Глава 6
Трубку сняли не сразу. Переминаясь с ноги на ногу, Зина жалась в прихожей соседки сверху, чувствуя себя страшно неуютно в чужой квартире. Сначала соседка вовсе не хотела пускать ее позвонить, буркнув что-то вроде «свой телефон заводить надо». Но затем все-таки впустила, взяв предложенные ей деньги. Было мерзко. Но другого выхода у Зины не было.
— Добрый день. Андрея Константиновича можно к телефону попросить?
— Угарова? — удивленно переспросил девичий голос. — Сейчас узнаю, минуточку.
Было слышно, как она положила трубку, стукнула дверью. Минут через пять ответил пожилой мужской голос.
— Кто его спрашивает?
— Его коллега из Еврейской больницы. Мы договаривались о консультации для моего пациента, — быстро сориентировалась Зина.
— Андрей Константинович на больничном. Он болен и сейчас находится дома. В ближайшую неделю его не будет.
— Простите… Откуда вы знаете?
— Что? Странный вопрос. Он сам позвонил.
— Сам позвонил?
— Конечно.
— И сказал, что будет находиться дома? Вы узнали его голос?
— Простите, а как ваша фамилия? Представьтесь, пожалуйста, чтобы я ему передал, кто звонил.
Зина повесила трубку. Одно из двух: либо Андрей звонил, либо нет. Ясно одно: на работу он не приходил. Утверждение соседа о том, что Угаров пошел на работу и не вернулся, было ошибочным. Он не дошел до работы! Исчез по дороге к больнице. И кто-то позвонил сообщить, что он заболел и не придет. Понятное дело, что в больнице не беспокоились. Но что же произошло на самом деле? — Тысячи вопросов кружились в голове у Зины. Но ответов не было.
На самом деле Андрей мог никуда не исчезать. Непредсказуемость — в этом был весь он. Непредсказуемость и совсем неожиданные поступки.
…Кафе на Дерибасовской. Отстраненные до холода глаза и при этом горячие слова…
— Неужели ты этого не понимаешь! Я не могу заводить сейчас семью! Семья, быт погубят все то, к чему я столько стремился! Неужели ты этого действительно не понимаешь?
А вверху над ними деревья шуршат зеленой, еще сочной листвой в такт этим словам: «Неужели ты этого не понимаешь?!»…
— Сейчас время новых возможностей, новых свершений! Открытий! Посмотри, куда движется мир! Мы строим новое общество! Посмотри, какими темпами движется пятилетка! А ты говоришь мне о какой-то семье? Быт убьет все. А я хочу, чтобы обо мне помнили после смерти. Ты помнишь, мы с тобой читали книжку о Моцарте? Помнишь, как он сказал? Кто будет помнить придворного органиста из Зальцбурга? Так и я тебе скажу! Кто будет помнить женатого врача из районной больницы? Семья — это дети, пеленки, грязные кастрюли, жизнь закончена! Будет уже не до открытий! Я люблю тебя, это правда. Но не до такой степени, чтобы разрушить свою жизнь! Отказываться от великих свершений я не хочу!
А деревья словно издевались над ней, шурша сочной весенней листвой: «Не хочу, не хочу, не хочу…». Принесли мороженое в запотевших вазочках. Вдоль металлических серебряных граней стекали вниз капли влаги. Шарики были белыми. Три белоснежных шарика с сиропом посередине.
— Ешь… Мороженое растает… Если ты не хочешь, я съем твою порцию. О чем я тебе говорил? Я не хочу серьезных отношений. Конечно, я понимаю свою ответственность, ты надеялась, и все такое… Но я вижу себя в научных исследованиях, в экспериментах, которые перевернут всю науку, а не с грязными кастрюлями на кухне. Ты-то как раз должна это понять! Разве ты не хочешь совершить переворот в медицине? Ты же лучшая студентка на курсе! Зачем тебе семья?..
