Глава 7
Последний трамвай, громыхая железом разбитых вагонов, завернул по Слободскому кольцу, и Зина осталась одна в темноте. Еще минуты две тусклые огоньки трамвая мерцали в отдалении, затем погасли и они. Где-то далеко глухо залаяла собака. Звякнула цепь. Глухой собачий лай оборвался на высокой ноте и смолк. Темнота стала густеть. Освещение на Слободке было не предусмотрено. Ежась от ледяного пота, против ее воли стекающего по спине, Зина быстро пошла по пути следования трамвайного полотна, стараясь ступать аккуратно, чтобы не попасть в рытвину или колдобину.
В конце концов ей пришлось достать из сумки и зажечь масляный фонарик, оставшийся еще от родителей — воспоминания о далеких временах гражданской войны. Дрожащий огонек фонарика помогал мало. Но можно было хотя бы рассмотреть дорогу. Внезапно ей подумалось, что в одиночестве, в темноте, бродя с фонариком в самых закоулках Слободки, она похожа на странного призрака, заблудившегося в мире живых. Заблудшая душа потустороннего жителя вполне могла бы быть созвучна с ее душой.
К счастью, Зина хорошо знала путь, она определила его еще днем. И теперь могла двигаться в точно заданном направлении.
Из-за болтовни нового соседа Зина едва успела на последний трамвай. Она задержалась с ужином, а потом боялась выскользнуть из дома. Дверь бывшей комнаты учителя истории находилась наискосок от ее двери, и ей почему-то казалось, что этот тип, нагло вторгшийся в чужое жилье, будет за ней следить. Но Зина ошибалась — судя по голосам, комната заполнилась другими соседями. Поэтому, улучив момент, когда в коридоре было меньше всего людей, она тихонько выскользнула из дома.
Слободка была для нее неприятным местом. Отдаленность от центра города, вонь гниющих ставков. И контингент — уголовщина самого низкого пошиба да сельская беднота, так и не пристроившаяся в большом городе, но зато с успехом принесшая в него моральное разложение. Зина вспоминала пьяных женщин с голодными детьми, торговок краденым, воровок. Почти каждый месяц кто-то из таких матерей отправлялся в тюрьму, а ребенок оформлялся в детдом. Для нее Слободка всегда была отвратительным местом.
И особо плохую славу этому району придавало наличие сумасшедшего дома, который в простонародье именовали Слободка-Романовка. Однако, по сравнению с другими обитателями района, психи были безобидны. Их держали под замком, их охраняли, из-за толстых стен психиатрической больницы наружу не доносилось ни звука. А страшные слухи всегда были слухами, потому что никто не знал правды.
Так — шепотом, тайком, со страшными предосторожностями, только проверенным людям — говорили, что в психичке открыли дополнительное отделение, где держали неугодных советской власти. И было очень страшно попасть в это отделение — потому, что из него не выходили наружу.
Но как все было на самом деле, Зина не знала, да и никто не знал. Но ей и так довелось узнать больше, чем другим. И вот теперь, в глухой час ночи, она пробиралась одна по ночной Слободке как раз к сумасшедшему дому, чтобы повторить путь, однажды уже пройденный с Андреем.
Двигаться надо было быстро, чтобы избежать ненужных встреч. И уже скоро в темноте стали вырастать знакомые очертания психиатрической больницы.
Теоретически там могла быть охрана, даже ночью. Поэтому Зина свернула на всякий случай в один из знакомых переулков. Она несколько раз бывала здесь и прекрасно знала, что в самом его начале стоит заброшенный дом.
Спрятаться в этом доме до полуночи, пока жизнь окончательно не замрет по всей округе, а потом проникнуть в больницу — таким был ее план.
Вот и знакомый забор. Зина отогнула одну из гнилых досок и аккуратно забралась внутрь, прямиком во двор, еще заросший пожухлым прошлогодним бурьяном и ивняком.
