V. Пятница, 6 сентября
Иногда мне кажется, что жизнь следователя – это долгое сладкое самоубийство.
Конрад Вессели
33
Уже в шесть утра Сабина сидела одна в столовой, пила крепкий кофе и наблюдала за тонкой серебряной полоской на горизонте. Она отвратительно спала: ей постоянно мерещился подвал, в котором пытали Хорста Эккера.
Это был всего лишь пятый день учебы в академии, а у нее в голове крутилось столько разных теорий, что череп готов был вот-вот треснуть. В конце концов для нее существовало только одно разумное решение: «Или ты сконцентрируешься на занятиях в академии и прекратишь свои расследования, прежде чем окончательно спятишь, или продолжишь, рискуя головой».
Но могла ли она остановиться? Все-таки она единственная слышала последнее сообщение Эрика, а Снейдер был недоступен по телефону. Но, прежде чем говорить с президентом Хессом, Вессели или доктором Беллом о случившемся, Сабина хотела узнать больше. К тому же ее не покидало ощущение, что она не должна разговаривать об этом ни с кем, кроме Снейдера.
«Только с глазу на глаз!» – сказал он ей, и, вероятно, на то были причины. Все-таки один из убийц был из Висбадена.
Она взглянула на учебный план, который висел рядом с ней на стене. Сегодня с восьми до десяти психолог снова будет рассказывать об «опасностях рабочих будней». Сабина покинула столовую и просунула записку Тине под дверь.
«Не могу больше слушать доклады о коллегах, погибших на службе. Поеду в Вайтерштадт. К 10 вернусь».
Вайтерштадт находился примерно в сорока километрах к юго-востоку от Висбадена, не доезжая Дармштадта. Сабине потребовалось полчаса езды на машине, и около семи она добралась до исправительного учреждения.
Территория суперсовременной тюрьмы была окружена обширными полями. Утреннее солнце освещало одноэтажное вытянутое здание, в котором были даже спортивная площадка и бассейн для программы ресоциализации более тысячи заключенных. Однако в Вайтерштадте имелось также отделение с наивысшим уровнем безопасности для тридцати преступников мужского пола – и одного из них она хотела посетить.
Сабина свернула на машине к проходной и показала свое удостоверение. Рольворота открылись, и она въехала в узкий асфальтированный отсек. Когда ворота за ней опустились, открылись следующие, и она заехала на парковку, которая находилась под наблюдением множества камер. Сабина вышла из машины и направилась к входу в здание. У нее забрали служебное удостоверение и внесли ее в список посетителей. Лишь после этого спросили, чего она хочет.
– Я хотела бы допросить заключенного Йохана Белока.
Охранник нахмурил брови.
– В следующий раз предварительно позвоните в офис и договоритесь о встрече, коллега. Возможно, заключенный работает или лежит в медчасти.
– Вряд ли Белок моет сортир в это время.
Охранник оглядел ее.
– Вы комиссар-стажер уголовной полиции на первом семестре академии, – констатировал он. – Обычно коллеги по причинам безопасности приезжают по двое. Этот допрос вообще одобрен?
– У вас мое удостоверение, – спокойно ответила Сабина. Она уже слышала, что у сотрудников тюрьмы бывает легкая паранойя.
– Где второй коллега? И где ваш руководитель?
– Мой коллега задерживается. Это срочно, и я пока начну допрос Белока.
Сотрудник все еще преграждал ей путь.
– И я должен вам поверить?
Сабина сохраняла спокойствие.
– Он опасался, что вы это скажете. – Она вытащила из кармана второе удостоверение. – Как я уже сказала, мой коллега подъедет чуть позже.
Охранник взглянул на удостоверение.
– Мартен С. Снейдер. Ваш коллега? – Он удивленно улыбнулся. – О’кей, можете проходить. Передавайте привет старому говнюку. На его счету здесь как минимум десять типов. Все сидят в отделении строгого режима.
– Не похоже, чтобы вы были этому рады.
– Мне все равно, – ответил мужчина. – Я имел удовольствие пообщаться с ним только два раза.
Пока Сабину провожали к первому тамбуру, она услышала, как охранник проинформировал соответствующего сотрудника, который работал в блоке В.
– Снова допрос, на этот раз Белока. Подготовь его.
Тамбур находился под видеонаблюдением, имел плиточный пол и белые стерильные стены. Сабина сдала телефон, кошелек и ручку, все это заперли в ящике сейфа. Через стальную дверь она прошла во второй тамбур.
– Пройдите через сканер.
Прибор не запищал. Наконец через вход для адвокатов и переводчиков она попала к помещениям для допроса. Комната номер три была свободна. Камера размером восемь квадратных метров была выложена серой плиткой и снабжена матовым зеркальным стеклом. Стол и два стула были прикручены к полу. Видимо, здесь случалось разное.
Сабина подождала несколько минут, пока в комнату не ввели Белока в наручниках. Впереди шел сотрудник в униформе, за ним следовал Белок, замыкающим был еще один вооруженный мужчина в штатском. Мужчины усадили Белока на стул, расстегнули наручники, но приковали одну руку к металлической трубке на стене.
Вооруженный в штатском без комментариев покинул помещение, сотрудник в униформе встал у Сабины за спиной.
– Должен вас поблагодарить, – сказал Белок, прежде чем Сабина успела открыть рот. – Я не часто вижу молодых симпатичных женщин. К тому же вы освободили меня от уборки коридоров медчасти этим утром. Но возможно, этот разговор всего лишь ухищрение, чтобы обыскать мою камеру. – Он взглянул на тюремщика. Тот не шелохнулся.
Всего лишь несколько дней назад Сабина видела фотографии жертв Белока, а теперь монстр собственной персоной сидел напротив. Белок выглядел лет на семьдесят, у него было помятое лицо, седые короткие волосы, небритый подбородок и фигура борца с бычьей шеей.
– Могу успокоить вас, я здесь не потому, что сотрудники хотят обыскать вашу камеру.
– Ваши коллеги не упускают ни одной возможности. – У него был мягкий саксонский акцент, который не вязался с его крепкой фигурой – и уж тем более с тем, что он сделал со своими жертвами.
«Кроме того, не могу представить себе, что тебя заводит вид молодой женщины», – мысленно добавила Сабина. Места преступлений Белока в восьмидесятых годах в Лейпциге напоминали конечный продукт убийцы из дела «Многоножка», только творения Белока состояли исключительно из детских тел.
– С чего вы решили, что сотрудники в Вайтерштадте мои коллеги? – спросила Сабина.
Белок улыбнулся.
– Иначе вы вряд ли попали бы ко мне. – Он разглядывал свои руки. Узловатые пальцы, ладони размером с тарелку – он легко мог бы спрятать в кулаке крысу. Необычно для бывшего детского врача.
– Хорошо, – сказала Сабина. – Тогда можем играть с открытыми картами.
Лицо Белока ничего не выражало.
– Почему я должен это делать?
– Потому что иначе вам придется драить коридоры.
– Предложите мне более приятное времяпрепровождение.
– Убийство «Многоножка» в Берлине.
– О господи. – Он вымученно улыбнулся. – Снейдер уже столько раз был здесь по этому поводу.
– У меня другая задача.
– Значит, вы знаете Снейдера… – Белок приподнял густые седые брови.
Сабине было все равно, пока он не знает, как ее зовут.
– Кто-то скопировал ваше творение и попытался возложить вину за это убийство на берлинского гинеколога.
– Это не ново, – перебил он ее.
– Но, возможно, убийца следил не за вами, чтобы узнать, кто навещает вас в тюрьме, а изучал берлинского врача доктора Яна, чтобы выяснить, что можно повесить на него.
Белок ненадолго задумался.
– А вот это что-то новенькое.
– Вполне возможно, что речь шла вовсе не о вас, а все время только о докторе Яне. – Сабина задела эго Белока и собиралась понизить его рейтинг. – Вы могли случайно вписаться в схему… оказаться просто средством для достижения цели.
У Белока заходили желваки.
– Хорошо, мы поговорим об этом, но только с глазу на глаз.
– Это невозможно, – ответила Сабина. Во время допроса по соображениям безопасности в помещении всегда находился второй полицейский. Белок мог бы ранить сам себя и потом утверждать, что Сабина его избила.
– Я не хочу, чтобы нас слушал кто-то из сотрудников тюрьмы, – пробурчал он. – Если они расскажут, что я сотрудничаю с Федеральным ведомством уголовной полиции, мне здесь не поздоровится.
– Пока что вы не сотрудничаете.
– Зависит от того, какие еще теории имеются у вас в запасе.
Сабина кивнула охраннику, но тот не двинулся с места.
– Вы уверены?
– Да.
– Две минуты, не дольше. – Мужчина покинул комнату.
Дверь грохнула, и Сабина осталась наедине с Белоком. Она уставилась на зеркальное стекло.
– Они могут видеть нас, но не слышат, – объяснил Белок.
– Отлично, тогда мы можем говорить открыто. – Она наклонилась вперед. – Почему гинеколог вас навестил?
– Как почему? Он мой почитатель и хотел поздравить меня с творением всей моей жизни.
– Как вы думаете, почему он был единственный за все эти годы?
– Мало кто увидел смысл этих работ.
– И в чем же их смысл?
Белок улыбнулся.
– Спросите художника, который рисует картины кровью, сможет ли он объяснить свои мотивы. – Белок кивнул. – Ты или создан для того, чтобы понять произведение, или нет.
– И Мартен Снейдер понял?
– Мы создаем то, что видим. Да не отважится никто создать в искусстве то, что он не хотел бы видеть в жизни.
– Соединенных между собой мертвых детей?
Белок терпеливо изучал ее.
– Я уже вижу, что у вас со Снейдером ничего общего.
К счастью, это было так. Все-таки разум Снейдера большую часть времени находился в аду, где вступал в контакт с больными умами разыскиваемых серийных преступников.
– Очевидно, вы хорошо разбираетесь в людях, – польстила ему Сабина. – Вы познакомились с гинекологом. Кто мог бы оговорить его?
