Глава 19
Все лето 1601 года после боярского суда над партией Романовых с соратниками по всей Русской земле лили злые черные дожди, словно серо-черное туманное небо оплакивало жалкую участь подданных несчастливого первого избранного, а «не природного» царя. Многие из современников Годунова потом отметят, что ни один государственный муж до него не тратил столько сил, чтобы заслужить народное благорасположение, только почти все было попусту, природная стихия сопротивлялась его спокойному царству, все время испытывала его на излом.
Из-за жутких летних ливней хлеба на полях не созревали, а стояли зелеными, как трава, и потрясали воображение земледельцев своей немощью. А потом в конце августа, как раз на праздник Успения Святой Богородицы, ударили сильные морозы и несобранный урожай погиб окончательно, и в богобоязненном народе заговорили о реальной угрозе голода. О «костлявой руке» голода, которой можно придушить несчастный народ «не природного царя», если не здесь, сейчас, то где-то там, близко, в недалекой перспективе. В этот год и осенью, и зимой следующего народ кормился прошлогодним хлебом и крохотным урожаем, что удалось спасти и собрать «под дождем и мразями».
Народ позабыл, что царь почти никого не казнил, только миловал, если казнили отъявленных душегубов и разбойников, то никогда именем царя, зато имя царя стояло во всех «похвальных бумагах». Что толку, что во время первого неурожая от ливней и ранних морозов царь делился «своими» хлебными запасами, не жалел «своих личных» средств, чтобы спасать попавших в немилость природы, все равно от «не природного» царя ждали постоянно очередной каверзы, несмотря на творимое им добро. Все равно у богобоязненного, верящего в приметы народа появилось какое-то опасливое отношение к «не природному» царю, не по воле Божьей взошедшему на престол.
Видно, через свои опасения от «первого самозванца» на троне Бориса Годунова, от перенапряжения сил в борьбе со стихией за собственное выживание, народ вглядывался в первые появившиеся знамения неба, с грозными сверканиями, с несколькими солнцами и лунами одновременно, и таинственными знаками откровений к лиху и ужасу на земле-матушке. Неграмотный народ свои впечатления творил в форме устных сказаний о «двух солнцах» и «двух лунах» в туманном неприветливом холодном небе, а подхватывавшие эти народные предания-жалобы ученые иноземцы Конрад Буссов и Мартин Бер переносили в свод знамений начавшегося XVII века:
«По ночам на небе появлялось грозное сверкание, как если бы одно войско билось с другим, и от него становилось так светло и ясно, как будто бы взошел месяц, временами стояли на небе две луны, и несколько раз по три солнца, много раз поднимались невиданные бури, которые сносили башни городских ворот и кресты со многих церквей. У людей и скота рождалось много странных уродов. Не стало рыбы в воде, птицы в воздухе, дичи в лесу, а то, что варилось и подавалось на стол, не имело своего прежнего вкуса, хотя и было хорошо приготовлено. Собаки пожирали собак, а волки пожирали волков. В той местности по ночам раздавался такой вой волков, подобного которому еще не было на людской памяти».
Весной 1602 года народ кое-как засеял поля невызревшим зерном, собранным в прошлый год, но семена не взошли. И тогда настал настоящий голод на русской земле.
Достать и купить хлеба было невозможно. Люди стали умирать от голода, как раньше умирали от эпидемий и страшных болезней. Подобно скоту, они рвали и ели траву, питались сеном. Хронисты пугали потомков рассказами очевидцев: у мертвых во рту видели навоз с человеческим калом, отцы и матери ели детей, дети поедали ослабевших родителей, хозяева пожирали своих гостей… Такого ужаса давно не видала русская земля.
Лишившись основных семенных фондов, крестьяне вынуждены были снова засевать «зяблыми» семенами, что опять привело к скудному урожаю «хлебной нежити» и новому витку голода уже 1603 года. Иностранцы, не сговариваясь друг с другом, на основе своих расчетов и сравнений вычислили, что хлеб с 1601 по 1604 год подорожал примерно в 25–30 раз.
Если в первые месяцы после своего «официального» восшествия на престол Годунов попытался как-то выполнять свои «предвыборные» и «тронные» обещания, то поголовный голод и беспощадный холод внесли свои существенные коррективы, еще бы, «голод и холод – не тетка». Сначала в 1600 году податное население было на год освобождено от налогов, в некоторых землях наместники Годунова обязывали мелкопоместных помещиков соблюдать порядки Юрьева дня. Более того, последующие финансовые меры поддержки беднейших слоев населения позволили проводить доктрину «царского всеобщего благоденствия», а не только благоденствия вельмож и дворян.
