе нужна, а это разные вещи.

– Ты знаешь, что было бы, если бы выяснилось, кто вел машину? У меня двое маленьких детей! Я нужна им!

– Я была беременна. А теперь уже нет.

– Знаю. Прости меня. Я никогда бы не причинила тебе вред намеренно, ты же знаешь.

– Ты говорила Полу?

– О чем?

– Что была за рулем.

– Нет, а ты?

– Думаешь, он пустил бы тебя, если б я ему сказала?

Из нее сочится гнев.

– Это был несчастный случай, Эмбер. Я пыталась тебе помочь. Пыталась отвезти тебя в больницу. Ты что, не помнишь?

– Я помню, что ты пристегнулась, набрала скорость, а потом ударила по тормозам. Я помню, как я взлетела на воздух.

– Я должна была остановиться.

– Нет, не должна была.

– Мы ехали, ты плакала от боли, а потом сказала что-то о маленькой девочке в розовом халате. Я подумала, что на дорогу выбежал ребенок. Ты сама крикнула тормозить.

Она вливает слова мне в уши, и они наконец меня находят. Я больше не могу отличить действительность от вымысла. Я не знаю, какую версию принять. Верить сестре или себе? В наступившей тишине пространство вокруг пытается залечить мои раны, но Клэр тут же рвет стежки, вновь их обнажая.

– Когда я вышла из машины, никакой девочки не было. Она либо убежала, либо ты ее просто придумала, – говорит она.

Я отворачиваюсь, не в состоянии на нее больше смотреть. Чтобы так ее ненавидеть, нужно очень много любви.

– Знаю, тебя нельзя было там оставлять. Но ты обязана была сказать мне о ребенке. Как и о том парне. Вот что происходит, когда мы друг другу врем.

– Я не лгала.

– Но и правду ты тоже не сказала. Я навела о нем справки, об этом Эдварде Кларке. Вскоре после того, как вы с ним расстались, его вышибли с медицинского факультета.

– Из-за тех писем, которые ты писала.

– Может быть. В любом случае, я оказалась права, я знала – с ним что-то неладно. Перед тем как устроиться в эту больницу, он перебивался случайными заработками. Похоже, выбрал ее специально, чтобы быть ближе к тебе, понимаешь? Видимо, он следил за тобой много лет, и я сомневаюсь, что теперь прекратит. Где он живет?

– Не помню.

– Все ты помнишь. Давай говори, я больше не позволю ему тебя обидеть. Я никому не дам тебя обидеть.

– Мне хочется спать, – говорю я и закрываю глаза.

– Это тебе, – звучит ее ответ, и я слышу, как она кладет что-то на прикроватную тумбочку.

Я приоткрываю глаза, чтобы увидеть, о чем идет речь, но на нее не смотрю.

– Я подумала, он тебе напомнит, кем мы когда-то были и кем еще можем стать, – добавляет она.

Я молчу. Оказывается, этот золотой браслет такой маленький; я запомнила его совсем другим. Даже удивительно, что я по-прежнему могу надеть его на запястье. Тот самый, который она у меня украла, когда мы были детьми. На золоте высечена дата моего рождения. Моего и ее. Опасные двойняшки. И та же самая английская булавка, с помощью которой я его починила. Какой он хрупкий. Невероятно, что она его сохранила. Я хочу к нему прикоснуться, но сдерживаю себя. Закрываю глаза и поворачиваюсь к ней спиной. Я призываю тишину, которая снова поглотит меня и ввергнет во тьму, я не хочу больше ничего слышать. Мое желание исполняется. Дверь закрывается, я остаюсь одна. Вместе с сестрой исчезает и браслет.