Белок внимательно на нее посмотрел.
– Если вы действительно считаете, что настоящий убийца не являлся почитателем моего лейпцигского творения, а использовал его, чтобы просто обвинить кого-то другого, нам стоит прекратить этот разговор. Потому что тогда вы абсолютно не поняли, что произошло.
– Можно еще один вопрос?
– Хорошо, но будете мне должны.
– Если это в моей власти.
– Просто маленький пустяк, – сказал Белок. – Что вы хотите знать?
– Что написал вам гинеколог и что ответили ему вы?
– Вы плохо подготовлены, – пожурил ее Белок. – Я ничего ему не ответил.
– А раньше вы ему писали?
– На протяжении всего моего заключения я не состоял в переписке ни с одним человеком.
– Что он написал вам?
– Слышали про тайну переписки? Кроме того, ваш вопрос вы уже задали.
Сабина прикусила губу.
– А теперь ваш должок, – пробурчал Белок. – Передайте от меня Снейдеру: «Пит ван Лун скоро выйдет».
Сабина была сбита с толку.
– Кто такой Пит?
В этот момент в помещение вошли мужчины.
– Закончили?
– Да, – ответил Белок.
Они отцепили его от трубки, надели наручники и повели из комнаты.
– Кто это? – повторила Сабина.
– Просто передайте это Снейдеру.
«Черт подери!» У нее осталось столько вопросов, но Белок просто ушел, не взглянув на нее и не произнеся больше ни слова. Когда покинула комнату для допросов и получила назад свои вещи, Сабина спросила у сотрудника, который сопровождал ее, существуют ли копии писем, адресованных заключенным.
– Конечно нет.
– Да ладно вам! Мы говорим о заключенном строгого режима.
– Что вам нужно? – вздохнул он.
– Фотокопию всех писем, которые получил Белок.
– О’кей, было только одно письмо; это можно устроить. Подождите пока у входа, я схожу в бюро и сделаю копию.
Сабина покинула тамбур и присела на пластиковый стул в зоне для посетителей рядом с постом вахтера. Слева от нее стояла искусственная пальма с блестящими листьями.
– Да, она еще здесь, – сказал вахтер и вышел с сотовым из своей кабины. Он прикрыл телефон рукой и обратился к Сабине: – Я разговаривал с Висбаденом. БКА не в курсе о вашем допросе, а Мартен Снейдер недоступен.
Сердце Сабины забилось сильнее.
Мужчина протянул ей телефон.
– На линии следователь, который вел тогда это дело. Он хотел бы поговорить с вами.
Сабина даже не знала, как его зовут. С недобрым предчувствием она взяла трубку.
– Алло? Говорит Сабина Немез. Я…
– Я узнал, что какая-то ссыкуха из академии допрашивает моего заключенного? – пролаял низкий голос в трубку. – Это вы? В чем дело? Почему я ничего об этом не знаю?
– Теперь знаете, – ответила Сабина. – Успокойтесь.
– Вы в своем уме? Что вам нужно от Белока?
– Его убийства были скопированы четыре года назад в Берлине.
– Знаю! – вставил он.
– Предполагаемый подражатель посетил Белока в тюрьме и позже написал ему письмо.
– Что значит предполагаемый? Это был врач из Берлина! Он расчленил семью.
– Мы как раз разбираем это дело в академии.
– Опять двадцать пять! Снейдер, похоже, никогда не отвяжется. Передайте ему, что он упустил тогда убийцу. А те письма вас и других студентов не касаются. Поняли?
Письма?
– Да, я поняла. – Сабина завершила разговор и вернула вахтеру сотовый.
В следующий момент из бюро вышел сотрудник тюрьмы и протянул ей конверт.
– Вот копия письма.
– Спасибо, – ответила Сабина. – А теперь сделайте мне, пожалуйста, еще копии других писем.
Было только два письма, и, за исключением подписи доктора Яна, оба были напечатаны на машинке. Первое Белок действительно получил, второе было перехвачено сотрудниками исправительного учреждения и так и не выдано адресату. Первое письмо было датировано маем – за четыре месяца до бойни в Берлине.
Утреннее солнце нагрело асфальт на парковке. По дороге к своей машине Сабина прочитала первое из писем.
«Уважаемый доктор Белок,
я рад, что мы и дальше можем оставаться в контакте, хотя время не позволяет мне чаще посещать вас в Вайтерштадте. Я не могу оставлять свою практику без важной причины – вы сами знаете это по прежним временам, когда еще жили в Лейпциге.
Вы написали, что мои письма не вскрываются тюремным персоналом и не перехватываются и что вы затем сможете их все уничтожить.
Это письмо я запечатал восковой печатью, которую сложно подделать.
Если вы подтвердите мне целостность письма, я пришлю вам свое предложение.
С глубоким почтением, доктор Ян».
Сабина ничего не поняла из письма. Во-первых, Белок утверждал, что никогда ни с кем не переписывался, однако текст напоминал ответное письмо. Но ответ на что? И во-вторых, это была неправда, что никто, кроме Белока, не вскрывал письма. Администрация тюрьмы даже делала копии.
Она развернула второй листок, датированный июнем того же года.
«Уважаемый доктор Белок,
для меня большая честь называться вашим «учеником», хотя я считаю себя скорее коллегой, который пытается усовершенствовать ваше творение. Но вы правы. До сих пор я лишь выслал вам несколько фотографий, не больше и не меньше. Это может каждый.
Вы, конечно, правы и в следующем моменте: речь никогда не шла о том, чтобы продолжить вашу работу неуклюжим плагиатом, а о доведении ее до конца.
Посмотрим, способен ли я на это, хотя вы и не уверены. Признаться, причиняют боль ваши слова, что вы видите во мне только врача, не способного мыслить широко и нестандартно. Но я возвращаю вам этот мяч, потому что настоящий мастер порождает не учеников, а новых мастеров. Пусть это будет патовая ситуация!
Вы убедили меня внимательнее изучить ваше творение. Спасибо за фотографии, которые вдохновляют меня, и за ваше встречное предложение.
Это действительно привлекательное место с подходящими статистами.
Я буду держать вас в курсе.
С глубоким почтением, доктор Ян».
Сабина сложила листок и села в машину. Если во встречном предложении Белока речь шла о берлинской семье, это означало, что жертвы были выбраны уже за несколько месяцев до преступления… и выбраны Белоком. Это противоречило ее предположению, что убитая семья была лишь средством в достижении цели и что настоящей жертвой являлся гинеколог, несправедливо подпавший под подозрение.
Сабина еще не разобралась, кто и кем здесь манипулировал, – что вызывало следующий вопрос: где остальные письма, которые написал гинеколог? И где ответы, которые он получил?
Она завела мотор и выехала с парковки.
Она обязательно должна поговорить со Снейдером.
34
В десять часов утра над озером Нойзидлер парили лишь отдельные лоскуты тумана, медленно проплывая над поверхностью воды, как кораблики-призраки.
Мелани бродила по влажной траве и бросала палочки, которые Шейла радостно приносила обратно. Собака нисколько не уставала от постоянной беготни туда-сюда. Иногда, когда Мелани работала в Вене, Шейле не хватало активности, потому что она целый день проводила в бюро и переговорных комнатах. Тем сильнее она наслаждалась днями, как сегодня, когда Мелани работала дома, – и пока не было ни одного звонка от Хаузера и ни одного нового трупа в Венском Лесу.
Геральд рано утром уехал на гидроцикле в неопреновом костюме и с подводным металлоискателем, потому что хотел проверить ил в самых глубоких местах озера. В принципе, его хобби походило на работу: он ковырялся в грязи в поисках чего-нибудь дельного. Иногда Мелани выезжала вместе с ним на озеро, но сегодня ей нужно было работать.
Она присела на скамейку на берегу и окинула взглядом водную поверхность. Длиной в тридцать шесть километров, самое большое озеро в стране простиралось до самого горизонта и напоминало море. Но максимальная глубина достигала лишь двух с половиной метров. Герхард знал все участки, где стоило нырять в поисках металлолома, который он мог использовать для своей работы.
Шейла перепрыгнула через камыши, подошла к Мелани и встряхнулась, обрызгав Мелани с ног до головы.
– Плохая собака, – отругала ее Мелани и вытерла лицо. Потом вытащила ноутбук из сумки, подключила радиомодем и занялась непрочитанной почтой, накопившейся за прошедшие дни. Время от времени делала глоток какао из термоса. Свой сотовый она намеренно оставила дома, потому что хотела спокойно поработать хотя бы до полудня.
Но из этого ничего не вышло, так как спустя пятнадцать минут замигал значок скайпа. Звонил Хаузер. С нехорошим чувством она ответила на звонок.
– За вами голубое безоблачное небо, – удивленно произнес он. – Вы на пляже?
– Если бы, я работаю дома, – ответила она.
– Завидую. – Судя по дрожащему видеоизображению, Хаузер был у себя в бюро. В пепельнице дымилась сигарета.
Мелани представила, как бы это выглядело, позвони он ей по скайпу из дома – два уродливых геккона в красную крапинку бегали бы по его письменному столу или лазили бы по его голове.
– Почему вы смеетесь?
– Да так, не важно, – ответила она. – Есть какие-то новости?
– Экспертно-криминалистическая служба обнаружила на пластиковом корпусе компьютера Ингрид множество отпечатков пальцев. Клары, ее матери и приемного отца.
Сердце Мелани забилось сильнее. И моего мужа!
– Остальные мы не смогли определить. Но самое интересное: на магнетроне мы нашли один особенно четкий отпечаток пальца Рудольфа Брайншмидта. Остальное, к сожалению, смазано.
Брайншмидта! Интуиция не обманула ее, как только она впервые его увидела.
– Понимаю. Но одно меня озадачивает, – рассуждала она вслух. – Если он действительно произвел какие-то манипуляции с компьютером, почему не демонтировал те части после смерти Ингрид или вовсе не избавился от компьютера?
