Война началась в четверг.

Петр запомнил это навсегда, потому что в четверг была его очередь отвозить детей в школу и потом забирать обратно, и утром он сидел в машине возле дома Терезы, когда зазвонил телефон.

– Командир? – сказал Якуб. – Включи радио. Там ужас.

Якуб был хорошим, надежным следователем, но склонным при случае преувеличивать. Петр вздохнул, включил радио и обнаружил, что это не тот случай.

Он выглянул в окно и увидел, как из подъезда здания выходят Тереза с Элишкой и Томашем, тепло укутанными из-за погоды, с ранцами на плечах и с завтраком в коробках с «Большой Синей Кошкой» в маленьких варежках. У него упало сердце.

Они перешли дорогу к машине, и Петр опустил окно.

– Прости, – сказал он Терезе. – Простите, – сказал он детям.

– Я видела по новостям, – сказала она. – Я сама отвезу их в школу. Сможешь потом забрать?

– Теперь уже и не знаю, – ответил он.

– У меня днем собеседование, – сказала она. – Ты знаешь. Я договорилась сто лет назад.

– Отправляйся на собеседование, – ответил он. – Я их заберу.

– Или попросишь кого-нибудь, – она покачала головой. – Как я от этого устала, Петр.

– Им понравится, – сказал он задорно. Посмотрел на детей. – Хотите прокатиться после школы на полицейской машине с дядей Якубом?

Те вроде бы обрадовались. Тереза фыркнула.

– Дядя Якуб.

Он завел двигатель.

– Простите, – снова сказал он и уехал.

Был один бар под названием «ТикТок», рядом с Карлово намести в Старом городе, за которым Петр и его департамент присматривали уже несколько месяцев. Поступали расплывчатые сведения, что чеченский полевой командир, называвший себя Абрам, сбежав из Бремена от объединенных сил местной полиции и доморощенных преступников, купил контрольный пакет акций «ТикТок» и обустраивал это место в качестве плацдарма в Праге.

Очевидно, это сложно было назвать оптимальным вариантом для всех заинтересованных лиц, но ни долгие часы наблюдения, ни сбор разведданных не подтвердили эти слухи. «ТикТок» находился во владении нераспутываемого узла слепых трастов, офшорных фондов и таких сложных схем по избеганию налогов, что они казались практически разумными; если где-то и был замешан Абрам, спрятался он хорошо. Кроме того, его ни разу не видели на месте нового приобретения, не видели и ни одного из его известных помощников. Петр отрядил в бар команду с тягостным заданием стать завсегдатаями, но они не докладывали ни о чем из ряда вон выходящем, как и молодая женщина-детектив, которую он послал устроиться туда на работу официанткой. «ТикТок» со всех сторон казался совершенно невинным.

– Охренеть можно, – сказал Якуб.

Хоть раз для разнообразия, подумал Петр, сержант как будто недооценивал ситуацию. Улица была полна щебня, битого стекла и мятых машин. Все витрины разбиты, как и большинство окон в квартирах над ними. На улицу осыпались большие куски лепнины и кирпичей.

По мере приближения к середине улицы разрушения становились только страшнее, пока глаз не натыкался на сердце разгрома – дымящуюся кучу обрушившихся кирпичей, дерева и железа, которая когда-то была известна как бар «ТикТок». Петру казалось, что бар словно с силой выблевал собственные кишки на улицу, а потом провалился в себя, забрав за компанию все над собой и вокруг.

С обоих концов улица была забита следователями, полицейскими в форме, пожарными и солдатами. А посреди улицы армейская команда саперов все еще посылала роботов в разрушенное здание, чтобы найти другие устройства. Пока они не закончат, пожарную бригаду или полицию ни за что и близко не подпустят, а без этого никак не узнать, сколько жизней потеряно. Предварительно сообщалось о пятнадцати погибших и тридцати раненых, но Петр знал, что эти цифры быстро вырастут. Бомба сработала как раз тогда, когда люди шли на работу.

– Мы предполагаем, что это бомба, – сказал Якуб.

– Да, – ответил Петр. – Да, мы предполагаем, что это бомба.

Якуб кивнул.

