Париж, Брюгге
14:20. 19 июля 2016 г., вторник. Аэропорт Хитроу.
Генри и Джессика в зале прилета. Джессика напряженно смотрит на Генри, сама не зная, что хочет услышать. Но он невозмутим.
— До свидания, Джесси, спасибо тебе за это путешествие. Оно незабываемо. Ты, наверное, поедешь на вокзал? А мне еще лететь дальше.
Джессика в изумлении: он никогда не называл ее ласково Джесси, и в то же время такое легкое расставание… Как будто они не провели две недели рядом, как будто не делили все это время постель, как будто не попадали дважды в страшные ситуации.
— Ты улетаешь? Куда? Ты не хочешь побыть еще некоторое время в Англии? Мы могли бы немного отдохнуть вместе после этого тяжелого путешествия.
— Нет, Джесси, я не хочу мешать тебе. Желаю тебе скорее устранить размолвку с Роем. Я уверен, вместе вы будете счастливы.
— Шутишь? После тебя я не смогу быть с Роем. Это путешествие с тобой надолго выбьет меня из колеи.
— Джесси, милая. У нас вместе ничего не получится: я не тот человек, с которым можно построить жизнь. Наверное, я полечу в Прагу, немного отдохну. Давай я тебя провожу до такси.
Посадив Джессику в такси, Генри вернулся в аэропорт. Купил билет на самолет в Прагу.
Зашел в кафе. За чашкой кофе подступили грустные мысли. На душе паскудно — холодность при расставании с Джессикой далась не очень просто. Он понимал, что нельзя дальше продолжать эти отношения, нельзя пробуждать в Джессике пустые надежды. Он не может позволить себе серьезную длительную связь. Но в то же время упрекал себя: это еще одна женщина, которую он обманул, обманул, не желая того, обманул, вынужденный обстоятельствами. Да, конечно, обстоятельствами, но обманул!
Грустные размышления прервал телефонный звонок. С удивлением смотрит на незнакомый номер:
— Да. Я слушаю.
— Генри, это звонит Лола.
— Лола? Я рад слышать тебя. Что-то случилось? В последнее время слишком много плохого происходит вокруг меня.
— Не знаю, Генри. Плохо это или хорошо для тебя, но я хотела бы сообщить тебе новость. Твой телефон дала мне Елена.
— Так в чем новость?
— Генри, как бы это сказать аккуратнее… В общем, ты скоро станешь отцом.
Оба замолчали на некоторое время. Первой заговорила Лола:
— Я понимаю, для тебя это неожиданно. Но тебе не нужно волноваться. Ничего нам от тебя не нужно. Просто я считала неправильным не сообщить тебе это, хотя Оксана не хочет говорить тебе пока. Где ты сейчас? Что ты молчишь?
— Лола, для меня это действительно неожиданно. Я пытаюсь разобраться. Когда ты узнала об этом?
— В феврале. Оксана звонила мне об этом из Петербурга, но просила, очень просила не сообщать тебе. Она была расстроена.
— Чем? Беременностью?
— Нет, тем, что оттолкнула тебя.
— Лола, где сейчас Оксана?
— Зачем тебе?
— Как зачем? Меньше, чем через три месяца у меня должен родиться ребенок, а ты спрашиваешь, зачем я хочу видеть Оксану? Да, девочка или мальчик?
— А кого бы ты хотел? Девочка.
— Не знаю: и то и другое прекрасно. Да, я хочу девочку. Даже если мне не позволят видеть ее часто. Мальчика тоже хочу, продолжателя фамилии. Но это только мечта.
— Генри, это то, что я хотела услышать. Оксана уже месяц живет в Париже, в предместье. Адрес я тебе сейчас сброшу по скайпу. Я буду бесконечно рада, если вы с Оксаной помиритесь. Пока.
— Спасибо тебе, Лола. Буду рад иметь такую сестренку. Лечу в Париж. Пока.
20:00. Париж, улица Мезанже, 9, в Ашере, недалеко от заповедника Сен-Жермен.
Генри выходит из такси, в правой руке все тот же кейс, и больше ничего. Вглядывается в одноэтажный дом. Ничем не примечательный: на улицу выходят четыре окна, справа одинокий гараж. Калитка открыта, Генри подходит к дому, стучит в дверь. Дверь открывается, на пороге Оксана. Удивленно смотрит на Генри. Лола успела рассказать ей о разговоре с Генри, но она никак не ожидала его появления в тот же день.
— Генри? Ты? Как ты здесь оказался?
— Да вот, проходил мимо, решил, дай загляну, вдруг здесь кто-то знакомый живет. А здесь, оказывается, ты. И такая красивая, такая представительная.
Улыбается, показывает левой рукой на весьма заметный живот Оксаны.
— Все шутишь! Тебе Лола все рассказала. Сам бы ты и не догадался меня искать. И, вообще, что ты заявился? Зачем?
— Дорогая, но ты ведь по телефону предложила встретиться. Сказала: «Где угодно». Вот я и приехал. Оксана, если серьезно, я же ничего не знал о нашем ребенке, нашей девочке. Если бы ты мне сказала, я давно нашел бы тебя. Но ты меня пустишь или будешь держать на улице? Соседи, наверное, уже смотрят.
— Заходи, конечно, заходи. Просто я не ждала тебя сегодня. Да и вообще не ждала.
В гостиной Генри положил свой кейс на стол, стоит, смотрит на Оксану. Она подошла совсем близко к нему, но не обняла.
— Ты останешься у меня?
— Если не прогонишь в отель. Но я хотел бы принять душ. Летели очень долго в Лондон, а потом еще в Орли. И везде жара. Ты одна живешь в доме?
— Да, но ко мне почти на целый день приходит женщина: готовит, убирается, ходит за продуктами. А я бездельничаю. Мы бездельничаем вдвоем с Лидочкой.
— Лидочкой?
— Да, я так хочу назвать девочку, в честь моей бабушки. Она меня воспитывала, когда я была маленькой, маме все некогда было. Но поговорим потом, иди купайся. Конечно, ты останешься у меня.
Оксана проводила Генри в ванную, выдала халат, вернулась в гостиную. Сидит в кресле, задумалась, на лице тихая улыбка.
21:30. Гостиная дома Оксаны.
Давно закончивший ужинать Генри сидит напротив Оксаны, слушает ее рассказы о жизни в Париже.
