Глава восьмая. Красное вино.
Dies ist der Morgen danach,
Und meine Seele liegt brach.
Dies ist der Morgen danach,
Ein neuer Tag beginnt,
Und meine Zeit verrinnt.
Lacrimosa «Der Morgen Danach».
Штукаря перевели в другую камеру, а ночью пришла записка, что он теперь будет спать под нарами. Миллер зло усмехнулся и дал прочитать мне. После этого вернулся к игре в карты с Малышом.
Покушение встряхнуло меня, и так сильно, что я долго не мог уснуть и вздрагивал от каждого шороха. Во сне меня мучали кошмары, и в них все чаще появлялся Крест с окровавленными руками.
— Это на твоей совести, Вадим, — повторял он до тех пор, пока я не просыпался в холодном поту. От стресса пропал аппетит и желание делать что-либо. Чаще всего я просто лежал, уставившись глазами в потолок, или перечитывал письмо от Вали. Больше ко мне никто не приходил и никто ничего не писал. Была только маленькая записка от дяди Андрея, которую мне передали вместе с книгой из тюремной библиотеки. «Вадим. Свиданий пока не будет. Крепись», — гласила она. Я задумчиво сжег листок и смыл остатки в раковину.
Через неделю должен был быть суд, который решит, виновен я или нет. Чем ближе подходила дата слушания по моему делу, тем сильнее я начинал нервничать. Вано посоветовал отвлечься и думать о хорошем. О сиськах, например. Через это проходили все сидельцы. Я начал терять вес, а под глазами синели темные круги. Изредка я забывался беспокойным сном на два-три часа, чтобы потом вскочить с лихорадочными глазами от очередного кошмара. И вот в день суда дверь в камеру открылась, и конвойный прокричал мою фамилию.
— Таранов. С вещами на выход, — я послушно собрал свои нехитрые вещи и пожал руки обитателям. Если небеса так захотят, то сегодня я сюда не вернусь.
— Ни пуха, Вадим, — сказал Вано, выглядывая из своего укрытия. Я молча вышел из камеры.
В суде случился очередной цирк. Не было никого из моих друзей, даже дядька Андрея отсутствовал. Мой адвокат неторопливо разложил на столе бумаги и что-то шептал, наклонившись ко мне. Но его слова меня совершенно не интересовали. Интересно, почему никто не пришел. Наконец, когда судья вышел из своей комнатки и величаво уселся на стул, я понял, что это необычное слушание. Зачем тащиться сюда, если все предопределенно? Крохотный огонек надежды погас в моей груди, уступив место беспроглядному мраку. Я, как в тумане, смотрел на судью, секретаря и не понимал, что они говорят. Пока случайно кто-то не включил громкость.
— Освободить Таранова Вадима Сергеевича из-под стражи в зале суда и закрыть дело за недостаточностью улик. — Я ошарашенно уставился на адвоката, а тот ответил мне таким же недоуменным взглядом. Чья это жестокая шутка, блядь?
Остальное было похоже на старый немой фильм, только время невероятно замедлилось. Я пожал руку адвокату, что-то ответил судье и, взяв пакет со своими вещами, направился к выходу. В висках зашумело, а желудок подскочил к горлу. Мне пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть, и затем так же аккуратно идти вперед. К долгожданной свободе. Но почему меня никто не встретил? Неужели друзья поняли, что все тщета? Очередные вопросы, заставляющие плавиться мозг и отключающие разум.
Я вышел на улицу и присел на лавку, поджав под себя трясущиеся ноги. Адвокат что-то говорил и махал рукой в сторону дороги, но я достал сигареты из пакета и с наслаждением закурил. Сизый дым ворвался в легкие и спустя несколько секунд наполнил голову приятной легкостью. Я свободен.
— Вадим. Тебя ждут, — громко повторил адвокат то, что безуспешно пытался донести до меня в течение всего процесса выкуривания сигареты.
— Кто? — ошалело спросил я, вылупив глаза.
— Машина у дороги стоит. Иди. Поздравляю, и постарайся больше не попадаться, — защитник ушел, а я посмотрел в ту сторону, куда он указывал. Там стояла знакомая Тойота черного цвета. Володя приехал за мной. Я встал и неуверенно направился к машине. Старый байкер уже открыл дверь и нерешительно улыбнулся.
— Привет, Вадь.
