Эмбер

После той вечеринки я не вставала с кровати. Не ходила на работу, ничего не ела. И выходила из своей спальни лишь для того, чтобы принять душ. Мне казалось, что, если мне удастся соскрести с себя верхний слой кожи, я, возможно, смогу стереть и воспоминание о том, какую травму нанес мне мой самый лучший друг.

«Я больна, — сказала я себе. — Я чувствую себя так, словно у меня жар». Вот что это было. Просто болезнь. И ничего более. Моя иммунная система старалась стереть из памяти всплывавшие в мозгу образы. И если я достаточно долго буду прятаться под одеялом, через день, или через неделю, или через месяц я внезапно проснусь полностью выздоровевшей. И смогу заставить себя поверить в то, что той ночи не было.

Я старалась все время держать глаза закрытыми, постоянно пытаясь заставить себя уснуть. Я стала принимать дополнительные дозы лекарства, радуясь, что маленькие розовые таблеточки помогали погрузиться в небытие, в глухой мрак, не нарушаемый никакими снами. Но стоило мне очнуться, снова выплывая на поверхность из своего искусственного спасительного моря забвения, моим первым ощущением было воспоминание о тяжелом теле Тайлера, вдавившем меня в матрас. Я чувствовала его сильные руки, впивавшиеся в плечи, его колени, с силой раздвигавшие мои ноги, и боль, пронзившую меня словно кинжалом, который я все еще ощущала внутри себя.

Почему я не стала кричать? Почему не пыталась оттолкнуть его, ударить и исцарапать, пока не заставила бы его остановиться? Если бы я боролась с ним, как должна была бы, если бы я решительно сказала «нет», если бы я кричала ему это слово в ухо снова и снова, он, возможно, услышал бы меня. Он мог бы остановиться. Тайлер, каким я его знала, остановился бы. Я стала размышлять над тем, что, возможно, я вообще ничего не говорила, и те слова существовали лишь в моем воображении. Я была так пьяна, что, может быть, мне лишь показалось, что я просила его подождать? Может быть, все протесты существовали лишь в моей голове?

Родители опекали меня точно так же, как делали это, когда я была подростком. Они пытались поговорить со мной, заставить меня съесть хоть какую-нибудь еду.

— Я приготовила тебе запеченного цыпленка с коричневым рисом, — как-то сказала мама через несколько дней после визита Лиз и Тайлера. Было уже около полудня, и папа уже уехал на работу. — Никакого жира, лишь щепотка соли и перца и пара капель оливкового масла. В точности как ты готовила это для нас.

— Я не голодна, — ответила я. И это было правдой. Я знала, что мой желудок пуст, поэтому мне необходимо подкрепить свои силы, но я не могла представить, как впихну в себя хоть что-то, кроме воды. Я была уверена, что, если попытаюсь сделать это, меня сразу же стошнит.

— Родная моя, ну, пожалуйста, — сказала мама, и я услышала в ее голосе отчаяние.

— Может быть, чуть позже, — схитрила я, и это был тот же самый ответ, который она постоянно слышала, пытаясь покормить меня, когда я училась в колледже.

Я свернулась в клубочек под одеялом, прижав колени к груди и надеясь, что, если я закрою глаза, может быть, воспоминания не найдут меня. Если я сделаюсь достаточно маленькой, может быть, я просто исчезну.

— Мы с твоим папой очень волнуемся, — сказала мама, ставя тарелку с едой на прикроватный столик. — Тебе нужно с кем-нибудь поговорить.

— Нет.

— Мы понимаем, как тебе не хочется этого делать.

— Я ни с кем не стану говорить, мама, — резко оборвала я ее. — Так что давай покончим с этим прямо сейчас.

Я не признавалась ей, что отчаянно боялась объяснять все в полиции. Меня пугала мысль, что они скажут, что я сама была не права. И я боялась, что оправдаются все мои самые ужасные страхи, — мне скажут, что я виновата в происшедшем не меньше, чем он, и я просто была тупой пьяной девицей, которая слишком поздно пришла к выводу, что совершает ошибку.

Мама присела на краешек кровати и нежно положила руку мне на бедро.

