Глава 14

Дожди зарядили с первого октября. Как по расписанию. Еще вечер был звездный, пахло яблоками, мирно шуршали деревья, а утром резко ливануло, прибило к асфальту листья, и в лужах, словно в ведьмином зелье, забурлила, запузырилась вода.

Сколько раз Кира смотрела американские мелодрамы? Больше, чем это требовалось человеку в здравом уме. И всегда в фильме был момент, когда главный герой печалится в разлуке, а за окном бушует непогода. Как будто нельзя грустить солнечным днем! Кира обычно смеялась над подобным дешевым трюком. Но вот она сама вяло жевала овсянку, прислонившись лбом к холодному стеклу, изъязвленному дорожками дождя, а на душе скребли кошки. Точнее, Линукс скребся в своем лотке, но настроение было у Киры такое поганое, будто длинные когти этого ушастого гуманоида царапали прямиком ее мозг. Пошлости вроде разбитого сердца она не признавала.

После ужина в доме Саакяна Кире неотвратимо хотелось плакать. Разумеется, она себе такой роскоши не позволила, но с осторожностью прислушивалась к девчонке, неожиданно проснувшейся внутри. Самой себе не могла объяснить, в чем дело. Ведь даже хорошо, что у ребенка будет такой отец. По крайней мере, он умеет мыть посуду и общаться с младшими сестрами. И потенциальные бабушка с дедушкой вполне милые и уютные люди. Так чего киснуть? Или вдруг ей стало обидно, что она сама в этой истории лишняя? Что история с грядущей свадьбой – всего лишь фикция?

Но не она ли зарекалась иметь что-то общее с Эриком? Не она ли плевалась от чудовищного дурновкусия на свадьбе двоюродной сестры? Там был полный набор: с тамадой, пьянкой и низкопробными тостами… Да боже упаси ее от такого кошмара. Тогда почему, когда Эрик перед родителями называл ее «милая» и «дорогая», каждый раз так щемило в груди? Она ведь не свихнулась, чтобы встать в длинную очередь его макаронин!

Странные все-таки создания – женщины. Кира не сомневалась: в каждом сбое ее безупречной логики виноваты проклятые эстрогены. Или чем там напичкала ее Тагировна. Иначе как здраво объяснить тот факт, что она, всю жизнь высмеивающая сам институт брака, вдруг тоскует о мнимой свадьбе? И с кем? С Эриком Саакяном? Нет, надо будет снизить дозу, как только разрешит врач.

На холодильнике уже давно висел календарь с красным кружком вокруг седьмого октября. Даты, когда она наконец сделает тест. Вот только что-то ей подсказывало: в этот день все не просто не решится, но еще и резко усложнится. И потому она заставляла себя не нервничать попусту. Хотя бы не нагнетать ситуацию раньше времени. Не видеть Эрика, не звонить ему. Не думать.

Однако первое, что она увидела в офисе, подойдя к новенькому рабочему месту – еще не кабинет, но уже угловая ячейка без соседей, – был букетик роз. Всего штучек семь, но таких крупных, с жирными стеблями и мясистыми багряными лепестками. Запах стоял сумасшедший, даже не надо было наклоняться к цветам.

– Колись, скорее, от кого! – затараторила Ольга, перегнувшись через перегородку.

– Уже?! Господи, хоть муха мимо тебя может пролететь незамеченной?

– Я ехала с курьером в лифте. Ну, открывай скорее! Что за поклонник? Антон? Как романтично… Мой с Восьмого марта цветов не покупал!

Кира покачала головой. Видимо, сохранить Эрика в тайне получится ненадолго. И это злило. Кто им всем разрешил совать нос в ее жизнь?! И Липкина-Прилипкина, и Эрик со своими широкими жестами… Какого черта?! Неужели она просто не может побыть одна и разобраться во всем?

Стиснув зубы, Скворцова взяла карточку.

И никакой подписи. Ни буквы, ни намека, ни наглого беспардонного смайлика, который бы сразу выдал Саакяна. За что она должна его простить? Не успел сводить ее к родителям – и уже элегантный от ворот поворот? Или он планировал это с того самого дня, когда она отшила его в постели? Нянчил план мести: окутал флером романтики, поманил совместным воспитанием ребенка и тут же решил отбрить? И где-то сейчас инфернально похохатывает? Ну нет, Эрик, не видать тебе моих слез!

– Ольга, выйди.

– Что там?

– Выйди, я сказала! – Пожалуй, Кира рявкнула слишком громко, потому что Липкина, обиженно надувшись, ушла, а над перегородками офисных сот показались удивленные лица. – Работаем все.