– Я это выясню, – сказал Хаузер. – В любом случае этого отпечатка должно быть достаточно, чтобы отправить его в следственный изолятор по подозрению в убийстве жены. Что вы думаете?
Мелани только об этом и мечтала, но оставалась реалистичной.
– Судье этого будет недостаточно. Сначала мы должны доказать связь между магнетроном и смертью Ингрид.
– Команда врачей-экспертов уже занимается этим.
– Хорошо. Изучите прошлое Брайншмидта. Насколько я знаю, он уже был женат и после смерти первой супруги получил кругленькую сумму. Проверьте этот момент и выясните, не добрался ли он до страховки Ингрид в связи с ее смертью. Потом доставьте его в комнату для допросов.
– Будет сделано.
– И, Хаузер… не надо с ним нежничать.
– Не беспокойтесь. – Сеанс связи завершился, и изображение Хаузера исчезло.
Она уничтожит Брайншмидта в суде, так что любой присяжный потребует для него минимум высшей меры.
Лай Шейлы вывел Мелани из задумчивости. Собака носилась по берегу взад-вперед. Издалека Мелани услышала тарахтение мотора гидроцикла: Герхард приближался к ним. На буксире он тащил большой вещевой мешок, который подпрыгивал на волнах. Мелани закрыла ноутбук и наблюдала, как Герхард пристал к причалу и с вещмешком за плечами, металлоискателем и ластами в руке направился к ней.
– Разве не чудесный день сегодня? – Он расстегнул молнию неопренового костюма и поцеловал Мелани.
Она поморщилась, хотя любила запах озера.
– От тебя пахнет рыбой.
– Называй меня животным, – проурчал он.
– Морской конек! – Она заулыбалась. – В следующий раз я поеду с тобой. Какой сегодня улов?
– Велосипедная рама, два колпака на колеса и термос. – Он потер мокрые волосы ладонями и наклонил голову набок, чтобы вытряхнуть воду из уха. – А у тебя?
– Вместо похищения ребенка мы теперь имеем дело еще и с убийством.
– Звучит скверно. Речь идет о матери Клары?
Она кивнула.
– Мне очень жаль. Если захочешь поговорить…
– Я знаю, спасибо.
– О’кей, пойду в душ, потом установлю новые москитные сетки и допишу реферат для пресс-конференции во вторник. После обеда я собираюсь прокатиться на велосипеде до яхтенной школы. Ты с Шейлой со мной?
– Конечно, – сказала она. – Свежий пирог на кухне, если хочешь.
Он поцеловал ее и зашагал с вещмешком к дому.
Мелани едва принялась за непрочитанные мейлы по ее другим делам, как снова высветился значок скайпа. Опять Хаузер! Мелани ответила.
– Просто скажите, что вы по мне скучаете.
Хаузер остался серьезным.
– Вы можете приехать в Вену?
– Сегодня и сейчас? Почему?
– Вы знаете адвоката, которого зовут доктор Михаэль Лазло? – спросил Хаузер.
Мелани чувствовала его напряжение.
– Лично нет, но я слышала о нем. Еще тот тип! Берется за безнадежные уголовные дела. Только не говорите, что Брайншмидт взял его себе в адвокаты.
– Нет, – возразил Хаузер. – Двое коллег как раз поехали за ним, чтобы привезти на допрос, и он еще ни о чем не догадывается.
– Тогда как это связано с доктором Лазло?
– Мы выяснили настоящие данные IP-адреса, с которого Мишель отправляла свои последние мейлы. Реальное имя пользователя доктор Лазло, а адрес – его вилла в Нойваль-дегге.
– Хотите сказать, что Мишель – это именитый венский адвокат?
– Похоже на то.
Что за черт! В отличие от маленькой рыбешки типа Брайншмидта доктор Михаэль Лазло был акулой, пожирающей других на завтрак. Обвинить его в чем-то будет нелегко.
– Вы правы, мне стоит приехать в Вену. – Мелани завершила разговор, и Хаузер снова исчез с экрана.
Если доктор Лазло был как-то связан с похищением Клары, возникал вопрос, откуда он знал, где она будет находиться в день своего исчезновения. Он наблюдал за ней все три недели их электронной переписки? Выяснить это было задачей Хаузера. Ее ожидали совсем другие проблемы. Будет сложно получить от суда ордер на обыск виллы доктора Лазло.
«А теперь что скажешь о своем улове?» – саркастично подумала она.
35
Из-за поездки в Вайтерштадт Сабина на несколько минут опоздала на курс «Проверка документов и досмотр транспортного средства».
– Я предупреждала тебя, что твои прогулы приведут к последствиям, – шепнула Тина Сабине, но та проигнорировала ее.
– Тебе, видимо, непонятно, что это означает? – не отступала Тина. – Президент Хесс проверил твою посещаемость. Вполне вероятно, что тебе придется сдавать экзамены по пропущенному материалу.
Само собой разумеется. Такую возможность Хесс не упустит. Но визит в тюрьму того стоил. Оба письма доктора Яна помогли ей чуть глубже вникнуть в дело «Многоножка». Но она не могла поделиться своими размышлениями со Снейдером, потому что тот выключил свой телефон и исчез. Предположительно, он находился в Нюрнберге. У нее оставалась единственная подсказка, чтобы отыскать его след: видео с мужчиной в маске лошади.
После занятий Сабина, Тина и Майкснер провели обеденный перерыв на улице. Они сидели на скамейках в тени козырька рядом с вертолетной площадкой. Из раскрытых окон бассейна позади них доносился плеск воды. Там снова проходила тренировка по погружению с аквалангами.
Майкснер расстегнула верхнюю пуговицу блузки и вытянула длинные ноги на солнце.
– У вас есть какие-нибудь предположения, где Снейдер?
Тина и Сабина молчали.
– Даже слепой видит, что вы обе что-то знаете.
В конце концов Тина рассказала Майкснер о видео из нюрнбергского подвала, из-за чего Сабина одарила ее непонимающим взглядом.
Майкснер выпрямилась.
– Давай не ломайся и покажи видео! – Она заплела свои длинные светлые волосы в косу и посмотрела на Сабину поверх солнечных очков. – Мы ведь коллеги, или как?
Еще три дня назад Сабина ответила бы на этот вопрос отрицательно, но после их женского разговора в туалете она относилась к Майкснер намного лучше. Сабина достала флешку из своего рюкзака.
– Только смотри, чтобы никто не увидел.
– Конечно. – Майкснер открыла ноутбук и скопировала данные на жесткий диск. – Вот дерьмо, – сказала она, посмотрев половину. – Эти оба серьезно взялись за старого педика.
Сабине показалось, что Майкснер уже не раз видела такие видео.
– Оставь свои предрассудки, – сказала Тина. – Там на заднем плане играет классическая музыка; у этих педиков по крайней мере есть вкус.
– Я слышу. – Майкснер остановила видео и открыла другую программу. – В Земельном управлении уголовной полиции у нас есть пара инструментов, с помощью которых мы можем сделать изображение более ярким, четким и отфильтровать звук.
– И ты их, конечно, стащила, – сухо констатировала Тина.
– Как там говорил медведь Балу? Бери то, что можешь достать, – ответила Майкснер и пропустила видео через несколько программ. Одновременно с этим вытащила из кармана джинсов наушники, вставила в уши и подключила кабель к ноутбуку. Вскоре одобрительно поджала губы. – Хорошее качество… Послушайте. – Она протянула Сабине наушники.
Программа удалила крики, раскаты грома и шум дождя, так что классическая музыка звучала отчетливо. Конечно, не как на CD из музыкального магазина, но мелодию можно было различить.
Сабина передала наушники Тине.
– Ты не знаешь, что это может быть?
Тина вставила наушники.
– Похоже на оперу, – выкрикнула она. – Но как-то не вяжется со всей этой садо-мазо-фигней.
– Тише! – шикнула на нее Майкснер. – К тому же музыка звучит так, словно она играет не в подвале, а доносится откуда-то сверху, из другого помещения. – Она наклонилась к Сабине. – Откуда у тебя этот фильм?
– Из архива.
– Ну разумеется. – Майкснер скривила лицо. – С твоими-то связями!
Сабина издалека заметила, как Шёнфельд вышел из здания академии и направился к ним через вертолетную площадку.
– Враг на подходе.
Майкснер быстро свернула окно с видео, так что на экране осталась только фотография ее дочери. У маленького ангела были такие же светлые волосы и сияющие голубые глаза, как у матери.
– Я помешал? – Шёнфельд погладил Майкснер по плечам и поцеловал в затылок. – Смотрите порнофильмы в Интернете?
– Да, как раз для тебя скачали, – ответила Майкснер.
Тина вынула наушники.
– Эй, гений, – обратилась она к Шёнфельду и вытащила кабель из ноутбука. Тут же послышалась классическая музыка. – Знаешь, что это за произведение?
Шёнфельду потребовалось только пять секунд.
– Это «Летучий голландец» Вагнера. Чем вы тут вообще занимаетесь?
– «Летучий голландец», – прыснула Тина и прикрыла рот рукой.
Майкснер тоже заулыбалась.
– Мы пытаемся выяснить, где пропадает Снейдер, – ответила она, прежде чем другие успели что-нибудь сказать. – Больше тебе знать не нужно.
– У-у-у, как таинственно! Радуйтесь, что он уехал всего на пару дней.
Сабине не нравилось, что слухи о ее поисках так быстро распространяются. Скоро весь кампус будет знать, чем она занимается в свободное время.
Шёнфельд присел к ним за стол.
– Музыка доносится словно не из подвала, – сказала Тина.
– Я тоже заметила. – Майкснер прислонилась к плечу Шёнфельда. – Возможно, с театральной сцены или какого-то концертного зала. – Она повернула к нему голову. – Ты знаешь какие-нибудь концертные залы в Нюрнберге?
Шёнфельд пожал плечом.
– Ни одного. Вы обсуждаете убийство, из-за которого вызвали Снейдера?
Никто не ответил.
