Глава 14
Кэтрин Эддоус

Отправляясь туда, они давали зверю шанс и даже, в некотором смысле, право напасть на них, Анна прекрасно это понимала. В других обстоятельствах он бы держался от них подальше: она, пусть и женщина, никак не тянула на проститутку, Леон и вовсе должен был испугать его. Они бы не стали случайными жертвами, как несчастный Ярослав Леско, убийцы такого уровня видят свою породу и стараются лишний раз не пересекаться с ней.

Однако теперь они провоцировали, отправляясь на его территорию, в его логово. Зверь, загнанный в угол, нападает, а они загоняли его все дальше.

– Ты нервничаешь, – тихо заметил Леон. – Не припомню такого. Наши дела настолько плохи?

– Скажем так, когда играешь с огнем и при этом подкладываешь все больше дров, есть повод задуматься. Что, так сильно заметно, что я нервничаю?

– Нет. Но я вижу.

Это было любопытно. Она и правда нервничала – не настолько, чтобы потерять над собой контроль, от этого Анна была далека. Однако сердце билось в груди быстрее, чем обычно, и ощутимо побаливала рука, хотя никакого дождя на сегодня не обещали. Но дождь не всегда нужен, от нервов такое бывает…

И все же она знала, что не всякий наблюдатель заметил бы перемену ее настроения. Да она годы посвятила тому, чтобы это не было заметно! Получается, все то время, пока она изучала Леона, он изучал ее. Интересно, как далеко он продвинулся?

Впрочем, у нее было огромное преимущество – откровенность его брата, которая очень многое объясняла. Когда Леон приехал за ней, он успокоился, он больше не спрашивал о разговоре с Дмитрием. Должно быть, решил со всем разобраться сам, это и правда было их семейное дело, а у нее сейчас появились заботы поважнее.

Дом, который мог принадлежать Алексею Лирину, а мог не принадлежать никому, располагался не слишком далеко от города – и близко к шоссе, на котором позже нашли машину Дианы Жуковой. Он не прятался за расстоянием, зато прятался за плохими дорогами, глухими лесами и общим запустением. Деревня не умерла, но современных или хотя бы хорошо отремонтированных домов здесь не было. По одну сторону от нужной им хижины стоял полуразвалившийся, обгоревший дом, по другую раскинулся захламленный каким-то мусором двор, возле которого, судя по траве перед воротами, давно уже не останавливались машины.

А вот домик Лирина определенно не пустовал, но при этом выглядел странно. Территория по обе стороны ворот была расчищена, Алексей сделал все, чтобы сюда можно было загнать автомобиль. Но в остальном ни за двором, ни за домом он не ухаживал: все вокруг поросло травой и потерявшими форму кустами, окна были заколочены досками, на двери висел массивный замок, завернутый в целлофан от сырости.

– Думаешь, это здесь? – засомневался Леон. – Прямо посреди деревни?

– Я думаю, что здесь он вполне может бывать, остальное лучше не угадывать, а пойти и проверить.

Они обошли вокруг дома, но нигде не было ни одной щели, позволяющей заглянуть внутрь. Анна то и дело оглядывалась по сторонам, однако во дворе с развалившимся зданием никого не было, а из захламленного двора их вряд ли увидели бы через горы мусора.

Да и не только их. Тут было тихо, пусто, тут никто не смотрел и не задавал лишних вопросов. Если бы сюда, например, прибыла Валентина Суркова, согласившаяся на операцию, этого бы никто не заметил.

Анна не представляла, как попасть внутрь так, чтобы не оставить следов, а вот Леон над этим даже не задумывался. Закончив осмотр дома, он подобрал с земли проржавевший топор и без особого труда отогнул одну из досок на окне.

– Очень незаметно, – фыркнула Анна.

– Тут нужно делать или очень незаметно, или совсем заметно, а не вышибать стену и прикрывать дыру картиной. Очень незаметно у нас не получится – навыков взломщиков не хватает. Тогда будем делать так, чтобы получилось совсем заметно, будто нас это и не волновало.

– Как сделал бы это бродяга, искавший место для ночлега?

– Именно.