Накануне голода и при его первых проявленных симптомах в государстве царь Годунов организовал гибкую систему «общественного призрения», учредив и открыв в Москве несколько богаделен. Предложил наместникам в других землях государства воспользоваться столичным опытом: «Уж больно много у нас бедноты и нищих». А с разгаром голода, из-за непонимания масштабов государственной катастрофы, «царевы способы» помощи бедноте с раздачей нищим огромной государевой милостыни, – все это аукнулось государю усугублением катастрофического народного бытия. Казна расходовала на нищих по 300–500 рублей в день, ежедневную помощь получали 60–90 тысяч голодающих. Узнав, что «добрый царь» раздает голодным великую милостыню, со всех концов страны в Москву двинулись толпы желающих. Но среди доверивших «доброму царю» свои жизни были как и умирающие от голода, так и те, кто еще мог себя прокормить на местах. Всегда привлекает народ открывшаяся где-то царская или какая еще халява. А где халява, где раздатчики халявы – не сам же царь раздает на площадях деньги, – тут же возникает много воров-чинов, занимающихся раздачей. Узнав о великих злоупотреблениях в раздаче средств, Годунов прекратил выплаты голодающим, что только увеличило число умерших и умирающих. А тут к голоду в Москве и ее окрестностях добавилось холерное «моровое поветрие». По приказу Годунова специальные команды ежедневно подбирали трупы на улицах Москвы и хоронили мертвых в огромных братских могилах. Келарь Сергиевой лавры А. Палицын писал: «И за два лета и четыре месяца по повелению цареву погребено в трех скудельницах 127 000, только в одной Москве».
Но кроме холода, голода, эпидемий, смертей на земле Годунова поселился жуткий страх из-за немыслимого ранее разбоя и расплодившихся орд лихих разбойников. Какой там Юрьев день? Все свободны и все вольны бежать на все четыре стороны и разбойничать, переступая божьи законы в безумное Смутное время. Больше всего холопов бежало разбойничать на степные окраины государства, в северную Украину, остальные промышляли разбоем в центральных черноземных областях. Много появилось лихих разбойных атаманов. У одного из них, атамана Хлопка Косолапова, была целая крестьянская армия. С армией крестьян-разбойников Хлопка с разным успехом воевали царские войска годуновских воевод Бутурлина, Басманова до тех пор, пока сам Хлопок не был взят в плен и повешен. Голод, мор и разбои резко понизили уровень жизни в царстве Годунова, его противники винили во всех бедах страны «не природного царя» и распускали новые страшные для него и царства слухи с новыми угрозами.
Иноземцы, окружавшие Годунова, передавали о знамениях, известных царю: «…Происходило в Москве много ужасных чудес и знамений, и большей частью ночью, близ царского дворца, так что солдаты, стоявшие в карауле, часто пугались до смерти и прятались. Они клялись в том, что однажды ночью видели, как проехала по воздуху колесница, запряженная шестеркой лошадей, в ней сидел поляк, который хлопал кнутом над Кремлем и кричал так ужасно… Солдаты каждое утро рассказывали об этих видениях…»
Все это происходило в 1602 голодном и холодном году, когда при первых военных успехах «воскресшего названного Дмитрия-царевича», по воспоминаниям Исаака Масса, москвичи ужасались страшному вою вокруг Москвы и коварным лисам, появившимся на улицах многолюдного устрашенного города.
И русские, и европейские источники сошлись в сообщении о пролете опасной зловещей кометы в 1604 году. Конрад Буссов написал об этом следующее: «В том же 1604 году в следующее воскресенье после Троицы (10 июня) в ясный полдень, над самым Московским Кремлем, совсем рядом с солнцем, проявилась яркая и ослепительно сверкающая большая звезда…»
Чтоб растолковать «звездное знамение», Годунов, всегда окруженный в своем царском дворце толпой астрологов, ведунов, ворожей, вызвал к себе специально выписанного из Лифляндии старца-чернокнижника. Старец пояснил расстроенному царю, что таким знаменательным способом Господь Бог предвещает обычно «царские раздоры».
О ряде удивительных небесных знамений сообщил летописец опасных времен: «В лето 7110 (1601) ноября в 20 день бысть знамение на небе: сгинул месяц ополне по небесному, а осталось его мало, аки двух ночей молоду, да и опять стал прибывать, и в полтора часа опять стал полон… Той же зимой (1601/1602) видели: солнце в Московском уезде дважды восходило ночью». А в 1603 году «в великий четверг, за час захождения солнца пришло облако копейным образом и разбило его надвое: одна половина пошла за лес, а другая стояла долго и покрыло его облаком, а солнце за облако зашло по-своему хождения».
Об уродах, рожденных людьми и животными, мимоходом упомянутых Буссовым, подробно сообщила Третья Псковская летопись под 1604/1605 год: «…Родила корова теля о двух главах, о двух туловах, и две ноги; и родила жена отрока, тело едино, глава едина, хребты вместо, руки двои и ноги двои; прояви в Руси; что разделится царство русское надвое, бысть два царя, и двои люди несогласием во всем царстве и нашествие Литовское и Немецкое. Бывают многажды сия проявления по древнему Даниилу Пророку зверями и птицами, по Ивану Богослову во сне и зрении». И далее говорится в этой летописи следующее под 1605/1606 год: «Многи знамения быша в солнце и в луне и в звездах, и быша громи велицыи и страх и начаши зло бытии на всей Русской земле».
И на все мистические знамения природы – астрономические, геологические, психофизические – накладывались новые опасные для династии Годуновых слухи, что Дмитрий-царевич своевременно «нужными людьми» был подменен и заменен другим ребенком, который погиб в Угличе в 1591 году, а истинный сын Ивана Грозного от Марии Нагой, Дмитрий Иванович Углицкий, спасся и сбежал в Литву и Польшу… Но вскоре он явится в Русское царство и Москву, чтобы отмстить своему убийце Борису Годунову…