– По вашим лицам можно читать, как в публичной библиотеке, – заявил он. – Вы посмотрели видео с человеком-лошадью?
Они в ошеломлении уставились на него.
– Да ладно вам! – Шёнфельд поднял руки в знак защиты. – Оно было доступно в Интернете, но БКА заблокировала страницу несколько часов назад.
– Скажи хоть слово Гомезу, и ты мертвец! – предупредила его Майкснер.
– Ладно, ладно, Манипенни.
Так как Шёнфельд знал, в какое дело они сунули нос, было уже все равно. Сабина достала из рюкзака свой ноутбук и установила интернет-соединение.
– Итак, в Нюрнберге есть Опера, Высшая музыкальная школа и музыкальный зал в Конгресс-холле, – перечислила Сабина спустя какое-то время. – К тому моменту, когда Снейдера вызвали по этому делу, яд находился в теле жертвы уже два дня. Поэтому мужчину отхлестали плеткой в понедельник или во вторник. Но ни в одном из этих залов в те дни не исполняли «Летучего голландца».
– Вы как Тик, Трик и Трак в погоне за убийцей, – съязвил Шёнфельд. – А дяди Дагоберта нет дома.
– Дело серьезное. – Майкснер что-то печатала в своем компьютере. – На видео отчетливо слышен шум дождя. Согласно сводкам погоды, в Нюрнберге не было дождя ни в понедельник, ни во вторник. Но… в воскресенье вечером была гроза.
Сабина подхватила:
– В воскресенье нюрнбергский симфонический оркестр играл в Опере отрывки из «Золота Рейна», «Летучего голландца» и «Нюрнбергских мейстерзингеров».
– Значит, типа отхлестали в воскресенье вечером, он прожил с ядом в крови целых три с половиной дня и загнулся только в четверг утром, – резюмировала Тина. – Где находится Опера?
Сабина уже открыла карту в Гугле.
– У городской стены, которая окружает южную часть старого города, рядом с воротами Фрауэнтор.
– Район проституток. Наверняка там есть и старинная пивоварня с подвалом. – Майкснер толкнула своего друга локтем в бок. – Вот тебе и Тик, Трик и Трак! Мы только что определили место и время преступления.
– И что будете делать с этими знаниями?
– Ничего, – ответила Тина. – Снейдер давно и сам все выяснил.
В возбуждении они не заметили, как Гомез оказался позади них.
– Эй, ты зачем так подкрадываешься?! – крикнула Майкснер.
Гомез стоял, держа руки в карманах, и делал вид, что не слышал их разговора.
– Пойдемте, у нас сейчас «Действия в случае домашнего насилия и обыск квартир».
– А после сходим в паб? – предложил Шёнфельд.
– Конечно, – ответила Майкснер и взглянула на Сабину. – Ты с нами?
Это было первое предложение присоединиться к группе, и Сабина знала, что Майкснер пытается интегрировать ее. Впервые с момента приезда в Висбаден Сабина чувствовала себя комфортно в кругу своих коллег, но она помотала головой:
– Спасибо, но идите без меня. После занятий я хочу навестить Эрика в больнице.
«…А затем поехать в Нюрнберг».
36
– Мы допросили Брайншмидта, но ничего от него не добились.
Мелани стояла с Хаузером перед комнатой для допросов БКА. За зеркальным стеклом в ярко освещенной комнате с двумя стульями и микрофоном на столе сидел Брайншмидт.
– Что вы о нем выяснили? – спросила она.
– Вы были правы, он уже состоял в браке. Его первая жена умерла пять лет назад при странных обстоятельствах, как и мать Клары. Тогда он унаследовал квартиру и получил хорошую страховую выплату.
– А в прошлом году, когда умерла Ингрид?
– По завещанию Клара унаследовала треть дома, а две трети он. Но как приемный отец Клары он, конечно, является ее законным представителем. В земельном кадастре, правда, был указан еще открытый кредит, который пошел на перестройку верхнего этажа в доме, но он был покрыт страховкой Ингрид.
«Этот мерзавец здорово нажился на смерти Ингрид!»
– И еще кое-что, – добавил Хаузер. – Мы проверили его магазин электротоваров. Уже несколько лет бизнес идет так себе.
– Тогда у нас даже есть мотив, – размышляла Мелани. – А врачи что-нибудь нашли?
Хаузер помахал папкой.
– Вот предварительное заключение. Ингрид Брайншмидт, возможно, умерла от воздействия микроволнового излучения, и причина, возможно, в ее модифицированном компьютере. Возможно! – подчеркнул он. – Наверняка мы будем знать после эксгумации и нового вскрытия. На это могут уйти недели.
– Если судья вообще одобрит нам эксгумацию, – пробормотала Мелани.
Хаузер недовольно поморщился.
– По моему мнению, мы больше не можем удерживать Брайншмидта.
– Посмотрим… – Мелани взглянула на заключение и пробежала глазами врачебную тарабарщину из цифр, профессиональных выражений и латинских терминов. Так легко Брайншмидт от нее не уйдет. Она указала на три толстые папки, которые лежали рядом с монитором и микшерным пультом. – Это материалы по Брайншмидту?
– Это? – Хаузер ткнул в папки. – В одной папке материалы по делу Клары, в двух других просто руководства по технической процедуре, как записывать допрос на пленку. А что?
Мелани проигнорировала вопрос.
– Будем действовать так, – решила она. – Вы сначала займитесь доктором Михаэлем Лазло, проанализируйте его жизнь и выясните, что он делал последние два года. В это время я поработаю с Брайншмидтом. – Она наблюдала через стекло, как взгляд Брайншмидта бродил по комнате и время от времени останавливался на пару секунд на зеркале. – Я сейчас разнесу его в пух и прах.
– Мы уже пытались, – сказал Хаузер.
– Но не этим. – Она взяла у Хаузера из руки папку с врачебным заключением.
– Этого недостаточно, чтобы обвинить его в убийстве.
– Правильно, – согласилась Мелани, – но наш подозреваемый этого не знает.
Она взяла под мышку папку с материалами по делу Клары и два толстых руководства и вошла в комнату для допроса.
– О, какой высокий визит, – саркастически пробурчал Брайншмидт.
«Сейчас тебе будет не до смеха», – подумала Мелани, положила папки перед Брайншмидтом на стол и без комментариев села на свободный стул.
– Что это значит?
– Мы проверили твое прошлое. – Больше она ничего не сказала.
Брайншмидт покосился на стопу, но оставался спокойным.
– Ты не имеешь права отправлять меня в СИЗО.
– Это не предварительное заключение, а временное задержание, – ответила Мелани. – Спустя двадцать четыре часа ты будешь представлен судье, и вот тогда начнется предварительное заключение.
Брайншмидт сглотнул.
– Я хочу поговорить со своим адвокатом.
– Он уже едет сюда, – солгала Мелани. – Ты ничего не должен говорить. Рассматривай это как информативный разговор. – Она полистала документы. – Даже когда при твоем предварительном заключении судья будет каждый месяц проверять наличие причин для продления ареста. Я могу легко задержать тебя по трем причинам: опасность побега, опасность сокрытия следов и опасность рецидива.
– Какого рецидива? – выкрикнул он. – В чем меня обвиняют? Я ничего не сделал Кларе!
– Речь не о Кларе. – Мелани открыла папку и подтолкнула ее к нему. – Это врачебное заключение свидетельствует, что Ингрид умерла от последствий воздействия микроволнового излучения, которому она как минимум год подвергалась через свой модифицированный компьютер.
Брайншмидт быстро просмотрел бумаги. Она заметила, как он занервничал. В этой ситуации, раздираемый подскочившим адреналином и усиливающейся паникой, которую он пытался скрыть, у него в голове наверняка проносились десятки вопросов. «Что она действительно знает?» Его взгляд переместился к толстым папкам. Ему не хватало твердости и спокойствия, чтобы проверить ее утверждение и полистать врачебные записи, которые лежали перед ним на столе. Да Мелани и не дала бы ему времени сделать это.
– Как внутри системного блока, так и на магнетроне, диодах и конденсаторе мы нашли твои отпечатки пальцев, – тут же продолжила она.
Она открыла папку и протянула Брайншмидту копию единственного совпадающего отпечатка, который нашла экспертно-криминалистическая служба.
Брайншмидт поднял глаза.
– Без адвоката я не буду делать никаких комментариев.
– Ты не обязан. Как я уже сказала, этот разговор просто для информации.
– У тебя на руках нет никаких доказательств.
Мелани улыбнулась.
– Это больше, чем просто предположения. Ты попал в большие неприятности, мой друг. Отпечатков пальцев и медицинского заключения достаточно не только для ордера на арест, но и для обвинения в убийстве твоей жены и вынесения приговора.
– И зачем, скажи, пожалуйста, мне это было делать? – спросил он. – Я любил Ингрид – в отличие от тебя, потому что ты никогда не хотела верить, что она счастлива со мной. Ты просто боялась, что потеряешь единственную подругу.
– Да, я потеряла подругу, – спокойно ответила она. – В то же время благодаря страховке Ингрид ты смог выплатить оставшийся кредит на перестройку дома и получил в наследство две трети дома и земельный участок.
– Без комментариев.
– Ты вырос, – цинично сказала она. – После первого брака ты получил только квартиру и страховую выплату.
– Ты и это хочешь на меня повесить? – У Брайншмидта засверкали глаза. – В чем еще ты хочешь меня обвинить? – выкрикнул он. – Что я застрелил Джона Кеннеди, взорвал башни-близнецы и несу ответственность за вымирание динозавров? Я теперь козел отпущения за все просто потому, что тебе так нравится?
Внешне Мелани оставалась абсолютно спокойной.
– Судья одобрил ходатайство об эксгумации твоей первой жены, – заявила она. – Сейчас как раз достают ее гроб, чтобы передать тело судебным медикам.
У Брайншмидта перехватило дыхание. Впервые она увидела панику в его глазах. Но все равно он не произнес ни одной необдуманной фразы.