Что ж, неплохо. Они могли осмотреть все внутри, потом устроить небольшой показательный погром и даже забрать что-нибудь ценное, если бы таковое нашлось в доме. Вряд ли это обмануло бы Лирина, но попробовать стоило.

Анна знала, что они сразу поймут, ошиблись они в своем предположении об этом доме или нет, и не прогадала. Если бы дом был откровенно заброшенным, с гнилыми досками вместо мебели и сантиметровым слоем пыли на полу, можно было бы сразу уходить.

Но вместо разрухи они увидели крепкий дом, да еще с относительно свежим ремонтом, однако ремонт этот делался не ради красоты, а ради практичности: чтобы не рушились стены, не проламывались доски пола. В остальном же это было невзрачное жилище, рассчитанное на одного человека. А главное, здесь не было совершенно ничего подозрительного.

Обычная мебель, обычные вещи – от вешалки в прихожей до зубной щетки возле умывальника. Все в порядке, но не в стерильности, как и бывает в обычных домах. Анна и не ожидала, что они мгновенно обнаружат моря крови и фотографии всех жертв. Но что-то же должно быть! Время истекает, и если они ничего не найдут, Лирин сбежит, его даже искать не будут. А убивать он не прекратит – это не в его власти.

Поэтому они должны найти улики, иначе его новые жертвы будут и на их совести.

– Зря мы, похоже, не начали с полиции, – указал Леон, рассматривая грубо сколоченные книжные полки.

– На полицию не было времени. Ты знаешь, что никаких связей твоего брата не хватило бы, чтобы собрать группу и получить ордер так быстро. И это при условии, что он согласился бы нам помогать: он, как и ты раньше, убежден, что преступник уже схвачен.

– Это все понятно, но полицейские эксперты нашли бы тут то, что в жизни не найдем мы: следы ДНК, например…

– В деле Кэтрин Эддоус тоже было ДНК, и кому это помогло? – проворчала Анна.

– Ты во всех ситуациях занимательные факты о маньяках приводишь?

– Нет, преимущественно когда нахожусь в логове маньяка.

– Справедливо. Но разве в те времена был тест ДНК?

– Смеешься, что ли? Отпечатки пальцев не использовали, а с ДНК уже игрались? Нет, это сделали позже. После Кэтрин Эддоус осталась шаль – предположительно, ее забрал с места убийства один из полицейских, чтобы подарить жене.

– Какой замечательный супруг, – усмехнулся Леон.

– Ага, все в дом. Но не суть. Позже эта шаль нашлась в анналах истории, ее изучили и обнаружили на ней ДНК, совпадавшую с ДНК потомков одного из подозреваемых.

– Ничего себе, озадачились! Ну и кто это был?

– Аарон Косминский, – пояснила Анна. – Личность не слишком приятная, агрессивная и опасная. Однако на роль тихого убийцы он никак не подходил – я читала отчеты детективов того времени о нем. Откуда взялась ДНК на шали? Да очень просто: Кэтрин Эддоус была проституткой, она и Косминский жили в одном районе. Шансы того, что они пересекались, причем не из-за убийства, крайне высоки.

Она знала, что Леон догадается. Он мгновенно понимал такие намеки, и Анне это нравилось, хотя она не призналась бы ему; это была одна из тех связей между ними, которые приводили в ужас Дмитрия Аграновского.

– Здесь ДНК нам тоже дало бы не так уж много, – задумчиво произнес Леон. – Учитывая, что Тина была проституткой… Он просто сказал бы, что приводил ее сюда как клиент.

– Именно. «Каюсь, грешен, плохой муж, но никого не убивал». Поэтому нам нужна не просто ДНК, не какой-нибудь волосок, который мог появиться тут как угодно. Нам нужна ее кровь.

Но крови тут не было. Дом не был стерильным – однако он был вполне чистым и опрятным, особенно для жилища холостяка. Нет, их Джек не попался бы так легко, он не доверился бы заколоченным окнам и навесному замку. Этот дом – тоже препятствие на пути тех, кто придет охотиться на него, маскировка и не более того.

– Пора в подвал, – объявила Анна.

– С чего ты взяла, что он тут вообще есть?

– