Акт I
Сцена 2
Поднимается занавес, на экране другое письмо, написанное мелким, неровным и суетливым почерком:
«Дорогая мисс Гонда!
Волею чувства долга я ощутил необходимость приложить все усилия к тому, чтобы облегчить страдания ближнего. Каждый день перед моими глазами проходили трагедии и жертвы возмутительно несправедливого общественного строя. Однако лицезрея Вас на экране, я набирался необходимого для моего призвания мужества, потому что в такие мгновения осознавал, на какое величие способен человеческий род. Ваше искусство – это символ тех скрытых возможностей, которые я замечаю в своих отвергнутых обществом братьях. Никто из них не хотел бы стать тем, кем стал. И никто из нас не выбирал той унылой, лишенной надежды жизни, которую вынужден вести. Но в нашей способности лицезреть Вас и поклоняться Вам заключена надежда всего человечества.
Искренне Ваш,
Чак Финк.
Спринг-стрит,
Калифорния».
Загорается свет, экран исчезает, и на сцене гостиная Чака Финка, бедно обставленная комната в одноэтажном доме.
Входная дверь сзади на правой стене, большое открытое окно на той же стене, ближе к зрителям; на центральной стене дверь в спальню. Поздний вечер. В комнате есть электрическое освещение, но оно не включено, и гостиную освещает одна коптящая керосиновая лампа в углу. Похоже, что квартиранты переезжают: посреди комнаты свалены два чемодана, несколько упаковочных коробок, шкафы и ящики открыты и наполовину пусты; одежда, книги, посуда и всевозможная нужная в хозяйстве рухлядь свалены вперемешку большими кучами на полу. Чак Финк, молодой мужчина лет тридцати, худощавый и анемичный, с густой черной гривой волос, бледным лицом и выделяющимися на нем маленькими усиками, беспокойно выглядывает в окно; видно, что он с большим волнением разглядывает проходящих мимо окна людей, с улицы доносятся неразборчивые голоса. Он видит кого-то и кричит:
Финк. Эй, Джимми!
Голос Джимми (за сценой). Чего?
Финк. Подойди на минутку.
Джимми появляется у окна снаружи; это нездорового вида молодой человек в порванной одежде, один глаз подбит, по щеке со лба стекает струйка крови из ссадины на лбу.
Джимми. Ты, Чак? Я уж думал, что коп засек. Чего надо?
Финк. Ты сегодня видел Фанни?
Джимми. Ха! Фанни!
Финк. Ты ее видел?
Джимми. Нет, с тех пор, как началось.
Финк. Она ранена?
Джимми. Может быть. Видел ее в самом начале. Она засандалила им прямо в окно кирпичом.
Финк. Что там случилось?
Джимми. Пустили слезоточивый газ и захапали пикетчиков. Ну, а мы им врезали в ответ.
Финк. А Фанни кто-нибудь видел?
Джимми. Да ну ее к лешему, твою Фанни! Там лупят кого ни попало. Такая драчка, прости Господи, что мама не хочу!
Джимми исчезает. Финк отходит от окна. С волнением ходит по комнате, поглядывая на часы. Шум на улице затихает. Финк пытается заняться сборами, швыряет, не глядя, несколько вещей в коробку. Входит Фанни Финк, высокая, худощавая, неуклюжая девица немного моложе тридцати лет, стриженная под мальчика, бледная, растрепанная, в туфлях без каблуков и в мужском пиджаке на плечах. Прислоняется к дверному косяку, чтобы не упасть.
Финк. Фанни! (Она не двигается.) Ты в порядке? Что случилось? Где ты была?
Фанни (ровным хриплым голосом). Меркурохром есть?
Финк. Что?
Фанни. Меркурохром. (Скидывает пиджак. Ее одежда порвана, на голых руках синяки, на плече кровоточащий порез.)
Финк. Господи!
Фанни. Ну не стой как идиот! (Решительно идет к шкафу, шарит по полкам и достает маленькую бутылочку.) Хватит на меня пялиться! Нет повода для истерики!
Финк. Дай помогу.
Фанни. Ничего страшного. Я в порядке. (Мажет руку меркурохромом.)
Финк. Где тебя до сих пор носило? Где ты была?
Фанни. В тюрьме.
Финк. Где-где?
