Глава 15

Кира была не из тех, кто так просто сдается. Поэтому прежде, чем рухнуть в пучину депрессии окончательно, выпроводила Эрика и отправилась в рейд по аптекам. Уж слишком раздражало облегчение на его вновь заросшем лице.

– Радуется, что отделался легким испугом, – пожаловалась Кира коту, высыпав на стол гору разноцветных коробочек.

Она не просто набрала тестов всех возможных марок. Она еще обошла пять окрестных аптек, чтобы удостовериться: результат будет точен, даже если кто-то нарушил условия хранения.

Денег потратила уйму. Особенно резанула по внутренней жабе покупка ультрасовременного цифрового теста аж за шестьсот рублей. Но когда в душе теплится крошечный огонек последней надежды, финансы кажутся не более чем прахом зловонным.

Кира замочила почти все свои покупки. Оставила парочку на завтра. И все дали дружный отрицательный ответ. На маленьком сером экранчике высветились жестокие буквы: «Не беременна». Как будто он издевался над ней. Стоило бы еще добавить «Поздравляю!».

На выступление Эрика она не смогла пойти. Играй он Гамлета или князя Мышкина, она бы еще подумала. Но сидеть на вечере стендапа, слушать чужие шутки, взрывы смеха… Изощренная пытка в ее нынешнем состоянии. Она отключила телефон и меланхолично изничтожила банку шоколадного сыра, любимого лакомства из детства. По телевизору показывали «Грязные танцы», и Кира всласть наревелась в одеяло, убеждая себя, что просто сочувствует героям.

С невероятным трудом она заставила себя утром вынуть бренное тело из кровати. Такой разбитой она не была даже после самой безбашенной студенческой попойки. В довершение ко всему, организм красноречиво просигналил: беременности нет. Да, тесты она сэкономила, но легче от этого не стало. Впрочем, выхода не было: пришлось собираться и двигать в офис, потому что в один день лишиться и надежд, и работы Кира не могла.

Ольга, хвала женской прозорливости, поняла ситуацию с первого взгляда. Пусть временами ее бывало слишком много, а любопытство и потребность сунуть нос в чужие дела зашкаливали, в нужные моменты она умела молчать. За это ее Кира и любила.

Весь обеденный перерыв они говорили только о стендапе. О грядущих съемках, о новом монологе Скворцовой. Ничего, что могло бы расстроить или напомнить о неудаче.

– Сходим куда-нибудь? – напоследок предложила Ольга, когда Локотков уже появился на горизонте со своим цепким начальственным взглядом. – Сегодня? Кино, жральня, маникюр… За мой счет.

Они уже неделю никуда не выбирались: все свободное время Киры прочно оккупировал Саакян. Но сегодня еще не написал ни разу, да и теперь, когда он мог скинуть с себя груз отцовской ответственности, разве оставался толк в этих вечерних встречах? Какой смысл узнавать друг друга лучше, если единственное, что их связывает – проект «Большой стендап»?

– Решай сама, – кивнула Кира.

Что-то подсказывало, что одной ей сейчас лучше не оставаться. Однако это пришло в голову не только Ольге, и за полчаса до конца рабочего дня на телефоне Киры высветилось сообщение от Эрика. Он тоже звал прогуляться. «Прости, сегодня не могу», – ответила она, но тут же поступило новое предложение: «Заеду? С меня – коньяк». «Серьезно, я занята. Другие планы». На это Саакян промолчал.

Кира завидовала ему. С этой беременностью вышел какой-то негласный спор. И все решилось в пользу Эрика. Да, возможно, к лучшему для них обоих. Она чуть было не влезла в долгую и тяжелую историю с совместным воспитанием. Но жизнь подарила ей новый шанс. Другой врач, другое лечение. Другой отец. И уж на сей раз она не станет экономить на доноре.

Ольга усиленно исполняла роль аниматора. Она за ручку отвела Киру в огромный торговый центр, где подарила подруге все радости, которыми изобилует современная индустрия развлечений. И кино в трех измерениях, и замороженный йогурт с мармеладками, и даже педикюр.

– Слушай, я весь день в этих башмаках, – поморщилась Кира, когда они только подошли к салону красоты. – Неудобно, честное слово…

– Это их работа! – Ольга затолкала ее внутрь. – Расслабься и получай удовольствие.

О, удовольствие было неземное. Теплая ванночка, массаж, лак цвета спелой сливы. Впервые в жизни Кире настолько нравились собственные ступни, что даже не хотелось обуваться.

– Жалко, нельзя ходить во вьетнамках, – Кира расстроенно пошевелила пальцами.

