Безмятежно голубое небо ближе к закату наливается зрелой синевой, обретает солидность и насыщенность, а на западе уже слегка розовеет перед наступлением мощного и насыщенного пламенными красками заката.

Альбрехт и Норберт то и дело отвечают на поклоны местных вельмож, все им льстиво улыбаются, самые близкие к императору, уже весь двор знает, я двигаюсь беспоклонный, всем кивать – голова отвалится, только на женщин поглядываю с тем же удовольствием, как на цирковых собачек.

На них столько всего надето разноцветного, что видишь в первую очередь только множество одетых одно на другое платьев с оборочками и все украшения, которые не хранят в шкатулках, а все цепляют на себя.

– Удивительный мир, – буркнул Норберт. – Нелепость на нелепости…

Я обронил мирно:

– Несмотря на то что женщина вот уже тысячи и тысячи лет живет рядом с человеком, в ее поведении все еще много непонятного и даже загадочного…

Альбрехт заметил:

– Но это не те загадки, которые стоит разгадывать.

Он умолк, мимо медленно и красиво проплывает баронесса Редгрейв, платье от талии растопырено метра на полтора в радиусе, а рядом, подкручивая ус, вышагивает сэр Горналь.

– В такой нежный вечер, – услышали мы его непривычно воркующий, как у голубя, голос, – даже сапог сапогу шепчет на ушко что-то нежное…

Баронесса прощебетала с наигранным непониманием:

– Сэр Горналь, но у меня туфли!

Он ответил гордо:

– А у меня деликатный сапог. Мог бы сразу насесть, как козел на козу, а он мерехлюндичает…

– Ох, вы такой напористый, – сказала она игриво. – Я не в силах устоять перед таким штурмом моей крепости. Захватывайте и бесчинствуйте!

– Вон та альтанка ближе, – сообщил Горналь.

Она засмеялась.

– Вы, как настоящий воин, сразу рассчитываете кратчайший путь к победе?

Он лихо подкрутил ус и гордо выпятил грудь.

– Ко всей вашей красоте вы еще и умная женщина?

Альбрехт проводил их взглядом, вздохнул, лицо омрачилось, а на меня взглянул с непонятным сожалением.

– Какое-то странное чувство, – проговорил он. – Будто они все здесь не приняли нас всерьез. Словно бы явилась армия веселых комедиантов, что дает грандиозное представление.

Я посмотрел на Норберта, тот пожал плечами.

– У меня тоже, – сказал он, – а когда уйдем, жизнь пойдет-покатится по старой колее.

– Ваше величество, – сказал Альбрехт, – а у вас какое ощущение?

– Типа да, – ответил я. – Нечто. Слишком мы разные, но здесь настолько огромная и продвинутая империя, что должны обязательно раствориться в ней. И быстрее, чем комок меда в горячей воде.

Норберт нахмурился, Альбрехт спросил, старательно глядя мимо меня:

– А мы растворимся?

– Почти наверняка, – признался я. – Всегда так было. Даже и не знаю, что сделать, чтобы не растворились… Разве что перебить всех до единого.

– А так реально?

– Бывало в истории, – сообщил я. – Но мы христиане, а не древние иудеи, у нас вроде бы так уже нельзя… хотя если припечет, то можно.

За спиной раздался быстро приближающийся конский топот. Норберт отпрыгнул, хватаясь за рукоять меча, Альбрехт встал в полуоборонительную позицию.

Вдали по аллее в нарушении всех правил мчится на горячем коне Милфорд, один из немногих разведчиков Норберта, которым можно на коне по роскошным аллеям императорского сада.

– Ваше величество! – прокричал он издали. – Поймали!.. Поймали… от тех заговорщиков!

Альбрехт и Норберт остановились как вкопанные, кончики усов Норберта воинственно приподнялись, Альбрехт сурово улыбнулся, стал еще прямее и строже.

– Дождались, ваше величество?

– Возвращаемся, – велел я. – Наконец-то враг!

Норберт сказал сурово:

– Наконец-то. А то что за трясина: ни друзей, ни врагов?

Периальд, завидев нас еще в дальнем конце коридора, поспешно распахнул дверь в мой кабинет и отступил, потому что в его сторону уже мчится громадными прыжками огромный черный пес с горящими багровым огнем глазами.

