Глава сорок первая: Осень

Знаю, что это глупо с моей стороны, но позволяю себе вильнуть бедрами, когда замечаю, каким жадным взглядом мой новоиспеченный Большой Босс следит за каждым моим шагом.

Даже вспоминать не хочу, каких усилий мне стоило в последний момент менять платье, потому что предыдущее совсем не соответствовало резко изменившимся планам на вечер. То было простым синим нарядом до середины колена, в котором я собиралась пройти круг почета между гостями, лично поприветствовать самых важных персон и остаток вечера, как обычно, провести незаметным наблюдателем.

Но после выходки Наиля…

Хотя, кого я обманываю? Мне всегда хотелось, чтобы он совершил что-то подобное. Но не для того, чтобы получить возможность сбежать — совсем нет. Кажется, я давно стала его прирученной канарейкой, которая вернется обратно, даже если случайно выпорхнет в окно. Но знать, что клетка заперта и сидеть в ней добровольно, и делать тоже самое при открытой дверце — это очень разные вещи.

Мой Ветер вчера не просто распахнул дверцу — он выпустил меня на волю, а клетку уничтожил. И я знаю, чего ему стоило это решение.

Мы становимся друг напротив друга, и я позволяю себе еще один игривый жест: поворачиваюсь вокруг своей оси, нарочно медленно и чуть-чуть покачивая бедрами, чтобы мой упрямец хорошенько все рассмотрел. Наградой служит его совершенно сумасшедший взгляд.

— Согласись, что это лучше, чем училка, — говорю я, хоть вряд ли он слышит каждое слово в грохоте джаза. Вся надежда на то, что Ветер прочитает по губам.

— Это лучше, чем все, — бесхитростно отвечает он. Откашливается и галантно берет мою ладонь, чтобы оставить мимолетный поцелуй на кончиках пальцев. Правда, задерживается чуть дольше, и я безошибочно угадываю струйку горячего дыхания, которое проникает даже под ткань. — Надо было брать бутафорский «Томми-Ган» и отстреливать потенциальных соперников, детка.

Я хочу сказать, что он и так самый красивый мужчина, но… это будет слишком легко.

Сегодня я вытащу наружу свой Сумасшедший ветер, или я не Ева Садирова.

— Если что — я не танцую, — говорит Наиль, распрямляясь и его взгляд выражает все сожаление мира. — Понятия не имею, как под такое можно танцевать.

— Не любишь джаз? — подтруниваю я, позволяя себе пару раз качнуться в такт музыке.

— Люблю слушать, — пристально следя за каждым моим движением, отвечает он.

Я не то, чтобы собиралась дразнить его сегодня, но отказать себе в удовольствии видеть, как растерянность на лице ветра превращается в хищную улыбку, а потом в тяжелый взгляд собственника. Знаю, что мой мужчина тот еще ревнивец, и… почему бы не использовать эту его черту в качестве небольшой острой приправы к основному блюду сегодняшнего вечера?

— Пойдем, Аль Капоне, тебе категорически необходимо выпить что-то слабоалкогольное и сладкое.

Наиль не сопротивляется, когда я беру его за руку и веду к стойке, где для нас забронированы два столика. Можно было бы уединится и в закрытой части, но тогда это было бы не так интересно и грубо. Здесь же мы у всех на ладони и, вместе с остальными, скованы общественным вниманием и правилами приличия. Я делаю знак бармену и через пару минут перед нами появляются бокалы, украшенные дольками ананасов и зонтиками.

— Это что? — недоверчиво спрашивает Наиль.

Загадочно пожимаю плечами, прихватываю губами трубочку и делаю глоток, выразительно разглядывая своего спутника из-под опущенных ресниц. В голове, словно карусель, вертятся образы наших поцелуев, шепота в темноте, невысказанных обещаний и ночей из далекого прошлого, в которых я пробиралась к нему тайком, ночью, и долго рассматривала спящим. Я скучаю по тем временам. Так сильно скучаю, что даже сейчас, когда у нас все благополучно — хочется в это верить — сердце непроизвольно делает несколько ударов вместо одного.

Наиль повторяет за мной, сглатывает и облизывает губы, пытаясь распробовать. В наших бокалах «Май Тай» и сочетание белого и темного рома со сладким миндальным сиропом и ликером «Орандж Курасао» идеально, чтобы разогреть кровь до нужной температуры.

Музыка сменяется спокойным медленным ритмом, и я выразительно «стреляю» взглядом в сторону Ветра. Ему нее нужно намекать дважды. Минута — и Наиль забирает бокал из моих пальцев и увлекает на танцплощадку.