— Я неделю прожила в отеле, потом нашла этот тихий уголок. Я не купила дом, снимаю его уже месяц. Мне нравится. Мы с Лидой выходим утром, потихоньку идем в парк или лес, не знаю, как лучше назвать. Там летом очень хорошо, не жарко, гуляющих мало. Только по воскресеньям много автомобилистов ездят по парку, но по главным аллеям. А мы с Лидой туда не заходим, так что они нам не мешают. Гуляем до обеда, потом обед и спим. А вечером смотрим телевизор, разговариваем.
— Разговариваете? С Лидой?
— А что удивительного? Мне кажется, что она слушает. Когда я разговариваю с ней, она перестает толкаться. А ты будешь с ней разговаривать?
Генри неопределенно хмыкнул, встал, прошелся по комнате:
— Боюсь, что она не услышит меня. У тебя с ней особый, внутренний контакт. Да и что я могу ей рассказать? Страшные истории ей ни к чему, а хорошего у меня за последнее время ничего не было. Вот только то, что наконец с вами обеими встретился.
— А что тебе мешало найти нас раньше? Новые увлечения? Или опять «деликатные переговоры»?
— Оксана, давай не будем говорить о моих делах. Они никогда не радовали меня. Не хочется в нашу встречу вносить черную струю. Я и раньше, когда мы с тобой встретились, хотел забыть все прежнее, начать новую жизнь, а теперь, когда у нас будет Лида, тем более. А «новые увлечения»? Да не было у меня никогда настоящих увлечений. Были мимолетные встречи, были женщины, связь с которыми была желательна или необходима для выполнения заданий. Были связи, когда просто хотелось отойти от реальной действительности, отдохнуть, забыть все и вся. Настоящих увлечений не было.
— А я? Я тоже была средством забыться? Ой, прости, опять меня заносит не в ту сторону. Я согласна, не нужно ворошить прошлое. Если браться за мое прошлое, я тоже буду выглядеть не слишком хорошо. И это еще слабо сказано.
У меня тут мужской одежды нет, а ты приехал, как всегда, с одним кейсом. Завтра поедем в центр, оденем тебя с ног до головы.
— Ладно, решили. А где ты меня поместишь?
— Кабинет выберешь сам, у меня три пустые комнаты. То есть мебель там имеется, нет только хозяина. А спать, разумеется, будешь в моей спальне. Иначе Лидочка будет очень сердиться.
— Оксана, а так разве можно?
Расхохоталась:
— Конечно, можно. Или ты хочешь увильнуть от нас с Лидой?
На следующий день после приезда к Оксане Генри арендовал машину в солидной фирме, заверившей его, что он сможет сдать машину в любом городе Франции и Бенилюкса. Он вывозил Оксану с Лидой в парки Парижа, к замкам на Луаре. Старался как-то разнообразить ее жизнь, отвлечь от ее положения новыми впечатлениями.
07:00. 5 августа, пятница. Дом Оксаны.
В это утро Генри встал, уже сделал зарядку, по привычке смотрит в окно на улицу. Неожиданно заинтересовался машиной, стоящей около дома на противоположной стороне, чуть ближе к началу улицы. Он знает, что хозяин этого дома всегда заводит машину в гараж, давно уже изучил многие привычки соседей. Кто мог приехать к нему так рано?
Вышел во двор. Присмотрелся через кусты у низенькой ограды дома. В машине сидит и не двигается мужчина. Генри это не понравилось.
Вернувшись домой, осторожно, стараясь не разбудить спящую еще Оксану, вынул из кейса тонкие перчатки, надел их и вышел снова во двор. Прошел через кусты в соседний двор. Затем перепрыгнул еще один заборчик, непринужденно вышел на улицу, перешел дорогу и направился к машине. Поравнявшись с машиной, спросил у мужчины, сидящего за рулем:
— Не подбросите меня в Париж? У меня машина барахлит, я вам заплачу.
Мужчина потянулся к правому окну, опустил стекло. Угрюмо, с латиноамериканским акцентом спрашивает:
— Чего, чего?
Генри уже понял, что его нашли люди Патрона. Действовать придется быстро. Запустил левую руку в машину, открыл дверь, сунул правую руку в карман, как будто у него там пистолет:
— Молчи. Где оружие? Шевельнешься, стреляю без предупреждения.
По движению глаз мужчины к правому бардачку понял, что оружие там. Левой рукой открыл бардачок. Там лежал пистолет и нож. Вынул пистолет, убедился, что он заряжен, перехватил его правой рукой и направил на мужчину:
— Поехали.
— Куда? В Париж?
— Нет, рядом, в лес Сен-Жермен. Давай, давай, жми.
Мужчина испугано поглядывает то на пистолет, то на Генри, но не торопится включать двигатель. Генри, перехватив пистолет левой рукой, размахивается правой. Мужчина автоматически отворачивает лицо и получает сильный удар в челюсть, так, что даже откидывается на спинку сиденья.
— Еще хочешь или поедешь, наконец?
Мужчина молча включает двигатель. Дальше они едут без проблем. Генри время от времени указывает направление движения по хорошо изученным за эти дни аллеям леса. В укромном месте приказывает остановиться. Пистолет уже давно в правой руке.
— Кто тебе приказал следить за домом? Патрон?
— Нет, я его никогда не видел. Мне приказывает Педро.
— Кто это? Чем он занимается? Только не ври, я не люблю, когда мне врут.
Видно, что мужчина слабо владеет французским, запинается, ищет слова.
— Я не знаю, что он делает. Он приказывает мне по телефону.
— Ты один следишь?
— Нет, вчера работал другой человек. Я его не знаю.
— Понятно. Что ты должен докладывать?
— Во сколько люди выходят из дома, что у них в руках. Когда возвращаются.
— Приказ о ликвидации имеется?
— Нет, это не моя работа. Должна приехать бригада. Не знаю, когда.
— Что ты успел передать?
— Сегодня ничего. Позавчера я видел, как ты выбегал в тренировочном костюме. Я передал, во сколько это было, и когда ты вернулся. Больше ничего не передавал.
— Понятно, давай свой телефон.
Передавая телефон, мужчина попытался левой рукой ударить Генри, но тот перехватил его руку и сильно выкрутил ее. Выскочив из машины, Генри выстрелил мужчине в голову. Забрал телефон и бросил пистолет в машину. Пешком отправился в сторону дома.
10:00. Комната Генри.
Генри сидит на стуле, прослушивает записи на телефоне. Помрачнел. Вскрывает телефон, находит жучок, выламывает его, раздавливает на полу. Слышен голос Оксаны:
— Генри, ты уже встал? И не разбудил меня?
