Рассудительность — все будет просто, потому что для меня все — мечта. Я приказываю себе мечтать об этом и мечтаю. Иногда я создаю в себе философа, который аккуратно описывает мне философии, пока я, паж, влюбленный в дочь философа, чьей душой я являюсь, стою у окон его дома.

Разумеется, я ограничен своими знаниями. Я не могу создать математика… Но я довольствуюсь тем, что имею и чего достаточно для бесконечных сочетаний и бесчисленных грез. Впрочем, кто знает, не добьюсь ли я мечтаниями чего-то большего. Но оно того не стоит. Я и так самодостаточен.

Распыление личности. Я не знаю, каковы мои мысли, мои чувства, мой характер… Если я что-то чувствую, я смутно это чувствую в обретшей зримые очертания личности какого-либо существа, что появляется во мне. Я заменил себя моими мечтами. Каждый человек — лишь его собственная мечта о себе самом. А я не являюсь даже этим.

Никогда не дочитывать книгу до конца и не читать ее последовательно, не перескакивая.

Я никогда не знал, что чувствую. Когда мне говорили о том или ином переживании и описывали его, я всегда чувствовал, что описывали нечто из моей души, но затем, размышляя над этим, я всегда сомневался. Я не знаю, действительно ли я являюсь тем, чем, как я чувствую, я являюсь, или я просто считаю, что я этим являюсь. Я — персонаж моих собственных драм.

Усилие бесполезно, но оно развлекает. Рассуждение бесплодно, но забавно. Любить утомительно, но, быть может, предпочтительнее, чем не любить. Однако мечта заменяет все. В ней может полностью присутствовать понятие усилия без настоящего усилия. Внутри мечты я могу вступать в битвы, не опасаясь испытать страх или быть раненым. Я могу рассуждать, не намереваясь обрести истину, которой никогда не достичь; не желая решить какую-то задачу, которую я никогда не решу; не ‹…› Я могу любить, зная, что меня не отвергнут, не предадут и не будут мне досаждать. Я могу менять возлюбленную, и она всегда будет одной и той же. А если я захочу, чтобы она мне изменила и ускользнула от меня, в моих силах сделать так, чтобы это случилось, причем всякий раз так, как я этого хочу, так, чтобы мне это было приятно. В мечтах я могу испытывать самую глубокую тревогу, терпеть худшие пытки, одерживать величайшие победы. Я могу ощущать все это так, как если бы это происходило в жизни: это зависит лишь от моих возможностей сделать мечту живой, отчетливой, реальной. Это требует стараний и внутреннего терпения.

Есть разные способы мечтать. Один из них заключается в том, чтобы забыться в мечтах, не пытаясь сделать их отчетливыми, дать себе углубиться в неясные сумерки собственных ощущений. Этот способ хуже и утомительнее, потому что он однообразен, всегда одинаков. Бывают мечты отчетливые и направляемые, но в этом случае усилие, предпринимаемое для управления мечтой, требует чрезмерных ухищрений. Великий мастер, такой мечтатель, как я, лишь совершает усилие, заключающееся в желании, чтобы мечта была такой-то, чтобы она выполняла такие-то прихоти… И она разворачивается перед ним так, как он того желал бы, но не смог бы придумать, не имея на то оправдания. Я хочу увидеть себя королем… Я хочу, чтобы это произошло немедленно. И вот я мгновенно оказываюсь королем какой-нибудь страны. Какой, какого рода — это мне скажет мечта… Потому что я одержал победу над тем, о чем мечтаю — мои мечты всегда неожиданно приносят мне то, чего я хочу. Часто я совершенствую и делаю более отчетливой мысль, которая предстала мне лишь в смутном образе. Я совершенно неспособен сознательно вообразить Средневековья различных эпох и различных Земель, которые видел в мечтах. Меня ослепляет избыток воображения, которого я за собой не знал и который теперь вижу. Я позволяю мечтам возникать… Они настолько чисты, что всегда превосходят то, чего я от них ожидаю. Они всегда прекраснее того, чего я желаю. Но этого может надеяться достичь лишь усовершенствованный мечтатель. Я провел годы в мечтательных поисках этого. Сегодня я получаю это без усилия…

Лучше всего начинать мечтать с книг. Романы очень полезны для начинающего. Научиться полностью отдавать себя чтению, полностью сливаться с персонажами романа — вот первый шаг. Когда наша семья и ее хлопоты покажутся никчемными и гнусными, по сравнению с героями романов, это будет признаком прогресса.

Нужно избегать читать литературные романы, в которых внимание отвлекается на форму романа. Мне не стыдно признаться, что я с этого начал. Любопытно, но детективы ‹…› я интуитивно читал. Я никогда не мог вдумчиво читать любовные романы. Но это вопрос личный, потому что у меня нет представления о любви, даже в мечтах. Однако пусть каждый развивает то представление, которое у него есть. Мы должны всегда помнить, что мечтать означает искать себя. Человек чувственный должен будет выбирать чтение, противоположное тому, которому предавался я.

Когда приходит физическое ощущение, можно сказать, что мечтатель преодолел первую ступень мечты. Это когда от романа, рассказывающего о стычках, погонях, сражениях, у нас ломит тело и устают ноги… Первая ступень освоена. Чувственный человек должен будет, получив лишь умственный образ, испытать эякуляцию, когда такой момент наступает в романе.

Затем он попытается перенести все это в умственную форму. В случае чувственного человека (которого я выбираю в качестве примера, потому что он наиболее нагляден) эякуляцию нужно почувствовать без того, чтобы она произошла. Усталость будет намного сильнее, но и удовольствие будет насыщеннее.

На третьей ступени всякое ощущение становится умственным. Усиливается удовольствие, и усиливается усталость, но тело уже ничего не чувствует, и слабеют и изнемогают не утомленные члены, а разум, жизнь и переживания… Достигнув этого, пора перейти к высшей ступени сна.

Вторая ступень — это выстраивание романов для самого себя. Предпринимать такие попытки нужно лишь тогда, когда мечта полностью освоена разумом, как я говорил выше. Если это не так, начальное усилие по созданию романов внесет сумятицу в идеальное умственное освоение удовольствия.

Третья ступень.

Когда воображение уже воспитано, достаточно пожелать, и оно само займется выстраиванием грез.

Здесь усталость, даже умственная, почти отсутствует. Происходит полное растворение личности. Мы — просто пепел, наделенный душой и лишенный формы, даже той, что обретает вода в посуде, ее содержащей.

Когда хорошо подготовлена ‹…› в нас могут стих за стихом складываться драмы, развиваясь идеально и отстраненно. Возможно, у нас уже не будет сил их записывать… Но этого и не нужно. Мы сможем творить опосредованно — вообразить в нас пишущего поэта, причем он будет писать в своей манере, а другой поэт — в своей… Отточив до совершенства это качество, я могу писать в самых разных стилях, каждый из которых будет оригинален.

Самая высокая ступень мечты — это когда, создав картину с персонажами, мы проживаем всех их одновременно — мы являемся всеми этими душами вместе и взаимодействуем с ними. Это приводит к невероятной степени обезличивания и испепеления духа, и, признаюсь, трудно уйти от общей усталости любого существа, делая это… Зато какой триумф!

В этом — единственный и окончательный аскетизм. В нем нет ни веры, ни Бога.

Бог — это я.