– Это мы еще обсудим. Сходим в бассейн или сауну… Развеемся, а? – В нарочито бодром тоне Ольги слышались нотки, с которыми обычно обращаются к слабоумным.

– Я в порядке, правда, – успокоила ее Кира. – Все к лучшему. Просто сейчас не время.

– Тебя точно не проводить до дома? Если хочешь, пижамную вечеринку устроим, – Липкина изогнула бровь.

– Нет, все-таки иногда ты меня до чертиков пугаешь.

Ольга отпустила ее с недоверием. Но ведь тридцать два года девке, не выгуливать же ее на поводке! А Кира мысленно утерла сопли и решила составить план действий. Когда что-то делаешь, не остается времени раскисать. Даже поиск новой клиники, другого врача уже займет ее мозги. А еще можно самой найти банк доноров… Хорошо было бы эту тему взять для монолога! Благодатная почва! Но увидят родители, и потом объяснений не оберешься.

Кира сама не заметила, как подъехала к дому. Машинально заглушила двигатель, подняла ручник и прислонилась лбом к рулю. Почему-то ноги сами не шли в квартиру.

Глухой стук в стекло заставил ее вздрогнуть. Она подняла голову, поморгала, будто со сна.

– Ты еще долго собираешься тут сидеть? – крикнул ей Эрик.

Куда ж без него. Небось уже отметил свободу. Нагулялся, пришел сытый. Что ж, рано или поздно все равно пришлось бы выходить.

– Соскучился? – Она закрыла машину и застегнула куртку.

– Где ты была?

– Вот так, с наскока?

– Прости. Привет, Кира, – он чмокнул ее в щеку: его щетина отросла и перестала колоться, и теперь мягко щекотала кожу. – Так где ты была?

– Я же сказала: планы.

– Так долго? Я уже полтора часа тебя жду. Думал, ты просто не хочешь меня видеть.

– Была такая мысль. Вижу, тебя это не остановило.

Кира сунула руки в карманы и зябко подняла плечи, пряча шею в воротник. Так пригрелась в машине, что теперь вечерний воздух пронимал до дрожи.

– Это Антон, да? – спросил он прямо. – Ты снова в поисках донора?

– Нет, Эрик, – она слишком устала, чтобы изображать легкомысленную барышню, которая порхает с цветка на цветок. – Никаких Антонов, никаких игр. Только официальный банк доноров.

– Об этом я и хотел с тобой поговорить.

– Ну?

– Может, все-таки зайдем внутрь?

– И тебе не жалко ботинки?

– Я серьезно, Кира. Пожалуйста.

У нее было мощнейшее дежавю. Прошлый раз, когда он вот так уговаривал ее у подъезда, все закончилось ужином у родителей. И ее пугало, что он придумал теперь. Серьезный Эрик страшил ее гораздо больше саркастичного стендап-комика.

Два пятна лимонного фосфора встретили их в темноте коридора.

– Он точно с другой планеты, – Эрик щелкнул выключателем: кота уже не было.

– Иногда мне кажется, что он умеет телепортироваться. И знает что-то, чего не знаю я. – Кира повесила куртку на крючок. – Но ботинки ты все же спрячь в шкаф.

Она заварила кофе. Кухня показалась более безопасным местом для разговора. Непривычно было видеть здесь Саакяна. Она настолько привыкла к одиночеству, что теперь мужчина за ее столом выглядел как фотомонтаж. И рядом с ним все казалось крошечным: мебель, посуда. Длиннющие ноги в модных брюках неуклюже подгибались, чтобы разместиться в этом ограниченном пространстве. Даже сами стены ему как будто жали. Ну уж извини, Эрик. Это тебе не сталинский дом твоих родителей с новыми коврами.

– Есть что-нибудь перекусить? Я не ужинал, думал, съездим с тобой как обычно…

Вместо ответа Кира распахнула перед ним холодильник, обнажила его сиротливые недра. Пусть сразу видит, что из нее никогда не выйдет хозяюшки вроде его матери.

– Сядь, – вздохнул Эрик. – Придется кормить тебя самому.

И Кира села смотреть, как тот, кого она считала шовинистом и женоненавистником, аккуратно повязывает ее фартук в красную клетку. Фартук ей подарила мама на Новый год, разумеется, зря, его Кира использовала лишь однажды, чтобы вытереть со стола, когда закончились полотенца. Но вот прошло всего пять лет, и он наконец пригодился.