Подальше от любопытных глаз Кира ушла в туалет, заперлась и яростно застучала по экрану смартфона. Уже через мгновение она увидела физиономию Эрика и услышала длинные гудки.

– Что-то случилось? – спросил он вместо приветствия.

– Давай без этого. По-твоему, это смешно?!

– Ты о чем?

– Вот только не надо! Я тебя прощать не собираюсь. Потому что чхать я хотела на тебя и твои дурацкие закидоны. И не смей мне больше попадаться на глаза!

Она бросила трубку и выскочила из туалета, шарахнув дверью так, что испуганный Локотков от неожиданности отлетел к другой стене коридора. Букет отправился в корзину для бумаг.

А Кира взялась за свой участок приложения и мурыжила его до самой последней минуты рабочего дня, пропустив даже обеденный перерыв.

Дождавшись, когда уйдут все и, главным образом Липкина, Кира взяла куртку, зонт и вытащила из ящика телефон. Несколько пропущенных вызовов. И все от Катюши. Внутри нехорошо екнуло. А если что-то случилось? А если Кате было некуда пойти? Ее обманули, ограбили или… Нет, только не это. Из-за какой-то обиды! Кира сглотнула, провела по волосам дрожащими пальцами. Перезвонила.

– Ты в порядке? – услышала она вопрос, который сама собиралась задать.

– Да. А ты?

– Со мной-то что может случиться, – протянула Катя, и воцарилась неловкая тишина. – Слушай, я это… Ты получила цветы?

– Какие? Подожди… Розы? Это от тебя, что ли?!

– Ну да. А разве тебе кто-то еще мог?… То есть… – Катюша замялась. – Я не это имела в виду, просто, насколько я помню, ты ни с кем не встречалась… Так ты простишь меня?

– Да. Да, конечно, – Кира потерла переносицу, с ужасом представляя, что подумал о ней Эрик. – Знаешь, можешь вернуться домой, если хочешь. Я погорячилась.

– Нет, ты была права. Мне лучше начинать самой, если я хочу стать такой, как ты. Я в общаге, у меня отличная соседка. Тут все чисто, ремонт был в прошлом году. Народ нормальный… В общем, не переживай. И маме я сказала, что сама во всем виновата. Просто не хочу, чтобы ты на меня обижалась. У меня правда ничего не было с Эриком.

– Меня это не касается.

– Можешь мне ничего не объяснять, но я же не слепая. Вы как два барана. Что он весь вечер только о тебе выспрашивал, что у тебя крышу снесло от ревности…

– У меня?! От ревности?! – поспешно возмутилась Кира.

– Ладно, молчу-молчу. А то ты еще года два будешь делать вид, что тебе на него наплевать. Линуксу привет передавай.

– Ты… Может, зайдешь как-нибудь?

– Обязательно, – Катя хмыкнула и отключилась.

Что вообще она имела в виду? Какая ревность? Да еще к Эрику? Минутку, он действительно выспрашивал про нее, Киру? Нет-нет, ее этим не проймешь. Она ведь не растеряла мозги, чтобы доверять этому мартовскому коту! И то, что родители Эрика вместе больше тридцати лет, еще ни о чем не говорит.

Кира сама себя не узнавала. Превратилась в какую-то чокнутую истеричку. Зачем было орать на Саакяна? Ссориться с Ольгой, с Катей? Едва в ее жизни забрезжило какое-то подобие собственной семьи, она лично разогнала всех, кто ее окружал. И она не винила их. Никто не обязан терпеть ее гнусный характер. Боялась только, что однажды ее ребенок придет и скажет: «Мам, я тебя, конечно, люблю. Но можно я лучше буду жить у папы?»

Все же лучше извиниться. Хотя бы по старой дружбе он должен ее простить. Если не принять с распростертыми объятиями, то поверить, что ей можно доверить новорожденного.

Вцепившись в руль и положив телефон на громкой связи подальше, чтобы не поддаться искушению и не сбросить звонок, Кира приготовилась просить прощения. И видит бог, это было нелегко. С детства извинения ей давались с трудом. То ли упрямство, то ли гордыня… Но она была готова лишние часы отстоять в углу, но не признать ошибку. Видимо, пришла пора повзрослеть. Однако Эрик не собирался облегчать ей задачу. Он звучал мрачно и приглушенно, как будто говорил сквозь слой ваты.

– Саакян, тут такое дело, – начала Кира и прочистила горло. – Я… Я днем цветы получила. Думала от тебя, а оказалось, что нет.