— Ты не сможешь притворяться, что этого не случилось. Если ты запрешь все в себе, это только ухудшит дело. Тайлер должен ответить за свой поступок.

— А я? — Я вытянула ноги и перекатилась на спину, посмотрев на полное тревоги лицо матери. Она выглядела такой же уставшей, как и я, и ее глаза так же припухли от слез. — Разве я тоже не должна ответить за свои поступки? — Она открыла было рот, чтобы возразить мне, но я подняла руку и жестом остановила ее. — Нет, мам, я говорю вполне серьезно. Я намеренно завлекала его. Я дала ему понять самым недвусмысленным образом, что хочу переспать с ним. И вина за это лежит не только на нем.

— Я знаю, что ты так думаешь, родная. Но ты заблуждаешься. Даже если сначала ты сказала «да», важно другое… когда ты сказала Тайлеру остановиться, а он проигнорировал твою просьбу… это однозначно делает его виноватым.

Я какое-то время поразмышляла над ее словами. Раскаяние, которое я испытывала оттого, что дала понять ему, что не прочь заняться с ним сексом (черт! я даже сама в моем подпитом состоянии на мгновение поверила, что тоже хочу этого…), не делало его поступок менее гнусным. Это было предательством. Я мучительно пыталась вспомнить, когда у меня вырвалось слово «нет», но так и не смогла сделать этого.

Я долго молчала, и мама решила попробовать другой подход.

— Что ты скажешь по поводу психотерапевта? Кого-нибудь, кто знает, как можно помочь в таких случаях? Я могу сделать пару звонков.

— Мам! Хватит об этом. Пожалуйста. Со мной все будет в порядке. Мне просто нужно отдохнуть.

Я снова повернулась на бок, спиной к ней. Я знала, что она просто пытается помочь, но что она могла сделать? Ничьи слова не смогут заглушить боль, пронзавшую мою грудь при каждом вздохе.

— Ты не можешь лежать в постели всю оставшуюся жизнь, — тихо сказала мама.

— Посмотрим, — отозвалась я, и спустя мгновение она встала с кровати и вышла из комнаты.

Но то, что я пряталась в своей спальне, ничего не решало. По мере того как проходили часы и дни, я нервничала все больше. Я не могла спать столько, сколько бы мне хотелось, а антигистамины стали только возбуждать меня, а не успокаивать. И я, наконец, заставила себя выйти на работу через десять дней после той вечеринки. Бо́льшая часть синяков к тому моменту побледнела, и мое тело уже не так болело, как в первые семь дней. Но тем не менее я надела длинные черные легинсы и рубашку с длинным рукавом, не желая, чтобы мой босс или мои клиенты увидели уродливые желтые пятна, которые оставили на моем теле пальцы Тайлера.

Я пришла в тренажерный зал заранее, около половины шестого, надеясь, что смогу сделать собственные упражнения до появления первого клиента. Я по-прежнему не ела твердую пищу — мысль о том, чтобы пережевывать ее, вызывала у меня тошноту. Но я смогла проглотить полкружки протеинового коктейля, который сделал для меня папа перед уходом. Такой же коктейль он уже несколько дней приносил ко мне в комнату по утрам.

— Ты уверена, что у тебя хватит сил отработать всю смену? — спросил он, глядя на меня своими синими глазами, в которых отражалась тревога и печаль. Он тоже поднялся раньше обычного, сказав, что не мог спать оттого, что в его голове крутилось слишком много разных мыслей. И он все еще был одет в пижаму.

Я наклонила голову и посмотрела на его правую руку. Опухоль на костяшках его пальцев уже спала, но цвет кожи был местами по-прежнему темно-синим.

— Тебе больно? — спросила я.

Он разжал пальцы, а потом снова сжал их в кулак.

— Нет, — сказал он. — И даже если бы они болели, это стоило бы того.

Я заставила себя улыбнуться и обняла его.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, моя малышка, — сказал он, и я почувствовала, как он с трудом сдерживает слезы.

Выйдя из раздевалки в зал, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы замедлить пульс. Я чувствовала слабость и дрожь в коленях, словно восстанавливалась после гриппа. «Это так и было, — снова сказала я себе. — Я болела. А теперь я должна взять себя в руки и сосредоточиться на том, что люблю больше всего».

