Наверное, поверила, что я в ее виде гвалтую герцогство, в песнях и легендах женская роль несколько преувеличена: из-за них свергают династии, создают новые королевства и развязывают кровопролитные войны, что и понятно – все мы стремимся к романтике и сами все романтизируем и облагораживаем, чтобы было красивше.

Во всяком случае, герцогиня явно чувствовала гордость своим самопожертвованием. Если Иисус, позволив распять себя на кресте, спасал все человечество, то она старательно спасала герцогство от моего праведного гнева. Или хотя бы правящую династию, что тоже нехило.

Мы оба, понимая ситуацию, провели процедуру правильно. В конце я довольно хрюкнул, рухнул рядом в постель и тут же заснул, причем снилось, какой я умный и правильный, все делаю по справедливости и с наименьшими потерями, что вообще-то верно.

Утром проснулся первым, но она как только раскрыла глаза, торопливо облачилась в пеньюар и приготовилась исчезнуть.

– Доброе утро, – сказал я, – как спалось?

– Превосходно, – ответила она стесненно, – спасибо, ваше величество.

– Вы даже не храпели, – похвалил я. – Во всяком случае, не настолько громко, чтобы я проснулся.

– Спасибо, ваше величество, – повторила она скромно.

Она присела в поклоне, получилось очень смешно, пеньюар растопырился, обнажая белое, как у сома брюхо, голые ноги, а верх распахнулся до талии, удерживаемый лишь поясом. Показалось настолько примитивно эротично, что зачесалось снова распластать на постели и надругаться, но строго одернул себя, напомнив, что ночью было не сексуальное доминирование, а политический акт демонстрации мощи и влияния империи, а я лишь выразитель ее светоносного облика, тоже бренд и символ в какой-то степени.

Когда была уже у двери, я сказал вдогонку:

– Кстати, герцогиня… забыл вчера спросить ваше имя.

Она торопливо оглянулась, глаза расширились в испуге.

– Улиссандрия, ваше величество…

– Мне нравятся ваши, – сказал я милостиво и медленно покрутил в воздухе, обозначая округлости, – ваши земли и все герцогство. Встретимся за столом!

Пока натягивал брюки, здесь вульгарно именуемые штанами, из коридора заглянул Келляве, морда любопытная, явно прислушивался к нашему началу ночи.

– Сэр Ричард, – сказал он по-свойски, – люди Норберта прибыли, кормежка здесь хорошая, герцог не лютует, а больше своих рыбок кормит, чем делами занимается… У него там на той стороне дворца немалых размеров пруд, самолично карпов разводит! Говорят, больше ничего ему не интересно.

– Спасибо, Гастон, – сказал я. – Сам не знаешь, насколько ценные сведения принес.

Он довольно ухмыльнулся, исчез, а я продолжил одеваться, в очередной раз подумал, что пора упрощать моду, а вместо этих завязочек и шнурков придумать хотя бы пуговицы.

Когда вслед за местным церемониймейстером вошел в зал для завтрака, стол на четверых уже накрыт, герцог Гондиний Эсторианский и его супруга герцогиня Улиссандрия чинно сидят рядышком, а слуги церемонно и с поклонами усаживают Жанну-Антуанетту в кресло с высокой спинкой.

Маркиза выглядит выспавшейся, посвежевшей. Хотя перелет на Маркусе и длился пару минут, но кто-то и за полминуты успевает поседеть, так что Жанна в самом деле сперва сияющий бренд, а уж потом испуганная или неиспуганная женщина.

Герцогиня в этот раз ничуть не опускает глаза, смотрит прямо и чисто, словно обычное дело при живом муже лечь в постель с гостящим у них императором. Правда, визит не совсем обычный, вообще-то мягкий вариант военного захвата города, когда всех грабят, насилуют, все рушат, потому жена герцога в моей постели всего лишь наглядная демонстрация, кто в городе и герцогстве хозяин.

Возможно, подумал я, герцогство и выбрано таинственными заговорщиками именно потому, что правитель здесь не лезет в бутылку, амбиций ноль, карпов разводит, видите ли, таким легко руководить, если доступно объяснили на пальцах расклад сил.

То есть либо пообещали что-то особенное, либо пригрозили большими бедами, если не подчинится. И не просто пообещали, а могли и продемонстрировать, чтобы убедился и не артачился. Ладно, разберемся.

Слуга торопливо отодвинул передо мной кресло, а когда я подошел к столу, ловко придвинул мне под зад.

Я сказал величественно:

– Всем доброго утра и… приятного аппетита! Можете сесть, кстати.