Кто жил в этом доме? Она не знала. Одноэтажная хибара с выбитыми окнами виднелась в глубине двора. Почему никто не занял дом, хотя в городе всегда было плохо с жилплощадью? Не знала она и этого.
Кто-то из родителей маленьких пациентов, живущих в этом переулке, когда-то говорил ей о том, что дом этот пользуется дурной славой, потому что в нем произошло убийство — расправились с целой семьей. А другие рассказывали, что там жила одинокая старуха, которая мирно и спокойно умерла от старости… Что было на самом деле, Зина не знала, да это, по большому счету, и не имело никакого значения.
Стараясь двигаться осторожно, чтобы не поранить ноги, она добралась до выбитого окна. Затем, взобравшись на подоконник, влезла в дом и оказалась в небольшой комнате, заваленной остатками разломанной мебели. Здесь она решила подождать.
Зина присела на колченогую табуретку и погрузилась в размышления. Из памяти выплывали слова Андрея о том, что однажды ей самой придется наведаться к странному пациенту. Слова эти оказались пророческими: он исчез, и вот теперь, неизвестно зачем, она снова идет взглянуть на несчастного ребенка.
Прислонившись к стене, Зина закрыла глаза. Сознание погружало ее в легкую дремоту без сновидений. Ей даже приятно было плыть в этом мутном облаке, отключившись от понимания того, где она находится и зачем.
Так прошло довольно много времени. Очнулась она от холода и от того, что у нее затекли ноги. Часы показывали десять минут первого. Пора пробираться в больницу. И вдруг…
Острое чувство чужого присутствия заставило Зину замереть на месте. Капля ледяного пота вдоль позвоночника вновь ранила кожу уже привычным холодом. Зина замерла, боясь пошевелиться. Из темноты прямо на нее уставились два абсолютно неподвижных глаза, горящих алым. Горло ее сжала мохнатая лапа страха, а сердце забилось, как запертый в клетку зверь.
Глаза горели, приближаясь из темноты. Послышалось глухое рычание. Дрожащей рукой Зина потянулась к фонарику, оставленному на подоконнике и потушенному тотчас, как она забралась в дом, чтобы свет не привлекал чужого внимания. Как было бы хорошо зажечь его сейчас!
Ей удалось схватить фонарик. Страшные глаза неподвижно застыли напротив. Вторым этапом было нашарить в кармане коробок спичек и зажечь масляный фитиль. Далось это Зине не сразу — она сломала две спички, прежде чем смогла это сделать. Руки у нее дрожали.
Тонкий, мерцающий огонек выхватил из темноты большого лохматого пса с грязной, очевидно, светлой шерстью. Расставив лапы, пес не сводил с нее глаз. Но угрожающим он не выглядел. Рычал он, скорее, для того, чтобы привлечь ее внимание.
— Господи, — выдохнула Зина. — Уходи, — сказала она псу. Голос ее дрожал.
Пес склонил голову, словно изучая ее. Как он забрался в дом? Или все время жил здесь?
Зина стала медленно двигаться в сторону подоконника. Пес смотрел на нее. Приблизившись вплотную, она вдруг резко запрыгнула на подоконник, все время ожидая, что пес набросится на нее. Но этого не произошло. Произошло другое. Пес присел на задние лапы, задрал свою большую морду вверх, став похожим на настоящего волка, и утробно завыл… Совсем как волк.
Этот вой вывернул Зине всю душу. Ей вдруг вспомнилось услышанное в детстве — о том, что так воют только на покойника. И это зловещее предзнаменование, предвестие чьей-то смерти вдруг наполнило ее таким ужасом, что, не соображая, что делает, она спрыгнула с подоконника и бросилась бежать через двор, сопровождаемая этим страшным воем, в котором так отчетливо ощущалась смерть…
Путь, пройденный вместе с Андреем, Зина хорошо запомнила, поэтому без труда самостоятельно его повторила. В узком коридоре, где она оказалась, открыв решетку подвала, по-прежнему стояла невыносимая вонь. В этот раз там были тюки с грязным бельем, расставленные вдоль стен.