Я встала на эллиптический тренажер и, включив его, выбрала программу, рассчитанную на шестьдесят минут. В голове начало пульсировать в такт сокращениям сердечных мышц, и мало-помалу напряжение начало покидать меня. Стало ясно, что я приняла правильное решение, вернувшись на работу. Мне было необходимо выработать серотонин, чтобы мозг наконец начал нормально функционировать. Нужно было притвориться, что ничего не изменилось в моей жизни. Я по-прежнему была Эмбер, девушка, которая очень скоро станет сдавать экзамены, чтобы получить лицензию и начать карьеру. Я была глупа, когда связалась с Дэниэлом, и по собственной тупости была очарована обманчивым чувством надежности наших отношений. Мне необходимо было сосредоточиться на себе и на том, чего я хочу от жизни. Все остальное не имело значения. Даже то, что сделал Тайлер.

А спустя несколько часов, когда я заканчивала наши занятия с Дорис, по микрофону, установленному на стойке администратора, объявили, что у меня посетитель. Я почувствовала, как побледнела, заподозрив, кто это мог быть. Неужели Тайлер на самом деле придет сюда? После того что произошло между ним и моим отцом у нас в доме? Пойдет ли он на такой риск?

— С тобой все в порядке, дорогая? — озабоченно спросила Дорис. Она лежала на спине на одном из гимнастических матов, делая медленные заключительные упражнения, как я ее учила. — Ты случайно не заболела?

— Мне немного нехорошо, — сказала я, надеясь, что это будет достаточным объяснением того факта, что мой лоб покрылся испариной. Я осторожно помогла Дорис принять сидячее положение.

— Может быть, ты вернулась на работу слишком рано? — спросила Дорис, поднимая с пола белое полотенце и промокая им свое лицо.

— Возможно.

Я внимательно следила за дверями, за которыми располагалась стойка администратора, готовая быстро метнуться в женский туалет, если на пороге появится Тайлер. Но он же не пойдет туда за мной, верно? И тут я осознала окончательно, что не имею никакого понятия, на что может быть способен Тайлер. Какие еще чудовищные поступки он готов совершить.

Я поднялась с мата и протянула Дорис левую руку, чтобы помочь ей подняться.

— А где же твое кольцо? — спросила она, цепляясь за мою руку. Суставы ее пальцев были слегка искривлены, а кожа напоминала папиросную бумагу. Я осторожно помогла ей подняться на ноги.

Я немного помолчала, потому что еще не решила, что сказать окружающим о наших с Дэниэлом отношениях. У меня не было заготовлено никакой версии на этот счет.

— Мы расторгли помолвку, — призналась я, просто решив придерживаться только правды. И никому не было дел до подробностей.

— А это, часом, не из-за твоего симпатичного лучшего друга? — Дорис приподняла свои седые брови и многозначительно посмотрела на меня.

— Нет, — отрезала я, практически поперхнувшись этим словом. Мои глаза налились слезами, и мне стоило немалых усилий, чтобы не расплакаться.

— Ох, дорогая, прости, пожалуйста. Я не хотела расстраивать тебя.

— Все нормально, — сказала я. Но это было неправдой. Ничего больше не будет нормально.

Дорис положила руку мне на плечо и сжала его.

— Тебе потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя, но я обещаю, ты это переживешь. Ты сильная молодая женщина. У тебя впереди целая жизнь.

— Спасибо. — Я с трудом выдавила из себя улыбку.

Я взглянула на часы. Следующий мой клиент придет только к полудню, и это означало, что я не смогу найти оправданий, почему не пошла поздороваться с моим посетителем.

— Увидимся в пятницу? — спросила я Дорис, она кивнула и направилась к двери.

В этот момент еще один сотрудник тренажерного зала, Такер, проходил мимо меня.

— Привет, Так, — сказала я. — Можешь оказать мне услугу?

— Конечно, — сказал он. Ему было немного за тридцать, и его жена тоже работала здесь в качестве персонального тренера. Они оба были специалистами по бодибилдингу, а сам Такер недавно получил звание тренера национального масштаба.

— Ты не заглянешь в комнату администратора и не скажешь мне, нет ли там высокого блондина?

