(Неудачно вышедшие замуж — это все замужние женщины и некоторые незамужние.)

Прежде всего, прекратите лелеять в себе гуманные чувства. Гуманность — это хамство. Я пишу с холодной головой, рассудительно, думая о вашем благополучии, бедные незадачливые жены.

Любое искусство, любое освобождение заключается в том, чтобы как можно меньше закабалять дух, позволяя телу закабаляться так, как ему вздумается.

Не стоит быть безнравственными, потому что это умаляет в чужих глазах вашу личность или делает ее заурядной. Быть безнравственными внутри себя, будучи окруженными всемерным уважением других. Быть телесно девственной и самоотверженной супругой и матерью и, вместе с тем, поддерживать необъяснимые плотские связи со всеми окрестными мужчинами, от лавочников до ‹…› — вот что доставляет высшее удовольствие тем, кто действительно хочет наслаждаться и расширять свою личность, не опускаясь до методов служанки, которые низменны потому, что и она из их числа, и не впадая в строгую честность бесконечно глупой служанки, бесспорно, порожденную интересом.

Вследствие вашего превосходства, женские души, меня читающие, вы сможете понять то, что я пишу. Всякое удовольствие проистекает от мозга, всякое случающееся преступление совершается лишь в мечтах! Я помню одно красивое, настоящее преступление.

Его никогда не было. Прекрасны те преступления, которые нам не известны. Совершал ли Борджа красивые преступления? Не совершал, поверьте мне. Прекраснейшие, многочисленные, плодотворные преступления совершила наша мечта о Бордже, то представление о Бордже, которое у нас есть. Я уверен, что существовавший в действительности Цезарь Борджа был человеком заурядным и глупым, он должен был быть таким, потому что существование всегда глупо и заурядно.

Я даю вам эти советы бескорыстно, применяя мой метод в ситуации, которая меня не интересует. Я лично мечтаю о власти и славе; в моих мечтах нет места чувственности. Но я хочу быть вам полезным, хотя бы для того, чтобы противоречить себе, потому что я терпеть не могу полезность. Я альтруист на свой лад.

Я намереваюсь показать им, как изменять своему мужу в воображении.

Поверьте мне: лишь заурядные создания изменяют мужу на самом деле. Целомудрие — это обязательное условие для сексуального удовольствия. Отдаваться больше, чем одному мужчине, означает убить целомудрие.

Я допускаю, что женская подчиненность нуждается в самце. Полагаю, что она, по крайней мере, должна ограничиваться только одним самцом, помещая его, если в том будет потребность, в центр растущего круга воображаемых самцов.

Лучшая возможность так поступать предоставляется в дни, предшествующие менструации.

Вот как:

Они представляют, что у их мужа тело белее. Если они это представят как следует, они почувствуют его белее на себе.

Воздерживайтесь от всякого жеста чрезмерной чувственности. Целуйте мужа, находящегося над вашим телом, и подменяйте его при помощи воображения — думайте о том мужчине, что находится у вас в душе.

Суть наслаждения заключается в раздвоении. Откройте створки окна той кошке, что есть в вас.

Как если бы вы заперли мужа.

Важно, чтобы муж иногда раздражался.

Главное — начать чувствовать влечение к тому, что отвращает, не утрачивая внешнюю дисциплину.

Безграничная внутренняя распущенность в сочетании с предельной внешней дисциплиной составляет совершенную чувственность. Каждый жест, воплощающий мечту или желание, на самом деле делает их нереальными.

Подмена не так трудна, как кажется. Я называю подменой прием, заключающийся в том, чтобы представлять, как наслаждаешься с мужчиной А во время совокупления с мужчиной Б.

Мои дорогие ученицы, я желаю вам, если вы будете строго придерживаться моих советов, бесчисленного и раздвоенного сладострастия ‹…› с животным-самцом, к которому Церковь или Государство привязали вас чревом и фамилией.

Лишь отталкиваясь от земли, птица может взлететь. Пусть этот образ, дочери мои, будет для вас постоянным напоминанием о единственной духовной заповеди.

Быть кокеткой, исполненной самых разнообразных пороков, не изменяя мужу даже взглядом — вот подлинное сладострастие, если вы сумеете его достичь.

Быть кокеткой внутри, изменять мужу внутри, изменять держа его в своих объятиях, делать так, чтобы чувство, вкладываемое вами в поцелуй, было не для него — о превосходные женщины, о мои таинственные Умницы — вот сладострастие.

Почему я не советую этого и мужчинам? Потому что Мужчина — существо другого рода. Если он низмен, я посоветую ему использовать столько женщин, сколько он сможет: пусть он так поступает и навлечет на себя мое презрение, когда ‹…› А у высшего мужчины потребность в какой-либо женщине отсутствует. Для сладострастия он не нуждается в сексуальном обладании. Однако женщина, пусть даже высшая, этого не приемлет: женщина сексуальна по сути своей.