— Привет, Вов, — я без стеснений обнял хозяина клуба и юркнул в салон его машины. Володя вздохнул, сел следом и завел двигатель. Тойота неспешно двинулась вперед. Домой.
По пути он не проронил ни слова. Я лишь видел, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в руль. Обычно, Володя всегда слушал в пути музыку, но сейчас было непривычно тихо. Я закурил и, повернувшись к нему, спросил.
— Володь, что случилось? Ты сам на себя не похож, — Вова тяжело сглотнул.
— Запали мне тоже сигаретку, Вадь. Сейчас с мыслями соберусь и все тебе расскажу. Не торопи.
— Хорошо.
Минут пятнадцать мы ехали в полном молчании. Я смотрел в окно, где вовсю свирепствовала осень. Деревья окрасились желтым, дороги и тротуары потемнели от недавно прошедшего дождя. Редкие прохожие кутались в теплые куртки и спешили по своим делам. Мне казалось, что прошла вечность с того момента, как меня упекли в тюрьму. И почему дело закрыто? Судья же дал понять, что все уже решено и рыпаться не стоит. Вопросы, вопросы. Одни, блядь, вопросы. Кто же даст ответ хоть на один из них.
— Я продал клуб, — тихо сказал Володя, выруливая на главную дорогу и пристраиваясь за зеленой копейкой.
— Чего? Как продал? Кому? — я оторопело уставился на него.
— Кресту.
— Зачем?! Меня же из-за этого и замели. Получается, что все зря было? Что за хуйня, Вов?
— Погоди. Не надо кричать. Ты многое не знаешь, Вадим.
— Так просвети же меня, — я почти кричал, вцепившись в руку старого байкера.
— Пять дней назад он пришел ко мне с предложением, а я согласился. Если бы я не согласился, то тебя бы закрыли за хранение наркоты. Понимаешь? Да, это был шантаж. Но я понимаю, что ты вляпался из-за меня, а я недооценил, на что способен Крест. Он бандит, Вадим. Он здесь власть. Даже Гуря ничего не может с этим поделать. У Креста все схвачено, везде свои люди. И когда тебя закрыли, он явился в клуб в первый раз. Сказал, что если я его не продам, то тебя убьют еще до суда.
— У них почти получилось, — зло буркнул я. — Я бы не сидел здесь, если бы не внимательный педераст, которому не спалось ночью у параши.
— Правда? — Володя побледнел еще сильнее, а затем сокрушенно покачал головой. — Старый я дурак. Надо было давно соглашаться. Тогда бы ничего и не было.
— Да. А теперь Крест начнет там торговать наркотой и полностью завладеет городом.
— Он и так им владеет. Что ему мой клуб. Просто очередное помещение.
— Нельзя так, — прошептал я. — Почему случается такая хуйня, Вов? Почему уебки, вроде Креста, цветут и пахнут, а нормальные люди должны из-за этого страдать?
— Никто не знает, Вадим. Тут еще кое-что случилось. Но лучше сам увидишь, — Володя замолчал, трясущимися руками подкуривая сигарету. А в моей груди что-то мерзко заныло.
Мы поехали не ко мне домой, а во двор, где жили близнецы, Андрей и Толик. Во дворе, у подъезда, я увидел всех своих друзей и целую кучу незнакомых мне лиц. Когда я вышел из машины, ко мне бросился Мишка. Он похудел, а глаза были красными. Я вопросительно на него уставился и вцепился ему в плечо.
— Что? Что случилось? — зашипел я. Мойша скривился и всхлипнул, а затем ноги его подломились, и он бы упал, не придержи я его. Когда Мишка пришел в себя, ко мне подошел Андрюха с Кисой. Девушка была в черном, и ее глаза тоже были красными и опухшими. Я растеряно смотрел на друзей с немым вопросом на лице.
— Вы, блядь, скажете, что тут происходит? Еб вашу мать!
— Толян, — с трудом проговорил Андрей. Киса промокнула платочком глаза.
— Что Толян? Где он?
— Его нет с нами, Вадик, — раздался позади меня голос Михалыча. Я повернулся, открыв рот. Дядька близнецов был сам на себя не похож. Потухшие глаза, серые губы, бледное лицо. Он затянулся сигаретой и надсадно закашлялся.
— Как нет? — спросил я, еще не понимая, что произошло.