— У тебя все в порядке? — спросил Так.

— Абсолютно, — сказала я. — Это просто знакомый, которого я не хочу сейчас видеть.

Или вообще когда-либо еще. Я не могла поверить, что так думаю о Тайлере. Я была уверена, что мы останемся лучшими друзьями на всю жизнь. Я думала, что кроме моих родителей он будет единственным человеком, которому я смогу доверять. А сейчас я боялась, что, если снова увижу его, начну истерически кричать, как это случилось в прошлый раз, когда он зашел в мою спальню.

— Ясно, — сказал Так.

Он направился к двери, ведущей в комнату администратора, и вернулся меньше чем через минуту.

— Никаких блондинов. Одна лишь длинноногая хорошенькая девушка, которая сидит на скамейке и смотрит в свой телефон.

— Спасибо, — сказала я, испытывая огромное облегчение.

— Нет проблем. Если этот тип, которого ты не хочешь видеть, объявится здесь, дай мне знать. И я надеру ему задницу так, что он больше никогда сюда не вернется.

Я улыбнулась и направилась в комнату администратора, прокладывая себе дорогу вокруг всевозможных спортивных сооружений. Девушка сидела с опущенной головой, полностью погруженная в свой телефон, а пряди ее длинных светлых волос закрывали лицо. Но когда она подняла голову, я сразу же узнала ее.

— Эмбер! — воскликнула Хизер, запихивая телефон в сумочку и вскакивая со своего места. Она бросилась ко мне, и мы обнялись.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, едва оправившись от шока при виде своей детской подружки. Сначала мы переписывались с ней по интернету, когда она переехала в Калифорнию, но со временем, как это бывает, стали общаться все меньше и меньше, пока и вовсе не перестали писать друг другу.

— Я приехала навестить семью, — сказала Хизер. — Мои бабушка и дедушка переехали сюда еще в январе, но я смогла приехать погостить у них только сейчас.

Она отстранилась от меня и осмотрела с ног до головы. Я сделала то же самое, не удивившись тому, что она так мало изменилась. Хизер по-прежнему была на несколько дюймов выше меня, худенькая, как балерина, и все с теми же небесно-голубыми глазами, от которых трудно было отвести взгляд. На ней был простой белый сарафан и сандалии телесного цвета с узкими ремешками. Ее кожа была золотистого цвета, а ресницы неестественно длинными и черными.

— Они настоящие? — непроизвольно вырвалось у меня.

— Мои ресницы или сиськи? — спросила Хизер, и я рассмеялась, впервые после той вечеринки. Я взглянула на ее груди, и мне показалось, что они стали больше, чем я их помнила. Но ведь для балерины плоская грудь была дополнительным преимуществом.

— Ну, раз уж ты сама упомянула об этом…

— Я полностью переделала свои сиськи, — сказала Хизер, тоже рассмеявшись и, казалось, не обращая внимания на ошарашенные взгляды администратора и тех клиентов, которые находились неподалеку от нас. — А ресницы я нарастила. От меня осталось всего процента два самой себя.

Я снова рассмеялась, в восторге от того, что снова могу вести себя как нормальный человек. Я пролила столько слез за прошедшие десять ней, что их хватило бы на всю оставшуюся жизнь.

— Итак, ты гостишь у бабушки и у дедушки, — сказала я. — Но как ты разыскала меня?

— Я заехала к вам домой, и твоя мама объяснила, где ты работаешь. — Хизер бросила призывный взгляд на красивого мускулистого администратора, затем снова повернулась ко мне: — Отличный экстерьер. Я теперь понимаю, почему тебе здесь так нравится.

— Ты все еще живешь в Сан-Франциско? И танцуешь?

— Вау! — воскликнула Хизер. — Слишком много вопросов и слишком мало времени. Когда у тебя перерыв? Мы можем пойти чего-нибудь выпить?

Мой желудок взбунтовался при мысли об алкоголе, но я кивнула. В придачу к работе встреча с Хизер, пока она гостит здесь, будет для меня превосходным способом отвлечься. Это поможет мне снова встать на ноги.

— Я заканчиваю работу в три часа, — сказала я.

— Может, тогда заодно и поужинаем? — спросила Хизер.