Фанни. В тюрьме, нас всех замели. Пинки Томлинсона, Бада Миллера, Мэри Фелпс и остальных. Двенадцать человек.
Финк. Что случилось?
Фанни. Мы намеревались не пропускать ночную смену.
Финк. И что?
Фанни. Начал Бад Миллер. Пробил череп подлюке-скэбу. Но фараоны, чтоб им пусто, были уже наготове. Биф только что забрал нас под залог. Сигарета есть? (Она берет сигарету и закуривает, после чего нервно курит на протяжении всей сцены.) Суд на следующей неделе. Говорят, что штрейкбрехер едва ли поправится. Так что твою драгоценную ждет долгий отдых в прохладном месте (С горечью.) Но тебя, вижу, это не волнует, мой милый. Ты-то без меня хорошо отдохнешь…
Финк. Но это возмутительно! Я не допущу! У нас есть права…
Фанни. Конечно. Права. Например, право оплатить товар при доставке. Без денег ни черта не получишь. А где их взять?
Финк (устало опускается на стул). Но это невообразимо!
Фанни. Ну, и не думай больше об этом… (Оглядывается.) Не так уж ты продвинулся в сборах. Как мы управимся за вечер со всем этим чертовым барахлом?
Финк. Откуда такая спешка? Я совсем разбит.
Фанни. Откуда спешка? А оттуда, что, если мы к утру не выкатимся отсюда, весь этот хлам вышвырнут прямо на улицу.
Финк. Мало нам было бед, а теперь еще новая напасть! И надо тебе было лезть в эту историю! Что теперь будем делать?
Фанни. Лично я буду собирать вещи. (Начинает собирать вещи, почти не глядя на них, с ненавистью швыряет их в коробки.) А не переехать ли нам в «Амбассадор» или в «Беверли-Сансет», дорогой? (Финк не отвечает. Она швыряет в коробку книжку.) Думаю, «Беверли-Сансет» нам вполне подойдет… Надо будет снять номер из семи комнат. Как ты думаешь, можем мы позволить себе номер из семи комнат? (Финк не двигается. Она швыряет в коробку охапку нижнего белья.) Ах, да, не забыть бы еще про персональный бассейн. (Со злостью швыряет в коробку банку с кофе.) И гараж на две машины! Для наших «Роллс-ройсов»! (Швыряет вазу, попадает мимо коробки, ваза разбивается вдребезги о ножку стула. Она вдруг истерично вскрикивает.) Проклятие! Почему только у людей все это есть!
Финк (слабым голосом). Ребяческое бегство от действительности, дорогая.
Фанни. Героизм – это замечательно, но как мне осточертело выскакивать на трибуну с речами в пользу мировых проблем и при этом трястись, а вдруг товарищи заметят, что у меня порваны чулки!
Финк. Почему бы тебе их не заштопать?
Фанни. Оставь иронию, мой милый! Оставь свой великолепный сарказм редакторам журналов – может быть, однажды они закажут тебе статью.
Финк. Фанни, ты могла бы и не говорить этого.
Фанни. А нечего валять дурака. У таких, как мы, есть название. По крайней мере, у одного из нас точно. Знаешь, какое? В твоем великолепном словарном запасе есть для этого подходящее слово. А именно: «неудачник».
Финк. Любовь моя, удача – понятие относительное.
Фанни. Точно. Что такое арендная плата в сравнении с вечностью? (Швыряет в коробку охапку одежды.) Ты, например, знаешь, что это уже пятый раз?
Финк. Чего пятый раз?
Фанни. Пятый раз, когда нас выселяют по суду, Сократ! Я сосчитала. Пять раз за три года. Всякий раз мы платили за первый месяц, а потом ждали шерифа.
Финк. В Голливуде большинство так живет.
Фанни. Мог бы хоть притвориться, что тебя это волнует, хоть из вежливости, что ли.
Финк. Дорогая, зачем тратить душевные силы, упрекая себя в том, в чем полностью повинно порочное общественное устройство?
Фанни. Мог хотя бы не заниматься плагиатом.
Финк. Каким еще плагиатом?
Фанни. Ты взял эти слова из моей статьи.
Финк. Ах, да. Из твоей единственной статьи. Прошу прощения.
Фанни. Ее-то хоть напечатали.