Они синхронно опустились в кресла, герцог сказал торопливо:

– Ваше величество, на рассвете все каменщики города уже отправились восстанавливать причальную башню. За этим лично проследил ваш соратник…

– Герцог Дарабос, – подсказал я. – Норберт Дарабос. Никогда ничего не упускает, очень строг с теми, кто не выполняет или просто запаздывает с выполнением его приказов. Хорошо, я рад, что не пришлось применять более… убедительные меры.

– Там рабочих даже больше, – заверил герцог, – чем нужно.

– Будут работать в три смены, – сказал я, – чаще подменять уставших. Приобщение к цивилизации требует жертв! А уж к культуре так и вовсе.

Слуги вошли в зал цепочкой, на вытянутых перед собой руках несли широкие блюда, это чтоб не осквернять своим дыханием все жареное, печеное, источающее вкусные запахи только что приготовленного мяса с горькими травами и прочими специями, а центральное блюдо, целиком запеченного молодого оленя, так внесли целиком. Только рога украсили цветами.

Далеко здесь до веганства, подумал я одобрительно, что хорошо для разжигания азарта в человеке, впереди еще долгий путь…

Жанна-Антуанетта с величественным видом общепризнанного бренда восседает рядом со мной и тоже в кресле с тронной спинкой, настоящая королева всего, что мы хотим видеть в женщине.

Мелькнула мысль, что ей уже могли сообщить, как жена герцога убеждала меня ночью в их лояльности, но тут же отогнал, как муху. При чем тут жена герцога, речь шла о государственных интересах, о сохранности их владений. Жена герцога, как и ее муж, старается сохранить их в наибольшем объеме, для этого императора нужно умасливать всеми способами, выказывая ему покорность и готовность служить всем прихотям. Ничего личного, просто политика. Я же со своей стороны тоже не имел права выказывать мягкость, иначе на шею сядут.

Так что уверен, когда некие действия и поступки вызваны государственными интересами, Жанна-Антуанетта понимает необходимость присутствия разных женщин в моей постели, у нас это в первую очередь укрепление связей, а случка на втором-третьем плане, а то и на четвертом.

Сама она тоже на службе интересов империи, это ни в коей мере не контрарит с ее верностью мужу Антуану.

Заметив мой несколько отстраненный взгляд, шепнула тихонько:

– Да, ваше величество…

– Что? – спросил я.

– Я вижу разницу.

Настоящая женщина, подумал я. Не видит разницы в мужчинах по постели, там они одинаковы, как и женщины вообще-то для нас, а вот в делах и поступках у нас все-таки разнообразия побольше. Особенно у нас, самцов.

Герцог торопливо закончил с завтраком, я видел, как мнется и пытается что-то сказать, но не решается, однако помогать ему не стал, неторопливо разделывался с рябчиком и уже заканчивал, когда герцог преодолел себя и проговорил с заминкой:

– Ваше величество, мой советник усиленно добивается аудиенции вашей милости.

Я с интересом взглянул на его взволнованное лицо, вот оно начало, клюнуло, заговорщики начинают действовать.

– У вас один советник?

Он ответил с заминкой:

– Ваше величество, у нас крохотное герцогство.

– Все понятно, – сказал я, – советник у вас один, но у того советника есть свои подсказчики. Разного ранга. В том числе и те, кого нельзя ослушаться.

Он смолчал, я же не вопрос задал, можно не отвечать, герцогиня заботливо ухаживает за мной, перекладывая из общего блюда в мою тарелку самые лакомые куски, на что Жанна-Антуанетта абсолютно не реагирует.

Все по протоколу, хотя в протокол вряд ли вписано крупными буквами, что жена побежденного должна идти в постель победителя, но буквы есть еще и мелкие, которыми добавляются в конце всякие как бы мелочи, именуемые в народе секретными пунктами, содержание которых не разглашается, но к исполнению обязательно.

В завершение завтрака я милостиво создал всем по чашке кофе. Герцог и герцогиня даже взбледнули, глядя на зловеще-черный напиток, но когда Жанна-Антуанетта изящно взяла в обе ладони, элегантно оттопырив мизинчик, и сделала глоток, после чего красиво закатила глазки, тоже взяли в ладони, хоть и с заметной опаской.

– Приглашайте советника, – распорядился я. – Изволю изволить.

Герцог спросил с некоторой опаской:

– Сейчас?

Я пожал плечами:

– Я в походе, а в этих случаях протокол отменяется.

Жанна-Антуанетта мило улыбнулась и уточнила ангельским голоском:

– Он заменяется законами военного времени.