— Конечно, — ответила я, понимая, что все еще не смогу ничего съесть. Мне придется прибегнуть к тем же уловкам, которыми я пользовалась будучи подростком. Например, я разрезала еду на кусочки и старалась так прятать одни куски под другими, что можно было подумать, будто я все-таки что-то съела.

— Ура! — закричала Хизер и снова обняла меня. — Я так рада видеть тебя! Жду с нетерпением рассказов о твоей жизни.

— Я тоже, — сказала я, размышляя, как мне удастся вести дружескую беседу, не упоминая Тайлера. Я надеялась, что Хизер не заинтересуется им. Может быть, если я сама не начну вспоминать о нем, то Хизер тем более не станет. Я задурю ей голову рассказами о колледже, о Дэниэле, о нашей с ним помолвке и недавнем разрыве, отлично зная, что она будет упиваться этими драматическими подробностями. И я ничего не упомяну о вечеринке Четвертого июля. Я не скажу ей, что с того вечера я чувствую себя так, словно внутри меня все сломалось.

— Куда пойдем? — спросила Хизер. — Я хочу целую кучу экзотических закусок и фантастических коктейлей!

— Бар «Поппе’с» на Лейквей славится ими. По крайней мере, мне так говорили.

На самом деле именно Тайлер рассказал мне об этом месте. Он уверял меня, что нельзя побывать в Беллингхэме и не отведать их умопомрачительной кухни.

— Отлично! — воскликнула Хизер. — Я заберу тебя из дому часов в восемь, годится?

Я кивнула.

— До встречи! — сказала я, стараясь звучать так же, как и она — легкомысленно и жизнерадостно. Притворяйся, пока не научишься это делать как следует! Это была моя любимая установка, которую я давала своим клиентам, когда они уверяли, что не смогут сделать все упражнения. «Притворяйтесь, что сможете, — убеждала я их, — притворяйтесь до тех пор, пока это у вас не получится».

Хизер направилась к стоянке автомобилей, и я помахала рукой ей вслед. И подумала, что, может быть, вся моя теперешняя жизнь станет именно такой. Я буду притворяться, что все у меня прекрасно, а фальшивая жизнерадостная оболочка будет скрывать кошмар, ужас и полный внутренний разлад. Может быть, моя мама ошибалась, и я смогу найти способ запереть все переживания в себе, где-нибудь очень глубоко. Если я просила клиентов трудиться и преодолевать кажущийся им предел возможностей, тогда я должна суметь сделать то же самое.

Именно это я говорила себе вечером, когда стояла в ванной, готовясь к встрече с Хизер. Поскольку концы моих волос были неровными после того, как я небрежно их обкромсала, я заколола основную массу на затылке, оставив свободными несколько локонов, обрамлявших лицо. Макияж я нанесла ярче, чем обычно: тональный крем, румяна, темно-красная помада, черная подводка для глаз и огромное количество туши. Поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, я, поджав губы, внимательно разглядывала свое отражение. Я была рада, что не похожа сама на себя. Девушка, которую я видела в зеркале, была кем-то совсем другим. Ее словно заковали в тяжелые доспехи, сквозь которые не могли пробиться воспоминания, и она была достаточно сильной, чтобы отразить любую атаку. Она была единственным созданием, которому я могла доверять.

Перед тем как направиться в свою комнату, чтобы одеться, я встала на весы и была не в силах сдержать радость, увидев, что вес уменьшился. Десять дней без твердой пищи привели к тому, что мной снова овладело знакомое пьянящее чувство собственной силы. Способность противостоять основной потребности моего тела в питании была для меня самым лучшим наркотиком. Я сказала себе, что моя воля всегда была железной, поэтому я справлюсь со всеми своими проблемами.

— Почему бы вам, девочкам, не посидеть просто у нас? — предложила мама, когда я вошла в кухню, где они с отцом сидели за столом, потягивая белое вино. Грязные тарелки с остатками ужина стояли на столешнице, и я поспешно отвела взгляд в сторону прежде, чем меня не стошнило при виде обглоданных куриных костей.

— Хизер хочет сходить куда-нибудь, — ответила я, наливая себе стакан воды. — И я тоже.

По крайней мере, так говорила я самой себе.