– АТГ уже в пути.

Петр вздохнул. Отношения его департамента с Антитеррористической группой были в лучшем случае натянутыми.

– Удивлен, что они еще не здесь, – сказал он, но это была жалкая попытка пошутить. – Вчера ночью что-нибудь происходило?

– Парни говорят, обычная ночь, – покачал головой Якуб.

Петр сглотнул комок и задал вопрос, висевший между ними с самого его приезда.

– Милена?

– Не отвечает ни по одному из телефонов, – сдержанно ответил Якуб. – Ни по домашнему, ни по мобильным. Как раз сейчас она должна была приступить к работе.

Петр нахмурился. Подрыв – это одно. А потерять молодого детектива под прикрытием, которого он внедрил в бар, – уже катастрофа.

– Дозванивайтесь, – сказал он. – Кто-нибудь побывал у нее в квартире?

Якуб кивнул.

– Никого.

Петра замутило. Он сделал глубокий вдох.

– Ладно. Здесь мы ничего не можем, пока военные не закончат вынюхивать. Я хочу, чтобы все как следует потрясли стукачей. Я хочу знать, почему это случилось без нашего ведома, кто несет ответственность.

– Да, командир.

– И можешь днем забрать детей из школы?

Якуб бросил на него взгляд, затем вернулся к развалинам улицы.

– Да, командир.

Петр дошел до грузовика, припаркованного на ближайшей улице. Двери контейнера в кузове стояли нараспашку. Петр поднялся по ступенькам, вошел внутрь и оглядел ряды следователей и оперативников за пультами мобильной диспетчерской. В дальнем конце контейнера на стене было наклеено около тридцати пейперскринов: все они показывали разрушенную улицу в разных ракурсах.

– Брабец, – раздался голос у него за спиной.

Петр обернулся, увидел в дверях диспетчерской майора Ветровца, своего антипода в отделе по борьбе с терроризмом.

– Милош, – сказал он.

– Что у нас есть? – Ветровец был низеньким, круглым, лысым человечком в тесном костюме.

– Пока не поступило новой информации, считаем, что это бомба, – сказал Петр. – Все коммунальные системы отключены, улица перекрыта. Пожарная бригада не может подойти к очагу взрыва, пока военные не убедятся, что вторичных устройств нет, а мы не можем подойти, пока пожарная бригада не скажет, что там безопасно.

Ветровец взглянул на экраны в конце диспетчерской и покачал головой. Обернулся и позвал через открытую дверь:

– Измаил, попробуй связаться с министром. Ленивая сука все равно уже должна была сюда приехать.

– А, отлично, – сказал Петр. – С тобой и Измаил.

– Он моя правая рука, – ответил Ветровец. – Естественно, он со мной.

– Пусть не путается у меня под ногами, – предупредил Петр. В последний раз, когда он и помощник Ветровца с мертвыми глазами убийцы столкнулись на профессиональном поприще, они чуть не подрались посреди квартиры, где был арестован подозреваемый в теракте.

– Как скажешь, – сказал Ветровец, словно ему было все равно. – Как я понимаю, этот бар представлял для вас интерес?

Петр быстро рассказал о предполагаемом присутствии Абрама в Праге, о мерах, которые он предпринял в процессе расследования. Ему показалось, выражение Ветровца смягчилось, когда он услышал о Милене. Ветровец был мелким гнусным ублюдком, но все же копом – хоть в чем-то, а гибель своего затрагивает каждого полицейского.

– Это здание представляло интерес и для нас, – сказал Ветровец, когда он закончил.

– Ну разумеется, – натянуто улыбнулся Петр.

– Не бар, – сказал Ветровец, – потому вас и не было в списке тех, кому положено знать. Квартира на пятом этаже. Группа студентов-саудитов.

– Которые, скорее всего, были совершенно невиновны.

– Которые уже встретились с болгарской мафиозной группировкой и находились в процессе переговоров о закупке семи килограммов Семтекса. – Ветровец посмотрел на него. – Мы все-таки не любители, знаешь ли.

Петр показал на экраны.