Мелани использовала почти все свои тузы, и в настоящий момент ей в голову не приходило больше ни одного аргумента, чтобы загнать его в угол. Она взглянула на папку с материалами по делу о похищении Клары. Возможно, ей вовсе и не нужно блефовать.
– Ты знал, что на компьютере работала не только Ингрид, но и Клара? – спросила она.
Он нахмурился.
– Клара?
– Она регулярно пользовалась компьютером матери, чтобы переписываться с подругами. Но ни Ингрид, ни Клара тебе об этом не говорили, потому что ты бы ей не разрешил.
Он надменно засмеялся.
– Не надо рассказывать мне сказки. Клара не прикасалась к этому компьютеру!
Мелани достала листок из папки.
– Вот перечень всех электронных адресов с аккаунта Клары, которые мы определили на жестком диске. Кроме того, она иногда заходила на Фейсбук.
– Я запретил ей это! – закричал Брайншмидт.
– Очевидно, твой запрет не очень подействовал.
Брайншмидт уставился на распечатку. Он пробежал глазами мейлы, в которых речь шла о музыкальных группах, аудиокнигах, кроссовках и сумках «Монстр Хай».
– Взгляни на даты. Это не просто несколько дней или недель. Она регулярно пользовалась компьютером больше года.
– Нет, это неправда. – Голос Брайншмидта дрожал. В ужасе он листал бумаги.
Она наблюдала за его мимикой. Брайншмидт был настолько напряжен, что даже не замечал сверлящего взгляда Мелани. Он действительно любил Клару. Мелани по-настоящему задела его за живое. Она быстро вспомнила несколько деталей из врачебного освидетельствования Ингрид.
– Организму Клары нанесен такой же вред, как и Ингрид, но, к счастью, не настолько глубокий, – продолжала она бередить рану. – Микроволновое излучение проникло в мышечную ткань Клары, а также в жировые и костные ткани. Подумай только, сколько времени она провела перед компьютером и как опасно это было для ее маленького детского организма. Ее генетический материал непоправимо поврежден.
У него на глазах выступили слезы.
– Нет!
– Да, – прошептала она. – Ты разрушил организм невинной десятилетней девочки!
– Я не знал, проклятье, что я только наде… – Он резко оборвал себя, когда понял, что сейчас сказал. Но было уже поздно.
Мелани подняла глаза на камеру под потолком.
37
Нюрнберг был переполнен туристами, они слонялись по центру, протискивались мимо столиков и скамеек перед ресторанами в узких переулках Старого города. Было половина девятого вечера, и в пешеходной зоне работали тепловые пушки.
Сабина добралась до Нюрнберга за два часа. По дороге в машине она прослушала на диктофоне кассеты, которые стащила из частного архива Снейдера. Записи напоминали протоколы интервью, но что-то в них смущало Сабину. Атмосфера была пугающей, и голоса звучали как-то странно, неестественно и даже наигранно, и причина была не в качестве диктофона, который она одолжила у вахтера и который лежал теперь на пассажирском сиденье.
Она припарковала машину в подземном гараже недалеко от церкви Святого Лаврентия и направилась на юг, к воротам Фрауэнтор. Где-то там должно быть место преступления, которое совершил человек в маске лошади. Возможно, она даже наткнется на Снейдера – что ж, у нее, по крайней мере, есть для него полезная информация.
Ярко освещенное здание Оперы выделялось на темно-голубом ночном небе и, подобно церкви, мощно устремлялось ввысь. Фонари освещали площадь перед входом с арками. За окнами стояла темнота. Очевидно, в этот вечер представления не давали. На площади тоже ничего не было слышно, кроме невнятного говора толпы и шума близлежащей дороги. Над входным порталом висел баннер.
«Нюрнберг играет Вагнера.
„Золото Рейна“, „Летучий голландец“ и „Нюрнбергские мейстерзингеры“ в исполнении Нюрнбергского симфонического оркестра».
Вероятно, отмечали круглую дату со дня рождения Вагнера, потому что на рекламных стендах была представлена многонедельная программа с произведениями Вагнера в Нюрнберге и Байройте.
Сабина пересекла площадь и направилась к станции метро. Но под городским асфальтом она не нашла ничего, кроме обычных эскалаторов, магазинчиков, перронов и общественных туалетов. Она снова вернулась на поверхность через другой выход. Становилось прохладно. Сабина обошла вокруг здания Оперы, которая примечательным образом стояла на площади Рихарда Вагнера. Где может находиться этот подвал? Неужели прямо под театром? Это было маловероятно. Она заглянула во все соседние переулочки, где располагались или старые фахверковые дома, или здания с аркадами и арочными окнами. Она задавалась вопросом, не лучше бы ей готовиться к завтрашним занятиям, но электронное послание Эрика, на которое она наткнулась, заставляло ее продолжать поиски правды.
Когда несколько часов назад она сидела у его больничной кровати и разговаривала с ним – не зная, понимает ли он хоть слово, – она поклялась ему, что сделает все, чтобы найти подонка, который выстрелил ему в голову.
В узком переулке рядом с Оперой стояла кромешная тьма. Уличные фонари не работали. Сабина хотела уже идти дальше, когда услышала скрип металлической вывески. Она зашла в переулок. Над деревянными воротами раскачивалась железная пластина с гербом и надписью: «С 1750 года». За решетчатым окном находилась табличка: «Пивоварня закрыта». Судя по внешнему виду, наверняка уже с 1850 года.
Сабина нажала на ручку. Дверь подалась. В нос ударил спертый воздух. Она пошарила рукой по стене с внутренней стороны в поисках выключателя, но не нашла. В темноте без фонарика будет сложно.
Неожиданно она застыла и затаила дыхание. Из подвала здания доносилась тихая музыка. Сердце у Сабины забилось быстрее. «Я схожу с ума!» Это была тема «Летучего голландца». Она достала сотовый, осветила пол и последовала за лучом. Музыка становилась все громче. Постепенно глаза привыкли к темноте. Сабина расстегнула куртку, положила ладонь на пистолет у пояса. О «ЗИГ-Зауэре» она подумала, но мощный карманный фонарик пригодился бы сейчас больше.
В конце коридора под ногами захрустели осколки стекла, и Сабина резко остановилась. Перед ней оказалась дверь с расколотым стеклом, которая вела в темный внутренний двор с мусорными контейнерами. Слева в стене находился арочный проем. За ним винтовая лестница уходила вниз, в черную пропасть, откуда доносилась музыка.
Сабина посветила вниз по лестнице и оперлась рукой о стену. Она почувствовала, как штукатурка осыпается со стены под подушечками ее пальцев. Вынув пистолет из кобуры, Сабина начала медленно спускаться. С каждым шагом музыка звучала все громче. Автоматически всплыли воспоминания о видео, и ей даже почудились гедонические крики пожилого мужчины.
Скоро в воздухе появился запах забродивших дрожжей. Она дошла до конца лестницы и попала в большой подвал.
Здесь внизу музыка звучала еще громче. Отчетливо слышались мощные тромбоны и сумасшедшее пиликанье оркестровых скрипок. Сабина дошла до двери с оконным переплетом и засаленным стеклом, через которое она могла заглянуть в соседнее помещение. Между колоннами мерцал красноваторжавый свет. Она быстро спрятала телефон в карман. Сводчатый потолок был выложен из красного кирпича. В некоторых нишах лежали бочонки. Именно здесь было снято то самое видео. С потолка, как металлические прутья, свисали цепи. На них крепились старинные лампы.
Сабина открыла дверь, сделала несколько шагов до первой колонны, прижалась к бетонной поверхности, попыталась дышать ровно и огляделась в поисках источника света: луч словно от видеопроектора пересекал помещение, отражался от стены и окрашивал подвал в темный оранжевый тон.
Оглушенная громкой музыкой и ослепленная ярким светом, она бы даже не заметила, подкрадись к ней кто-нибудь сзади или сбоку. Это было сумасшествием – спускаться сюда одной. Чему ее научила профессия? Всегда обеспечивать себе надежный тыл! Даже Снейдер предостерегал ее от действий в одиночку.
Сабина снова вытащила сотовый из кармана куртки. Только две палочки. Она нажала на кнопку повторного вызова. Снейдер наверняка не ответит, но Сабина хотела оставить ему по крайней мере сообщение, где она находится. После она как можно быстрее исчезнет из этой дыры и позвонит в нюрнбергскую уголовную полицию.
Пока устанавливалось соединение, она сделала шаг назад и прижалась к колонне. Неожиданно в нос ударил запах кожи. Сабина подняла глаза. Перед ней стояла двухметровая фигура с длинными черными волосами.
Она подавила крик, попятилась и выхватила пистолет. На секунду повернула голову в сторону. Под лучом света у стены на корточках сидел второй человек. На коленях у него светился экран сотового.
Сабина повернула голову обратно. Кожаная фигура перед ней не двигалась. Тут раздалась знакомая мелодия звонка. Голландский национальный гимн.
– Снейдер? – инстинктивно крикнула она.
– Белочка? – прохрипел голос. – Что вы здесь делаете? Я вас чуть было не застрелил.
Сабина опустила пистолет и подошла к человеку, сидящему на корточках. Он включил карманный фонарик и осветил ее.
– Убрать оружие! – приказал Снейдер и положил фонарик рядом с собой на пол.
В луче света она увидела, как он сунул служебный пистолет в наплечную кобуру. Снейдер, в костюмных брюках и расстегнутой рубашке, сидел со скрещенными ногами на каменном полу. Его кожа блестела. Он был весь в поту.
– Вы одна?
– Да. – Она обернулась и рассмотрела кожаный костюм, который висел на гвозде на бетонной колонне и до смерти напугал ее.
Снейдер со стоном поднялся и на затекших ногах поковылял к столу, на котором стоял CD-плеер. В том месте, где он сидел, остались лежать с десяток окурков. Он него пахло травой. Снейдер остановил музыку. В тот же миг наступила тишина. Лишь видеофильм с пытками по-прежнему проецировался на стену. Заключительная сцена, за которой тут же следовали первые кадры. Бесконечно повторяющееся видео, которое Снейдер смотрел неизвестно сколько времени.