Они собирались подать заявление в районный загс и договорились встретиться в десять утра возле ее дома. Мама погладила ее лучшее платье — из зеленого шелка в горошек. Удивительно нарядное, с белым бантиком, платье спускалось волнами к ее стройным ногам. Какой же красивой и счастливой она была в то утро! Волосы, глаза, губы — все искрилось, светилось, переливалось слепящим, сияющим, почти божественным счастьем, наполняя ее душу новой, почти невиданной силой! И от этой красоты, от этого восторга расцветала она сама!
Даже соседи по коммунальной квартире поздравили ее почти искренне: «Сразу видно, что выходишь замуж». И ей почему-то казалось, что если бы был поздний вечер, она светилась бы так, что не нужно было бы зажигать свет.
Удивительное счастье, похожее на драгоценные камни, было в ее душе, переливалось радугой от мельчайших прикосновений в мыслях. И все было так прекрасно, что впервые в жизни ей хотелось петь!
Ровно в десять утра, нарядная и ослепительно красивая, Зина стояла возле своего дома, в условленном месте, и все ждала, когда подойдет он — с огромным букетом цветов. Вообще-то он редко дарил ей цветы, считая это мещанством и пережитком прошлого. Но, как и все девушки мира, Зина надеялась, что в это утро Андрей обязательно подарит ей цветы — в то утро, когда по-настоящему решается их совместная жизнь.
Угаров не пришел. Ни в десять, ни в одиннадцать, ни в двенадцать… Когда, в диком отчаянии, Зина пошла бродить по окрестным улицам, чтобы просто двигаться и этим не дать себе сойти с ума, она не встретила его в городе, на что очень надеялась. Андрей не пришел ни в тот день, ни два месяца спустя, ни три… Ни через полгода…
Он просто исчез из ее жизни без всяких объяснений. Буквально растворился в воздухе. Он не бросил ее, не оскорбил, не ушел к другой женщине, не женился. Он просто исчез.
Заявление в загс они собирались подавать в начале июня. Душное лето сменилось осенью. Осень сменила зима. Зима закончилась весной. Зина получила по почте письмо в самом конце мая. Было начало июня, когда она пошла на встречу, назначенную им.
Это было крошечное письмо на половинке листка из тетрадки. Андрей просил ее прийти в кафе на Дерибасовскую в четыре часа дня. По иронии судьбы, Зина надела на эту встречу зеленое шелковое платье в горошек, забыв, каким страшным символом оно для нее стало. И только по дороге вспомнила об этом.
Угаров заказал ее любимое мороженое — пломбир с сиропом. И, усадив за столик напротив себя, принялся объяснять.
Он изменился. Стал жестким, напористым. Было видно, что он много чего добился за этот год и собирался добиться еще больше. Она же думала только о том, как не сойти с ума. Весь год она пыталась выжить в этом мареве раскаленной боли, внезапно обрушившейся на ее плечи.
Где-то к осени, спустя несколько месяцев после не случившейся свадьбы, Зина сама именно это и поняла: Андрей исчез потому, что перепугался семьи, серьезных отношений.
Семья не была той ценностью, ради которой Андрей хотел отказаться от бешеного, кипящего энтузиазма, который бурлил в его жизни, жизни строителя нового будущего, нового мира, такого интересного и важного. Он видел себя среди великих открытий. А потому предпочел исчезнуть. И ровно год спустя позвал, чтобы это сказать.
Вглядываясь в его лицо, Зина пыталась понять, догадывается ли он, как долго и мучительно она страдала, как пережила все это, с какой силой заставляла себя жить, просыпаться по утрам, открывать глаза и встречать новый день.
Понимал ли Андрей, что он сделал? Глаза его горели энтузиазмом, и он бесконечно жестикулировал, рассказывая ей о новых экспериментах с электрошоком, в которых он принимал непосредственное участие.
— Теперь ты видишь, — закончил Угаров свой монолог, — что мы, что я правильно сделал, передумав с этой дурацкой мещанской свадьбой! Перед нами обоими… передо мной открывается просто блестящее будущее! И очень глупо его терять!