Вот и дверь в отделение. На мгновение у Зины мелькнула ужасная мысль о том, что ключ может не подойти. Но, слава богу, все прошло нормально — замок щелкнул, и она снова оказалась в коридоре с железными дверьми и решетками, огораживающими то страшное, о чем было ужасно даже подумать.
В этот раз в коридоре были звуки. Там слышалось какое-то бормотание, раздавались шаги. Один раз Зине показалось, что в дверь кто-то ударил. Железо звякнуло, как будто кто-то врезался в него всем телом. За дверями камер-палат явно не спали. И ей вдруг подумалось, что пациенты чуют ее присутствие так, как чуют кровь дикие звери. Но страха у нее не было. После пса в заброшенном доме весь страх куда-то ушел. Теперь ей хотелось собрать как можно больше ответов на свои вопросы.
Ключ идеально подошел к нужной двери, она открылась. Замок щелкнул. Оглядевшись по всем сторонам, Зина быстро заскочила внутрь. И застыла на месте.
Палата была пуста. Маленького пациента в ней не было. На мгновение у нее мелькнула мысль о том, что она ошиблась дверью. Но нет. Последняя дверь в коридоре. Ошибиться она не могла.
Та же койка, тот же запах. Судя по всему, пациент еще недавно был здесь — палата не успела проветриться. Ребенка забрали. Зачем? Стало ли ему лучше? Успел ли Андрей вывести его из ступора? Да и что вообще здесь происходит?
Было очень страшно сталкиваться с тем, чего не понимаешь.
Пытаясь сдвинуться с мертвой точки оцепенения, Зина принялась осматривать палату. Опустилась на пол, заглянула под койку. Вдруг в дальнем углу, возле стены, что-то блеснуло.
Сначала ей показалось, что ничего и не было. Но затем, чтобы проверить свою догадку, она плашмя легла на пол. Ножки койки были привинчены к полу. Так было практически во всех отделениях больницы, Зина это видела, когда была здесь во время учебы в институте. А в опасном отделении — и подавно так должно было быть!
Тем не менее она попыталась продвинуться как можно глубже под кровать. Это было сложно, но со второй попытки ей это все же удалось. Вытянув руку вперед, Зина со всей силы потянулась. Все ее тело напряглось, как струна. Наконец ее пальцы охватили небольшой металлический цилиндр. С облегчением она выбралась наружу и поднялась на ноги.
На ее ладони лежал… шприц без иглы. Цилиндр шприца, наполненный мутноватым, белесым содержимым. Зина осмотрела его на свет, потрясла им. Жидкость, похоже, была вязкой. К тому же, было ее не так много — не больше одного миллилитра. Запаха не было. Зина уже почти собралась выдавить немного содержимого себе на ладонь, как вдруг одумалась. Господи, да ведь здесь могло быть всё, что угодно! В том числе и сильнодействующий яд. Откуда ей знать, что пациента не отравили, а потом не вынесли мертвое тело? Да разве же можно было так по-глупому рисковать?
Зина вытерла со лба холодный пот и, достав носовой платок, аккуратно завернула в него шприц и спрятала в сумочку. Похоже, пора было выбираться из палаты. Искать ей здесь уже было нечего.
В коридоре уже было тихо. Зина выбралась из опасного отделения без приключений, однако вдруг остановилась. Ход направо вел в подвал, туда, откуда она пришла. Так что можно было легко и безопасно покинуть отделение, воспользовавшись им. А вот слева она увидела дверь, которая, судя по всему, вела в коридор какого-то отделения. Почему бы не пойти туда? Эта мысль пришла в голову Зине внезапно, ниоткуда. Но она не смогла от нее отделаться.