– Кого еще интересует это место и о ком мне не сказали? Хм? Миграционная служба? Дорожная полиция? – он заметил, что повысил голос, но ему было наплевать. – Потому что, если бы кое-кто подумал включить меня в список тех, кому положено знать, я бы не послал своего оперативника под прикрытием!

– Брабец, – пробормотал Ветровец, оглядывая в диспетчерской офицеров, которые изо всех сил старались не смотреть на Петра. – Спокойней.

– Вы ее убили, – страшным голосом сказал Петр, ткнув Ветровца в грудь пальцем. – Считай, лично ты ее и взорвал. Потому что тебя ломало поделиться своими делами.

– Не я приказал ей туда отправляться, – рассудительно ответил Ветровец.

Петр оскалился, оттолкнул атэгэшника, скатился по ступенькам и поспешил прочь от грузовика, тяжело дыша. Прислонился к стене и попытался перевести дыхание, взять себя в руки.

Зазвонил его телефон. Он достал трубку, посмотрел на экран, приложил к уху.

– Сам не можешь справиться?

– Не знаю, командир, – сказал Якуб. – Но тебе самому захочется взглянуть.

– Кто они?

– Мы не знаем, командир, – сказал Якуб. – Уборщик нашел их четыре часа назад. Мы получили вызов, но во всей этой…

– Мы были заняты, – Петр вздохнул. – Да.

Они стояли в дорого обставленной квартире в Панкраце, недалеко от тюрьмы. Квартира находилась в одном из двух новых зданий, на строительство которых город неохотно, после многих лет обсуждений их влияния на внешний вид района, наконец выдал разрешение. Их заполнили молодые профессионалы – графические дизайнеры, предприниматели в сфере IT, работники СМИ. Петр знал, что в этом здании жили несколько актеров из мыльных опер.

Но те, кто лежал бок о бок на полу гостиной, не были актерами из мыльных опер. По крайней мере, он не помнил, чтобы видел их по телевизору. Мужчина и женщина, обоим за тридцать, в непримечательной, но немного старомодной одежде. У обоих перерезано горло. Пол, мебель и стены были залиты кровью.

– Полного обыска еще не проводили, но пока документов нет, – сказал Якуб. – Никто из соседей не знает, кем они были, – хотя один считает, что они англичане.

Петр внутренне застонал при мысли об общении с английским посольством.

– Продолжай.

– Ну, самое интересное у нас здесь, – сказал Якуб, показывая дорогу в маленькую спаленку за коридором в задней части квартиры. – Офицер, ответивший на вызов, убедился в отсутствии признаков жизни и осмотрел квартиру, но он говорит, ему показалось, что здесь кто-то двигается. Выяснилось, что ему почудилось – сами знаете, как начинаешь вздрагивать от любого шороха на месте такого преступления, – но он проверил, и вот…

Спальню превратили в маленькую мастерскую, разобрав кровать и прислонив рамы с матрасом к стене. Посреди комнаты стояла пара маленьких столиков на козлах, а на одном из них лежали коробки, инструменты и мотки проводов. Ничего не трогая, Петр заглянул в одну из коробок.

– Это что, детонаторы? – спросил он.

– Да, командир. А в коробках побольше – там С4.

Петр выпрямился и осмотрелся.

– И многие из коробок с С4, похоже, пустые.

– Да, командир.

Они вернулись в главную комнату и встали, глядя на тела.

– А, и последнее, – сказал Якуб. Он протянул маленький целлофановый пакет для улик с дешевой зажигалкой. На боку зажигалки было напечатано слово «ТикТок».

– Как все просто, – сказал Петр.

– Да, командир.

– Так бывает только в кино.

– Знаю, командир.

Петр вздохнул.

– Ладно. Когда криминалисты закончат и тела увезут, обыщите квартиру как следует на предмет документов и всего, что покажется интересным. Тогда – и только тогда – уведомите АТГ.

Якуб втянул воздух через зубы.

– Им это не понравится.

– Пусть подают в суд.

– Так они и сделают, – отметил Якуб.

В Праге был завидно низкий уровень преступности. Уже много десятилетий здесь промышляли в основным карманными кражами, а Шервуд, парк рядом с вокзалом, всегда оставался центром ограблений и других мелких преступлений, но Старый город, по большей части, избежал криминальной волны, накрывшей другие европейские столицы.