— А как же я? — вырвалось у нее вдруг как-то совершенно по-детски, и он, не поняв, удивленно взглянул на нее.
А по вечерней Дерибасовской, держась за руки, гуляли влюбленные пары, а в Горсаду играл духовой оркестр…
Потом, спустя годы, Зина следила за его судьбой и немного — за его карьерой. Он так и не женился. А жизнь наказала его. Карьеры в науке не случилось. Великих открытий он так и не совершил. Электрошок стали повсеместно применять во всех психиатрических больницах, так же, как и галоперидол, и никаких великих экспериментов не было. Все оказалось мифом. В том числе и его жизнь.
В том числе и ее жизнь. Зина вышла замуж просто так, потому, что надо было выходить, и все родственники и соседи ждали от нее этого. В браке она прожила три года. Тщетно и мучительно пыталась родить. После девяти выкидышей, заканчивавшихся сильными кровотечениями и чисткой в больнице, врачи окончательно вынесли неутешительный приговор: выносить ребенка она не сможет, ее организм имеет врожденные патологии, которые медицина не лечит. Оставалось смириться. Через месяц муж Зины ушел к другой женщине. Как выяснилось впоследствии, с этой женщиной он жил целый год, пока был в браке, и в то время, когда Зина мучительно таскалась по гинекологическим отделениям больниц, спокойно устраивал свою личную жизнь.
Развели их быстро и спокойно, ведь детей у них не было. Через месяц после развода ее бывший муж женился на той, другой женщине, которая была уже на седьмом месяце беременности. Еще через два месяца у них родился сын.
Пытаясь позабыть о происшедшей трагедии, Зина ушла с головой в науку и начала продвигаться по карьерной лестнице. Времени следить за Андреем оставалось все меньше и меньше. Но иногда, по ночам, к ней приходил каверзный голос, который говорил о том, как хорошо было бы им жить друг для друга, вдвоем, вместе. И что они могли прожить всю жизнь вот так, рядом, со своими научными экспериментами и без всяких детей.
После таких снов было мучительно страшно просыпаться и возвращаться к жизни. И каждый раз, когда такой сон обрывался болью нового, опять наступившего утра, она лежала, вытянувшись, тихонько в кровати. И мечтала только об одном — поскорее забыть его лицо. И больше не встречаться с этим человеком — никогда в своей жизни. Ключевым словом было, разумеется, «никогда».
Думая обо всем этом, вспоминая, Зина спускалась по лестнице к своей квартире. И ей казалось, что мысли ее плавают в каком-то тумане. Вроде бы прошлое есть, в нем проступают какие-то очертания предметов, но это как туман на болоте — сделав один неверный шаг, провалишься. Утонул ли в этом болоте Андрей? Выбрался наружу? Ни одного, даже мерцающего огонька, не было. Зине оставалось двигаться впотьмах.
В коридоре ее квартиры было шумно: из-за соседских дверей доносились громкие голоса, по коридору гоняла какая-то детвора. Дверь кухни была открыта, там тоже велись громкие разговоры. Несмотря на то что в огромной коммунальной квартире соседи менялись очень часто, Зина умудрялась поддерживать хорошие отношения почти со всеми. Разговаривала вежливо, не ссорилась, но пресекала и фамильярность, когда ей пытались сесть на голову. Потому ее не сильно-то и любили. Зина не очень страдала — она научилась не обращать на это внимания.
Но как же тяжело иногда было избегать бессмысленных и глупых разговоров! Как ужасно было выходить на заполненную людьми кухню и отвечать односложными репликами на вопросы соседей, в то время как ей безумно хотелось побыть одной! Иногда ей казалось, что на свете нет и никогда не было придумано ничего хуже такого вот коммунального ада, который самым разрушительным образом действовал и на человеческую личность, и на душу!
Но делать было нечего. В коммуналках жила большая часть населения страны. И, собравшись с силами, Зина вышла на кухню.