Саакян по-хозяйски орудовал в ее шкафах, нашел мисочки, приправы и сковородки. Взялся за омлет и гренки из черствого позавчерашнего хлеба. Поглядеть на такое диво явился даже Линукс. Он недоумевал, что за странное действо происходит на кухне, где до этого Кира делала в лучшем случае горячие бутерброды.

– Больше колбасы богу колбасы, – торжественно произнес Эрик и бросил кусочек на подоконник: излюбленное место кота.

Кот был не дурак и сразу есть не стал. Он явно ждал подвоха от человека, чьи итальянские мокасины не так давно превратил в нужник. Принюхался, настороженно посмотрел на Эрика. Лизнул, еще разок. Убедился, что есть можно, и, взяв добычу в зубы, ретировался под стол.

– Эх ты, взяточник… – разочарованно протянула Кира.

– Ну, нам стоит с ним наладить отношения, если уж мы будем видеться чаще, – Эрик заглянул в шкафчик. – А орегано у тебя есть?

– Если это что-то безалкогольное, то вряд ли, – Кира напряглась. – Постой-ка. Что значит «будем видеться чаще»?

– Об этом чуть позже.

– Не-не. Саакян, давай сразу.

– Сначала поешь, – он стоял к ней спиной, но она чувствовала, что он улыбается.

– Там клофелин? Колись!

– Терпение, женщина. Иди вымой руки.

– Тоже мне, фрекен Бок, – проворчала Кира.

Но пахло вкусно, и она, всем видом демонстрируя недовольство, все же поплелась в ванную.

Как Эрик соорудил этот пышный горячий омлет, от одного запаха которого судорогой сводило желудок, Кира так и не поняла. Видимо, теперь в банковской сфере еще и учат готовить. Ему не нужен был клофелин, чтобы отвлечь ее от вопросов. Она наворачивала дымящееся блюдо, перекатывая его во рту, чтобы не обжечься, но не в силах остановиться или снизить темп. И совершенно забыла о том, зачем Саакян находится в ее квартире, пока он со стуком не отставил пустую тарелку.

– Итак, – он сложил руки замком. – Я решил тебе предложить свою помощь.

– А? – Кира подняла голову: в этот момент она как раз промакивала кусочком хлеба ароматный сок.

– Я готов быть твоим донором.

На этой фразе омлет намертво встал Кире поперек горла, как ребенок, которому с утра не хочется в садик, и он цепляется за двери. Даже омлет решил, что Кире нечего делать в этом бренном мире после слов Эрика. Она поперхнулась, глаза заволокло слезами… Ни выдохнуть, ни вдохнуть. Саакян вскочил, от души шарахнул ей между лопатками, и она закашлялась.

– Ты… что?… – сипло выдавила она, корчась в приступах кашля.

– Вот только не надо, – он вернулся на свой стул. – Два дня назад ты свыклась с этой мыслью.

Она отдышалась, хлебнула воды и прислонилась к стене.

– С чего… Господи, надо было так напугать! С чего тебе такое в голову пришло?

– Ну, – он спокойно пожал плечами. – Во-первых, я как-то привык к мысли, что мы с тобой будем родителями. Нашел кучу плюсов. Во-вторых, я и сам, знаешь, не молодею. И родителям моим ты нравишься.

– И ты сдашь анализы? То есть серьезно пойдешь в клинику, проверишься и потом выдашь мне баночку?

– Почти.

– В смысле?

– Нет, если ты настаиваешь, я, конечно, сдам анализы. У тебя обо мне сложилось превратное мнение… И оно далеко от реальности. Но если тебе так будет спокойнее – хорошо, сдам все, что скажешь. И даже за свой счет.

– И в чем подвох? – Кира прищурилась.

– Ни в какой банке я тебе ничего передавать не буду. Только по старинке.

– То есть…

– Ага.

– Ты и я?!

– Как-то так, – его распирало от самодовольства.

– Я, конечно, все понимаю. Но такой изощренный способ кому-то вдуть мог придумать только ты, Саакян.

– Фу, – он поморщился. – Какая ты грубая! Нет, если ты против, я пошел.

– Постой… – Кира спохватилась, лихорадочно соображая. – Я должна подумать.

Эрик был похож на маститого шахматиста, который в два хода обставил новичка. Легкая полуулыбка, огонь превосходства в глазах, расслабленная поза. Кире страшно хотелось его поколотить, но глубоко в душе она понимала: не стоит рубить сук, который может сделать тебе ребенка. Или как там говорится в пословице.

Мысль родить от Эрика Саакяна действительно перестала ее пугать. Она даже смирилась с его присутствием и участием в воспитании. И хорошо представляла себе Элинар и Геворга в роли бабушки с дедушкой. В их доме она могла бы оставлять гипотетическое чадо, не беспокоясь о его сохранности или плохом аппетите.