— Дорогая, вы с Лидой так хорошо спали, не хотелось будить вас.
Генри вышел в гостиную. Оксана подходит к нему, целует:
— Что ты нам с Лидой приготовил на завтрак?
— Извини, я еще не был на кухне. Слишком далеко забежал в лес и медленно возвращался: коленка немного побаливает. Я сейчас займусь завтраком, а ты пока приготовь самое необходимое, мы сегодня уедем в Брюгге.
— Что, в Брюгге? Что мы там не видели. Почему спешка? Это связано с твоими прошлыми делами? Рассказывай все и не ври, пожалуйста.
— Долго рассказывать.
— Не дольше, чем собираться. Никуда не поеду, если не расскажешь все честно.
— Хорошо, пойдем на кухню.
Начав готовить завтрак, Генри лихорадочно соображал, что можно рассказать Оксане, какую версию выдать.
— Оксана, я был две недели в Колумбии, Бразилии и на островах. У меня там в Колумбии случился конфликт с людьми одного из мафиозных боссов. Конкретно, на меня напали его люди, когда я был в горах. Наверное, хотели отнять машину. С ними я справился, но, к несчастью, среди них был племянник этого босса. Он поклялся отомстить мне, и теперь преследует. Были проблемы на островах. Я надеялся, что он потеряет мой след, но сегодня обнаружил, что его человек следит за твоим домом. Я бы не боялся, но по его следам придет команда киллеров из Колумбии. Поэтому считаю лучшим переехать в Бельгию.
Рассказывая, он продолжал готовить завтрак.
— Генри, ты в Колумбии был на «деликатных переговорах»? Или тебя попросили «решить» там проблему?
— Нет, Оксана. Я просто был там туристом. Хотел отдохнуть от европейской цивилизации. Но меня посчитали легкой добычей, и вот — печальный результат.
— Генри, поклянись, что ты был там не на задании. Поклянись нашей Лидочкой.
— Ну что ты, Оксана. Клянусь, но только не Лидой. Честное слово, я там ничего не планировал, просто отдыхал.
— Но почему в Брюгге? Да, там же еще и Анна. Ты поэтому хочешь туда отправиться?
— Оксана, по-моему, ты сейчас говоришь полную ерунду. Для меня сейчас никто не существует, кроме вас с Лидой. Нет больше никаких женщин. Да и с Анной-то было недельное увлечение. И было это более пяти лет назад.
За себя не волнуюсь, всегда отобьюсь. Я боюсь за вас с Лидой. Еще лучше было бы, если бы ты уехала сейчас в Израиль. Тогда я был бы совсем спокоен.
— Тебя не пустят в Израиль, поэтому никуда я от тебя не уеду, не дождешься. Что мне там делать без тебя? Ладно, поедем в Брюгге. Но я должна решить все с хозяином дома. У нас был договор на полгода. А прошло совсем мало времени.
— Дай мне телефон хозяина, мы с ним разберемся.
— Своими обычными методами?
— Ну что ты говоришь, заплачу неустойку, он будет доволен. А ты собирайся. Я хотел бы выехать сразу после обеда.
— Нет, сегодня не получится. Я завтра утром должна пойти к врачу. Завтра суббота, но он примет меня в домашнем кабинете. Поедем завтра после обеда.
— Ладно, только больше никаких отсрочек.
14:30. 7 августа, суббота. Переезд в Брюгге.
С утра Генри подготовил машину к отъезду.
Свозил Оксану к врачу.
После обеда уложил все вещи в машину.
Но в этот день за домом наблюдал более опытный бандит. Отъезжая, Генри его не увидел. Обратил внимание на черный мерседес, уже когда сворачивал от Лилля к Турне. Попытался уйти от него, прибавив скорость, но мерседес не отставал. Только на развязке около Турне удалось скрыться, поплутав по западной промзоне города. Преследователь так и не смог потом найти машину Генри, поскольку тот несколько раз сменил в Бельгии дорогу. Потерял на этом полтора часа, но приехал в Брюгге без ненужных приключений. Генри посмотрел на счетчик — оказалось, что он накрутил почти пятьсот километров. В Брюгге приехали в девять часов вечера.
Генри высадил Оксану у кафе Анны на Steenstraat, перенес вещи, поздоровался с вышедшей к ним Анной и, поскольку в доме нет стоянки для машины, уехал ставить ее на общественную парковку.
Вернувшись через полчаса к кафе на такси, Генри тут же попал под обстрел вопросов Анны. Оксана и Анна уже успели обменяться новостями — вернее, Оксана, не поднявшись даже к себе на второй этаж, успела рассказать Анне самое основное. И теперь Анна невозмутимо допрашивает Генри: как он чувствует себя в роли будущего папаши, что будет отныне с его «бродяжнической» жизнью, на кого он оставил своих многочисленных поклонниц в городах Европы? Даже Оксана присоединилась к ней, со смехом заявив, что никого больше не подпустит к Генри. А ему осталось только смущенно отбиваться.
Август 2016 г. Брюгге.
Разместились на втором этаже, где и раньше, приезжая, останавливалась Оксана. Квартира на третьем этаже тоже пустовала. Когда-то там жила Анна, но после того как вышла замуж, переехала в дом мужа.
Несколько недель жизнь в Брюгге текла неторопливо. Первое время Генри чувствовал себя непривычно: не нужно каждый день обдумывать свои действия, не нужно никуда торопиться. Завтрак, обед и ужин всегда ждут этажом ниже. Ежедневно неспешные прогулки по улицам Брюгге или вдоль каналов.
Оксане особенно полюбились выезды в парк королевы Астрид. Первый раз они пошли туда пешком, и это понравилось Оксане, но во второй раз Генри воспротивился: незачем так утруждать ноги. Вскоре он договорился с одним из соседей, не пользующимся стоянкой возле своего дома, насчет нее, и имел теперь возможность ставить машину почти рядом с кафе. В парке же машину оставляли в подземном паркинге. И начинались тихие прогулки по аллеям, созерцание маленького пруда в центре парка, отдых и стакан кофе, какао или просто минеральной воды в кафе «вилла Бота». И всегда рядом с Оксаной ее внимательный мужчина. Что еще нужно женщине на седьмом-восьмом месяце беременности?
К сожалению, идиллия быстро закончилась. И случилось это буквально через неделю, после того как Генри вспомнил об изумрудах, и вечером, когда Оксана легла спать, вытащил мешочек с изумрудами и начал их рассматривать.