Однако вслед за взрывом бара «ТикТок» по городу прокатилась волна убийств. Представителей организованной преступности убивали в машинах и домах. В Шервуде нашли несколько наркодилеров, распятых на деревьях. На происходящее начало обращать внимание правительство, а в мире Петра это всегда было дурным знаком.

На тела из Панкраца прилетели взглянуть два детектива из Скотланд-Ярда, не смогли их опознать, согласились утешиться шикарным ужином в ресторане в Старом городе и снова улетели, так и не объяснив, почему эту работу не мог выполнить кто-нибудь из охранной службы посольства. Петр отвез их в аэропорт лично, посмотрел, как они проходят проверку безопасности, помахал на прощание и задумался.

Полковник из оперативного отряда, занимающегося бандами, встретился с главами всех организованных преступных группировок в Праге – естественно, не под запись и как можно дальше от прессы и некоторых наименее понятливых членов парламента, – и сообщил, что они в таком же шоке, как и все остальные. В убийствах все винили друг друга, но, даже когда на них надавили, не могли предложить ни единой внятной причины, зачем их совершать.

– Я велел им прекращать, а они только пожимали плечами, – рассказывал полковник Петру за выпивкой. – Это передел территории, тут и говорить нечего. Помяни мое слово. Просто не признаются.

Только если не считать эти два тела с перерезанным горлом. Это дело целиком скрылось в кармане разъяренного майора Ветровца, но, на взгляд Петра, оно отличалось от остальных убийств. Эти две смерти, эта комната, забитая пластиковой взрывчаткой, должны были объяснить все. Но не объясняли.

Пресса подхватила версию о войне банд, в парламенте прозвучали неудобные вопросы, и однажды Петр оказался в кабинете министра, чувствуя себя совершенно никчемным и одетым слишком строго – в свой единственный хороший костюм. Министр, яркая женщина, предпочитавшая серые брючные костюмы и красные рубашки, заставила его ждать, пока дочитывала что-то на своем рабочем столе.

– Ваши офицеры называют вас майор Земан, – сказала она, не поднимая на него глаз.

Петр вздохнул. Майор Земан был главным героем одиозного долгоиграющего сериала коммунистической эпохи – скорее упражнения в пропаганде, чем произведения искусства.

– В шутку, госпожа министр, – объяснил он. – У нас с актером одинаковая фамилия.

Министр посмотрела на него.

– Казарменный юмор, – добавил он.

– Это все не повод для смеха, майор, – сказала она.

– Нет, госпожа министр, – согласился он. – Не повод.

Она снова обратилась к бумагам на столе.

– Тридцать семь жертв. Не считая взрыва в «ТикТоке». Совсем не повод для смеха.

– Кто-то подал жалобу, что мы так не считаем? – спросил он.

Новый холодный взгляд.

– Похоже, пресса думает, что пражская полиция некомпетентна, – сказала министр. – Эта критика попадает на мой стол, майор, а не на ваш, и президент с премьер-министром ожидают, что отвечу на нее я.

– Да, госпожа министр.

– Оперативный отряд, занимающийся бандами, кажется, верит, что рано или поздно все само пойдет на убыль.

– Правда?

– У них есть нечто под названием… – она снова взглянула на рабочий стол, – динамическое моделирование. Вы с этим знакомы?

Петр покачал головой.

– Программное обеспечение, – сказала она. – Из Соединенных Штатов. Оно конструирует модель отношений между группами. Любыми группами. Любителями моделей поездов, футбольными болельщиками, фанатами новых подростковых поп-звезд, криминальными бандами. Оно способно прогнозировать динамику отношений между этим группами, определять периоды стабильности и хаоса. Что вы об этом думаете?

– Думаю, что можно было бы сэкономить и изучить внутренности цыпленка, госпожа министр.

На ее губах промелькнула улыбка.

– Согласно выводам динамического моделирования, убийства дойдут до логического конца, и тогда вернется стабильность.

– Рано или поздно у нас кончатся преступники, – сказал Петр. – Тогда стабильность точно вернется.