– Ты всегда орешь, когда тебе дарят цветы?

– Да я не об этом. Просто я зря на тебя наехала… Ну, психанула… Может, гормоны? Неважно. Короче… Ты это… Прости меня.

Последние два слова она пробормотала так быстро, что и сама с трудом разобрала.

– Что-что? – переспросил Эрик.

– Прости! Меня!

– Опять орешь.

– Прости. Это уже в последний раз.

– Окей. И кто он?

– Кто?

– Он. Цветы тебе кто подарил?

– А это… – Кира вдруг осознала, что улыбается. – Да так… Ерунда.

– Не ерунда. Ладно, пока. Переговорим чуть позже.

Он так резко оборвал разговор, что Кира замерла в недоумении. И лишь припарковавшись, поняла, почему Саакян сбросил звонок. И почему его было так плохо слышно.

Эрик снова торчал у подъезда, спрятавшись от дождя под козырьком и замотавшись в шарф по самые уши. Видимо, без бороды с непривычки мерзло лицо. И что-то было такое трогательное в его зябкой позе, в том, как он оживился, заметив ее машину, что Кире стоило немалых усилий стереть с собственного лица щенячью радость, прежде чем вылезти наружу.

– Давай скорее сюда! – крикнул он, на пятках лавируя между потоками дождевой воды.

Не было времени выяснять зачем. Ливень лютовал, и Кира, наспех раскрыв над головой зонт, поспешила в машину Саакяна. Мягко, сухо, тепло… Чертовы японцы! Так недолго и привыкнуть к комфорту «Мазды»!

– Я тебе цветы принес. – Эрик вытер мокрое лицо шарфом и перевел дыхание. – Вон они.

И он указал на урну у скамейки, из которой уныло торчали длинные палки.

– Что они там делают?! – Кира безуспешно пыталась разглядеть, какого цвета был четвертый в ее жизни букет.

Первый ей подарили на выпускной в школе, и она забыла его на теплоходе. Потом были гортензии от Антона. Примирительные розы от Кати днем вынесла уборщица, а эти, видимо, с утра увезет дворник. Три из четырех… Как-то не сложилось у нее с цветами.

– Это ирисы, – пояснил Эрик, проследив за ее взглядом, и включил зажигание. – Я собирался извиниться, правда, не понимал за что. Но когда узнал, что ты так ненавидишь букеты… Это что-то из серии «нельзя убивать живое»?

– Да нет же! Я… Там была карточка… Думала, ты хочешь меня подколоть. А так цветы я люблю. Просто мне никто… Ну… Не было особой возможности привыкнуть.

– А я-то уж думал, ты предпочитаешь бриллианты.

– Очень смешно. – Кира только сейчас осознала, что они встраиваются в плотный поток машин. – Погоди, а куда мы едем?

– Ужинать. В ресторан моего друга.

– Если это… – Она набрала побольше воздуха для отповеди, но Эрик не дал ей договорить.

– Не начинай, – мягко перебил он. – Послушай, я не хочу ссориться. Не собираюсь тебя подкалывать, шутить или издеваться. Не надо все время ждать подвоха и атаковать. Все изменилось, верно?

Он был прав. Фехтование остротами хорошо для дружеской вечеринки, посиделок с пивом, разогрева перед стендапом. Она настолько привыкла к такому стилю общения, что разучилась разговаривать с Эриком иначе. А ведь им обоим перевалило за тридцать. И кто знает, через какое-то время они могут стать родителями общего ребенка. И продолжают подкладывать друг другу кнопки и дергать за косички. Детский сад. Возможно, им стоило сбавить градус гораздо раньше. Просто Кира никогда не умела идти на уступки первой. И хорошо, что хотя бы кому-то из них хватило ума озвучить мировую. Впрочем, вслух она правоту Саакяна признавать не собиралась. Не все сразу.

– Что с нами случилось? – задумчиво произнес Эрик, глядя перед собой. – Ведь мы всегда были друзьями. Шутки шутками, но это стало каким-то злым… Тебе не кажется? Я уже давно ни с кем так не общаюсь. Ни с ребятами из команды, ни с нашими алкашами из клуба. Я никогда так не доставал ни одну женщину. И это глупо… Но каждый раз, когда я тебя вижу, меня так и тянет сказать какую-нибудь гадость.

– У меня то же самое, – усмехнулась Кира.

– Но ведь я хорошо к тебе отношусь! Мне нравится и твоя самостоятельность, и бойкость. И твоя комедия. И, так и быть, я считаю, что ты смело поступаешь с этой беременностью. Глупо, безбашенно… Но смело. Ты вся такая… Огонь-баба. Отчаянная и гордая. И я кроме тебя таких не встречал.