Среди обычных кристаллов он нашел несколько прилично обработанных, то есть отполированных как кабошоны камней. Но особенно привлекало внимание хорошо отполированное изображение головы на небольшой подставке. Было чему удивиться. Голова выглядела подобной богу Янусу. Одна сторона производила странное, тяжелое впечатление. На мрачном лице под широким носом оскалены два клыка. Глаза как будто сверлят тебя из глубоких глазниц. Отвислые уши разных размеров и направлены в разные стороны. Генри сначала удивился этому, но потом понял, что уши принадлежат разным изображениям. На обратной стороне головы лицо было с плотно сжатыми веками без бровей и практически без носа.
Генри стало неприятно. Он отложил «божка», как он мысленно назвал эту голову, в сторону и продолжил рассматривать другие камни. Поражало их качество. Относительно больших он насчитал тридцать штук, мелкие не стал пересчитывать. Опять взял в руки «божка». Теперь ему показалось, что тот еще более раздраженно смотрит на него. Он повертел его перед собой — голова как будто поворачивала взгляд, все время пристально глядя на Генри. Снова стало не по себе. Сунул «божка» в мешочек к остальным камням и мешочек положил обратно в кейс, где он лежал все время.
Ясно, что сами по себе изумруды бесполезны. Но начинать поиск покупателя опасно. Камни слишком необычного качества, и их очень много. Как объяснить их появление? Для любого геммолога очевидно, что это «старые» изумруды, которые не могли быть найдены в последнее время. Возможно ли их легализовать? Опасное и подозрительное богатство.
09:30. 28 августа, воскресенье. Кафе «У Анны».
Генри уже десять минут как спустился в зал кафе, но Оксана все еще не появляется. К нему за столик подсела Анна:
— Генри, как ты представляешь семейную жизнь? Или пока не задумываешься?
— Да, стараюсь не задумываться. Вот родится Лида, тогда будем думать. Оксана хотела жить в Париже, вернее, в предместье, но я что-то не уверен, что это лучший вариант. Возможно, на годик поедем в Чехию, там будет тихо и спокойно. А потом уж решим, где нам жить. Жалко, что в Израиль меня не пускают. Тебе, наверное, Оксана говорила? Там можно было бы осесть надолго.
— Да, Оксана говорила, что виновата какая-то старая история. Но чем в Израиле лучше?
— Там не очень лучше — летом жарковато, зимой дожди. Но там у Оксаны родственники: сестра, мать сестры, ее муж. И куча более дальних родственников. А с Лолой — сестрой, у них очень теплые отношения. Кроме израильских родственников у Оксаны только мать в Петербурге. А у меня вообще никого нет, ты знаешь. Если бы мы осели в Израиле, ее мать могла бы приезжать к нам на весну и осень. Очень мне не хочется продолжать колесить по Европе. Надоело за эти годы.
Анна хотела еще что-то спросить, но сверху спустилась Оксана. И тут же радостно заявила:
— Уговорила! Лола приедет к нам. Обещает завтра взять билеты и во вторник прилететь.
— Надолго?
— Я ее, Генри, не отпущу, до самых родов не отпущу. Пусть себе рабочий кабинет устраивает на третьем этаже. Ей же все равно, откуда командовать. Побудет здесь до начала октября. Надеюсь, что я дольше не задержусь. Надоело уже ходить огромной коровой.
— Хорошо, Оксана, я приготовлю сегодня вечером квартиру на третьем этаже, давно не смотрела ее. Наконец-то хозяйка появится здесь. Я же ее никогда не видела.
— Насмотришься за месяц, еще и надоест. Она не такая, как я: собранная, внимательно все осмотрит. Настоящая хозяйка.
14:00. 30 августа, вторник. Кафе «У Анны».
К кафе подъезжает Генри, в машине Лола. Оксана поджидает их в кафе. Лола входит и сразу обнимает вставшую Оксану.
— Извини, Лола, что не встретила. Видишь, какая я, даже гулять стала меньше. И поправилась на пятнадцать килограмм, ужас. Генри уже и обхватить меня не может!
— Что ты, Оксана, ты прекрасно выглядишь, вернее, вы с Лидочкой великолепно выглядите. Как она, часто играет?
— Да, часто балуется. То ножкой, то ручкой дрыгается. Но я рада, когда она играет. Если долго не двигается, пугаюсь.
— Если Генри не может обнять, дай я попробую.
Прижалась к Оксане, наклонилась, пытается послушать Лиду.
— Не услышишь ничего. Вечером останемся одни — я Генри прогоню, тогда и послушаешь ее.
Вошедший с чемоданами Генри отреагировал:
— За что меня прогонять? Я ничего не сделал.
— Мы с Лолой поболтаем вдвоем: сколько месяцев не виделись. А тебе незачем слушать наши женские разговоры.
Из кухни выходит Анна:
— Здравствуйте, меня зовут Анна. Я тут хозяйничаю в вашем доме. Буду рада познакомиться.
— Да, Анна, мне Оксана много рассказывала о вас. Я рада, что здесь такая хорошая хозяйка. Не знаю, что бы мы делали с домом без вас. Наверное, продали бы. А так удобно в Европе иметь место, где всегда можно остановиться. Но давайте будем без церемоний. Оксана говорила, что вы дружны, я тоже хотела бы этого.
— Я тем более. А теперь садитесь все за стол: давно пора обедать.
22:00. Спальня Оксаны.
Оксана уже легла, Лола сидит рядом с ней на постели. Уже послушала, как шевелится Лидочка, посмеялись вместе непонятно над чем. Оксана рассказывает:
— Я так боялась. Всего боялась. Думала, что Генри никогда не вернется ко мне. Не знала, как и где буду жить. В Петербурге — слишком плохие воспоминания о нем. Я ведь там насмотрелась на смерти: сначала бабушка, потом прабабушка, потом дед. Мама мной совсем не занималась, все некогда ей было. Вот потому и хочет теперь с Лидочкой хотя бы бывать рядом. Мы с ней каждую неделю разговариваем по скайпу. А отца видела только урывками. Возможно, поэтому так металась по Европе. Ты же знаешь, кратковременные, а то и случайные связи, наркота проклятая. Однажды, если бы отец не нашел меня в Шотландии и не сунул в реабилитационную клинику, так и загнулась бы там. А потом, после еще одного срыва и повторного лечения, — ужасная агония нашего отца. Я ведь просидела рядом с ним почти все последние недели, только перед смертью он отказался видеть всех и заперся в хосписе. Ты еще слишком маленькая тогда была. Тебе почти ничего не рассказывали.