Снейдер прихромал к свету. Выглядел он ужасно. Его крючковатый нос заострился еще сильнее, глаза ввалились, зрачки были расширены. Он производил впечатление бешеного кролика.
– Вы под наркотиками?
Снейдер не ответил, вместо этого вытер слюну с уголков рта.
– Сколько вы уже здесь? – поинтересовалась Сабина.
– Какой сегодня день?
Он спрашивал совершенно серьезно.
– Пятница, около половины десятого, – ответила она.
– Утра или вечера?
– Вечера.
Он пошатнулся.
– Полагаю, часов тридцать.
– Вы ничего не пили все это время?
Он не ответил. Неожиданно уставился на нее покрасневшими глазами.
– Что вы до этого спросили?
– Не под наркотиками ли вы.
– А как иначе я должен отключиться от внешнего мира? Мне как-то нужно стимулировать свое ассоциативное мышление.
– Но не марихуаной же!
Он вытащил диктофон из кармана и нажал на стоп. Очевидно, он записывал свои размышления – и тут до нее дошло. Кассеты, которые она слушала в машине, были не чем иным, как разговорами Снейдера с самим собой. Это и был его метод! Он отправлялся на место преступления, реконструировал убийство как можно более детально, выкуривал пару косяков и самоотверженно вживался в образ преступника… и потом интервьюировал своего фиктивного собеседника, подозреваемого номер ноль.
Это объясняло странные измененные голоса на кассетах. И его ужасное физическое и душевное состояние, как только он пускался в погоню за преступником. Но, очевидно, этот метод работал, если принять во внимание его процент раскрываемости.
– Это нюрнбергская уголовная полиция раскрыла вам место преступления?
– Я была бы плохим комиссаром-стажером, если бы сама не нашла этот подвал. Сначала я выведу вас отсюда. Вам необходимы душ, свежая одежда, и вы должны что-нибудь выпить. А затем нужно натянуть оградительную ленту.
– У меня все отлично. – Он пошатнулся и оперся о стену. – Почему вы здесь?
– Разве это не ждет до?..
– Нет, не ждет. Выкладывайте!
Сабина объяснила ему, что они с Тиной сравнили убийства «Многоножка», «Ваттовое море» и «Каннибал» и пришли к выводу, что дело «Человек-лошадь» тоже вписывается в схему, но что за убийствами стоят как минимум двое преступников.
– Или оба убийцы фальсифицировали следы в одинаковой манере, или же кооперировались друг с другом, – заключила она.
На этот раз Снейдер не перебивал. Он верил ей или просто был слишком слаб, чтобы прервать ее?
Он с трудом поднял диктофон.
– Я только что беседовал с подозреваемым номер ноль.
– Я знаю, – ответила она. Лгать не было смысла. – Я была в вашем архиве и прослушала некоторые из ваших аудиозаписей.
– Я так и подумал, когда не смог найти свой ключ от архива. – Он слабо улыбнулся. – Во всяком случае, я пришел к тому же выводу, что и вы. Если убийства связаны между собой и существует некий единый шаблон, то мы имеем дело как минимум с двумя преступниками. И тогда я руку готов дать на отсечение, что этот случай тоже вписывается в схему.
Отсечение! Какой удачный намек.
– Как вы додумались? – спросила она.
Он взглянул на диктофон.
– Я просто усовершенствовал метод допроса Вессели. Время от времени я спускаюсь в Ад.
Сабина огляделась.
– Подлинное место преступления, кожаный костюм, видео и музыка. Я боюсь, что это еще не все.
– Так и есть. – Он кивнул. – Я называю это методом визионерского видения. Иногда я чрезмерно идентифицирую себя с человеком, которого ищу. Тогда я слишком связан с его душой и узнаю вещи, которые не должен видеть ни один человек.
– Вам стоит быть осторожнее, чтобы не оказаться в психиатрической клинике, – серьезно сказала она.
– Вы совершенно правы. Это искусство – испытывать не жалость к жертвам, а удовольствие от преступления… понять, почему оно возбуждает убийцу. Нужно проникнуть в мозг преступника и научиться любить зло.
Неделю назад она бы еще ответила: «Это ваша работа». Сейчас она сказала: «Это наша работа».
– Я уже в прошлом году заметил, что вы обладаете способностью к реконструкции. Вы не можете остановиться, пока не поймете. Но не переусердствуйте – иначе с вами случится то же самое, что и со мной. – Он похлопал ее по плечу. – Вы раздражены. В чем дело?
– Можно я буду откровенной?
– Я похож на того, кого интересует нечестный ответ?
– Вы вдруг заговорили так открыто и не в своей привычной мерзкой манере.
Снейдер улыбнулся.
– Существует только одно, что я чертовски хорошо умею: быть правым! Но сейчас вы дали первую полезную подсказку: это как минимум два преступника!
– Вас не взбесило, что я рылась в вашем архиве и помешала вам здесь?
Он скривил рот.
– Вы знаете мое мнение. Для раскрытия убийства все средства хороши.
Возможно, наркотики стали причиной непривычной любезности Снейдера.
Он взял Сабину под руку.
– Только без излишней доверительности, – предупредил он и стал подниматься рядом с ней по винтовой лестнице. – Если перейдете на мою сторону, у вас будут трудности. У меня не очень много друзей в БКА.
– Благодаря вам у меня их уже нет.
Он рассмеялся.
– Добро пожаловать в клуб.
Выйдя на улицу, Снейдер прислонился к стене дома под вывеской пивоварни и сунул себе в рот косяк. В это время Сабина вызвала скорую помощь.
Она убрала телефон в карман и спросила:
– Вам обязательно это курить сейчас, перед приездом врача?
– А когда же еще?
– Можно спросить у вас кое-что личное?
– Нет, я не пойду с вами на свидание.
– Жаль, – вздохнула она. – А я надеялась на настоящее рандеву.
Снейдер улыбнулся. Если он способен шутить, значит, с ним все не так плохо.
– Что вы хотели узнать?
– Как вы думаете, почему Эрик не говорил с вами о своих поисках?
– Если честно – я не знаю.
Они помолчали. Через несколько минут в узкий переулок въехала машина скорой помощи. Санитары помогли Снейдеру забраться в заднюю часть салона и сесть на кушетку.
– Ему нужны какие-либо стимуляторы?
– Точно нет, – ответила Сабина, которая осталась стоять перед машиной. – У него просто сильное обезвоживание.
Врач скорой помощи поставил Снейдеру капельницу, потом проверил его медицинскую страховку и присел на край кушетки.
– Меня зовут доктор Фишер. Вы состоите в родственной связи с голландским футболистом Уэсли Снейдером?
Снейдер открыл один глаз и взглянул на бейдж врача. «О боже», – подумала Сабина. Она знала этот уничтожающий взгляд.
– Я имею такое же отношение к Уэсли Снейдеру, как вы к пастилкам «Фишерменс френдс» или Серебряный Сёрферк столовому серебру моей бабушки.
– Спасибо, думаю, я понял, – перебил его врач и склонился над ним.
Снейдер чувствовал себя неуютно.
– Вы хотите на мне жениться?
Врач тут же отшатнулся, потом выбрался из кузова и, проходя мимо Сабины, бросил ей многозначительный взгляд.
Снейдер опять сделался таким, как прежде. Обидно. Дела у него шли не настолько плохо, чтобы отказываться от удовольствия оскорблять других.
– Он хочет вам помочь, а вы издеваетесь над ним, – напустилась она на Снейдера.
– Да, мать Тереза.
– Обаятельны, как всегда, – прошипела она.
– Знать меня – значит любить меня, – задумчиво произнес он.
– Да, эту фразу я знаю.
– Чего вы хотите? Я ко всем людям отношусь одинаково.
– Верно, – ответила Сабина. – С одинаковым презрением.
– Я ненавижу врачей.
– А кого вы не ненавидите? – возразила она. – У вас одни предрассудки!
Снейдер застонал.
– Вторую часть жизни мудрец занимается тем, что избавляется от предрассудков и ошибочных взглядов, которые приобрел в первой, – заключил он.
– Тогда у вас еще первая половина жизни, – с упреком произнесла Сабина.
Доктор Фишер взглянул на нее.
– К тому же он никакой не мудрец.
Сабина громко рассмеялась.
– Ха, смешно! – крикнул Снейдер. – Хотите пока сделать что-нибудь полезное? Сходите в подвал, выключите видеопроектор и заберите мои вещи. Затем проинформируйте экспертно-криминалистическую службу.
– Косяки тоже убрать? – спросила она.
– Не обязательно.
– Было бы разумно позвонить криминалистам до того, как вы загадили место преступления.
Снейдер покачал головой:
– Глупости, Белочка! Я должен побыть на месте преступления один, до того как заявятся коллеги в бахилах и разрушат всю атмосферу. А теперь идите!
– Слушаюсь! – Сабина направилась в подвал.
Только что Снейдер показал человеческое лицо, но, оказавшись на больничной кушетке и нуждаясь в помощи других, снова принялся хамить направо и налево. Вероятно, это были превентивные удары, которые он раздавал, прежде чем кто-либо успевал его обидеть.
Сабина позвонила в нюрнбергскую уголовную полицию и сообщила, где находится место преступления. Потом с фонариком Снейдера нашла видеопроектор, выключила аппарат, закрыла ноутбук и намотала на катушку длинный кабель, через который он был подключен к сети. Закончив, еще раз осмотрела с лампой пол в поисках вещей Снейдера. Какое-то сумасшествие! Это было против всех правил, которые Сабина когда-либо учила. Она нашла пиджак Снейдера, его телефон и несколько кассет для диктофона. На грязном каменном полу лежал листок бумаги. На нем угольным карандашом было написано одно-единственное слово. Должно быть, Снейдер накорябал что-то в самогипнозе. Когда она внимательнее рассмотрела написанное, по коже у нее побежали мурашки. Она сама лишь недавно думала об этом слове, но не увидела никакой связи.