– Приму за комплимент, – она рассеянно пожала плечами.

– А это он и есть. Кирюх, давай так. Давай возьмем паузу и просто проведем вместе вечер. Ты расскажешь, что у тебя произошло со здоровьем. Я – про свои дела. Ну потому что… Если мы будем… Если у нас будет… В общем, хорошо, если мы сможем остаться друзьями.

– Конечно, – она кивнула, не подавая виду, как резануло это его «остаться друзьями».

Не то чтобы она рассчитывала на что-то большее. Просто обидно вдруг стало, что ей никогда не выйти из шкуры своего парня. Несмотря на Юрмалу. Пожалуй, Кира так долго хотела заполучить мужские привилегии, что даже совместная ночь с Эриком ничего не изменила в его отношении к ней. Но в этом была лишь ее вина. Он поступил мудро, предложив перемирие, и ей стоило последовать его примеру. Хотя бы ради будущего ребенка.

Он привез ее действительно в уютный ресторан. Стены, отделанные грубым камнем, массивные деревянные столы и резные фонарики над каждым из них. Никакой показухи: тихое место, чтобы поесть и поговорить. Мягкая, ненавязчивая музыка и домотканые вышитые салфетки.

Они заказали баранье жаркое на двоих, и им принесли еще булькающее горячее блюдо в чугунной плошке. Прямо с огня. Теплую лепешку, зелень, соленья. И пузатый кувшин густого домашнего морса: Эрик был за рулем, а Кира решила не рисковать.

Саакян сдержал слово. Был внимателен, слушал, не перебивая и не высмеивая. К десерту Кира совершенно расслабилась и выложила даже больше, чем планировала. Наверное, так чувствуют себя люди на диване психоаналитика.

Они сознательно не касались темы ребенка и совместного будущего. Ни в этот вечер, ни в следующий… Это стало привычкой. Каждый день они встречались после работы, шли ужинать, а в пятницу, когда после обильных дождей немного подсохло, отправились бродить по бульварам.

– Знаешь, мы говорили с мамой о тебе, – вдруг сказал Эрик. – Ты ей нравишься.

Кира заметила, что Саакян относится к матери с особым трепетом. По рассказам она поняла, что в его семье на пьедестал ставят женщин. Мама души не чаяла в младшеньких девочках, которые родились чуть раньше времени и очень тяжело выхаживались. Каждое, даже самое скромное их достижение воспринималось как гигантская победа. А успехи Эрика – как должное.

Его жизнь зеркально отражала жизнь Киры. Она, старшая, обделенная вниманием сестра, которая в царстве мужчин хотела доказать, что тоже чего-то стоит. И он в своем вечном соперничестве с ласковыми папиными дочурками. Теперь, когда Эрик раскрылся с другой стороны, многое стало Кире понятным. И эта наносная бравада льва, предводителя прайда. И эти макаронины. Эрик сознательно окружал себя ничего не значащими женщинами, чтобы ощутить то самое превосходство, которого ему недоставало дома. А ведь ему всего-навсего было нужно одобрение! Победа. Первенство. Похвала. А все внимание, все сливки доставались двойняшкам. Из него же растили настоящего мужчину, главу семьи, не балуя излишним сюсюканьем.

В этом тонком пиджачке, которым, судя по всему, Эрик пытался доказать, что холод ему не страшен, хотя его и потряхивало от осеннего ветра, в стильных, но бестолковых в дождливую погоду мокасинах, он стал казаться ей ершистым мальчишкой. С единственным девизом: «Я – сам!» Мальчишкой, в которого превратилась и она тоже.

Оба чувствовали себя растерянными. Будто с откровенностью перегнули палку, и теперь, как два крабика без панциря, не знали, чем прикрыть душевную наготу. Хорошо, что любование старыми липами с черными, набухшими от долгих дождей ветвями, избавляло от необходимости смотреть друг другу в глаза. Зажигались огни, публика стекалась в театры. И у горьковского МХАТа, и у музыкального театра Сац толпились первые зрители. Парочки в самой начальной стадии отношений, когда еще хочется продемонстрировать тонкий вкус. Гости столицы, которым надо поставить галочку в культурной программе. Увядающие одинокие дамы со странными шляпками и отчаянно красной помадой на сморщенных губах, словно они только-только отобедали свежим борщом. Разноперая толпа потребителей сценического искусства. Для Киры всегда оставалось загадкой, как умещаются, как сосуществуют в больших городах настолько разные люди.

– Придешь на мои съемки? – вдруг спросил Эрик.

Видимо, тоже смотрел на сборище театралов.

– Когда?

– В воскресенье.

Седьмого. Забавное совпадение: день, когда она сможет сделать тест. Все выяснится утром, и неизвестно, захочет ли Эрик иметь с ней дело, если никакого ребенка нет. Но не могла же она сказать об этом прямо!

– А можно я подумаю? – уклончиво ответила Кира. – У меня были планы…

– Тест, да? – Он улыбнулся в ответ на ее удивленный взгляд. – Ты же понимаешь, что я умею считать.

Не было смысла отрицать. Да и сил что-то скрывать у Киры не осталось. Неизвестность держала ее в напряжении. Чем ближе была дата-икс, тем резче становились перепады настроения. То она выискивала в себе симптомы беременности и мучила поисковики вопросами о ранних признаках интересного положения, то, наоборот, во всем видела приближение месячных, мрачно уничтожала одну шоколадную плитку за другой и старалась смириться с бездетной старостью. Поэтому она даже рада была разделить страхи с Эриком. Пусть он и надеялся на одну полоску, но ведь тоже переживал. А вдвоем бояться легче.

– Слушай, а может, вместе сделаем? – предложил он.

– Боишься, я подрисую вторую полоску фломастером? – привычно ощетинилась она.

– Кира, мы же договорились…

Его мягкий, понимающий взгляд все еще выбивал ее из колеи. Видеть в этих кофейных глазах тепло вместо насмешки… Да еще и чувствовать на плече большую ладонь… Кира вздохнула. Это все казалось слишком странным.

– Ладно, приходи ко мне утром. Часиков в девять.

– Ты уверена? И ты дождешься меня?

– Потерплю.

Он сдержал слово. Пожалуй, впервые проявил идеальную пунктуальность, и уже без пяти девять Киру вытащил из постели звонок в дверь. Нет, она не спала. Просто лежала. Где тут уснуть, когда с утра решается вопрос всей жизни?! Да еще и с четырех часов страшно хотелось в туалет, но она боялась, что тогда результаты теста будут неверными. И честно терпела до прихода Саакяна. Усилием воли убрала подальше все гаджеты, чтобы больше не морочить себе голову глупыми запросами и чудовищными дискуссиями на форумах мамочек. И вместо этого играла с Линуксом в одеяло. Скребла пальцами, а он, выпучив глаза и настроив уши-локаторы, таился, раскачивая тощим задом, и метким прыжком обрушивался на гипотетическую мышь. Тогда Кира его ловила и тискала. Не сказать, чтобы это кота устраивало, но уж если его зачем-то и кормили, то, по крайней мере, функцию антистресса он должен был выполнять волей-неволей.

– Проходи, – Кира впустила Эрика в коридор, переминаясь с ноги на ногу. – И жди тут, я больше не могу.

– Ты что, всю ночь терпела?!

– Без комментариев! – крикнула она из туалета.

– Ты ведь могла собрать в баночку… Анализы никогда не сдавала?

Кира выцедила сквозь зубы нечто нелицеприятное. Это определенно был не тот момент, когда она нуждалась в умных советах Эрика Саакяна.

– Ну? – крикнул он через минуту. – Ты все?!

– Дай сосредоточиться! И уйди!

– Хочешь, включу шум дождя?

– ЭРИК!

– Ты только не торопись смотреть результат. Я читал, надо подождать несколько минут.

– Эрик, твою мать, Саакян! Если ты сейчас же…

– Понял, – звук удаляющихся шагов, приглушенная ругань и вопль Линукса возвестили о том, что на сей раз Эрик действительно понял.

И Кира смогла погрузиться в создание домашней лаборатории.

Последний раз она делала тест в институте. Но руки помнили. Правда, теперь смотреть было еще страшнее. Нет, Эрик прав. Лучше несколько минут подождать.

– Ну как? – Он встретил ее в комнате, сунув руки в карманы.

– Пока одна… Но ведь надо подождать. Написано, от трех до пяти минут.

И они сели на край дивана, как провинившиеся школьники перед кабинетом директора.

– Ты в порядке? – спросил Эрик, не глядя на нее.

– Ага, – она смотрела в пустоту перед собой.

– Ты только не очень переживай, если что. Мамина двоюродная сестра – врач…

– Ага.

Не выдержав, она побежала за тестом. Поднесла поближе к глазам. Повернула на свет. Изменила угол. Не помогло: жирный минус был ей окончательным вердиктом.