— Да, Ксюша. Можно я буду тебя так называть?
— Да, конечно. Так меня в доме звали, и отец. Я тогда не понимала, что отец нас очень любит, обеих. Вначале даже ревновала: думала, что из-за тебя так редко вижу его. Только потом поняла, что это такой характер у него был — никогда не показывал чувства.
— А я почти не помнила его. Только когда перечитывала его записи, как-то начала представлять. В записях он живее, чем в той книжке о его жизни. Я эти записи потому и не отдала автору, и не разрешила печатать книгу от имени отца. В книжке он какой-то неживой.
— Я книгу так и не стала читать, тебе передоверила. А записи его — мы же вместе с ним в последние недели готовили. То есть я читала черновики, он слушал, диктовал изменения, а я корректировала файл. Я так и поняла, что он писал все это для нас с тобой, в первую очередь для тебя. Как будто извинялся.
— Ладно о прошлом. Как ты, вернее вы с Генри планируете дальше жить?
— Пока четко не планируем. Он предлагает расписаться в Германии. Я, конечно, согласна. Потом поживем в Чехии, сколько я выдержу, и будем думать, куда поехать. Во Францию он категорически не хочет, а жаль — мне в Париже нравится. В Израиль ему нельзя. Петербург — исключен. Итальянский я совсем не знаю, Генри говорит, но слабо, поэтому не хочет там жить постоянно. Наверное, придется жить в Англии, а на зиму уезжать в Испанию или в Италию. Не люблю я британскую зиму. Однако хватит обо мне. Как у тебя дела на личном фронте?
— Какие дела, о чем ты? Не было и не будет. Даже говорить не хочу на эту тему.
— Ну и зря. Надо же завести семью, детей, хотя бы одного ребенка. Иначе горько потом будет жить одной. Знаешь, это я повторяю слова Елены. Она очень жалеет, что не родила от нашего отца или от Володи.
— От Володи? Я знаю, что у них был роман, но не знала, что она задумывалась о ребенке.
— Тогда она ни о чем не думала. Просто пустила все на самотек, радовалась жизни. Теперь жалеет. Так что думай.
— Не хочу думать. Разрешишь мне жить около вас? Буду радоваться Лидочке, буду любимой тетушкой. А может быть, у вас еще и сын будет. Разрешишь? Мне ведь почти все равно, где жить после университета.
— Смеешься? Конечно, я буду очень рада. Но лучше, чтобы у тебя тоже был солидный муж и куча детей. Всем было бы веселее жить. Ладно, размечтались. Давай спать. Генри там, наверное, уже злится, что мы его не пускаем. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
10:00. 7 сентября, среда.
Автомобильная прогулка.
После завтрака сестры собрались выехать в сторону моря — прогуляться по набережной Остенде, подышать морским воздухом.
Два предыдущих раза они со смехом отбивались от попыток Генри сопровождать их. Но вчера Оксана обмолвилась, что какие-то «кавалеры» сопровождали их полдороги. И даже пытались заглянуть на ходу в окно. Естественно, это очень не понравилось Генри:
— Я вас не отпущу одних. Мало ли кто интересуется вами.
— Генри, ты ревнуешь? Кто на меня позарится, на такую корову? А если интересуются Лолой, то это можно только приветствовать. Правда, Лола, ты тоже не прочь познакомиться с молодыми людьми? По-моему, это были итальянцы или испанцы.
— Ксюша, извини, но ты ерунду говоришь. Никакие знакомства мне не нужны. Особенно с испанцами.
— Стоп, Оксана. Эти мужики были действительно похожи на испанцев?
— Кажется, так. Но я плохо разбираюсь в южанах. Все они для меня на одно лицо, все черноволосые, загорелые. А что ты заволновался?
— Девочки, одних я вас сегодня не отпущу. Я должен сам посмотреть на этих «кавалеров», если они опять появятся.
— Генри, только руль у меня не отбирай. Мне так нравится ездить здесь. Все такие аккуратные, никто не обгоняет. Не то что наши сумасшедшие израильтяне. И скорость можно хорошую развить.
— Ладно, Лола. Никто у тебя руль не отбирает, мне даже легче будет с заднего сиденья смотреть, кто там интересуется тобой.
— Хватит вам смеяться, никто мной не интересуется. Да и не встретим мы сегодня этих южан. Что они, специально, что ли, ездят одновременно с нами?
— Хорошо, если не специально.
Лола долго кружила по улицам и переулкам. Движение по Steenstraat одностороннее, только к Марктплатц, а потом приходится крутиться, пытаясь выбраться на загородные дороги. Лола смеялась, что каждый раз едет по незнакомым улицам и выезжает из города совсем в разных местах. Вот и в этот раз она выскочила из путаницы улиц и переулков на шоссе 351 где-то за очередным отводом канала. Проехали еще буквально пару километров, и пора переходить на Expresweg. Только успела разогнаться — и снова длинный съезд на шоссе 9 Oostendse Steenweg.
В следующий момент, на кольце перед озерцом Sint-Pietersplas, идущий по шоссе 9 из города черный внедорожник, внезапно вильнув на всем ходу, косо врезался в правый бок машины. Лола успела резко затормозить. Подушки безопасности раскрылись, всех придавив. Удар пришелся со стороны Оксаны. Внедорожник сразу взял задний ход, развернулся и помчался в сторону Остенде. Генри, путаясь в своей подушке безопасности, все же успел разглядеть марку автомобиля: «Land Rover Discovery 5». Номер определить не смог, так как он был весь заляпан грязью.
Едва освободившись, Генри бросился открывать правую переднюю дверь, за которой без движения, с закрытыми глазами сидела прижатая подушкой безопасности Оксана. Дверь заклинило. Генри бросился ко второй передней двери — там Лола уже выкарабкалась, и пыталась помочь Оксане.
— Лола, Оксану я вытащу, вызывай скорую и полицию.
Лола вылезла из машины, звонит по телефону. Генри удалил подушку, смотрит в лицо Оксаны, оно неподвижно. Генри не решается вытаскивать ее из машины.
Через десять минут приехал амбуланс из больницы AZ Sint-Jan на Waggelwaterstraat. Санитары и Лола осторожно вытащили Оксану из машины. Уложили на каталку и занесли в амбуланс.
Генри хотел ехать с Оксаной, но Лола его отстранила:
— Оставайся, жди полицию, я буду с Оксаной.