Здравый смысл подсказывал ей, что мысль эта была не просто глупой, бесполезной и опасной. Эта дверь могла вывести ее в отделение для обычных пациентов, где дежурила медсестра. Увидев ее, подняла бы тревогу. Последствия этого Зина могла представить, не напрягаясь: ее могли обнаружить, задержать, сдать в отделение милиции, начать служебное расследование, в конце концов, так она подставляла под удар Андрея, если бы его нашли… Ведь это он делал дубликаты универсального ключа, более того, держал их дома! В общем, было понятно, что идти налево опасно. Но за всю свою жизнь Зина никогда не руководствовалась здравым смыслом.
А потому, тяжело вздохнув, она повернула именно туда еще до того, как успела сообразить, что же она делает. Щелкнул замок. Зина оказалась перед ведущей вниз лестницей, тускло освещенной одной лампочкой. Стараясь двигаться как можно бесшумно, она пошла по ней.
Спускаться пришлось недолго. Очень скоро Зина оказалась в подвальном коридоре с несколькими дверями. Здесь стоял знакомый устойчивый запах формальдегида. Она поняла, что находится в морге.
Рядом снова была запертая дверь. К удивлению Зины, открыть ее не составило труда. Она оказалась в комнате, где явно производились вскрытия: посередине стоял стол и оборудование, необходимое для патологоанатома, умывальник. На столе под простыней находилось тело.
Помимо воли Зина зажала нос — ноздри забивал ужасающий запах. Это был запах дезинфекции, формальдегида, трупного разложения, хлорки и еще нескольких препаратов, которые используют при вскрытии. Проходя практику в морге, она изучила их наизусть, но вот теперь не сдержалась. Дышать ей было трудно.
Превозмогая себя, Зина подошла к столу и отдернула простыню. Под ней было женское тело. Это была та самая женщина, труп которой Зина видела в своей квартире! Чтобы удостовериться, она зажгла фонарик. Сомнений не было. То же самое тело, рана под грудью… Судя по разрезам на нем, вскрытие уже было произведено. Машинально Зина оглянулась — одежды нигде не было.
Вдруг за дверью послышались голоса. Зина заметалась по комнате. Спрятаться было негде. Оставалось одно отчаянное решение: в углу комнаты стоял письменный стол. Как могла, Зина забилась под него и замерла, перестав даже дышать.
В комнату вошли трое мужчин. Кто-то нажал на выключатель. Вспыхнул яркий свет. Через небольшое отверстие в столе Зина могла кое-что видеть. Двое из мужчин были в форме НКВД, один — в белом халате.
— Вот она, — человек в белом халате, по-видимому, врач, отдернул простыню, — можете забирать.
— А результаты вскрытия? — произнес кто-то из людей в форме, Зина не видела кто.
— Я все написал и отдал вашему начальству, — в голосе врача послышалось раздражение.
— Хорошо, упаковывайте, — скомандовал человек в форме.
Врач принялся засовывать труп в прорезиненный мешок.
— Мужа ее тоже вы вскрывали? — лениво наблюдая за процессом, спросил один из НКВДистов.
— Нет, — врач повернулся к нему, — а должен был? Мне не привозили мужской труп. — Судя по голосу, он разволновался.
— Забудьте! — бросил второй человек в форме.
Наконец труп оказался в мешке. Врач вышел, вернулся с каталкой, переложил мешок на каталку и отдал НКВДистам. Те покатили каталку к выходу. Дверь закрылась.
Оставшись, как он думал, в одиночестве, врач открыл шкафчик, взял стоявший там графин, налил себе полный стакан водки и выпил почти залпом. Зина изумилась, как быстро он все проделал. Но ей было видно, что руки его дрожат. Затем врач выключил свет и ушел.