Народу там было не так уж и много. Две старухи-соседки, толстый лысый инженер, любитель выпить и поговорить, и… Увидев новое лицо, Зина остановилась. Это был молодой, светловолосый мужчина лет 35-ти, высокий, с военной выправкой. Совершенно новый человек в квартире. И он явно не пришел в гости: на нем были спортивные штаны и майка. Кроме того, он помешивал что-то в небольшой кастрюльке, умудряясь слушать радиоточку и одновременно обсуждая услышанное с инженером. Плоская черная «тарелка» радиоточки была важной частью их кухни. Ее никто никогда не выключал, поэтому в кухне всегда было шумно. Но, с другой стороны, в этом было и свое удобство — можно было узнавать точное время.
— Добрый день, — увидев Зину, мужчина сразу повернулся к ней, — а я ваш новый сосед, только сегодня к вам переехал. Дмитрий.
— Он в комнату Петра Иваныча вселился, этого старикашки чокнутого, — с набитым ртом прокомментировал инженер, который жевал докторскую колбасу.
Этого было достаточно, чтобы вызвать у Зины неприязнь. Вселился в комнату учителя истории — значит, тот уже не вернется. Интересно, знал этот самодовольный тип, каким образом он получил новое жилье?
— Зинаида, — буркнула она себе под нос и принялась резать овощи, мрачным видом подчеркивая, что не желает поддерживать разговор. Но не тут-то было!
Радио передавало новости. Диктор вещал о событиях в других странах. В тексте то и дело звучали такие слова, как «Локарнские договоры», «Рейнская область», «Версальские договоры»…
— Вы не увлекаетесь политикой? — Новый сосед не сводил с Зины глаз, и против своей воли она несколько раз взглянула на него.
Он был очень привлекателен — именно таким посчитали бы его большинство женщин. Молод, светлые волосы, широкая улыбка. Военная выправка. Даже майка без складок заправлена в штаны. А под майкой играла выпуклая мускулатура. Но, как бы он ни выглядел, Зина чувствовала к нему острую неприязнь. Он вселился в комнату безобидного учителя истории — для нее этого было достаточно.
— Нет, — сказала она, отводя глаза.
— А вот мне приходится! — сосед улыбнулся широко, явно заигрывая с ней. — Я работаю в штабе Южного военного округа.
— Вы военный? — спросила Зина, чтобы поддержать разговор.
— Нет. Я в отделе кадров работаю. Но теперь моя жизнь проходит среди военных.
— Хорошие ребята! — с набитым ртом сказал инженер.
— Все в мире изменилось, когда 7 марта 1936 года Германия в одностороннем порядке расторгла Локарнские договоры 1925 года, — менторским тоном произнес сосед. — Германские войска заняли демилитаризованную Рейнскую область, грубо нарушая условия Версальского договора, то есть — мира.
Оба молчали — и Зина, и инженер, ведь для них эти слова были китайской грамотой.
— А знаете, что произошло сегодня? — сосед обернулся к ним. — Сегодня, 29 марта 1936 года?
— Нет, и что же? — ответила Зина исключительно из вежливости.
— Сегодня на парламентских выборах в Германии 99 процентов голосов отдано за представителей, официальных кандидатов от нацистской партии. К власти пришел глава нацистской партии Гитлер, вот что означает такой исход выборов.
— Слышал я что-то за этого Гитлера… На работе говорили, во время политинформации, — сказал инженер, — мол, народ Германии сделал собственный выбор, и все такое.
— Самое интересное то, что первоначально никто этого Гитлера не воспринимал всерьез! — усмехнулся сосед. — Да и к власти он пришел с достаточно одиозными лозунгами — Германия для немцев, уничтожение безработицы, все для немецкого народа. Говорить об экономике в стране тотальной бедности это был смелый ход. Он пообещал работу в первую очередь немцам и очень умело сыграл на национальных интересах. А потому и получил такую поддержку населения, что во главу угла поставил экономику и национальную идею. В любом случае, исход этих выборов изменит мир. Многие уже оценивают его неоднозначно. Приход к власти Гитлера наверняка обеспокоил лидеров крупных мировых стран.
