Измученную пребыванием в Маркусе Жанну-Антуанетту увели в покои младших дочерей герцога, где она явно заснула, едва коснувшись головой подушки, а для нас накрыли стол в центральном зале, к чему никак не привыкну, когда в громадном помещении в центре один-единственный стол.

Правда, стол не на всю длину зала, на этот раз обычного размера, хоть из дорогих пород дерева и с золотыми украшениями. За столом уже герцог и красивая молодая женщина с бледным лицом и трагическими глазами, торопливо поднялись, когда вошли мы с сэром Келляве, склонились в поклонах.

Келляве едва слышно хмыкнул, указывая взглядом на два оставленных для нас кресла с высокими прямыми спинками. Над одним стилизованная герцогская корона, над вторым чуть поменьше, явно для его жены.

Я кивнул, как же иначе, сейчас здесь я герцог, а сам герцог никто, подследственный, неспешно опустился в главное кресло и с небрежностью сделал отметающий жест.

– Садитесь. Поменьше церемоний, у нас не торжественный прием, а быстрый ужин с возможным обменом мнениями. Учитываются, естественно, только мои.

Герцог сказал подобострастно:

– Да, ваше величество!.. Как скажете, ваше величество!.. Мы так осчастливлены вашим визитом в наши далекие бедные земли, так обрадованы…

Герцогиня села и тут же опустила взгляд в тарелку, то ли стыдно за супруга, то ли ненавидит меня настолько люто, что боится выдать себя взглядом.

Герцог послушно опустился в кресло поскромнее герцогского, от стен тут же отделились слуги с блюдами в руках.

Я для вящего эффекта сконцентрировал волю и создал три роскошные чаши с великолепным вином, а еще для единственной женщины дивно изящный фужер из самого тонкого и прозрачного стекла с золотым ободком и медальонами на боках, это чтобы было видно форму фужера.

Но все равно, когда заполнился вином, показалось даже мне, что вино держится в воздухе, ни на что не опираясь, но сохраняя форму фужера.

– За новые возможности! – сказал я.

Сэр Келляве первым, подавая пример, сделал большой глоток из предложенной ему чаши. Герцог и герцогиня помедлили, с недоверием глядя на возникшие ниоткуда чаши, да еще с таким маняще пахнущим красным вином.

Я отпил малость, вино сладкое и слабое, как люблю, а вкусы остальных императору должны быть безразличны, взглянул поверх края чаши на герцога.

Они с женой наконец подняли чаши на уровень глаз, я сказал благожелательно:

– Я рад, что у нас сразу такое понимание. Похоже, вы знаете, кто я, хотя еще и не понял откуда.

Герцог проговорил с опаской в голосе:

– Ваше величество, мы увидели, как вы появились… прямо из воздуха! А это значит, вы либо Великий Маг, либо тот, кто прибыл с Севера на Багровой Звезде Зла!

– Интересно, – заметил я. – Еще не все в Волсингсборе знают, как именно я прибыл со своей несокрушимой армией, а здесь в глуши известно?

Он улыбнулся примирительно:

– Случайно.

– Все случайности закономерны, – заметил я. – Наверное, у вас хорошие советники?..

Его лицо едва заметно дрогнуло, но ответил тем же голосом:

– Да, наверное. У нас здесь ничего не происходит, потому трудно узнать, хорошие или нет. Все как всегда. Ничего нового.

– Новое приходит, – ответил я, – когда не ждешь.

Келляве допил вино, взглянул на меня с вопросом в глазах:

– Ваше величество, разрешите покинуть ужин? Нужно посмотреть, как разместились кони.

– Да, – согласился я, мне показалось, что ему претит сидеть в кресле, предназначенном для женщины, пусть и герцогини. – Идите, герцог.

Герцог взглянул вслед сэру Келляве с некоторым недоумением. Для герцога Келляве одет слишком просто, а это грозный знак, что у меня армия вовсе не для красивых парадов.

Я с брезгливостью поковырялся в жарком, отрезал кусок и поднес на острие ножа ко рту. Вроде бы не отравлено и приготовлено неплохо, не хуже, чем на императорской кухне, но это потому, что в кухонном искусстве потолок достигнут давно, даже простой граф может заказывать те же блюда, что подают императору.