Министр вздохнула.

– Тем временем последние сокращения бюджета означают, что настала пора экономии, – она не сказала очевидного – что департаментам, которые покажут результат, пояса придется затягивать не так туго. Она достала из папки на столе распечатку одной фотографии и показала ему. – Вы узнаете этого человека?

Снимок был размазанный, фото увеличивали: лицо молодого человека в полупрофиль. У него было простоватое лицо, коротковатые русоватые волосы. И весь он был какой-то «-ватый», совершенно непримечательный. Петр покачал головой.

– Мы уверены, что этот человек каким-то образом замешан в войне группировок, – сказала министр.

– Да? – Петр не позволил себе спросить, кто такие «мы».

– Он провел в стране уже несколько недель.

– Для меня это новые данные, госпожа министр, – сказал Петр. – Можно получить фотографию?

– Нет. – Министр убрала распечатку обратно в папку, папку положила в ящик стола, а ящик заперла. Петр наблюдал за каждым ее движением с интересом, спрашивая себя, что же на самом деле ему сейчас рассказывают. – Я знаю, что вы и ваши детективы – весь отдел – делаете все, что в ваших силах, но убийства должны прекратиться, майор. Мы не можем себе позволить ждать, чтобы узнать, ошибается динамическое моделирование или нет. Прекратиться они должны немедленно.

– Я не хочу оскорблять ваши умственные способности и говорить, что мои офицеры работают на износ, – сказал Петр.

– А я не буду оскорблять ваши и говорить, что этого недостаточно, – министр снова погрузилась в созерцание своего стола. – Держите меня в курсе, майор.

На этом разговор закончился. Петр встал.

– Конечно, госпожа министр.

И, естественно, вызов на ковер, если это был он, не возымел никакого действия. Убийства продолжались. Минировали машины, похищали родственников, грабили магазины, а полиция ничего не могла сделать. Все отпуска отменили, была привлечена – к неудовольствию полиции – армейская разведка. Все тщетно.

– Есть и положительные моменты, – сказал Якуб. – Рано или поздно никого не останется, и наступят мир и покой.

– Я говорил министру что-то в этом роде, – сказал Петр.

– Как она это восприняла?

– Мне показалось, оценила шутку.

Они сидели в кабинке в «Опере» – баре, единственным плюсом которого было только то, что в него никогда не ходили другие полицейские. Якуб отпил пива и хихикнул. Сказал: «И ведь это хорошая…» – а потом воздух наполнился дымом и огнем, и в какой-то момент Петр обнаружил, что сидит у стены, в нескольких метрах от кабинки, и глаза у него чем-то забрызганы. Он вытер их, посмотрел на пальцы и увидел, что они скользкие от крови.

Он оглядел бар, и на миг его мозг отказался складывать увиденное в общую картину. Интерьер «Оперы» как будто развалился на куски, и через руины к нему хромал молодой человек с тростью. Он дохромал до того места, где сидел Петр, наклонился и протянул руку.

– Идем со мной, если хочешь жить, – произнес он.

– Всегда хотел это сказать, – говорил молодой человек. – А еще: «Следуй за этой машиной» и «Я слишком стар для этого дерьма».

Они были в переулке за углом «Оперы» – Петр повис одной рукой на плечах молодого человека, колени у него все еще подгибались.

– Я тебя знаю, – сказал он.

– Это вряд ли, – сказал молодой человек. – Но, боюсь, это я виновник твоих невзгод, майор.

– Министр показывала мне твою фотографию.

Молодой человек взглянул в направлении выхода из переулка. Мимо них к взорванному бару с завыванием проносились полицейские и пожарные машины, неотложная помощь.

– Ваш министр? Министр МВД?

– Да.

– Что она про меня сказала?

– Что ты здесь уже давно и что ты участвуешь в войне.

– Ну, в этом есть доля правды. Как ты себя чувствуешь?

Петр выпрямился.

– Лучше. Где Якуб?

– Твой коллега? Он не выжил.

Петр сделал глубокий вдох, выдохнул. Сунул руку в карман, достал наручники и одним движением защелкнул браслеты на запястьях молодого человека и своем.

– Ты арестован.