Сабина собрала все в охапку и побежала наверх. Снейдер вел словесную перепалку с врачом.
– В вашем состоянии вам не следует носить оружие.
– Я не знал, что вы еще и эксперт-криминалист.
– Извините. – Сабина прервала дуэль, забралась в машину и сунула листок Снейдеру под нос. – Что это означает?
Он медленно прочитал слово:
– Капюшон…
38
У Мелани болели ноги, и она ощущала жжение в глазах. Было около десяти вечера, к тому же пятница – самое время ехать домой. Переступая с ноги на ногу, она ждала лифт в Федеральном ведомстве по уголовным делам. Если она сейчас снимет туфли на каблуках, то уже не сможет их надеть. Тогда придется идти к машине босиком.
Час назад она отправила Герхарду эсэмэску, чтобы он начинал ужинать без нее. Но Мелани слишком хорошо его знала, чтобы быть уверенной – он все равно станет ее ждать.
Наконец раздался звуковой сигнал лифта, и она вошла в кабину. Перед тем как двери снова закрылись, к ней успел протиснуться Хаузер. Его галстук был ослаблен, рукава рубашки закатаны, а лицо выглядело измученным.
– Поздновато, – заметила Мелани.
– Вы не даете мне расслабиться, – ответил он с усталой улыбкой. – Неплохо вы подставили Брайншмидта на допросе. – В голосе слышалось уважение. – Вы изучали руководство БКА по техникам допроса?
Она помотала головой:
– Женский инстинкт.
– Тоже неплохо. Некоторым нашим коллегам это не помешает.
– Напомните, чтобы я предложила вашему шефу пройти обучение.
Почему Хаузер стал вдруг таким милым? Все дело в результатах, которых они сегодня достигли? Однако она должна была признать, что Хаузер был не так уж плох, как она думала в начале расследования. Двери лифта открылись на первом этаже, и они прошли через вестибюль к выходу.
– Между прочим, Брайншмидт сломался на следующем допросе.
– Он еще угрожал адвокатом?
– Было уже не нужно. Он признался в убийстве матери Клары.
Через вертящуюся дверь они вышли на улицу. Снаружи было прохладно, и в воздухе стояла вонь от мусоросжигательной установки. Машины и автобусы проносились мимо них по площади Йозефа Холаубека. От трамвайных контактных проводов летели искры.
Мелани уставилась в ночь. Фары ослепляли ее, а в душе разливалась пустота. Если бы она не посвящала карьере столько свободного времени, а вместо этого поддерживала контакт с Ингрид, возможно, та была бы сейчас жива, а Клара не лишилась бы матери. Но зато у них имелось признание Брайншмидта. Слабое и одновременно горькое утешение.
– Я знаю, что вы сейчас переживаете, – сказал Хаузер. – Мне очень жаль.
– Спасибо. – Она заметила, как ветер холодит ее заплаканные щеки.
Хаузер смущенно посмотрел себе под ноги.
– Все-таки мы хорошая команда. Между прочим, мы проверили доктора Лазло. Один коллега еще занимается этим. Обсудим результаты завтра… или сейчас есть настроение? – Он взглянул на наручные часы. – Приглашаю вас в кофейню на чашку крем-какао.
– Спасибо, звучит заманчиво. – Мелани подняла воротник пальто. – Но мне еще час ехать до дому, и я мечтаю поскорее добраться до постели. Кроме того, вам нужно кормить ваших гекконов кузнечиками.
– Они очень неприхотливые. – Хаузер достал из кармана ключ от машины и повертел его на пальце.
Хаузер был прав. Несмотря на их различные подходы, они были хорошей командой, но кое-что ее озадачивало.
– Почему Брайншмидт просто не избавился от компьютера?
– Мы задали ему тот же вопрос, – сказал он. – После смерти Ингрид он немедленно спрятал системный блок в подвале. Хотел демонтировать магнетрон и выбросить на свалку, но после похищения Клары абсолютно забыл о нем – по крайней мере, Брайншмидт так утверждает. Но я считаю, он просто слишком самонадеян.
– Повезло нам, – пробормотала Мелани. Если бы Брайншмидт уничтожил все следы, то смерть Ингрид навсегда осталась бы необъяснимой загадкой. – После того как представим в суде доказательства его виновности в смерти Ингрид, подадим ходатайство на эксгумацию тела его первой жены. Возможно, ему придется ответить и за второе убийство.
– Думаете, он и тогда использовал магнетрон?
– Вполне возможно. И так как в прошлый раз легко отделался, решил от него не избавляться, – вслух рассуждала Мелани. «Может, он хотел воспользоваться устройством и в третий раз», – пришло на ум.
Она уже знала, что ее ждет бессонная ночь, полная сомнений и угрызений совести. Все-таки завтра она подготовит обвинительное заключение против Брайншмидта и тем самым разрушит не только его жизнь, но и жизнь Клары. Малышка, которая в настоящий момент находилась у матери Брайншмидта, попадет в детский приют для жертв насилия, и Мелани никак не могла это предотвратить.
Хаузер сунул себе в рот сигарету.
– В любом случае Брайншмидт никак не связан с похищением Клары или ее татуировками.
– Я знаю. – Мелани задумалась. – Это был другой.
– Мне кажется, он любит девочку, как родную дочь.
Это ей было особенно тяжело признать. Когда она вспоминала, как сильно Брайншмидт и Клара обрадовались встрече, как Клара бросилась ему в объятия и в каком ужасе был Брайншмидт, когда узнал, что Клара тоже пользовалась компьютером, напрашивался только один разумный вывод: он любил Клару! И видимо, она его тоже. Но все равно он убийца, возможно даже совершивший два преступления.
– Но это вызывает новые вопросы, – сказала она. – Кто создал правило для электронного почтового ящика на компьютере? И кто установил контакт с Мишель?
– Так как в доме жили только три человека, то рассматриваться могут только они, – ответил Хаузер. – Клара, ее мать или Рудольф Брайншмидт.
– Клара отпадает, она никогда раньше не слышала о Мишель, – начала перечислять Мелани. – Рудольф Брайншмидт тоже, так как он даже не знал, что Клара пользовалась компьютером. И мать Клары тоже исключается, так как она умерла, когда переписка с Мишель еще велась.
– Тогда это был кто-то четвертый, извне, – заключил Хаузер и крутанул ключ на пальце. – Что, впрочем, маловероятно.
– Но это единственное логичное объяснение, – начала было Мелани. Затем решила, что на сегодня достаточно. Она слишком устала. – До завтра. – Мелани направилась к своей машине, одолеваемая нехорошим предчувствием.
«Человек, которого мы ищем, не только произвел манипуляции с компьютером Клары, но и фотографировал девочку по вечерам через окно ванной комнаты».
39
Сабина сложила листок, на котором Снейдер во время своего визионерского видения в подвале накорябал слово «капюшон».
– У Хорста Эккера на тыльной стороне левой ладони было родимое пятно в форме капюшона, – вспомнила она. – Но на фотографиях вскрытия никаких следов не видно.
Карета скорой помощи по-прежнему стояла с открытой дверью перед старой пивоварней. Снейдер вытянулся на кушетке.
– Видите ли, марихуана иногда выкристаллизовывает и увеличивает до гигантских размеров какую-нибудь крошечную деталь, которую обычно не замечаешь.
– Хорошо, и что же это означает, наркотический гений?
– Это было не родимое пятно, а штамп. – Со стоном он вытащил иглу из вены и зажал место вкола большим пальцем. Очевидно, Снейдер считал, что получил уже достаточно инфузионного раствора.
Доктор Фишер бросил на него неодобрительный взгляд.
– Вам следует…
– Да, я знаю, спасибо, – не дослушал его Снейдер. – В Нюрнберге есть какая-нибудь дискотека или ночной клуб, где при входе гостям ставят на тыльную сторону ладони черный штамп в виде капюшона?
Врач пожал плечами.
Один из санитаров просунул в машину голову.
– В центре есть пешеходный мост Хенкерштег, который ведет через реку. На другом берегу стоит «Дом палача».
– Капюшон палача! – воскликнула Сабина.
– Но это старый музей нюрнбергской истории права, – вмешался врач. – Они не ставят никаких штампов.
– А рядом ночной клуб, – сказал санитар.
– В какой стороне? – спросил Снейдер.
Санитар описал ему путь через Старый город. После этого Снейдер вел долгий телефонный разговор с нюрнбергской уголовной полицией.
– О’кей, – сказал он, закончив разговор. – Коллеги приедут через несколько минут на патрульной машине и заберут мои вещи. – Он взглянул на наручные часы и на слабых ногах выбрался из машины скорой помощи. Было уже половина одиннадцатого. – Сейчас я нанесу визит в этот сарай палача.
– Вы никуда не пойдете, – запротестовал врач. – Вы упадете в обморок. Послушайте профессионала, который уже двадцать лет делает свою работу.
– Можно и двадцать лет делать что-то неправильно, – пробормотал Снейдер и надел пиджак.
– Вернитесь в машину!
– У вас есть оружие? – спросил Снейдер.
– Конечно нет.
– Видите, а у меня есть. Так что у вас плохие карты, если захотите меня остановить.
Врач протянул ему стаканчик.
– У вас низкий уровень сахара. Выпейте, по крайней мере, это.
– Что это?
– Мышьяк! Я хочу вас отравить! – Доктор Фишер закатил глаза. – Это глюкоза.
Снейдер залпом выпил содержимое стаканчика, скривился и направился прочь.
Сабина последовала за ним.
– Не пытайтесь меня переубедить.
– Переубедить вас? – Сабина засмеялась. – Что еще рассказал сотрудник полиции по телефону?
– Коллеги уже обыскали огороженные выгоны для лошадей в радиусе десяти километров и все соответствующие бары фетишистов, а также проверили все больницы в окрестностях на предмет пропажи рицина, но пока никаких следов по этому убийству.