Но то было случайно, а идти на это снова, уже осознанно… Нет, так быстро Кира решить не могла. Взять и совершенно сознательно, в открытую переспать с Эриком… Теперь-то он не даст ей напиться. Еще поди вспомнит старое. Начнет подкалывать… Она ведь в постели далеко не пантера. И фигура у нее слишком прямая… Угловатая… И годы не те…

– Ты вспоминаешь таблицу умножения? – с иронией поинтересовался Эрик, наблюдая, как она шевелит бровями.

Вот именно так все и будет. Ты потеряла талию? Ты отращиваешь подшерсток, потому что холодает? Это твоя грудь или ты стоишь спиной? Из всех армян Эрик был единственным, кто ни разу не отвесил ей даже самого фальшивого и затертого комплимента. Именно за честность она с ним и дружила. Другое дело, что в интимные моменты не каждая женщина готова к честности. Даже не так. Ни одна женщина не готова к честности в минуты любви. И Кира со всей своей прямотой не была исключением. Она не боялась увидеть голым Эрика Саакяна. Она боялась, что голой ее увидит он.

– Ясно, зависла, – констатировал Эрик. – Где у тебя кнопка включения?

– Ты прямо мастер флирта! – выпалила она, немало его озадачив.

– В смысле? Я думал, ты презираешь эти условности… Ты хотела конфет и ухаживаний? Мы вроде оба понимаем, к чему все идет…

– Я так не могу. Ты и я… – она замотала головой и закрыла лицо руками. – Не могу. Я должна это переварить.

– Как знаешь, – несмотря на показное равнодушие, он казался задетым.

– Да нет… Я не отказываюсь… Просто…

– Не надо ничего объяснять. Думай сколько влезет.

Он резко поднялся и исчез в коридоре. Кира окликнула его, но он даже не обернулся. Она услышала шелест куртки, щелчок замка. Он просто ушел, оставив ее в полнейшем раздрае. И даже появление сытого и благодушного Линукса не подняло ей настроение.

– Продался за кусок колбасы? – обиженно спросила она.

Кот уселся на подоконник египетской статуей, прищурил глаза. И если бы не тихое, едва различимое урчание, можно было бы подумать, что он мумифицировался. Кира схватила эту заносчивую задницу и потащила к себе на диван. В конце концов, она заслужила немного тепла. Пусть ей это тепло, как и всякой сильной и независимой женщине, обеспечивал кот.

– Что мне делать? – Она с надеждой заглянула в лимонные глаза, тщетно разглаживая курчавую шерсть. – Соглашаться или нет?

Кот, как и следовало ожидать, молча смотрел на нее. Если бы она спросила совета, стоит ли содрать обои, опрокинуть фикус или сожрать провода от системного блока, тут, может, он и подсказал бы что-то умное. Но в мужиках Линукс совершенно не разбирался.

Дело было слишком деликатным, чтобы спрашивать совета у кого-то постороннего. Даже у Липкиной. И уж тем более – у мамы. Потому что слишком стыдно, когда на секс с тобой мужчина может согласиться только в качестве одолжения. Когда тебя оценивают не как женщину, а как потенциальный инкубатор. Родителям она понравилась! Это прямо вторая строчка в хит-параде приятных вещей, которые она услышала за год. На первом месте – «Ну, зато эрозии я у вас не вижу» от Умы Тагировны.

Кстати, о Тагировне. Ее Кира больше посещать не собиралась. С последнего приема прошло достаточно времени, чтобы понять: это была классика вокзально-цыганского развода. Надавили на больное, испугали самым страшным – и схватили тепленькой. И Кира, вся из себя умная и независимая, с разинутым ртом купилась на фразу «Девочка-девочка, хочешь леденец и покататься в дядином фургоне?». И даже бог с ними, с деньгами. Она ведь чуть не прыгнула в постель к неизвестному мужику, чтобы не опоздать на поезд материнства!

Не умеет наш народ обращаться с медиками. Кира была этому стотысячным подтверждением. Сначала высиживала проблему дома, потому что от врачей одни хлопоты и вообще, коновалы они все. Авось пройдет, а если не пройдет – когда ласты склеишь, так и так все равно будет. Зато уж если дошла до клиники, поверила первому же человеку в халате. Не убедившись, доктор ли это вообще или гардеробщица. И кого винить в собственной глупости?

