Но все же сперва осмотрел из коридора ту часть помещения, которую видно отсюда, потом встал на порог и осмотрелся уже внимательнее. По легенде среди воинов я неистов в бою и безумно отважен, но, конечно, для людей уровня Джулиана Варессера у меня другая легенда, как вот для Жанны-Антуанетты третья.

Она смотрит с ужасом, а я, красивый и величественный, смотрю спокойно и свысока с видом властелина, на плечи которого так много возложено.

Как и предположил, всего-навсего жилое помещение для персонала. Вон бесхитростная койка, стол, два шкафчика, какие-то приборы, если это приборы, еще с полдюжины непонятного вида устройств под кроватью и по углам комнаты.

Ни следа роскоши, ни намека на апартаменты. Явно низший персонал, рядовые техники и прочий рабочий люд по уходу и ремонту этих циклопических агрегатов и механизмов.

Жанна-Антуанетта ахнула, когда я отважно распахнул дверку шкафа. Под ноги вывалилось нечто темное и пыльное.

Я и сам сдрейфил, но при женщине спину нужно держать прямой, а живот втянутым, потому улыбнулся и сказал с отеческой покровительственностью:

– Ну да, как всегда, непорядок.

– Ваше величество?

Я потрогал носком сапога это вывалившееся, похожее на вещевой мешок с тряпками и чем-то более твердым, но тоже легким, легко подается нажиму и даже не пищит. Мысль человеческая во все эпохи идет одинаково, так как у нас две руки и две ноги, сумка на спине может быть только такой, все остальные менее удобны, а над этими поработали и дизайнеры, и сами пользователи, что еще те дизайнеры.

Наклоняться не стал, не императорское это дело подбирать за нижними чинами, заложил руки за спину и как можно спокойнее, это для Жанны-Антуанетты, неспешно рассматривал развешанные на крючках вещи и вещицы, но это тоже для Жанны-Антуанетты, а на самом деле сердце колотится, и я широко растопыренными глазами шарю по сторонам быстро и с жадностью грабителя могил.

Похоже на рабочие инструменты, точнее, предполагаю, что рабочие, а так вообще-то ни на что не похожи.

Жанна решилась подойти и встать рядом, трепещущая, как лань на обочине хайвея.

– Ваше величество, – шепнула она, – не надо, а?

– Чего?

– Трогать те… вещи.

– Не надо, – согласился я, – так не надо. Но приходится.

Я снял с крючка металлическую причендалину с удобной рукоятью, это единственное, что понял, остальное все странное, как неандертальцу фен для сушки волос или машинка для стрижки волос в носу. Понял только, что работает в большом диапазоне, десятки сенсорных переключателей, однако вряд ли эта штука все еще в сохранности.

– Пойдемте дальше, – сказал я, – как вам, Жанна?.. В восторге?

Она затрясла головой:

– Нет, ваше величество!

– Я тоже, – согласился я. – Это помещения для нижних чинов. Их инспектируют служащие в ранге баронов, а то и виконтов! Но при кадровом голоде многое приходится самому… А вы говорите, император, император!

На всякий случай заглянул и в остальные эти одинаковые помещения. Сердце стучит, это перед женщиной я каменная статуя Командора, а внутри все трясется от радостного возбуждения, перемешанного со страхом. Это магические ловушки зрю издали, но если что рванет подо мною механическое, тут я пас…

Жанна-Антуанетта старается не отставать, обеими руками поддерживает подол пышного платья, здесь зацепиться им проще простого, я покосился на ее старания, хотел было посоветовать просто заткнуть края подола за ее покрытый золотыми узорами поясок, но решил, что мои демократические помыслы насчет помощи женщине точно поймут как-то не так.

Она покосилась на мое исполненное задумчивости лицо.

– Ваше величество?

– Опасность существует для тех, – ответил я величественно, как и подобает величеству, – кто ее боится. Да не убоимся зла!.. И добра тоже бояться не стоит, хотя добро, конечно, опаснее. Заходите, Жанна, присаживайтесь.

– Что? – вскрикнула она. – Присесть в этом ужасном месте?

– Можете прилечь, – разрешил я, – в позе Рубенса или Тициана, хотя там все ужасающе толстые, как принято считать искусствоведами, хотя для мужчин самое то.

– Я толстеть не буду, – заявила она твердо.

– И не надо, – согласился я. – Вы же не для постели, вы бренд! Лицо империи. Я вообще не слышал, чтобы с фотомоделями или манекенщицами кто-то спал, с ними только на показах… Здесь осторожнее, проход узковат, что-то сдвинулось. Не думаю, что так было изначально…

Я прошел боком, она с ее фигуркой проскользнула легко, но я поддержал под локоть, вот-вот упадет в обморок, я же вижу, с каким усилием заставляет себя двигаться следом, уже в полуобморочном состоянии.