Выждав некоторое время, Зина поняла, что нужно немедленно уходить. Выбраться из больницы ей удалось без всяких приключений. Она вернулась в заброшенный дом. Было уже двадцать минут третьего ночи. Понимая, что расхаживать по Слободке в такое время — абсолютно гиблое дело и что далеко она не уйдет, Зина решила остаться в нежилом доме. Погибнуть по-глупому ей совсем не хотелось, поэтому оставалось только затаиться здесь и ждать рассвета — когда пойдут первые трамваи и можно будет передвигаться более-менее безопасно. Зина вернулась на свою табуретку, чувствуя, что вся дрожит — то ли от страха, то ли от холода. Слава богу, страшного пса в доме больше не было.
От усталости у нее закрывались глаза. Холод сковал все ее тело. И, больше не противясь этому подступающему мареву забвения, Зина стала погружаться в полудрему. Но не на долго — звук был такой силы, что ее не просто вырвало из сна — как ударом, больно ранив и так воспаленные нервы! Ее буквально прибил к земле страшный грохот, как будто рядом с ней бросили что-то тяжелое. Затем раздался резкий визг автомобильных шин.
Зина выскочила из комнаты, буквально перемахнув через подоконник, и, пробежав через двор, прижалась к стене в заборе. Выглянув на улицу, она увидела, что по ней бежит человек. Это был мужчина в белом халате. С ужасом она узнала того самого врача из морга. Буквально наезжая ему на пятки, по улице двигался черный автомобиль.
Завернув с переулка, он ехал очень медленно, было понятно, что человек в белом халате никуда не денется, он был в страшном положении — узкий переулок, по обеим сторонам глухие заборы… Бежать некуда. У Зины вдруг мелькнула страшная мысль: автомобиль просто хочет задавить человека. Именно так все выглядело со стороны.
Отогнув доску в заборе, ту самую, через которую она влезла в заброшенный дом, Зина высунулась наружу и закричала что есть сил:
— Эй! Бегите скорей! Сюда!
И он услышал. Его перекошенное ужасом лицо повернулось в ее сторону. Зину поразило выражение отчаяния, отчетливо различимое в глазах этого не молодого уже человека. Было ясно, что человек этот находится буквально на грани сумасшествия. Услышав ее голос, он чисто машинально бросился на него. Автомобиль остановился. Мужчина поравнялся с забором. Все в душе Зины замерло. Подчиняясь какому-то странному предчувствию, которое никак не могла бы себе объяснить, она метнулась к дому и прижалась к стене с осыпавшейся штукатуркой.
И тут раздались выстрелы — один, другой, третий. Зина зажала руками уши, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать.
Затем все смолкло. Было слышно урчание мотора, скрип шин. Затем все звуки стали отдаляться — все дальше и дальше, пока не установилась какая-то совсем мертвая тишина. Только лишь тогда Зина рискнула отделиться от стены и подойти к забору. Она выглянула на улицу. Мужчина в белом халате лежал возле самого забора, рукой касаясь прогнивших досок. Быстро выбравшись наружу, Зина перевернула его на спину.
Он был еще жив. Но жить, по всему, ему оставалось недолго. Пули прошли навылет. Из ран хлестала кровь, попадая на руки Зины.
На губах его запеклась кровавая корка. Как странно, что жизнь не покинула его сразу, удивилась Зина, но как врач она увидела, что ничего уже сделать нельзя. И тут глаза мужчины открылись. Зине вдруг показалось, что он уставился прямо на нее с полным сознанием.
— Убили… — Голос звучал так тихо, что слова едва можно было разобрать, — я знал…
— Кто это сделал? Кто в вас стрелял? — Зина опустилась на колени рядом с раненым, поддерживая ему голову и не давая крови прилить к мозгу.
— Мертвое молоко… — прошептал он, — Андрей узнал… Мертвое молоко.
— Андрей Угаров? — Зина машинально подняла ему голову выше. — Вы меня слышите? Что узнал Андрей?
— Мертвое молоко… — Глаза несчастного остекленели, с губ его сорвался хрип, а по телу прошла короткая судорога. Вытянувшись, он застыл у нее на руках…