Пришлось подчиниться. Еще через пять минут подъехала полицейская машина, и последовал пересказ о случившемся. Генри назвал инспектору дорожной полиции марку машины, сообщил, что в машине успел увидеть четырех человек. Высказал предположение, что водитель был пьян и уехал с места происшествия, боясь встречи с полицией. Инспектор передал по связи дежурному основные детали. Заверил Генри, что машину и водителя быстро найдут, ведь у нее наверняка будут внешние повреждения — все мастерские будут оповещены.
Во время разговора с полицией прибыл представитель фирмы арендодателя машины. Пообщался с инспектором, перезвонил на фирму и сказал, что другую машину для Генри подгонят через десяток минут. Пока инспектор оформлял протокол, действительно, подъехали две машины, и Генри передали ключи от одной из них. Генри спросил у инспектора номер его телефона, дал свой и попросил сообщить ему, если о негодяях станет что-то известно.
Приехав в больницу, Генри нашел Лолу в приемном покое. Она уже успела поплакать, с высохшими глазами упавшим голосом сказала ему:
— Спасти Оксану вряд ли удастся. Врачи говорят, что за жизнь ее еще борются, но надежды почти нет: серьезно повреждена голова, затронут мозг. Она в реанимации, полностью подключена к системе жизнеобеспечения.
— А Лида?
— Лиду спасли, прооперировали Оксану. Лида сейчас в специализированном отделении, в специальном боксе — кувезе. Она родилась весом чуть больше двух килограмм. Врачи не наблюдают пока никаких серьезных проблем. Надеются отдать ее родственникам через неделю.
— Родственникам? Мне?
— Не знаю. Нужно срочно найти местного адвоката, чтобы решить вопросы об опеке. На крайний случай, если Оксану не спасут.
— Да, конечно. Меня пустят к Оксане?
— Нет, ничем мы ей сейчас не поможем. Если она придет в себя, меня сразу позовут. Лидочку я видела, через пластик. Она хорошенькая. Ты займись адвокатом, пожалуйста. А я сообщу Галине Петровне. Она не простит мне, если я не расскажу ей обо всем. И она обязательно нужна во время назначения опекунства.
— Да, какая от меня польза. Я свяжусь с адвокатом и выясню все об этих негодяях.
— Генри, этим ты никак не поможешь ни Оксане, ни Лидочке. Не нужно их искать. Наверное, это была случайность. Господь их покарает.
— Да, покарает, но я попытаюсь помочь ему. Так я это не оставлю.
13:00. В машине.
Генри отъехал от больницы, остановил машину, звонит по телефону.
— Джек?
— Да, это ты, Питер? Прорезался? Давно твой голос не слышал.
— Да, в отпуске был. Слушай, мне нужен ствол. Чистый или засветившийся в дрязгах между двумя бандами.
— Ни фига себе заявочка. Зачем засвеченный?
— Мое дело, нужно.
— Хорошо. Но я тебя соединю с шефом. Он приказал соединить, если прорежешься.
— Давай, жду.
Через несколько минут послышался начальственный голос:
— Да, Питер. Джек мне сказал о твоей просьбе. Это у тебя личное? Не советовал бы. Ты же знаешь, специалист не отвлекается на личное, это всегда опасно. На кого-то стрелку свернуть хочешь?
— Да, меня лично затронули. Убили мою женщину. Мне не нужно, чтобы потом меня включили в круг.
— Понятно, отвести в сторону. Поищем. Куда тебе его?
— Как в прошлый раз, в Брюгге.
— Ты что, зацепился там?
— Да, что-то в этом роде.
— Сделаем завтра.
— А сегодня нельзя?
— Что, у тебя так горит? Трудно. Если нужен хороший засвеченный, то лучше завтра, после обеда.
— Хорошо. Сегодня обойдусь.
— У меня к тебе другой разговор. Есть большой заказ — тебе двести. И столько же на зелененьких.
— Шеф, вы же знаете — я работаю только в одиночку. Помните Марсель?
— Это серьезное дело, одиночка не справится.
— Пока я не расчищу свое дело, не готов говорить о других вещах.
— Но это не к спеху. У заказчика желание есть, но денег пока нет. Поговорим через недельку — разберешься со своими делами?
— Надеюсь. И еще у меня просьба. Нет ли у вас здесь в Брюгге или рядом хорошего адвоката по вопросам опеки?
— Найдется, в Брюсселе. Но он очень дорогой.
— Это не важно, главное, чтобы дело знал.
— Это серьезный человек. Но зачем тебе? Кого опекать собрался?
— У меня дочь появилась, а мать убили. Нужно, чтобы опека попала ко мне или к ее сестре.
— Ясно. Боюсь, что ты совсем из обоймы выпадаешь.
— Возможно, шеф. Но я слишком долго уже в деле. Пора завязывать.
— Ладно, телефон пришлю. Пока.
Только закончился этот разговор, позвонил полицейский:
— У меня новости, господин Полонски. Оказывается, машина была сегодня утром угнана, и примерно полтора-два часа назад брошена в Остенде. Бросили ее в квартале от места, где была угнана. Так что по машине этих типов найти не удастся. Сожалею.
— Спасибо, господин инспектор. Но скажите, пожалуйста, на какой улице была угнана машина?
Инспектор подробно рассказал, где машина была угнана и где брошена. Осталось только поблагодарить его и распрощаться.
До Остенде — около двадцати пяти километров — Генри проскочил за двадцать минут. Еще пяток минут искал нужную улицу и квартал. Оставил машину и пошел в ближайший пивной бар.
Заказал пару бокалов пива, сыр с горчицей, орешки. Все как положено. Расположился рядом с пожилым мужчиной, перед которым стояли четыре бокала пива, два из которых были уже пусты. После недолгого молчания Генри заметил:
— Хорошо у вас в Остенде: пиво отличное, тишина, никаких хулиганов.
— Насчет пива — это да. Пиво у нас отменное. Я хожу в этот бар уже сорок лет, пиво хуже не стало. А тишина… тишина была, пока не понаехали эти негры, турки или как их там… мусульмане, в общем. Да еще и латиносы стали появляться. Тоже не сахар, к тому же католики.
— Не может быть! И латиносы? Это бразильцы, что ли?
— Нет, колумбийцы. Наркотики понавезли. Торгуют здесь кокаином. Куда полиция смотрит?
— Да, безобразие! Будь я гражданином Бельгии, голосовал бы за тех, кто хочет запретить здесь иммиграцию. Да и уже появившихся здесь нужно бы хорошо проверить.