Молодчина, подумал я с одобрением. Вон как герцог сразу взбледнул, а герцогиня уронила ложку.

Один из слуг по жесту герцога бросился к выходу. Я неспешно смаковал кофе, сахарное печенье смачно похрустывает на зубах, ждал, наконец дальняя дверь распахнулась.

Порог переступил среднего роста человек в скромной одежде придворного, но такой, что понятно сразу: не богатый щеголь, а служащий, ревностно преданный делу, одет с минимальной пышностью, скромен и деловит.

Я рассматривал его с небрежностью всесильного сатрапа, а он поклонился с середины зала и остановился там в позе почтительнейшего ожидания.

Герцог, глядя, как Жанна-Антуанетта допила кофе и поставила чашку на стол, сделал то же самое, поднялся, стараясь держаться с достоинством и величием властелина герцогства.

– Ваше величество, – обратился он ко мне, – с вашего разрешения мы с супругой покажем вашей спутнице наш сад…

– Да, – ответил я жирным голосом, – да, она любит в саду. Под пенье соловья. Ага, весьма.

Герцог подал руку маркизе, она прикоснулась к ней двумя пальчиками, и так проследовали к выходу из зала.

Я жестом подозвал советника ближе, а когда он торопливо подошел, вперил в него строгий взор.

– Итак, советник… Кто я и зачем здесь, знаете. Так что давайте сразу к делу. Вы и есть, как понимаю, те преступные шантажисты, что пытаетесь вынудить меня сделать нечто противозаконное?

Он вздрогнул, некоторое время смотрел оторопело, затем поспешно поклонился.

– Ваше величество… отличается очень быстрым умом.

– Я во всем быстр, – сообщил я. – Мух на лету хватаю!.. Так что скажете в свое оправдание?

Он в заметном или в показном смущении развел руки в стороны.

– Ваше величество, разве для вас существует что-то противозаконное, если вы сами устанавливаете законы и правила?.. Кстати, вы действуете просто стремительно. Мы впечатлены. У нас предполагали, Багровая Звезда передвигается сама по себе, а вы только воспользовались, как моряки попутным ветром… Но вот так нацеленно… Эта Багровая Звезда… в самом деле вам подчиняется настолько?

– Как видите, – ответил я любезно. – Не кажется, что слишком большой кусок откусили?

Он ответил с запинкой:

– Найти наше руководство Багровая Звезда не поможет. А я здесь всего лишь посредник, получающий приказы и указания.

– Не найдем? – переспросил я. – В самом деле лучше меня знаете? С Багровой Звездой уже просчитались.

– Не поможет, – повторил он почти с сочувствием.

– Значит, – сказал я, – ваш штаб либо в недрах земли, где работают подземные заводы под управлением могучих демонов… либо на одном из скайбагеров?

Он посмотрел на меня с интересом и повторил уже увереннее:

– Ваше величество отличается особой сообразительностью. Вы даже не подумали о руке императора Тимбершира, Огиля и Краланиса Грозного, на что подумал бы любой другой на вашем месте.

– И не подумаю, – заверил я. – Так что либо недра, либо скайбагер. В недрах еще не был, но на одном из скайбагеров уже побывал. Там есть еще?

Он вздрогнул, посмотрел испуганными глазами.

– Вы шутите?

– Императоры не шутят, – ответил я надменно, – а когда шутят, целые королевства горят. Могу обшарить и остальные, хотя и на первом кое-что нашел… И, кстати, не золото и бриллианты, если полагаете, что искал такую ерунду. Императоров простонародные сокровища не интересуют, у нас их хоть жопой ешь… Так вы все еще уверены, что не достану ваше гнездо?

Он ответил уже с заметным трудом:

– Ваше величество показывает… невероятное и ничем не объяснимое умение.

– Ага, – сказал я с удовлетворением, – уклоняетесь. Значит, на скайбагере что-то в самом деле есть, да?.. И такое, что может и вас достать, верно? Где бы вы ни прятались?

Он замотал головой:

– Ваше величество, я такого не говорил!

– Сказали, – сообщил я безжалостно. – Язык дан для того, чтобы скрывать мысли, но есть еще и язык тела, жестов, мимики. Не знали? Я хреновый хиропрактик, но, когда общаюсь с подобными шпионами из деревень, нетрудно понять даже мне, когда брешут.

Он умолк, но молчание говорило за него отчетливо, и он вроде начал это понимать, на лице испуг перешел в то выражение, которое я назвал бы близким к отчаянию.