Молодой человек посмотрел на наручники.

– А ты неблагодарный ублюдок, майор. Эта маленькая бомба – а бомба была маленькая, иначе бы никто не выжил, – предназначалась для того, чтобы поднять ставки, чтобы полиция и организованная преступность пошли друг против друга. Это была провокация. И я спас твою жизнь.

– У тебя минута, – сказал Петр. – Говори быстро.

– Это займет дольше минуты, – ответил молодой человек. – И будет проще, если я покажу.

Они дошли до конца переулка, вышли в соседний проулок, затем в другой и еще в один, прошли через улицу, которую Петр не узнал, и в новый переулок, и все это время молодой человек – он называл себя Руди – говорил, говорил и говорил. Говорил о Курьерах, о головах в шкафчиках, картах, параллельных мирах. И вдруг Петр перестал понимать, где они находятся, и магазины выглядели странно, и люди на пути были одеты не по моде, и все вывески были на английском, и они вышли из последнего переулка на великолепную мощеную городскую площадь, залитую светом и полную гуляющих мужчин и женщин, и Петр, который прожил в Праге всю жизнь, понял, что ни разу не видел ее раньше.

– Лучше туда не выходить, – сказал Руди. – Будем у всех на виду как белые вороны. Я знаю, куда можно зайти.

– Что?.. – силился спросить Петр.

– Добро пожаловать во Владислав, майор, – сказал Руди. – И лучше сними наручники. Ты никогда не найдешь дорогу назад без меня, а я никуда не пойду, пока прикован к тебе.

Неподалеку от площади Руди постучал в дверь очаровательного таунхауса. На стук ответил высокий пожилой джентльмен, который несколько раз перевел взгляд с Руди на Петра и обратно, прежде чем их пустить.

– Надеюсь, ты не будешь против, если я не назову настоящее имя этого господина, – сказал Руди, когда они вошли в коридор. – Можешь называть его Джон, если хочешь. Джон быстренько тебя осмотрит, приведет в порядок.

«Джон», похоже, был врачом. Одна из комнат на первом этаже выглядела как операционная. Петр сел на стол для осмотра и позволил Джону прочистить и перевязать его раны, пока Руди продолжал говорить.

– Прага – единственный город в Европе, где есть тропы, ведущие напрямую в Общество, – сказал он. – Не знаю почему. Но мне казалось, что такое близкое сосуществование должно было привести к какой-то договоренности между городами. Мне нужно было ее понять, увидеть, как Общество взаимосвязано с Прагой.

– И ты начал войну?

– Похоже, с обеих сторон накопилось много недоверия. Я только раскачал ситуацию. Узнал много полезного. Например, то, что ты рассказал о министре МВД. Это очень интересно.

– Она в этом замешана?

– Может, и нет. Может, ей только дали снимок и попросили показать заинтересованным сторонам. Но из этого следует, что в дело замешан кто-то из руководства Праги, – Руди явно было неудобно – болела нога. Он ерзал в кресле, пока Джон прижимал ватный тампон, смоченный в спиртовом растворе, к ране на голове Петра. – Так или иначе, пока все отвлеклись, я появлялся то тут, то там, беседовал с людьми. Здесь существует полезное движение диссидентов. Они мне подарили пару чудных карт, которые очень пригодятся.

– Кто взорвал «ТикТок»?

Руди как будто задумался.

– Бар? Большая бомба? А, это они, – он кивнул на улицу. – Разведка Общества, – он фыркнул. – Разведка. А сами ошиблись баром. Они должны были напасть на бар на соседней улице, который принадлежит какому-то подозрительному чешскому типу. Хотя не знаю почему.

– А пара из Панкраца?

Руди кивнул.

– Они заложили бомбы. И их убили – тебе это понравится – коллеги тех юных арабов, что жили над взорванным баром, – тут он задумался. – Полагаю, это означает, что теперь Общество участвует в GWOT. Становится все интереснее.

– Но нисколько мне не помогает, – сказал Петр.

– Нет, – признался Руди. – И то, о чем я тебя сейчас попрошу, тоже нисколько не поможет.