— Да, у нас должна быть Европа для европейцев. Вы откуда будете?
— Из Гамбурга. У нас тоже эта проблема. Скоро порядочные протестанты станут меньшинством в своей стране. Наркотики, воровство, проституция, угоны машин.
— Да, у нас тут у одного почтенного гражданина сегодня угнали машину. И через полтора часа бросили ее почти разбитую. Наверняка негры или колумбийцы.
— Я думал, что они ближе к порту живут. А они здесь рядом?
— В нашем квартале, слава богу, колумбийцев нет. Но на соседней улице, ближе к морю, живут две семьи латиносов. Кто их разберет, колумбийцы они или нет, но это семьи: мужчины, женщины, дети. Мужчины где-то работают, а дети, конечно, шумят, хулиганят, но что поделаешь — дети есть дети. А совсем недавно, говорят, там же сняла дом еще одна группа этих латиносов. И все мужики. Не работают и не ищут работу. Наверное, наркотиками промышляют.
— Да, куда только полиция смотрит?
Посидели, поговорили о погоде. Генри почти допил второй бокал и вышел из бара.
Прошелся по соседней улице и сразу нашел дом, в котором жили приехавшие колумбийцы. Определить было просто: один из них, делая вид, что курит в палисаднике, зорко осматривал редких прохожих. Пройдя квартал, Генри свернул и пошел к машине. Делать здесь сейчас нечего.
14:40. Кафе «У Анны».
Генри сидит за столом, ждет обед. Звонит Лоле:
— Что нового? Оксана пришла в себя?
— Нет, врачи снова говорят, что надежды практически нет. Завели разговор об отключении Оксаны, но я сказала, что категорически против, что я оплачу все полностью. Ты нашел адвоката?
— Мне порекомендовали одного из Брюсселя. Говорят, опытный. Я позвоню ему сейчас или после обеда. А как с Галиной Петровной?
— Плохо, для нее это шок. Ведь когда-то погиб Владимир, а теперь и Оксана на грани. Но я сказала, что Лидочку спасли, и она как-то пришла в себя. Сказала, что завтра пойдет за визой. Я ей пошлю справку из больницы, чтобы визу оформили скорее. Надеюсь, что через неделю она будет здесь. Ее присутствие важно юридически.
— А израильские родственники не могут обратиться в Министерство иностранных дел, чтобы дипломаты в Москве попросили бельгийское консульство ускорить выдачу визы из гуманитарных соображений? Но ты в этом разбираешься лучше, чем я. Когда за тобой приехать?
— Попробую созвониться с мамой и Эйтаном. У Эйтана среди родственников имеются работники МИДа. Я сегодня буду ночевать здесь: договорилась, и мне выделят палату. Приезжай завтра перед обедом.
— Хорошо. Пока.
Следом Генри сразу позвонил по номеру, полученному от шефа. Пересказал ситуацию, из-за которой беспокоит. Адвокат, судя по голосу, был весьма немолод — сперва начал сварливо отказываться заниматься чем-то в Брюгге: мол, у него слишком много работы в Брюсселе. Но когда Генри назвал имя человека, давшего ему этот номер, переменил тон и перешел на вполне деловой разговор. Генри подчеркнул, что шансы Оксаны выжить оцениваются врачами как незначительные. В связи с этим возникают обстоятельства, когда необходимо добиться опекунства над родившимся ребенком. Адвокат стал задавать конкретные вопросы:
— Перечислите возможных опекунов, их степень родства с младенцем.
— Я являюсь отцом, но брак с матерью ребенка не был зафиксирован. Есть сводная сестра матери ребенка, А также родная бабушка ребенка. Других близких родственников нет.
— Материальное положение потенциальных опекунов и ребенка?
— Я владею примерно полутора миллионами евро, домом в Чехии, гражданин ФРГ. Сестра матери владеет примерно семью миллионами евро, домом в Брюгге, квартирой и участком с домом в Израиле, не замужем, возраст — двадцать один год, гражданка Израиля, последние два года управляет состоянием матери ребенка. Бабушка не имеет состояния, живет в собственной квартире в Петербурге, уважаемый профессор экономики, вдова, гражданка России. Намерена приехать в ближайшие дни в Брюгге. Ребенок должен унаследовать, в случае смерти матери, около тринадцати миллионов евро. Мать — гражданка России.
— Более или менее понятно. Проблема в том, что мать — гражданка России, ребенок родился в Бельгии, а увезти его предполагается в Израиль, и там осуществлять опеку. Возникает вопрос о передаче юрисдикции. И суду придется его решать. Суд также заинтересуется, нет ли у соискателей опеки материальных интересов. Если бы у вас были документы о продолжительной совместной жизни с матерью ребенка в Бельгии, проблемы не было бы. А пока наиболее предпочтительным является вариант передачи опекунства сестре матери, учитывая ее состоятельность и владение вопросами управления наследством. Если вы подготовите согласованное всеми родственниками решение о передаче опекунства сестре матери, думаю, что проблемы удастся решить. Но учтите, у ребенка по праву рождения будет гражданство Бельгии.
— Понятно. Думаю, что согласие всех родственников будет.
— Я по электронной почте вышлю вам перечень документов, которые должна будет представить сестра матери. В Брюгге приеду только после прибытия бабушки, подписания прошения об опекунстве и согласия на опекунство одного из вас. Кстати, я обычно беру довольно большую сумму за свою работу. Но учитывая, кто порекомендовал вам меня, я представлю счет из расчета только по двести евро за час работы. Вас это устраивает?
— Да, главное, чтобы был положительный результат.
Генри пообедал. Времени до вечера много. Решил съездить в Осткамп.
Не заходя в кафе к Монике, заехал к Вильяму Ван дер Бергу. После обмена любезностями сразу перешел к делу:
— Вильям, у тебя приличный нож найдется?
— Что, Пьер, проблемы?
— Я отдыхал в Колумбии, нарвался там на бандитов. Немного поцапались, вот теперь они отследили меня в Бельгии. У меня ничего нет из оружия, нужен приличный нож.
— В Колумбии? Эк куда тебя занесло. Что-то с наркотой?
— Нет, с наркотой никогда в жизни не связывался. Просто отдыхал с девушкой. Не в Европе же отдыхать, я ее всю объездил по делам. Так что-нибудь дашь?
Вильям внимательно вгляделся в лицо Генри:
— Хорошо, дам. Только назад не возвращай. И постарайся, чтобы не выплыл потом на поверхность.