– Полиция нашла одноногую женщину?
– Поиски продолжаются.
– Вы должны хотя бы дождаться коллег из уголовной полиции, – посоветовала ему Сабина.
– Нет времени, я не могу праздно сидеть здесь, пока следы растворяются в воздухе. – Он целеустремленно пересек улицу и побежал по тротуару. – А вам лучше поехать назад в Висбаден. Если кто-нибудь из коллег увидит, что вы принимаете участие в актуальном расследовании, вас вышвырнут из академии.
– Не пущу же я вас одного в тот бар, да еще в таком состоянии! – запротестовала Сабина. – Вы в любой момент можете упасть.
– У меня все отлично, – возразил он.
– Я вижу. – Она шла рядом и надеялась, что его не заденет случайно какой-нибудь прохожий и не собьет с ног.
– Поезжайте домой! – приказал Снейдер. – Я серьезно, это не игра, Белочка.
– Я провожу вас до клуба и подожду снаружи. Кроме того, мой автомобиль стоит в подземном гараже недалеко от того места. После я могу отвезти вас в больницу.
– Вы упрямая, как…
– …Снейдер!
Клуб «У палача» находился на берегу реки Пегниц рядом с мостом Хенкерштег, недалеко от пешеходной зоны. Клуб можно было узнать лишь по красной неоновой рекламе в форме капюшона палача. Из-за черных стекол доносились глухие басы.
В этой части города на улицах никого не было. Вода в реке медленно, как черная блестящая лава, текла под мостом, отражая лунный свет.
Снейдер открыл железную дверь в ангар. Тут же наружу вырвались громкая музыка и сигаретный дым. Грубый тип, примерно одного со Снейдером роста, но в два раза шире, преградил им путь.
– Малышка может войти, ты нет.
Снейдер без каких-либо эмоций на мертвенно-бледном лице оглядел парня.
– Ты сегодня уже налакался, старик.
Снейдер расстегнул пиджак и полез было во внутренний карман, но Сабина остановила его движение. Он или искал служебный значок, или хотел сразу выхватить оружие. Ни то ни другое не дало бы здесь результатов.
– Он со мной, – сказала Сабина.
– Твой сутенер?
– Мой друг. Он всегда очень щедрый.
– О’кей, заходите. – Шкаф сделал шаг в сторону.
– Друг? – презрительно шепнул ей Снейдер.
– Папик было бы лучше?
Снейдер заплатил в гардеробе шестьдесят евро, и они получили по талону на бесплатный напиток и по штампу на тыльной стороне ладони.
– Будете должны мне тридцать евро, – перекрикивая музыку, заявил Снейдер.
– Да, любимый, – ответила она, но он сделал вид, будто не услышал.
Через занавес они прошли к бару. Помещение пронизывал мигающий оранжевый и темно-фиолетовый свет. Под потолочным сводом висела люстра с электрическими свечами, на стенах эротические картины в неоновых красках. Старая каменная кладка, но психоделический интерьер. Внутри пахло табаком и травой – что наверняка нравилось Снейдеру.
На танцполе еще никого не было, но у барной стойки уже собралось несколько клиентов с напитками. Правда, они напоминали не столько гостей, сколько сутенеров.
Когда Сабина последовала за Снейдером к бару, диджей включил песню группы U2.
– Что вы хотите выпить? – спросил Снейдер.
Сабина покосилась на доску с напитками.
– Adios Amigo.
Снейдер удивленно приподнял бровь.
Она улыбнулась.
– Я могу пить что хочу, я не на службе.
Снейдер передал барменше оба талона на напиток.
– Два Adios Amigo.
Женщина пошла к холодильнику и достала несколько бутылок, чтобы смешать напитки.
Сабина быстро перегнулась через стойку, потом начала двигать бедрами под музыку U2.
– Рад, что вы так хорошо развлекаетесь, – проворчал Снейдер.
Сабина танцевала рядом со Снейдером, опасно прижимаясь к нему телом.
– Женщина на полголовы ниже меня, – сказала она, когда их щеки соприкоснулись. – К тому же она хромает.
– Я заметил, – ответил Снейдер. Затем приблизился к Сабине. – Возможно, у нее протез.
– Мне тоже так кажется. Что будем делать?
Снейдер залпом осушил свой бокал и поморщился.
– Продолжайте танцевать и наблюдайте, – прохрипел он. – Но следите, чтобы никто не заметил ваше оружие. У вас наручники тоже с собой?
Она помотала головой:
– Только кабельные стяжки.
– Этого достаточно.
Сабина тоже сделала глоток бурды, но решила, что заведение может оставить этот бесплатный напиток себе.
Через полчаса бар наполнился. Две трети гостей были мужчины с пухлыми кошельками. Остальная часть – расфуфыренные высокие женщины лет тридцати или чуть старше, однако Сабина не была уверена, что за тем или иным густым макияжем не скрывается трансвестит.
– Становится интересно, – сказал Снейдер. – Только что заявились пять трансов.
Между тем уже звучала песня Depeche Mode.
– Почему вы так уверены?
– У женщин не такие выдающиеся кадыки.
Барные стулья перед стойкой заполнялись, и Сабина и Снейдер должны были защищать свои места. Она заметила, что Снейдер все сильнее бледнел. Наверное, сейчас ему больше всего хотелось воткнуть в ладони акупунктурные иглы против головной боли и покрутить их.
– Вам нехорошо?
– Я ненавижу толпы. К тому же могу работать, только если вокруг не слишком много людей, которые лишают меня кислорода.
– Мне застрелить нескольких?
– Нет, идите в туалет! – крикнул Снейдер ей в ухо. – Позвоните в нюрнбергскую полицию. Пусть пришлют сюда две машины.
В джинсах и куртке Сабина выглядела немного потерянной, протискиваясь между причудливыми посетителями бара. В туалете она, к счастью, была одна и могла спокойно позвонить.
Когда она вернулась, Снейдер спросил:
– Все в порядке?
Сабина кивнула.
В тот же момент к ним через стойку наклонилась барменша:
– Что-нибудь еще желаете?
Снейдер подался вперед.
– Да, я хочу, чтобы вы оттрахали меня резиновым пенисом в задницу!
Женщина внимательно посмотрела на Снейдера, потом ее взгляд на долю секунды переместился на высокого широкоплечего мужчину с угловатым лицом, который сидел через два места от Сабины у бара.
Парень оглядел Сабину, потом Снейдера, отошел от стойки и направился к туалетам.
Снейдер тут же соскользнул с табурета и протиснулся мимо Сабины.
– Это он, – шепнул он ей.
Друг за другом они прокладывали себе дорогу к туалетам. Внезапно музыка оборвалась посередине припева. Вместо этого из колонок раздался пронзительный звук, который совсем не сочетался с предыдущей музыкой. Словно по сигналу, предупреждающему о полицейской облаве, все гости вдруг ринулись в сторону выхода.
Сабина проталкивалась между парнями и напоминала себе лосося, который плывет против течения. Наконец она добралась до туалетов. Снейдер как раз вышел из одной из кабин и кивнул на темный коридор в направлении заднего выхода.
Сабина вытащила пистолет и первой вышла через дверь на улицу.
– Подождите! – шикнул Снейдер, но она была уже во внутреннем дворе.
Мигающая лампочка освещала небольшую булыжную площадку. Под козырьком стояли мусорные контейнеры.
Мужчина из бара балансировал на одном мусорном контейнере и собирался забраться на стену, чтобы сбежать по крыше.
– Стоять! – выкрикнул Снейдер и выстрелил в воздух.
Мужчина на секунду замер, но уже в следующий момент приготовился прыгать. Однако тут подоспел Снейдер и выбил у него из-под ног мусорный контейнер. Мужчина пошатнулся, повалился на мусорные контейнеры и затем со всей силы ударился лицом о булыжную площадку.
Снейдер набросился на него и заломил одну руку за спину.
– Поднимайтесь! Вы арестованы по подозрению в убийстве. Встаньте лицом к стене, ноги шире, руки вытяните перед собой!
Снейдер сунул пистолет в кобуру и обыскал карманы мужчины.
– Я ничего не сделал! – кричал здоровенный парень. – К тому же выбил себе зуб из-за этого педика.
Из уголка рта у него действительно текла кровь.
– Все это вы расскажете завтра судье. – Снейдер отцепил пару наручников с пояса.
В это время Сабина стояла с пистолетом наготове рядом с подозреваемым и целилась ему в грудь. Снейдер уже защелкнул один наручник на запястье мужчины, когда Сабина краем глаза заметила тень позади себя. Маленькая барменша неуклюже ковыляла к ней с поднятой рукой. В мерцающем свете блеснуло лезвие ножа. В тот же момент Сабина поняла, что острие неминуемо заденет ее, но Снейдер схватил девушку за плечо и оттолкнул в сторону.
Лезвие вошло Снейдеру в бок между ребрами. Он жадно глотнул воздух и опустился на колени. Теперь женщина стояла перед Сабиной. Можно было стрелять, но у нее тряслись руки. Сабина не могла просто так застрелить эту невооруженную женщину с протезом.
– Давай, нажимай, шлюха! – крикнула ей женщина.
Сабина бросилась к барменше, заломила руку за спину и силой уложила ее на землю. Женщина сопротивлялась как сумасшедшая, но Сабина вытащила кабельную стяжку из кармана и связала женщине руки за спиной.
Потом повернулась к Снейдеру. Тот, покачиваясь, стоял на коленях, в боку торчал нож. Дрожащими руками он нащупал рукоятку. По пальцам текла кровь.
Здоровенный парень с наручником на одном запястье присел на корточки рядом со Снейдером и вытащил у него из кобуры пистолет.
– Белоч… – прохрипел Снейдер.
Парень вскинул пистолет и нацелился на Сабину.
В ту же секунду она выстрелила ему два раза в грудь. Он упал на спину на землю, сделав ответный выстрел из пистолета. Пуля ушла в ночное небо.
В этот момент перед клубом раздались сирены нескольких полицейских автомобилей.