Чуть позже мы сидели на лавке возле подъезда и передавали по кругу бутылку с красным вином. Такое любил Толик. Больше всего на свете. Даже пиво не так его вставляло, как перебродивший виноград. Я подвинулся, когда к нам подошла Киса, и позволил девушке сесть рядом. Несколько минут мы молчали, пока я не задал очевидный вопрос.
— Кто, блядь, это сделал?
— Неизвестно. Его нашли бомжи в старом парке. В кустах лежал и еле дышал, — начал Андрюха, поморщившись после очередного глотка алкоголя. Затем он взял зажженную сигарету из моих рук и, затянувшись, продолжил. — Его очень сильно избили. Когда нам позвонили, Толяна уже везли в больничку. Я даже не успел с ним проститься.
Андрей замолчал, сжав зубы и играя желваками. Мишка сочувственно похлопал его по плечу.
— Бритые? Кто-нибудь видел, что случилось в парке? — спросил я.
— Нет. Кто, блядь, там гулять будет. Гиблое место. Нарики, гопота, хуеплеты, минетчицы, алкаши. Вечером там делать нечего. Хули Толик там забыл, непонятно, — ответил Мойша, принимая бутылку из рук Кисы. — Кис, ты бы полегче.
— Отъебись, Миш. Без тебя тошно, — тихо произнесла Киса и прижалась к моему плечу. — Хоть ты вернулся, Вадька.
— А где Макар? Валька? С ними все нормально? — я легонько потряс задремавшую девушку. Та открыла глаза.
— Валька, да. Дома сейчас. Тяжело ей. Толик же был нашим общим другом. А Макара никто не видел, уже две недели. Хуй его знает, куда он пропал.
— Ментам сказали?
— Конечно, — кивнул Андрюха, сжимая кулаки и пристально рассматривая свои побитые костяшки. — Только его найти никто не может. Мобила выключена, на связь не выходит. Ладно мы, но Кисе бы мог сообщить.
— Он вообще странный был последнее время. Нервный какой-то, — задумчиво сказала Киса, неловко подкуривая тонкую сигарету.
— Ага. Ко мне еще подваливал, обдолбыш. Денег в долг просил, — буркнул Мойша. — У еврея денег просил, ебанашка.
— Ничего. И Макара найдем, и тех уебков, что Толика замесили, — мрачно вставил я. Андрюха кивнул, положив свою татуированную руку на мое плечо.
— Спасибо, друже. Я рад, что ты вернулся. Пусть и в неебически грустный момент.
Несколько дней я просто провалялся дома. Конечно, бабушка подняла шум и постоянно хваталась за сердце. Мол, я непутевый внук, который уехал на заработки с другом, а ей ничего не сказал. Ремня удалось избежать по причине того, что бабушка соскучилась и очень быстро остыла.
Я очень долго принимал душ, соскабливая с себя противный кисловатый запах, который, казалось, намертво въелся в мою кожу. Я с удовольствием подолгу стоял под горячими струями воды, которые смывали грязь и неприятные ощущения. После душа я набирал ванну и лежал в ней, пока бабушка не звала есть.
— Оголодал в другом городе? — ласково спрашивала она и ставила на стол тарелку с добавкой. Я сметал все, практически не жуя. — Вадим. Тебя будто вообще не кормили.
— Не, просто соскучился по твоим шедеврам, — пробормотал я с набитым ртом. — Дай мне еще пирожков с капустой, ба.
— Кушай, милый. И не торопись ты так. Никуда оно не денется, — причитала бабушка, когда ее внук начинал давиться куском, попавшим не в то горло. Но я не мог иначе.
После ужина я включал компьютер и подолгу рассматривал редкие фотографии, сделанные на дорогущую цифровую камеру, которую постоянно брал у отца Андрюха. Там были все мы. Я, Мишка, Макар с Кисой, Андрюха, Стас. И Толик. Вечно веселый и наивный паренек, которого теперь нет в моей жизни. Я вытирал редкие слезы, которые сбегали по щекам, образуя мокрые дорожки, и улыбался Толику, который смотрел на меня с монитора.
В этот раз все было точно так же. Только после просмотра фотографий я включил аську и запустил чат, где сидели все мои друзья. А сверху робко моргал желтый конвертик от Вали, оповещая о новом письме. Но окошко с друзьями моргало особенно часто. Вздохнув, я открыл его и погрузился в чтение сообщений.