Я снова подхватил ее, уже обняв за талию, пошатнулась уж слишком, почти насильно отвел к ближайшему креслу и усадил, придерживая за плечи, чтобы пресечь слабые попытки встать.

– Отдохните, – велел я. – Это высочайшее повеление императора.

– Мне одной страшно, – прошептала она.

Я вздохнул, сел напротив.

– Тогда понаслаждаемся отдыхом вместе. Кофе?.. Сейчас…

Я придвинул ближе небольшой столик, маркиза вздрогнула, когда в моей ладони возникла белоснежная чашка с парующим черным напитком.

– Прошу вас, – сказал я и протянул ей, – печенье, пирожные, конфеты?.. Насчет вафлей уже усвоил, их предлагать даме неприлично, а как насчет крекеров?.. Их вроде бы прилично, хотя если подумать… Или пирожное с кремом?.. Про них даже при разнузданной фантазии ничего не скажешь… хотя, гм…

Она вряд ли что поняла из моего монолога раскованного демократа, осторожно приняла чашку за ручку.

Я тут же создал и себе, с наслаждением отхлебнул, в восторге приопустил верхние веки.

– Ваше величество?

– Пейте, – посоветовал я. – Это взбодрит.

Она опустила взгляд на возникшую на столе тарелку с горкой сахарного печенья и пирожных в форме трубочек с кремом.

– Это… откуда?

Я отмахнулся:

– Маркиза… неужели опустимся до разговоров о кухне? Мы что, простолюдины или, простите за бранное слово, демократы?

– Нет-нет, – запротестовала она слабым голосом, – просто…

Я смотрел, как она сделала трусливый глоток, лицо испуганное, но ничего не случилось, а я тем временем осушил чашку и сделал себе еще одну.

Она наконец взяла двумя пальчиками, такими нежными и розовыми, трубочку с кремом, осторожно откусила.

– Ой, как… восхитительно…

– Да, – согласился я, – весьма как бы. Не лепо ли ни бяще. Мне тоже вполне. Хотя я эстет еще тот!.. Но кони есть кони.

Пока пили кофе, а маркиза постепенно оживала, видно по намекам на слабый пока румянец, я продумывал насчет скайбагера.

Что Антуана здесь не держат, уже понятно, в таком мертвом мире не живут даже бактерии. Насчет ощущений я дуб дубом, это женщины чуткие, как все животные, ибо к природе ближе, а мне только дубиной по голове, чтобы заметил, но от стен и этих исполинских агрегатов веет такой мощной мертвечиной, что понятно, жизни здесь нет давно. Столетия, даже тысячелетия пусто. Привидения и то вымерли.

После третьего крекера щечки маркизы нежно порозовели, красиво изогнутые губы стали ярче, даже глаза стали яркими и блестящими.

– Ваше величество! – проговорила она уже чуточку окрепшим голоском. – Это волшебный напиток!

– Уверены, – спросил я, – что не эти волшебные пирожные?

Она запнулась, опустила взгляд на оставшиеся три трубочки заварного.

– Не знаю… а можно еще одно?

– Можно, – великодушно сказал я. – Вашей фигуре ничто не повредит. Во всяком случае, еще долго.

Ее глаза засияли, тут же ухватила пирожное, словно птичка клюнула, я смотрел с удовольствием, как мало женщине надо, чтобы ожить в этом страшном для нее месте.

С энтузиазмом долопала остальные пирожные и даже печенье, раз уж ее фигуре ничто не повредит, императору виднее. Главное, ответственность свалить на мужчину, а если взял ее на себя добровольно, то это и есть женское счастье.

Я поднялся, Жанна-Антуанетта тут же встрепенулась, я сказал с сочувствием:

– Сидите, маркиза, сидите. Я загляну вон в те комнаты! Они на виду. Вы увидите, как войду и как выйду. Посмотрю, что там, а затем отправимся вместе в другую часть корабля.

Она спросила в недоумении:

– Корабля?

– Он же плавает, – пояснил я, – в воздухе. А не тонет… ну, это же просто! Воздух здесь наверху еще тяжелее этой металлической громадины. Не знали?

– Н-нет, ваше величество…

– Мир полон чудес, – сообщил я.

На всякий случай оставил ей еще и вазочку с мороженым, невиданное лакомство даже на продвинутом Юге. Нужно чем-то отвлечь, что с женщинами проходит запросто, хотя маркиза за спасение мужа держится на удивление крепко, мороженым тут не отделаешься.