Стоял март, и она думала об отпуске. Март – это когда снег становится грязным и ноздреватым, но все еще слишком холодно для хайкинга или загара, если только ты не крепкого сложения. Конечно, шпионаж презирал времена года, но ранняя весна – как будто тот редкий сезон, когда множество разведывательных служб Европы объявляло если не перемирие, наподобие футбольного матча между британцами и немцами на ничейной земле во время Первой мировой войны, то хотя бы неформальное ослабление активности. За все годы в контрразведке никто ни разу не потревожил ее весной, а на случай, если что-нибудь начнется, пока она в отъезде, у нее была хорошая толковая команда. Когда-то давно она оставалась на посту круглый год, одержимая мыслью, что в тот же миг, когда она уедет, произойдет что-нибудь ужасное. Теперь же она научилась отпускать ситуацию. Можно уделить пару дней бездумному отдыху.

Оставалось только решить, куда отправиться, чем заняться, так что последние пару дней она провела в интернете в поисках чего-нибудь интересненького. Сейчас ее занимала мысль о парапланеризме в Уэльсе.

Зазвонил телефон.

– Да? – сказала она.

– Мне только что позвонили из миграционки, – сказал Павел. – У них флажок.

Она нахмурилась и смахнула сайт с парапланеризмом с рабочего стола, на котором обычно выскакивали флажки, как маленькие красные гремлины.

– Я ничего не вижу.

– Это старый флажок, до последнего обновления системы. Он был у миграционки в базе данных, но при обновлении не скопировался.

Она вздохнула.

– Как зовут?

– Тону Лаара, – сказал Павел. – Национальность – эстонец.

Она выглянула в окно кабинета. За стеклом в горную долину мягко сбегала волна деревьев.

Она так долго смотрела на пейзаж, что Павел спросил:

– Шеф?

Она моргнула.

– Где он?

– Заселился в отель в Пустевни, – потом он добавил: – Флажок помечен «наблюдать, не задерживать», так что миграционка наблюдала и даже не подумала нам ничего сообщать. Он здесь уже два дня.

Ну что ж. Уже давно назревал разговор по душам с майором Мензелем, главой Миграционной службы. Но не сегодня.

– У нас там сейчас кто-нибудь есть? – спросила она.

– Рикки и Колин.

Она потерла глаза.

– Ладно. Скажи им быть на связи, но не приближаться. Я поеду сама.

– Да, шеф.

– И еще, Павел.

– Да, шеф?

– Правильно говорить Тону, – сказала она, нехотя поднимаясь на ноги и мысленно прощаясь со своим отпуском.

Он сидел в баре отеля, покачивая в руке стакан пива, с маленькой сигарой во рту. Он казался более худым, чем она его запомнила, более измученным. В волосах седина, а у стула прислонена трость, но он все еще выглядел до смешного молодым. Она подошла прямо к столу и села напротив. И потом они долго смотрели друг на друга. Между двумя людьми, которые занимались любовью, а потом расстались, только чтобы воссоединиться много лет спустя, существуют особые интимные отношения. Особенно если все время, пока они были вместе, они врали друг другу.

– Тебе идет короткая прическа, – наконец сказал Руди.

– А ты что здесь делаешь? – спросила она, как она надеялась, твердым, но в то же время не резким голосом.

– Хочешь выпить? – спросил Руди.

– Нет, спасибо.

– У меня есть для тебя история, – сказал он. – Но сперва я хочу попросить политического убежища.

Она глядела на него, не говоря ни слова.

– А потом, – сказал он, поднимая стакан, – я хочу поговорить с венграми.

Венгры прибыли в пятницу – пятеро амбалов в великолепной дизайнерской повседневной одежде, на гибриде-внедорожнике «пежо», который выглядел так, будто в любой момент может протащить на буксире корабль через Панамский канал. Скрытое наблюдение установило, что они не вооружены, не считая пары швейцарских ножей. Они заселились в отель и немедленно направились в ресторан.

За два часа до встречи она забила заведение своими людьми, но внутрь все еще заходили и настоящие посетители, делали заказы, включая молодого черного, которого она точно видела в баре в день, когда вернулся Руди. Она подошла и села за его столик.