— Мы не уверены, что это хорошая идея, — сказал папа. Он уперся ладонями в стол, словно готовясь вступить в спор. — Тебе пришлось пройти через многое, и ты только что приступила к работе.

— Что, кстати, пошло мне на пользу, — заметила я. Я залпом выпила целый стакан воды, на время угомонив свой желудок. — И чем быстрее я вернусь к привычной жизни, тем лучше.

Мама покачала головой.

— Ты слишком перетруждаешь себя, Эмбер. Тебе стоит…

Я со стуком поставила пустой стакан на столешницу, не давая ей возможности договорить, и с вызовом посмотрела на них обоих.

— Вам не нужно решать, что мне стоит и что не стоит делать.

Я пожалела о том, что рассказала о случившемся на вечеринке. Мне следовало бы держать язык за зубами. Чем больше людей знают секрет, тем труднее сохранить его в тайне.

— Ты сейчас еще не в состоянии рассуждать здраво, — твердым тоном объявил отец. — Мы просто хотим помочь тебе поступить правильно.

— И это тоже не вам решать. — Я услышала на улице гудок машины и выглянула в окно. Хизер махала мне, сидя во взятом напрокат белом автомобиле, который она припарковала у дверей нашего дома. — Увидимся позже, — сказала я, взяв в руки сумочку. Моя мама начала было что-то говорить, но я решительно захлопнула за собой дверь.

А спустя десять минут мы с Хизер уже сидели за стойкой бара в маленькой гостинице, о которой я ей говорила. Народу было еще немного, и единственная музыка, нарушавшая тишину бара, была тихим джазом, так что нам не приходилось кричать, чтобы быть услышанными.

— О’кей, — начала Хизер, делая глоток коктейля «Лемон дроп», который ей только что подали. — Расскажи мне обо всем. О работе, учебе и мужчинах. В такой последовательности.

Я улыбнулась и коротко изложила ей историю моей жизни за прошедшие девять лет, с тех пор как мы с ней виделись в последний раз, не упомянув лишь о Тайлере и о том, что я лежала в больнице. Единственное, что я рассказала подробнее, были мои отношения с Дэниэлом, как мы повстречались, как обручились и как затем разорвали нашу помолвку.

— О, бог мой, — сказала она. — Но почему? Он кажется таким идеальным. — Она сделала паузу, потом подняла вверх указательный палец. — Подожди. Не говори мне. Там должен был появиться кто-то другой. У тебя или у него?

Улыбка на моем лице исчезла, и я покачала головой:

— Ни то ни другое.

— Ты это серьезно? Ты просто порвала с сексуальным, славным парнем, который скоро станет врачом?

— Да, — сказала я, задумчиво сделав глоток мартини, который заказала, когда Хизер попросила принести коктейль. Я сделала это просто для того, чтобы мне было чем занять руки, но сейчас алкоголь теплом разлился в моем желудке и расслабил напряженные мышцы.

— Это глупо, — сказала Хизер. — Я бы убила ради такого парня.

— Он живет в Сиэтле, — сообщила я ей. — Я дам тебе номер его телефона. Так что дерзай.

Я сама не могла поверить вырвавшимся у меня словам. Раньше я никогда не сказала бы этого.

— Ну, уж нет, — усмехнулась Хизер. — Я никогда не буду подбирать чужие объедки. Если он тебе не нужен, значит, он не такой уж классный.

— Нет, он именно такой. — Я сделала еще один глоток мартини.

«Я выпью только один коктейль, — подумала я. — И ничего более крепкого. Особенно текилы».

— Просто я еще не готова остепениться. Я слишком молода. И хочу сосредоточиться на себе.

— Я тебя понимаю, — сказала Хизер. Она взяла несколько соленых орешков, которые официантка поставила на стол, и закинула их себе в рот. Прожевав орешки, она снова заговорила: — Это почти то же, что я сказала родителям, когда объявила, что не хочу поступать в университет. Отца чуть удар не хватил. У него была дикая идея, что я пойду по его стопам и тоже стану профессором английского языка. Что было полным сумасшествием, учитывая, какие оценки я получала по этому предмету.