Германия… Зина вдруг насторожилась, вспомнив немецкие рейхсмарки, найденные в тайнике Андрея. Германия, Гитлер — слова, не имеющие для нее никакого значения, не несущие в себе никакого смысла, вдруг заиграли по-новому. Она стала прислушиваться к разговору и даже прекратила резать овощи.
— Наверное, Гитлер — сильный лидер, раз сумел обеспечить себе поддержку 99 процентов населения страны, — неуверенно произнесла Зина.
— Вы совершенно правы! — горячо откликнулся сосед. — Совершенно ясно, что в мире появился лидер нового поколения, который заставит с собой считаться! Сильная воля одного человека способна изменить многое!
— Ну, вряд ли это коснется нас, — пожала плечами она.
— А как по мне, так молодец он, этот Гитлер! — громко чавкая очередным куском колбасы, отозвался инженер. — Как всех построил, а? Так оно и надо! Молодцы немцы! Германия только для немцев — так и должно быть! Плюнули на этих англикашек и шаркунов-французиков, которые везде свои пять копеек вставляли, как будто они в мире самые важные! Вот и наш вождь так сделает! Сталин — он как отец родной! Свою страну развивать надо, вот так правильно делать. А не перед этими пачкунами расшаркиваться.
Этими грубовато-обыденными словами инженер выразил по-своему проводимую международную политику. И в голове у Зины промелькнула крамольная мысль, что туповатый сосед в чем-то прав.
— Вижу, вы серьезно интересуетесь международной политикой, — Зина в упор посмотрела на Дмитрия, — а вот мне кажется это странным! Какое дело нам в СССР до прихода к власти в Германии этого Гитлера… Или как его там…
— Нет, вы правильно сказали, — сразу отозвался он, — лидера нацистов зовут Адольф Гитлер. И его главное достоинство в том, что он собирается создать новую страну. Думаю, для СССР будет полезно иметь под боком такого сильного соседа, или союзника, уж как получится.
— А зачем нам союзники? — встрял инженер. — Мы сильные и так! СССР самая лучшая страна в мире!
— Сильна та страна, у которой сильны союзники, — сказал новый сосед.
— Не думаю, что мы будем нуждаться в каком-то Гитлере для того, чтобы увеличивать силу нашей страны, — усмехнулась Зина, — думается, все это вообще не будет иметь к нам никакого отношения, что там происходит в Германии. Просто пройдет стороной.
— Вижу, вы делаете практические выводы, — улыбнулся сосед, — но вы напрасно так скептически относитесь к исторической теории. Поверьте, в мировой практике возможны самые невероятные кульбиты!
— Верю, — усмехнулась Зина, — но поверьте и вы, что никакого дела до Германии мне нет.
Тут она немного покривила душой. Дело ей было — Зине страшно хотелось узнать историю появления немецких денег в квартире Андрея. Но напыщенный тон соседа стал ее раздражать. Она вдруг поняла, что ее просто бесит этот самодовольный хлыщ, наверняка еще и жуткий бабник в придачу, который произносит какие-то глупости таким безапелляционным тоном, словно является профессором истории!
— Вижу, вас все-таки заинтересовала наша беседа, — Дмитрий оставил свою кастрюльку и подсел к ней поближе, нахально заглядывая в глаза. — Не хотите продолжить наш разговор о политике у меня в комнате за чашечкой отличного кофе? Мне подарили настоящий бразильский.
— Я не пью кофе по вечерам, — отрезала Зина, — мне нет никакого дела до того, кто пришел к власти в Германии. Какая мне разница, кто такой этот ваш Адольф Гитлер? Извините, но у меня есть дела поинтересней!
И, поставив кастрюльку с овощами на плиту, поспешила покинуть кухню, делая вид, что не замечает того, как неотрывно смотрит ей вслед новый сосед.