Финк. О да. Шесть лет назад.
Фанни (с охапкой старой обуви в руках). А ты многого добился за это время? (Сваливает обувь в коробку.) Что теперь? И куда мы отправимся завтра?
Финк. При тысячах бездомных и безработных стоит ли так убиваться по поводу одного частного случая?
Фанни (собирается сказать какую-то резкость, но потом пожимает плечами и отворачивается, спотыкается в полутьме о коробку). Проклятие! Мало того что они нас вышвыривают на улицу, так еще и электричество отключили!
Финк (пожимает плечами). Частная собственность на коммунальные расходы.
Фанни. Хоть бы керосин не так вонял.
Финк. Керосин изобретен для бедных. Но я слышал, что в России изобрели новый керосин, без запаха.
Фанни. Ну да, конечно. В твоей России ничего не воняет. (Достает с полки коробку, полную больших коричневых конвертов.) А с ними что прикажешь делать?
Финк. Что там?
Фанни (читает надписи на конвертах). Твои документы из Кларковского института социальных исследований… Переписка с профессионально-техническим училищем для отсталых детей, где ты консультировал… а вот по поводу вечернего краткого курса по диалектическому материализму… а вот из театра рабочей самодеятельности, которому ты помогал…
Финк. Из театра самодеятельности выбрасывай. Я ими сыт по горло. Они не хотят ставить мое имя на шапку своих бланков.
Фанни (откладывает один конверт в сторону). А с остальным что мне делать? Запаковать или сам понесешь?
Финк. Конечно, сам понесу. Они могут потеряться. Уложи их отдельно, ладно?
Фанни (берет газеты, начинает заворачивать конверты, замирает, заметив заголовок в газете, читает). Знаешь, тут пишут кое-что интересное про Кей Гонду.
Финк. Что там?
Фанни. Это сегодняшняя газета. Тут про убийство.
Финк. Что? Чепуха. Она не имеет к этой смерти ни малейшего отношения. Все это вымысел желтой прессы.
Фанни (заворачивает конверты). У этого Сэйерса денег куры не клевали.
Финк. Да уж, безусловно. Только они теперь ему ничем не помогут. Я, с тех пор как помогал организовывать пикет возле его предприятия, знал, что этому денежному мешку несдобровать.
Фанни. Здесь пишут, что в последнее время его дела шли в гору.
Финк. Что ж, одним плутократом меньше. Тем лучше для его наследников.
Фанни (берет пачку книг). Двадцать пять экземпляров книги «Гнет и угнетатели». (Добавляет с шутливым поклоном.) Автор Чак Финк!.. Ну и что прикажешь с ними делать?
Финк (язвительно). А ты сама как думаешь?
Фанни. Господи! Еще и это тащить! Неужели ты думаешь, что в Соединенных Штатах действительно найдется двадцать пять человек, которые согласятся купить твое бессмертное произведение?
Финк. О качестве книги нельзя судить по числу проданных экземпляров.
Фанни. Возможно, так… однако кое о чем это говорит!
Финк. Ты хочешь, чтобы я скатился на уровень лакеев капитализма, угождающих среднему классу? Ты слабеешь, Фанни, ты становишься мелкобуржуазной.
Фанни (в ярости). Это я становлюсь мелкобуржуазной? Я сделала столько, сколько тебе в жизни не сделать! И я не бегаю со своими рукописями по третьесортным издательствам. Мою статью напечатали в «Народе»! Да, в «Народе»! И если бы я не похоронила себя с тобой в этой дыре…
Финк. Эта дыра, эти трущобы взрастили лидеров движения за социальные реформы, Фанни.
Фанни. Господи, Чак, ну и что? Посмотри на других. Посмотри на Миранду Люмкин. Колонка в «Вестнике» и вилла на Палм-Спрингс! А в колледже она мне в подметки не годилась! Все всегда говорили, что я умнее ее. (Обводит комнату рукой.) Вот что всегда достается умным.
Финк (мягким тоном). Я понимаю тебя, дорогая. Ты устала. Ты напугана. Я тебя не осуждаю. Но ты же знаешь, что наше дело требует, чтобы человек отказался от всего. От всяких мыслей о собственной выгоде и удобстве. Так я и поступил. У меня больше нет своей жизни. Все, чего я хочу, чтобы миллионы когда-нибудь узнали имя Чака Финка и назвали его своим вождем!