Наученная граблями платной медицины, Кира решила действовать по-умному. Обратиться в научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии. Потому что если там нет грамотного специалиста, то его нет в природе, как единорогов или мужчин с благими помыслами.

Поэтому на следующей же неделе Кира выбрала день, встала пораньше, готовая к телефонному сношению с регистратурой НИИ. Автодозвон – для слабаков. Здесь требовалось искусство внезапности. Набирать номер не раз в три секунды, а импульсами. Чаще, реже… Не так просто вклиниться в плотную вереницу бабулек, диктующих номер полиса.

Институт недаром сохранил за собой особый статус. В поликлинику через Интернет теперь может записаться каждый, а вот по старинке дозвониться, подкараулить регистраторшу, вовремя подъехать за талончиком и прийти с целым списком странных принадлежностей – это было сродни сложному обряду инициации. Только прошедший посвящение драконами регистратуры мог рассчитывать на прием профессора.

Профессор Штейнберг, к которому таки прорвалась Кира, сильно напоминал лягушонка. Невысокий, с короткими кривыми ногами и аккуратным округлым брюшком, которое казалось накладным при всей его тщедушности. Образ добавляла отполированная лысина, щедро усыпанная пигментными пятнами, и жидкие усики. Глаза профессора смотрели в разные стороны, и Кира никак не могла сообразить, на какой именно глаз ей ориентироваться при разговоре.

Видимо, в науку этот человек пошел, потому что в роддом ему был путь заказан. Иначе бы резко подскочила статистика преждевременных родов. Кире и самой резко захотелось сбежать, едва она распахнула дверь. Что-то маниакальное виделось ей в дряблом лице врача. Но мама ее учила: внешность в людях не главное. И поборов инстинкт самосохранения, Кира взяла себя в руки и переступила порог кабинета.

Если не считать некоторых странностей, которыми сопровождался осмотр, доктор Штейнберг внушал доверие. Рассуждал неспешно, здраво и, что самое важное, терпеливо разжевывал Кире, как функционирует ее организм. Общением с пациентами он, судя по всему, пресытиться не успел. Или в нем просто умер великий педагог.

– Какие яичнички, – он любовался снимком УЗИ, как будто это была картинка из запретного журнала для взрослых. – Видите ли, Скворцова, каждый цикл в рабочем яичнике созревает несколько фолликулов. Один из них, самый большой, называется доминантным, лопается, и происходит овуляция. В вашем случае об истощении говорить, конечно, рано. Да, некоторый гормональный дисбаланс, судя по анализам, имеется, но все поправимо. Я одного не понимаю: как вы могли согласиться на стимуляцию, если вам уже говорили об истощении? Вы рисковали либо лишиться последнего резерва яйцеклеток, либо попросту заработать кисту. Скажите, в какой клинике вы наблюдались?

– Там написано, – Кира кивнула на выписку.

Сама она бы не вспомнила длинное составное название, заканчивающееся на «-мед».

– Девочка моя… – протянул доктор Штейнберг с такой интонацией, что на мгновение Кире снова показалось, что он – гнусный маньяк. – Ну в вашем-то возрасте! Неужели вы не могли хотя бы убедиться в репутации клиники?…

Доктор Штейнберг назначил новое лечение, сказал, что дает организму отдохнуть.

– В этом цикле мы не будем стимулировать ваши яичнички. Им надо набраться сил. И уж тем более такими грубыми и морально устаревшими препаратами. Я удивлен, что его еще назначают в современных клиниках! И все же я порекомендовал бы вам отслеживать овуляцию. Обязательно ведите график температуры, как я вам объяснил, и не теряйте время зря, – он гаденько усмехнулся, и Кире снова нестерпимо захотелось обороняться и бежать, а рука сама собой нащупала в кармане самый длинный и острый из квартирных ключей. – Мы можем только предполагать, какой момент будет благоприятным, но все же человеческий организм живет своей жизнью. И если вы не хотите упустить шанс стать мамочкой, используйте каждую возможность.

От врача Кира вышла в смешанных чувствах. С одной стороны, чувствовала себя непроглядной тупицей, что согласилась на лечение у Тагировны, с другой – была рада, что диагноз ее не превратился в приговор. Да, Киру не радовало, что каждое утро ей придется встречать с градусником в заднице, потому что иных методов доктор Штейнберг не признавал. Но, по крайней мере, теперь она знала, что сделала все возможное. Прошла через огонь, трубы и именитого профессора со странной любовью к яичникам, после которой даже фанаты женских ступней перестали казаться Кире психопатами. И, похоже, если стараться надо каждый месяц, то на первое время услужливый Эрик – ее единственный вариант.