Герцог проводил взглядом спину сэра Келляве и повернулся ко мне:

– Ваше величество, ваш соратник беспокоится напрасно. Ваши лошади устроены в лучшей конюшне дворца, моя юная дочь принцесса Розалиндия сочла за честь уступить маркизе Жанне-Антуанетте свои апартаменты, а для вас подготавливают мою личную спальню…

Я шевельнул пальцами в вялом жесте отрицания:

– Да зачем такие сложности?.. Из-за одной ночи не стоит вносить столько беспокойства.

Он поклонился молча, понимая, что я и не отказался, просто вежливо выразил удовлетворение стараниями загладить вину.

– Все для вас, – ответил он смиренно, – все для вашего величества!

– Разумно, – одобрил я. – Уверен, вы уже послали рабочих восстанавливать причальную пирамиду?.. Потому что, как вы понимаете, если мне придется вторично прибыть не на багере, а снова на Багровой Звезде, то просто сотру это герцогство с лица земли. Ничего личного, просто как пример для других… слишком самостоятельных.

Он торопливо поклонился.

– Д-да, ваше величество, все приказы уже отданы… или отдаются в этот момент. Мы просим пощады, в оправдание можем сказать только, что наше неповиновение имперским законом было из-за прежнего императора, а вот вам подчиниться нам радостно и сладостно… и мы со всем рвением и готовностью…

Герцогиня не поднимала взгляда от тарелки, ее щеки уже давно стали пунцовыми, а теперь заполыхали даже уши. На меня бросила взгляд, еще когда я входил в зал, и с того мгновения смотрела только в столешницу или в блюдо.

– Пока будут возводить причал, – сообщил я, – у вас останется ограниченный контингент моих войск для неограниченных действий. Они отбудут с первым же багером, так что в ваших интересах поторопиться со строительством. Солдаты есть солдаты, если понимаете о чем речь. Ах, вы не были солдатом?.. А я вот был простым, совсем простым зольтатом… Перед нами все цветет, за нами все горит…

Они слушали молча, я старался держаться величественно и доминантно, чтобы даже не думали хитрить и как-то вывернуться из-под моего сапога.

Но доминант может быть и милостив при явных признаках признания его доминантности, я создал горку сахарного печенья и заварных пирожных с кремом, герцог уставился с испугом, герцогиня продолжала смотреть только в свою тарелку, хотя, как мне кажется, должна выполнять роль радушной хозяйки и всячески ухаживать за моей тарелкой, перекладывая туда самое лакомое и беспокоясь, чтобы не пустовала.

– Это имперские, – сказал я и первым взял пирожное, – угощайтесь. Император может быть свиреп в случае непослушания, но может быть и милостив!

Герцог, сдерживая дрожь, следом за мной взял самое мелкое печенье, выдавил из себя улыбку.

– Мы счастливы, ваше величество!

Я наполнил свою чашу вином, отпил залпом половину и поднялся.

– Всем спокойной ночи и приятных снов!.. Утром во время завтрака утрясем остальные вопросы.

Они поспешно поднялись, поклонились мне в спину и так стояли согбенными, пока я не вышел в коридор.

Сэр Кунигунд, что дежурил там во время ужина, шагнул навстречу.

– Ваше величество, – сказал он бодро, – я проверил покои герцога!.. Чисто.

– Отдыхайте, сэр Кунигунд, – велел я. – Мы на всех местных нагнали такого страху, что месяц будут вздрагивать при каждом скрипе.

Когда поднялись на этаж, где покои герцога, из коридора шагнул навстречу бдительный Гастон Келляве.

– Сэр Ричард, – громыхнул он довольным голосом, – покои не императорские, но получше, чем бывало в других замках империи!

Я отмахнулся.

Келляве торопливо забежал вперед, торопливо распахнул передо мной двери.

Я с порога мгновенно оценил обстановку как соответствующую уровню герцога, но не больше, как мог бы себе позволить властелин герцогства.

Большой зал, хорош для пиров, но неуютен как спальня, не случайно широкое ложе под балдахином, а со всех четырех сторон плотные шторы, отгораживающие от мира, иначе кровать кажется выставленной на городскую площадь, а спать в таком месте не совсем уютно.

– Там пусто, – сказал Келляве и кивнул на ложе, – я даже не стал раздвигать…

– Все хорошо, – сказал я, – переживем эту ночь.