– Знаешь, – сказала она своим самым сексуальным голосом. – По-моему, ты настоящий красавчик.

Он поднял взгляд от меню и спросил по-английски:

– Прошу прощения, мисс?

– О, обожаю англичан, – ответила она на английском. Затрепетала ресницами. Он вздохнул и отложил меню.

– Очень хорошо, мисс, – сказал он. – Я тоже заметил ваших людей. Хотя вернее будет сказать, я заметил тех, кто не ваши люди.

Она увидела, как в ресторан входит Руди.

– Пошли, – сказала она. – Посиди уж с нами, послушай, о чем разговаривают взрослые.

Если Руди и удивился, что она идет через ресторан с Сетом, то не подал вида. Они все вместе сели за стол венгров, а потом просто долго смотрели друг на друга.

– Итак, – произнес Руди. – У меня есть предложение.

Их главный, который называл себя Кереньи, посмотрел на него.

– Ты как через войну прошел. По тебе видно.

– Были интересные времена.

– И не все на кухне.

– Нет. Очень редко на кухне. Сейчас я расскажу вам одну историю, и предпочел бы, чтобы вы приберегли вопросы, комментарии и шутки до конца. Ладно?

Кереньи кивнул.

И Руди снова рассказал историю о семье английских картографов и параллельной Европе, где диссидентов подавляли незаметно и абсолютно никто не мог уехать.

– У «Курьер Централь», похоже, неоднозначное отношение ко всему этому делу, – сказал Руди. – С одной стороны, им хочется прорваться в Общество, потому что в нем нет границ. Можно пройти из конца в конец и ни разу не встретить пограничный пост или таможенника. И это очень удобно. Можно забрать Посылку в Общество, скажем, у Мадрида, транспортировать через всю Европу и снова вынырнуть, скажем, в Хельсинки, и никто и бровью не поведет. Нас с Сетом именно так переправили через границу Шотландии. Как минимум одна диссидентка нашла выход из Общества и организовала здесь собственное курьерское предприятие.

С другой стороны, Централь не хочет, чтобы об этом знал кто-то еще, и готов убивать, чтобы не дать секрету выйти наружу. Как, похоже, и все остальные, кто хочет этот секрет знать. В этом как-то замешана Линия, хотя я еще не знаю как. А тем временем Общество делает все, что в его силах, чтобы сохранить границы под замком, – он оглядел стол. – У меня есть доказательства, что они могли быть ответственны за сианьский грипп.

– Все это бред, – дружелюбно сказал Кереньи. – Ты, наверное, головой ударился.

– У них есть университет. Очень, очень большой университет. В нем проводится много биологических исследований. Несколько лет назад их служба разведки очень забеспокоилась… по какому-то поводу. Мне кажется, из-за постройки Линии – может быть, забеспокоились, что не смогут сговориться с компанией Линии или что-то в этом роде, не знаю. И тот, кто управляет Обществом, дал санкцию на применение биологического оружия, чтобы остановить ее. По крайней мере, так мне рассказывали. А это убийство в совершенно невообразимых масштабах. Кто-то должен встряхнуть этих людей.

Все переглянулись между собой.

– Зачем тебе нужны мы? – наконец спросил Кереньи.

– Мне не хватает сил. Мне нужна помощь. У меня есть Сет и кое-кто в пражской полиции, кого я смог уговорить помочь, и полагаю, наша подруга из Зоны тоже не против присоединиться.

– Я все еще думаю, – сказала она. Он улыбнулся.

– Но для того, что я задумал, нужно больше людей, больше поддержки.

Кереньи поразмыслил.

– А в чем наша выгода?

– Сто тысяч швейцарских франков тебе и каждому из твоих людей, пока мы не закончим, – сказал Руди. – И еще сто тысяч за подделку документов.

Кереньи не выказал удивления.

– Собираешься на войну?

– Возможно, – сказал Руди.

Кереньи поразмыслил.

– Прежде чем я отвечу, у меня два вопроса.

– Конечно.

– Почему мы?

Руди улыбнулся.

– Потому что никто в здравом уме этого не ожидает. А второй вопрос?

Кереньи широко ухмыльнулся.

– Что ты задумал?