Окунуться в его объятия одновременно и желанно, и невыносимо, потому что тело непроизвольно тянется к нему, льнет к теплу мужчины, который может и умеет выудить из меня куда больше, чем просто скучный оргазм. Закладываю руки Наилю за шею, из-за чего буквально прикована к нему собственным «наручником», а он в ответ обнимает меня, позволяя рукам свободно гулять на бедрах. Одновременно и целомудренно, и многообещающе, и кожа под тканью уже горит от потребности избавиться от всего лишнего.

Мы медленно покачиваемся в такт музыке, общаемся безмолвными взглядами и даем друг другу немногословные обещания, что этот вечер и ночь станут особенными.

— Что-то не так? — интересуется Наиль, вскидывая бровь.

— Просто… ммм… — Я вспомнила, как вчера вечером позвонила Карине с просьбой оставить Хабиби на ночь и в ушах отозвался ее многозначительное «Конечно, моя хорошая». Но говорить о таком Наилю я точно не буду, разве что приговорю еще пару таких же коктейлей.

Мне нравится этот вечер. Нравится, что мы можем быть рядом друг с другом, и что даже когда мне приходиться ускользать к новым гостям, чьей появление я не могу пропустить, Ветер всегда в поле моего зрения: то у стойки, то разговаривает с кем-то в свободной зоне. И когда бы я ни нашла его взглядом — он всегда смотрит в мою стороны, словно держит на коротком невидимом поводке.

Что такое свобода? Что такое независимость? Это одиночество или возможность быть собой рядом с человеком, который может и готов принять меня всякую? Сейчас мне кажется, что мы оба знаем — с самого начала, с того самого первого случайного звонка, мы были обречены друг на друга. Даже в моей голове это звучит как какая-то высокопарная дичь, но именно так я нас чувствую — двумя половинами целого, одной душой, которая упала на землю и случайно раскололась, но с тех пор неумолимо стремилась снова стать целой.

Мы наделали столько глупостей. Я наделала. Сколького можно было избежать, если бы мы захотели просто говорить друг с другом, перестали прятаться в собственных уютных безопасных ракушках. Или так должно было быть, и все произошедшее — раскаленные угли на пути нашего сближения, не пройдя которые мы бы никогда не смогли прийти в эту точку?

Я нахожу Наиля взглядом: он о чем-то разговаривает с высоким мужчиной лет сорока пяти и немного хмурится. Но стоит ему увидеть меня — и на губах появляется загадочная улыбка. Мне даже кажется, что я слышу его безмолвное: «Это платье слишком провокационное, Осень, чтобы ты ходила в нем безнаказанно». Уверена, что через пару дней мне придется рассказать Даниэле все подробности, на которые оно вдохновило моего мужчину, а пока…

Пока мы с Ветром потихоньку ускользаем через черный ход. Стрелки часов приближаются к четырем утра, и если бы не грандиозные планы на продолжение вечера, я бы завалилась спать на любую мягкую поверхность. Нервы все-таки берут свое, даже если теперь можно расслабиться и не переживать за положительные отклики. «Меланхолия» снова показала себя на высоте, и тщеславие во мне ликует, нахлобучивая лавровый венок триумфатора.

— Там, в зале… — произносит Наиль, когда мы едем по ночной столице, держась за руки на заднем сиденье автомобиля. Незачем спешить, хоть нам обоим одинаково сильно этого хочется. — Мне хотелось стать ревностным мусульманином и завернуть тебя во что-то с ног до головы.

— На то и расчет, — подтруниваю я, наслаждаясь тем, как в отместку Наиль чуть сильнее сжимает наши сцепленные в замок пальцы.

В доме тихо — Наиль не знает, но я отпустила и Любу тоже. Осталась только охрана, но я уже смирилась с тем, что эти невидимые парни в черном — неизменный атрибут нашей жизни, и они будут всегда и везде. Я предлагаю Наилю подняться наверх, в большой зал, где он иногда, когда думает, что его никто не видит, играет на пианино. А сама иду в ванну и привожу себя в порядок. Наконец-то можно снять линзы — сегодня они мне уже не понадобятся. Я немного волнуюсь, то и дело возвращаясь взглядом к зеркалу, пытаясь найти в себе изъяны и остановить безумство, на которое отважилась. Но… быть нормальной — так скучно, даже если мне уже почти тридцать и жизнь немного посеребрила мои волосы и оставила незаживающие шрамы на сердце.

Сегодня мы исцелимся. И это стоит риска.