Провожаемый недоверчивым взглядом, я заглянул в соседнюю комнату, пересмотрел там бегло вещи, вышел и помахал маркизе, что вот он я, зашел в другую.

Когда вышел, сразу уперся в ее взгляд, снова помахал, поулыбался, что вон он, не исчезаю, сейчас зайду в следующую и снова выйду, не беспокойтесь, маркиза, все хорошо, все хорошо…

Так заглянул еще в три комнаты, везде плюс-минус одинаковое, что и понятно, у всех работяг примерно те же запросы, одежда и даже инструмент, который хранят у себя же в комнатах. Возможно, из ритуальных соображений, а возможно, и житейских, раз уж тут люди, что сопрут и не покаются на исповеди.

Но в последней задержался, обнаружив нечто знакомое, что-то напоминающее штуку, которую я называл болтером за неимением подходящего названия. То есть пневматический или какой он теперь есть, молоток, что вбивает болты в стальные или титановые плиты. Точнее, заклепки, которыми намертво скрепляются толстые листы металла.

Этот поизящнее, так бы и не догадался о его предназначении, если бы не держал более грубую модель в руках раньше. И, конечно, встроен в виде снимаемой пряжки в пояс монтажника, так это выглядит, хотя сам по себе пояс смотрится как произведение искусства, с той лишь разницей, что здесь все функционально приспособлено для работы.

Думаю, эти красивые кольца и бляхи, покрывающие пояс смыкающимися чешуйками, работают как плоскогубцы, резаки и прочие необходимые вещи ремонтника, но рисковать и проверять пока не буду. Во всяком случае в присутствии Жанны-Антуанетты, ибо мужчина должен быть непокобелим и победоносен хотя бы с виду.

Жанна-Антуанетта, несмотря на усталость, сидит с прямой спиной, снова испуганная и напряженная, что и понятно, я пропал из поля зрения. Дверь хоть и в пяти шагах, но меня не видно, страшно.

Однако чуть посвежела, крепкий кофе и пирожные поспособствовали, по себе знаю. Что бы ни говорили о нас, но мужчины тоже любят нежные и сладкие пирожные. Возможно, даже больше женщин, нам же нужно больше силы на тот случай, если снова спасать мир.

Она издали вперила взгляд в пояс монтажника, как я его называю, он все еще в моей руке, но, не говоря ни слова, поднялась навстречу и присела в глубоком поклоне. Я заглянул в вырез ее платья, это можно не делать, если женская голова почтительно склонена, но Жанна-Антуанетта присела с прямой спиной и не отрывая взгляда от моего лица, потому я сперва посмотрел на выступающие из-за края платья нежнейшие полушария, так надо, сделал вид, что впечатлен, мне это ничего не стоит, а женщинам приятно, лишь потом взглянул ей в глаза.

– Маркиза?.. Встаньте, пожалуйста.

Она красиво выпрямилась, ее глаза дивного фиолетового цвета вперили в меня требовательный взгляд.

– Что насчет Антуана?

– Пока не отыскал, – сообщил я. – Но корабль велик.

– Но вы чем-то удовлетворены, – заметила она.

– Здесь есть чем поживиться, – сообщил я, но тут же уточнил с достоинством: – Правда, не для императора. Императоры по мелочам не грабят.

– Я отдохнула, – сказала она. – Ваше величество, я постараюсь не отстать.

– А я постараюсь умерить шаг, – сказал я с галантерейностью. – Итак, продолжим рейд по этой небесной гробнице Тамонхаима.

Она указала взглядом на пояс в моей руке:

– Это ваша добыча? Что-то ценное?

– Сувенир, – ответил я небрежно. – Новинка сезона, – объяснил я. – Мода такая. Не ясно зачем, но вот…

Она спросила удивленно:

– Как зачем? Для красоты!.. И чтоб не так, как у других.

Она послушно пошла следом, как молодой козленок за большой и лохматой мамой. Я слышал цокот ее каблучков, но не оглядывался.

Пояс после ряда безуспешных попыток сумел застегнуть поверх своего ремня, но все равно сползает, зараза, и тяжелый, как пудовая гиря.

Космическая станция огромна, вижу туннели, что ведут в сторону, но если буду вот так исследовать все дороги и помещения, застряну на месяц, а то и больше.

Жанна-Антуанетта за спиной пискнула:

– Ваше величество?

– Да-да, – ответил я мужественным голосом, – я знаю, что делаю. Доверьтесь мне, маркиза.