Мойша: Вадик! Хватит дома зависать, блядь. Погнали в Хромую кобылу!
Я: Привет всем. А что там?
Стас: Привет, Вадь. Концерт даем. Начало в 22:00.
Я: Поздновато. Я уже настроился на крепкий сон.
Мойша: Знаю я, какой сон. Хватит себя винить, долбоеб!
Андрюха: Жид прав. Заканчивай. Думаешь, Толян хотел, чтобы ты кис и мучился от призрачной вины?
Я: Хуй его знает. Тяжело просто.
Андрюха: Нам всем тяжело. А чтобы не сойти с ума, надо себя отвлечь. Хотя бы поболтаем. Я тебя несколько дней уже не видел.
Мойша: Ага. Дрочила, блядь. Не придешь, я тебя Торой уебу!
Я: С каких пор ты Тору читаешь?
Мойша: Родители заставили. Надо знать, говорят. Ты еврей и евреем будешь. Обрадовали, нахуй.
Стас: Ты самый уебанский еврей со всех.
Мойша: А ты хуев жиробас, что ссыт играть на гитаре перед публикой.
Андрюха: Ну, блядь. Понеслась. Пошли, Вадь. Как друга прошу. Я же ебнусь там один с Мойшей.
Я: Ладно. Оденусь и зайду за евреем.
Мойша: Добре. Пойду нос попудрю.
Стас: Ебанат. До встречи, ребят.
Я плотнее прикрыл дверь в спальню и открыл окно. Очень хотелось курить. Особенно после месяца в кутузке. Странная привычка. Надо снижать дозу никотина. Аж в груди свербит порой. Тем временем, окошко с сообщением от Вали мигнуло еще раз. Я кликнул два раза по конвертику.
Валя: Вадим, ты здесь?
Я: Да. Как ты?
Валя: Нормально. Странное ощущение. Сейчас немного успокоилась. Сначала Макар пропал, потом с Толиком беда. Свалилось все на голову.
Я: Не переживай. Я буду рядом.
Валя: Спасибо, Вадь. Когда мы увидимся?
Я: Давай завтра? Сегодня с ребятами встречусь. Обещал Андрею уже.
Валя: Хорошо. Я очень соскучилась. Приятно видеть, что ты онлайн.
Я: Не поверишь, я тоже соскучился. Миллион раз перечитывал твое письмо, когда был там.
Валя: Вгоняешь меня в краску. Но знаешь, я бы не стала его переписывать даже сейчас. Считаю, что так лучше всего.
Я: Ты не представляешь, что сделало для меня твое письмо. Оно грело и меня, и мою душу. Спасибо тебе, Валь.
Валя: Ты хороший, Вадим. Прости. Меня опять заносит. Где встретимся завтра?
Я: Ты просила, чтобы я тебе рассказал все, когда вернусь. Лучше это сделать во время прогулки. Погода хорошая вроде бы.
Валя: Отлично. Тогда до завтра. Пока, Вадь.
Я: До завтра.
Я выключил компьютер и, выкинув окурок в окно, направился к шкафу с одеждой. На концерт идти не хотелось, но я дал обещание Андрею. Бедняге гораздо хуже, чем мне. Я вздохнул и принялся одеваться. Черные джинсы, цепь на боку, отцовские берцы и майка с логотипом Vader. Самое оно для предстоящего вечера.
Я тихо выскользнул из квартиры, стараясь не разбудить бабушку, и быстро сбежал по ступеням, распахнув дверь подъезда ногой, как всегда это делал. Прохладный ветерок сразу забрался под куртку, заставив меня съежиться и, ускорив шаг, почти бежать к Мишке.
Хромая кобыла — это древний, пропитый и чрезвычайно гадкий бар, где любили тусоваться гопники, забулдыги и прочие опустившиеся личности. Потом там сделали косметический ремонт и стали приглашать местных музыкантов на живые вечера. С музыкой не парились. Это мог быть блатняк, обычная попса с полуголыми школьницами на вокале, местные блэкари или скинхеды. Каждый концерт собирал только свою аудиторию.