И все же покои герцога достаточно богатые, побогаче стандартных в Волсингсборе, но там этих герцогов, как гусей на базаре в предпраздничный день, а здесь герцог почти король, так что здешняя пышность объяснима и даже оправдана демократической общественностью знати.

Опасности в покоях я не учуял, как и Келляве, да и не успел бы враг что-то придумать, я же свалился как метеорит в неясный день.

– Оставайтесь в коридоре, – велел я Келляве и Кунигунду. – Можете отлучаться по одному. Нет, опасности не ожидаю, это на случай, если придется послать кого с поручением… И, да, кто-то из вас пусть доедет до сэра Норберта. Нечего им там в лесу сидеть.

Они кивнули, все поняли и, выйдя из спальни, плотно закрыли за собой дверь.

Я сбросил сапоги посреди зала, прошел пару шагов и расцепил ремень, повесив его на спинку кресла, сбросил рубашку, зашвырнул ее на что-то вроде тахты, так раздеваются все мужчины, а я остаюсь самцом, даже будучи императором.

До ложа добрался в одних штанах, там раздвинул шторы и сел, чувствуя что в самом деле малость устал. Передохнув, начал развязывать шнурки, в это время тихонько приоткрылась дверь, и в щель неслышно проскользнула женская фигура в длинном пеньюаре, полы волочатся по толстым коврам.

Тревоги я не ощутил, мои люди в коридоре не пропустили бы нечто опасное, смотрел в ожидании, огонек свечи затрепетал от ее движений, пусть и медленных, а когда свет упал на ее лицо, я в некотором замешательстве узнал герцогиню.

Она подошла, медленно откинула край одеяла и легла прямо в пеньюаре, тихая и покорная, укрывшись одеялом до груди.

– Ваше величество, – прошелестел ее голос, – все в этом герцогстве принадлежит вам.

Я ответил как можно будничнее, будто все именно так и должно быть по некому вселенскому закону, которому подчиняемся мы оба:

– Ваш супруг быстро все понимает. И то, что если все отдать, то можно великодушно получить обратно. Хотя бы часть.

Она ответила тихо:

– Но можно и не получить.

Я сбросил штаны прямо на пол, лег, но тут же приподнялся на локте, всматриваясь в ее бледное лицо. Она под моим взглядом шире распахнула разрез на груди, а подол ночной рубашки, судя по движениям ее рук под одеялом, подобрала до середины живота.

– Посмотрим, – сказал я. – По крайней мере, он сделал ход в верном направлении. Политик!

Она ответила тихо:

– Этот шаг сделала я.

– А герцог знает?

– Да, – ответила она, – он знает.

– И что?

– Сказал, что я всегда забочусь о его короне.

Я уловил что-то в ее голосе, уточнил:

– А это так?

Она тихо прошелестела:

– Я забочусь о герцогстве. С вашей властью можно в самом деле уничтожить эти земли со всеми их людьми и городами… и не заметить. Для вас это слишком незначительная величина!

Я ответил с некоторым сомнением:

– В этом месте я должен усовеститься, похвалить вас за патриотизм и самопожертвование в интересах державы, а самому со стыда пойти и утопиться. Или повеситься.

– Ваше величество, – сказала она тихонько, – конечно, вы так не сделаете…

– А жаль, да? – поинтересовался я. – Конечно, не сделаю. Политики… это такая порода!.. Естественно, я вас поиспользую для половых нужд и потребностей по полной программе и даже сверх. Некоторым только так можно дать понять, кто в доме хозяин и кого нужно слушаться. Любые интеллигентные расшаркивания местные корольки расценивают как слабость!..

Она побледнела, но сделала над собой усилие и шире раздвинула ноги.

– Ваше величество, я в вашей власти. Как и все герцогство.

– Вы прекрасно формулируете, – ответил я, как должен отвечать тиран, который железной рукой обеспечивает мир и спокойствие в империи. – Герцогиня, вы сейчас символизируете все герцогство. А я совершу насилие над герцогством и властью в нем, вы здесь ни при чем, герцогиня! Это просто красивый символический акт. А я такой символист, что сам дивлюсь… Надеюсь, вы понимаете государственную необходимость в насилии со стороны власти над обществом? А так вообще-то спальня вам знакома, как и ложе, а что мужчина в ней поменялся… какая разница? Все мужчины одинаковы.