Фанни (смягчаясь). Я знаю. Ты прав. Ты настоящий человек, Чак. На свете так мало самоотверженных людей.
Финк (мечтательно). Как знать, может, лет через пятьсот кто-нибудь напишет мою биографию и назовет ее «Чак Финк Самоотверженный».
Фанни. И какой тогда глупостью покажутся наши переживания, вызванные жадностью какого-то ничтожного калифорнийского домовладельца!
Финк. Именно. Надо уметь видеть события с точки зрения будущего. И…
Фанни (прислушиваясь к каким-то звукам снаружи, неожиданно). Ш-ш! По-моему, у нас под дверью кто-то стоит.
Финк. Кто? Нет там никого. Все оставили нас. Бросили нас на… (В дверь стучат. Они переглядываются. Финк идет к двери.) Кто там? (Никто не отвечает. Стук повторяется. Он резко, сердитым жестом распахивает дверь.) Чего вам… (Замолкает. Входит Кей Гонда; она одета, как в прошлой сцене. Он ахает.) О!.. (Смотрит на нее сразу с испугом и недоверием. Фанни делает шаг вперед и замирает. Они не в состоянии сказать ни слова.)
Кей Гонда. Мистер Финк?
Финк (истово кивая). Да. Чак Финк. Собственной персоной… Но ведь вы… Вы ведь Кей Гонда?
Кей Гонда. Да. Я прячусь. От полиции. Мне некуда пойти. Позволите мне остаться на ночь?
Финк. Разрази меня гром!.. Извините, пожалуйста.
Фанни. Вы хотите, чтобы мы вас тут спрятали?
Кей Гонда. Да. Если вы не боитесь.
Фанни. Но почему вы выбрали…
Кей Гонда. Потому что здесь меня никто не найдет. И потому что я прочла письмо мистера Финка.
Финк (спохватившись). Ну конечно! Мое письмо. Я так и знал, что из тысячи писем вы обратите внимание именно на него. Правда, неплохо написано?
Фанни. Я ему помогала.
Финк (смеясь). Какое потрясающее совпадение! Когда я его писал, то даже не мог предположить, что… Чего только не случается на белом свете!
Кей Гонда (глядя на него). Меня подозревают в убийстве.
Финк. О, даже не беспокойтесь об этом. Нам все равно. Мы – свободомыслящие люди.
Фанни (торопливо опускает штору). Вы здесь будете в полной безопасности. Только простите наш разгром… Мы перезжаем.
Финк. Прошу вас, садитесь, мисс Гонда.
Кей Гонда (садится и снимает шляпку). Спасибо.
Финк. Я мечтал о том, чтобы вот так, попросту поговорить с вами. Я всегда хотел вас спросить о многом.
Кей Гонда. Я всегда хотела, чтобы меня о многом спросили.
Финк. То, что говорят про Грантона Сэйерса, это правда? Вы должны знать. Говорят, что он был извращенцем и не интересовался женщинами, а…
Фанни. Чак! Это совершенно не относится к делу и…
Кей Гонда (с легкой улыбкой). Нет. Это неправда.
Финк. Конечно, я никого не порицаю. Я презираю мораль. Я хочу спросить у вас о другом; меня как социолога всегда интересовал вопрос влияния экономического фактора на личность. Сколько сейчас получает кинозвезда?
Кей Гонда. То ли пятнадцать, то ли двадцать тысяч в неделю согласно новому контракту – точно не помню.
Фанни и Финк обмениваются изумленными взглядами.
Финк. Какие возможности для помощи обществу! Я всегда видел в вас великую гуманистку.
Кей Гонда. Во мне? Едва ли. Ненавижу гуманизм.
Финк. Вы шутите, мисс Гонда!
Кей Гонда. Бывают люди, у которых есть цель в жизни. Их немного, но они есть. А у некоторых есть не только цель, но и честность. Таких совсем мало. Мне они нравятся.
Финк. Но следует проявлять толерантность! Следует учитывать влияние экономического фактора. Говоря, например, о доходах кинозвезды…
Кей Гонда (резко). Я не хочу о них говорить. (Едва ли не с жалобной ноткой в голосе.) А вы ничего не хотите спросить о моей работе?