Бобик влетел в кабинет, сделал пару кругов, пока мы двигались по коридору со всей неторопливой поспешностью, а едва переступили порог, грохнулся на пол и высунул огромный красный язык.

Я на ходу швырнул шляпу в дальнее кресло, Норберт сделал два шага и остановился с таким видом, словно выбрал место для схватки. Альбрехт повернулся к дежурящему с этой стороны двери Хрурту:

– Крикни, пусть введут задержанного!

В коридоре раздался могучий глас Периальда, послышался топот ног дежурящего там лакея.

Через пару минут двое гвардейцев втолкнули из коридора мелкокостного человека в простой одежде горожанина, ничем не примечательного, с простым невыразительным лицом, которого невозможно вообразить в доспехах и с мечом в руке.

Альбрехт разочарованно хмыкнул, Норберт промолчал, понимает, что такая внешность как нельзя лучше для шпиона.

Задержанный поглядывал с опаской на Бобика, но не отступил, когда тот лениво поднялся, подошел и обнюхал, только выпрямился и побледнел до синевы.

– У вас, – проговорил он с трудом, – очень необычная собачка…

Я внимательно следил за его лицом и спросил быстро:

– Что за порода?

Он взглянул на меня со странным выражением:

– А вы не знаете?..

– Император, – напомнил я, – и псарь… две большие разницы.

Он промолчал, но вид был такой, что хотел бы напомнить насчет только одной разницы, но не рискнул, власть имущие ввиду безнаказанности злопамятны, а императоры – самые что ни есть власть имущие.

Я опустился в кресло, негоже императору стоять наравне с остальным людом, смерил задержанного хмурым взором.

– Так вас поймали, – уточнил я, – или вы по своей воле?

Мужчина слегка поклонился.

– По воле пославших меня, ваше величество. Могу в известных пределах говорить от их имени.

– Сперва, – сказал я с угрозой, – укажи место, где маркиза увидит своего супруга и переговорит с ним!.. Это первый пункт дорожной карты в таком странном смысле. После их свидания я изволю милостиво выслушать детали странной просьбы насчет независимости отдельно взятого герцогства.

Бобик отошел и лег у моих ног, голову опустил на лапы и, казалось, потерял к схваченному всякий интерес.

Он, маленький и жалкий в руках огромных гвардейцев, попытался повести плечами, не смог, но ответил с достоинством:

– Я не уполномочен вот так сразу раскрыть…

– А-а, – сказал я с пренебрежением, – мелкая сошка…

Он с обидчивым видом вскинул голову:

– Ошибаетесь. Здесь я главный.

– Здесь? – переспросил я. – А где настоящие, что диктуют вам, что говорить?

Он с минуту смотрел на меня немигающим взглядом, наконец проговорил с неохотой:

– Этого я вам не скажу. Можете убить меня. Пытать не получится, я умру раньше.

– Защитное заклятие?

– Естественно.

Альбрехт и Норберт переглянулись, Альбрехт спросил негромко:

– Ваше величество, пригласить Карла-Антона?

Я отмахнулся:

– Сперва поговорим без пыток.

Плененный посланец сказал с застывшей улыбкой:

– Спасибо, ваше величество.

Я взглянул на него в упор.

– Не получается, так не получается. Можете делать с теперь уже своим маркизом, что хотите. Для империи невелика потеря.

Он всмотрелся в мое лицо.

– Вы серьезно?

– Серьезнее некуда, – подтвердил я. – Вы промахнулись с целью. На таких, как я, давить с помощью плаксивых женщин бесполезно. Одна уйдет – другую возьмем. Да и не уйдет… Даже если поплачет малость, утешат быстро.

Я сделал знак Альбрехту, тот кивнул стражам, а я добавил сухо:

– Срубите голову в коридоре.

Гвардейцы с удовольствием заломили посланцу руки и потащили к с готовностью распахнутой Хруртом двери в коридор.

Тот опомнился только на пороге, закричал тонким голосом:

– Подождите!..

Я с подчеркнутой неохотой поинтересовался:

– Ну?

В голосе моем отчетливо прозвучало пренебрежение и скука, не пришлось даже форсировать, в самом деле ощутил, что хренью занимаюсь, мельчаю на этом Юге.