Этим баром владел начальник городского ОВД. Понятно, что записан он был на его жену, но все знали, чей он на самом деле. Местные бандиты, как и Крест, вежливо признали независимость этого места и оставили его в покое, ибо с ментами никто связываться не хотел. Так и процветал этот вертеп дешевого алкоголя, наркоманов, шлюх, готовых на все ради сотни деревянных, и музыкантов, которые хотя бы здесь могли почувствовать себя знаменитостями. «Металлург» был продан Кресту, и другого место для метал-концерта найти было невозможно.
— Ебать! Ну и говно, — ругнулся Мойша, переступая через парочку, что тискали друг друга прямо в коридоре на загаженном полу. Из зала визжал бессмертный Лемми из Motörhead. Старые концертные колонки хрипели, пердели, но не сдавались, наполняя помещение бодрой музыкой.
— Альтернативы нет. Единственное место, где можно послушать что-то отличное от «Забирай меня скорей и еби мою пиздень», — заметил я, высматривая Андрея. Мишка усмехнулся новой вариации песни от группы «Руки Вверх» и легонько потряс меня за руку, указывая в сторону барной стойки. Там на стуле сидел Андрей, а с ним рядом Киса, которая потягивала дешевый коктейль. Мы двинулись в их сторону, уклоняясь от конечностей любителей моша.
— Привет, — Андрюха пожал мою руку и повернулся к Мишке. — Жид.
— Дрюша, — ответил Мишка, приобняв друга. — Где остальные?
— Стас звук вроде настраивать должен, но его не видно, — хмыкнул я, целуя Кису в щечку. — Привет, Кис. Как ты?
— Нормально, Вадь. Выпивка тут говно. Пиво я еще не пробовала, — скривилась девушка, выливая содержимое своего бокала на пол.
— Не сомневался, — я увернулся от паренька в мокрой футболке, который подлетел к нам и принялся истошно вопить — Раз, раз. Мы рубились вместе мечами, брызгая кровью на белый снег…
— А ну, пошел нахуй! — рявкнул Мишка, отвешивая пьяному певцу солидную затрещину. — Сука обдолбанная. Хочешь, залупу наизнанку выверну?!
Парень попытался набычиться, но сбежал, когда со своих мест встали мы с Андреем.
— Ссыкун ебанный, — засмеялся Мойша и повернулся к нам. — А не ебнуть ли нам по кружечке того говна, что здесь именуют пивом? А?
— Закажи пока, я в сортир. Покурю как раз, — кивнул я.
— Я с тобой, погоди, — Андрюха придержал меня за майку. — Мойша, мне вина. Красного.
Загаженный туалет бара был еще хуже, чем вокзальный толчок. Стены были исписаны матерными словами, пол мокрый от пролитой воды и хрен его знает чего еще. Тусклый свет освещал шприцы, брошенные в раковине кем-то из постоянных клиентов Хромой Кобылы. Я поморщился и отправился в сторону писсуара.
— Пиздец. Вонища адовая, — пожаловался Андрей, застегивая ширинку после совершения сакраментального обряда.
— Лучше ничего не трогай. Хуй его знает, какая тут зараза есть, — предупредил я, двинувшись в сторону выхода.
— Даже, блядь, не думал. Вадь, погодь, — я остановился. — Спасибо, что пришел. Я дома от одиночества уже с ума схожу.
— Брось. Ты же мой друг, — улыбнулся я и обрадовано воскликнул. — О, а давай ты ко мне на недельку переедешь? Бабушка не будет против.
— Можно? — недоверчиво протянул Андрей. — Не потесню?
— Хуйню не говори, дружище. Сегодня за вещами к тебе заскочим, а потом ко мне. Идет?
— Бля, спасибо, Вадь, — голос парня задрожал.
— Перестань спасибкать. Все нормально. Выкарабкаемся. Пошли, тут пиздец как воняет.
Внезапно из одной кабинки с грязной дверью вывалилось чумазое существо в драной одежде. Руки были сплошь покрыты точками от уколов. Андрей поморщился.
— Ебать, ну и хуйня.
— Очередной клиент Креста. Ладно, двинули, пока Мойша не приперся, — отмахнулся я, но друг внезапно охнул и наклонился к наркоману.
— Блядь, Вадим. Ты должен это увидеть! — я подошел к нему и заглянул в лицо торчка.
— Макар?! Какого хуя ты в таком состоянии? — Да, это был Макар. Грязный, обоссаный, обколотый Макар. Который что-то бессвязно лопотал.