Открыл малозаметную дверь на первом этаже, пригласил Генри войти в малюсенькую комнату. Показывает на стеллаж у стенки:
— Посмотри, что подойдет. Может быть, тебе что-то серьезнее нужно?
Генри внимательно рассматривает аккуратно разложенные ножи всех типов: от больших мачете до узких кинжальчиков, четыре винтовки, пять немецких и бельгийских пистолетов. Коробки с патронами.
— Вильям, какая роскошная коллекция! Все зарегистрировано?
— Не все. Кое-что осталось с давних времен, но в основном все куплено легально.
— Дай что-нибудь не зарегистрированное. Пистолет не нужен.
Вильям поднял два ножа, показывает их:
— Вот эти еще со времен службы в Легионе.
Генри выбрал небольшой нож с узким лезвием, длиной сантиметров пятнадцать:
— Этот подойдет.
Вильям повторил:
— Бери. Только чтобы он не появился потом на свет божий. Но мы еще посидим у меня, выпьем кофейку. Вино не предлагаю, так как тебе еще возвращаться. Или ты останешься на ночь?
— Нет, хочу закончить вечером дела с колумбийцами.
Потом они посидели за столом. К кофе у Вильяма нашлись крекеры, молоко. Вильям немного растерянно поведал:
— Кажется, Моника все-таки согласится выйти за меня замуж. Что-то у нее перестало ладиться с другом из Брюгге. Но теперь уже я в сомнении. Непонятно мне самому, чего я опасаюсь. Наверное, страшновато менять что-то в жизни.
— Зря боишься, вернее, беспокоишься. На мой взгляд, она спокойная, здравомыслящая женщина. Не станет она пытаться тебя перевоспитывать, заставлять делать то, к чему ты не привык. Может, ты за секс опасаешься?
— Да нет, этого я как раз не боюсь. Но все равно как-то это странно.
— Вильям, ты же этого очень хотел, столько лет добивался. Плюй на сомнения, старые вояки идут вперед, ничего не боясь. Да и прекрасная она женщина, отличная хозяйка. Кстати, как там Жанна поживает?
— Вернулась в Брюссель. И правильно, чего ей здесь гнить. Молодая, энергичная, пусть ищет свое место в жизни. Мы с Моникой ей всегда поможем.
— Вот видишь, дополнительная забота у тебя появится, дополнительный интерес к жизни.
Немного поговорили еще, и Генри отправился домой.
21:00. У дома колумбийцев в Остенде.
Генри проходит мимо дома. Его одежда помята, рукав свитера разорван — вид непрезентабельный. На руках тонкие темные перчатки. Останавливается у входа во двор, стоит покачиваясь. Нагнулся, как будто его вырвало. Из дома выходит сумрачный метис, не спеша подходит. С отвращением на лице говорит по-испански:
— Чего ты здесь делаешь? Пошел вон.
Генри заплетающимся языком, по-французски:
— Ты чо, не можешь нормальной речью говорить? Понаехало вас тут, красножопых. Катитесь отсюда, если не хотите человеческого языка понимать.
Сделал выразительный жест, чуть не упав при этом.
Метис понимает смысл сказанного, да и жест был вполне определенный. Возмущенный, пытается схватить Генри за шиворот и отбросить его подальше, но при этом сам валится на бок. Одновременно получает удар ножом под третье ребро. Оба опрокидываются, но в падении Генри нащупывает и вытаскивает у него из-за ремня пистолет.
Генри проник в дом, и пройдя по всем комнатам, обнаружил, что здесь никого нет.
Вернулся во двор. Затащил метиса в дом — в каморку под лестницей, ведущей на второй этаж. Вынул из тела нож и вытер его об одежду метиса. Укрылся в той же каморке, ожидая хозяев.
Ждать пришлось долго. Более чем через сорок минут послышались голоса. Вошли двое мужчин — они в заметном подпитии, явно удивлены, что их не встречает сотоварищ. Ругаются на испанском, прошли на кухню и поднялись наверх, спустились, обсуждают еще более непонятную ситуацию. Генри дожидается, когда появится третий: ведь в машине было четверо. Наконец появляется еще один, сразу же разразившись бурной руганью.
Генри, не выходя из-за лестницы, стреляет три раза. Подбегает к свалившимся мужчинам, осматривает их и делает еще два контрольных выстрела. Бросает пистолет и быстро уходит.
На улице идет не к машине, а в противоположную сторону. Сворачивает за угол и по другой улице подходит к своей машине. Уезжает по приморской дороге к Zeebrugge, и оттуда по Zeelaan и Expressweg возвращается домой в Брюгге. По пути выбрасывает нож в канал.
09:00. 8 сентября, четверг. Брюгге.
Комната Генри в доме Лолы.
Генри звонит по телефону:
— Джек? Это я, Питер. Ситуация немного изменилась. Не нужно присылать мне то, что я просил вчера. Ты в курсе?
— Да, Питер, ты уже разобрался?
— Да, все в порядке. И передай шефу, что я через недельку или чуть позже обязательно позвоню.
— Будет сделано. Пока.
13.00. 9 сентября, пятница.
Кабинет Патрона.
Патрон закончил читать деловые бумаги, вертит в руках настоящую кубинскую сигару, предвкушая два дня отдыха. В комнату после стука входит, пряча глаза, «consejero». Патрон встает, внимательно смотрит на него:
— Надеюсь, ты сегодня с хорошими вестями? Меня не устраивает, что эти засранцы, посланные Эдуардо, смяли какую-то бабу. Мне нужны камешки и голова этого немца. Каковы успехи?
— Педро, которого Эдуардо послал в Европу руководить делом, сообщил, что все четверо, занимавшиеся немцем, убиты. Полиция пока ничего не говорит об этой истории, но бельгийские газеты пишут о разборках между нар-кобандами. Педро просит прислать новых исполнителей.
— Порадовал ты меня. Ясно. Никаких новых исполнителей не посылать, хватит мне терять людей. Хоть они и никчемные, но здесь еще пригодятся. А убытки? Убытки пусть оплачивает Эдуардо. Он достаточно наворовал у меня. Я буду очень милостивым, пусть заплатит всего… пять миллиардов песо. Это не покроет все убытки, но хоть что-то.
— Патрон, вы, конечно, милостивы, но хватит ли у него средств?
— Меня это не волнует. Пусть продает свою усадьбу, свои машины, своих любовниц, но должен заплатить. А не заплатит… сам будет виноват. Я не потерплю, чтобы мне наносили такие убытки. Все, разговор окончен.