Альбрехт молча сделал знак гвардейцам, те втащили посланника обратно и поставили передо мной, крепко держа за вывернутые назад руки.

– Хорошо, – ответил он поспешно, – это предусмотрено. Если так настаиваете, то это возможно.

– Настаивают с равными, – произнес я, – а я изволю.

Он сказал торопливо:

– Но для этого вам придется прибыть в герцогство!

– Знаю, – сообщил я. – Но не хочу искать там расколотую гору. Не царское это дело! Да и для связи с плененным маркизом мало просто подойти и встать перед той горой?

Он чуть наклонил голову, всматриваясь в меня исподлобья.

– Ваше величество, вы удивительно быстро все схватываете.

– Даже быстрее, – заметил я, – чем думаете.

Он ответил вежливо:

– Для нас честь общаться с таким понимающим проблемы… властелином. Возможно, было некоторой ошибкой… это я высказываю свое личное мнение… затея с похищением. С умным правителем можно было бы попытаться договориться и без таких примитивных методов давления. Но вы, как все слышали, дикие варвары с северного континента, другого языка не поймете…

Я ответил с высокомерным достоинством:

– Человеку ошибаться свойственно. Не ошибается только тот, кто восхищается мной.

Он благоразумно смолчал, Альбрехт поинтересовался:

– Что с ним? Рубить голову или не рубить?

– Сперва пообщаемся с главными заговорщиками, – ответил я. – Этому мешок на голову! Не знаете, как это делается?.. Дикари… У вас даже пытки не пытки, а смех один, никакой культуры истязания. Эй, ты!.. Изображение так и появляется на горе? И что, только ваша банда преступников его и видит?

Он ответил с заминкой:

– Не совсем. Там есть особенности…

– Какие?

– Там как бы зеркало, – сказал он, – но вам его не унести.

– Потому что зеркало в горе? – спросил я с надменностью человека, у которого на голове побывала не одна королевская корона. – Я и гору могу унести, если соизволю. Но еще не решил, стоит ли моему величеству восхотеть изволить принимать участие в этом мелковатой для моих масштабов игре.

Он сказал с той же застывшей улыбкой:

– Но вы уже приняли.

– Еще нет, – возразил я с достоинством. – Просто интересуюсь правилами. Ставки высоки, а выигрыш мелковат. Причем ставка только с моей стороны. А что ставите вы?

Он ответил вежливо:

– Мой хозяин полагает, вы не в том положении, чтобы ставить условия.

– Почему он так думает?

Он ответил с показным спокойствием:

– Рычаг давления только у нас, ваше величество.

– Чё, – спросил я с интересом, – правда?

Он пожал плечами и ответил несколько более приниженным тоном:

– Сознаем, не так уж и большой, но мы и не требуем большого. Для вас совершеннейший пустяк предоставить больше свобод одной из самых мелких земель в вашей империи!

– Согласен, – ответил я, – но вы в самом деле считаете, что слезы Жанны-Антуанетты как-то скажутся на делах империи?.. Я не местный, я вообще озверевший завоеватель с Севера! Для нас, суровых тружеников меча и топора, местные мерехлюндии абсолютно ничего не стоят!

Он взглянул очень внимательно.

– Это учитывалось. От слез первой красавицы империи можете отмахнуться, но зато будет уязвлена ваша гордость северного варвара! Вы если и уступите, то чтобы потом поквитаться.

– И вы об этом так спокойно?

Он снисходительно улыбнулся.

– Да. Просто вам никогда не добраться до нас. И рычага давления у вас не будет.

– Я добрался до Юга, – напомнил я. – Если вы где-то на скайбагерах, то где проверил один, там проверю и остальные. Что глазки выпучил?.. Не верится?

Он, не отрывая взгляда от моего лица, покачал головой:

– Простите, не верю.

– И не надо, – согласился я. – В самом деле, зачем раскрываю карты?.. Да, я тупой завоеватель с дикого Севера, где по улицам городов бродят медведи со струнными инструментами в лапах. Но, как завоеватель, я доберусь и до глубины земли, откуда механизмы поднимают слитки неведомых здесь металлов!.. Не сегодня, но доберусь.