Финк. Господи, конечно, хочу! (Вдруг посерьезнев.) Нет. Не хочу. (Кей Гонда внимательно смотрит на него, слегка улыбаясь. Он добавляет с внезапной улыбкой, впервые искренно.) Ваша работа… о ней не надо говорить. Я не могу. (Добавляет.) Я никогда не видел в вас просто кинозвезду. И никто не видит. Вы не Джоан Тюдор, и не Салли Суини, и все остальные. И вы создаете не дрянные мелодрамы – извините меня, но они дрянные, – а кое-что другое.
Кей Гонда (смотрит на него). Что же именно?
Финк. То, как вы движетесь, и звук вашего голоса, и ваши глаза. Ваши глаза…
Фанни (с внезапной горячностью). Они такие, как будто вы не человек, не такая, как люди вокруг.
Финк. Все мы мечтаем о том совершенном создании, которым может стать человек. Но никто не видел нашу мечту. А вы видели и показываете ее нам. Как будто вам известен великий секрет… секрет, забытый всем остальным миром. Великий секрет и великую надежду. Ваш человек отмыт добела. Ваш человек достиг высших возможностей.
Фанни. Когда я вижу вас на экране, я чувствую себя виноватой, но в то же время молодой, свежей и гордой. Иногда мне хочется поднять руки вот так… (Поднимает руки над головой красивым восторженным жестом, смущается.) Простите нас. Мы ведем себя как дети.
Финк. Может быть, мы и есть дети. Но посреди тусклой жизни нам приходится ловить каждый лучик света, ловить везде, даже в кино. А почему, собственно, не в кино, величайшем наркотике человечества? Вы сделали для страдающего человека больше, чем любой филантроп за всю историю. Как вам это удается?
Кей Гонда (не глядя на него). Это можно делать достаточно долго. Полагаться на собственные силы и по капле выжимать из себя надежду для людей, но потом оказывается, что тебе самой нужна помощь… ответный голос, прозвучавший в ответ гимн, простое эхо. Я вам очень благодарна. (В дверь стучат. Все трое переглядываются. Финк решительно идет к двери.)
Финк. Кто там?
Женский голос (за сценой). Слушай, Чак, не одолжишь немного сливок?
Финк (со злостью). Проваливай! Нет у нас никаких сливок. Хватает же наглости беспокоить людей в подобный момент! (Негромкое ругательство, удаляющиеся шаги за сценой. Финк оборачивается к остальным.) Господи! А я уж подумал, что это полиция!
Фанни. Сегодня ночью никого нельзя пускать в дом. Любой из этих голодранцев будет рад сдать вас полиции за… (Ее голос внезапно меняется, как будто последнее слово вылетело помимо ее воли.) за вознаграждение.
Кей Гонда. Вы отдаете себе отчет, что вас ждет, если они меня тут найдут?
Финк. Они доберутся до вас только через мой труп.
Кей Гонда. Вы не знаете, что может грозить вам…
Финк. Нам не важно это знать. Мы знаем другое, знаем, что значит для нас ваша работа. Да, Фанни?
Фанни (стоит в стороне, глубоко задумавшись). Что?
Финк. Я говорю, что мы знаем, что значит для нас работа мисс Гонды, ведь так?
Фанни (без выражения). О да… да…
Кей Гонда (внимательно глядя на Финка). А то, что она для вас значит… вы способны предать это чувство?
Финк. Нельзя предавать то лучшее, что есть в твоей душе.
Кей Гонда. Нельзя.
Финк (заметив задумчивость Фанни). Фанни!
Фанни (вздрогнув). Да? Что?
Финк. Расскажи мисс Гонде, как мы всегда…
Фанни. Мисс Гонда, конечно, очень устала. Дадим ей лечь спать.
Кей Гонда. Да. Я очень устала.
Фанни (с воодушевлением). Вы можете воспользоваться нашей спальней… О да, не спорьте, пожалуйста. Нам будет очень удобно вот здесь, на диване. Мы будем сторожить вас, чтобы никто сюда не вошел.
Кей Гонда (вставая). Вы очень любезны.
Фанни (берет лампу). Пожалуйста, извините за неудобство. У нас небольшие проблемы с электричеством. (Показывая дорогу в спальню.) Сюда, пожалуйста. Вам будет удобно, и вы будете в безопасности.