— А почему ты не захотела поступать в университет? — спросила я, наслаждаясь ощущением нереальности, которым я была обязана мартини, да еще выпитому на голодный желудок. Я не могла поверить, что просто сижу здесь, как обычная девчонка двадцати с небольшим лет, выпиваю и беседую с подругой. Мне стало интересно, какие мрачные и темные факты скрывают окружавшие нас люди. Может быть, все они лишь притворяются нормальными, в то время как внутри у них все рушится.

— По большей части оттого, что я так долго работала над тем, чтобы стать балериной. Я мечтала, как приеду в Нью-Йорк и поступлю в какую-нибудь престижную балетную труппу, а потом прославлюсь. Но затем у меня случилась травма колена, и с моей мечтой было покончено. Так что я стала преподавать в частной балетной школе в Беркли. Я люблю свою работу. Это единственное, чем мне хотелось бы заниматься, но хотя я полностью содержу себя сама, родители не дают мне покоя, чтобы я получила диплом «на всякий случай».

— На какой случай? — поинтересовалась я. — Если балетные школы признают незаконным бизнесом или что-нибудь еще в этом роде?

— Вот именно! — сказала Хизер. — Видишь, ты сама все понимаешь. Владелица школы уже готовит меня к тому, чтобы я заняла ее место, когда она уйдет на пенсию. Так что я коплю деньги и работаю над бизнес-планом для банка, чтобы получить заем. Я узнала, как все это делается, из интернета. И для этого мне не нужен диплом.

— Нет, не нужен, — согласилась я, позволив себе взять три соленых орешка, чтобы поддержать компанию. Я медленно жевала их, радуясь, что мне не приходится бороться с тошнотой. Хизер и я были так увлечены разговором, что даже не упомянули о том, чтобы заказать какую-нибудь еду. Что меня вполне устраивало.

Но тут появилась наша официантка, словно мои мысли о еде были материальными. В руках она держала поднос с двумя коктейлями.

— Мы это не заказывали, — сказала я, взглянув на Хизер, и тут же приподняла бровь. — Или заказывали?

Я не была пьяна, но чувствовала себя немного навеселе, так что решила на всякий случай спросить у Хизер.

— Нет, — сказала официантка, ставя бокалы на столик. — Это подарок от джентльменов, сидящих в углу бара.

Она кивнула в том направлении, и мужчины, сидевшие там, подняли свои кружки с пивом и улыбнулись. Они были постарше нас — примерно между тридцатью и сорока, в костюмах с галстуками. Они, вероятнее всего, был женаты, но выглядели так, словно были из тех, кто любит приставать к молодым женщинам просто из спортивного интереса.

— С ума сойти, — выпалила Хизер, быстро приканчивая первый коктейль, чтобы официантка могла забрать пустую посуду. — Могу я заказать рыбные тако, пожалуйста? — Официантка сделала пометку в блокноте и спросила меня, не хочу ли и я заказать что-нибудь.

— Нет, спасибо, — сказала я, и она отошла от нашего столика и направилась на кухню. — Я не знаю, стоит ли нам принимать эти коктейли? — продолжила я, глядя на Хизер. Почему-то мне казалось неправильным позволять незнакомым мужчинам платить за нас, словно мы были готовы дать им право на нечто большее.

— Ну, это же просто выпивка, — возразила Хизер, поднимая коктейль и тоже улыбаясь мужчинам. — Это ничего не значит.

Я кивнула, не имея представления о том, как сказать ей, насколько она заблуждается. Что мужчина способен полагать, что, если женщина принимает его знак внимания, это дает ему право на преодоление всех барьеров, которыми она окружит себя. Стоит только женщине лишь раз сказать «да», и мужчина не обратит внимания, если она изменит свое мнение. Он сможет сорвать с нее одежду, сможет покрыть синяками ее тело и посеять в ее душе смертельный ужас. Он сможет проделать все это, даже если вы давно знакомы с ним, любите его и доверяете ему. А закончится это тем, что ты будешь сидеть в каком-нибудь баре с приклеенной на лице фальшивой улыбкой, пытаясь вести себя так, словно ничего не произошло, стараясь поверить, несмотря на агонию, сжигавшую твои внутренности, что все случившееся уже позади, и отчаянно пытаясь притвориться, что ты теперь в безопасности.