Финк. Спокойной ночи, мисс Гонда. Не волнуйтесь. Мы вас посторожим.
Кей Гонда. Спасибо. Спокойной ночи.
Уходит за Фанни в спальню. Финк поднимает ставню. Широкая полоса лунного света падает на пол. Он начинает прибираться. Фанни возвращается в комнату, закрыв за собой дверь.
Фанни (понижая голос). Ну, что ты об этом думаешь? (Он разводит руками и пожимает плечами.) А еще говорят, что чудес не бывает!
Финк. Лучше не шуметь. Она может нас услышать… (Из-под двери в спальню видна полоска света.) Будем собирать вещи?
Фанни. Вещи теперь не имеют значения. (Он выуживает из коробок простыни и одеяла, для чего снова вываливает их содержимое на пол. Фанни стоит в стороне у окна и молча на него смотрит. Потом тихо говорит.) Чак?
Финк. Да?
Фанни. Через несколько дней мне придется явиться в суд. Вместе с одиннадцатью нашими ребятами.
Финк (смотрит на нее с вопросом). Ну и?..
Фанни. Нет смысла обманывать себя. Нас посадят.
Финк. Можно не сомневаться.
Фанни. Но если мы найдем деньги на борьбу с приговором…
Финк. Конечно. Но денег нет. Что об этом думать? (Короткое молчание. Он продолжает прерванное занятие.)
Фанни (шепотом). Чак… как, по-твоему, она нас слышит?
Финк (глядя на дверь спальни). Нет.
Фанни. Ее обвиняют в убийстве.
Финк. Ага.
Фанни. Человек, которого она убила, был миллионером.
Финк. Верно.
Фанни. Полагаю, члены его семьи хотели бы знать, где она находится.
Финк (поднял голову, смотрит на нее). Ты о чем?
Фанни. Я тут подумала – если им скажут, где она прячется, они с радостью заплатят вознаграждение.
Финк (с грозным видом подступает к ней). Мерзавка… ты что, пытаешься…
Фанни (не двигаясь). Тысяч пять долларов, а? Как ты думаешь?
Финк (замирает на месте). Что?
Фанни (не двигаясь). Тысяч пять долларов, говорю.
Финк. Ах ты, тварь! Заткнись, пока я тебя не прикончил! (Тишина. Он начинает раздеваться. Затем.) Фанни…
Фанни. Да?
Финк. А если больше пяти тысяч отвалят?
Фанни. Наверняка. Люди и больше того платят за обыкновенных похитителей.
Финк. Да заткнись же ты! (Тишина. Он продолжает раздеваться.)
Фанни. А меня ждет тюрьма, Чак. Месяцы, а может, и годы в тюрьме.
Финк. Ну да.
Фанни. И остальных тоже. И Бада, и Пинки, и Мэри, и всех прочих. Твоих друзей, твоих товарищей. (Он замирает.) Они нужны тебе. Они нужны делу. Двенадцать лидеров.
Финк. Да…
Фанни. С пятью тысячами мы наняли бы лучшего нью-йоркского адвоката. И он выиграл бы дело… И нам не пришлось бы съезжать с квартиры. Не пришлось бы волноваться. Тогда ты сможешь спокойно продолжать служить своему великому делу… (Он не отвечает.) Подумай о двенадцати людях, которых ты отправляешь за решетку… двенадцать за одну, Чак. (Он не отвечает.) Подумай о своем долге перед миллионами братьев. Миллион за одну, Чак. (Тишина.)
Финк. Фанни…
Фанни. Да?
Финк. А как нам это провернуть?
Фанни. Проще простого. Уйдем, пока она спит. И сразу в полицейский участок. Возвращаемся с копами. Понял?
Финк. А если она услышит?
Фанни. Она не услышит. Но нам придется поторопиться. (Идет к двери. Он останавливает ее.)
Финк (шепотом). Она услышит, как скрипнет дверь. (Показывает на окно.) Сюда…
Они выскальзывают в окно. Комната недолго остается пустой. Потом дверь в спальню открывается. На пороге появляется Кей Гонда. Задерживается там на несколько секунд, затем проходит через комнату к двери и выходит наружу, оставив дверь открытой.
Занавес
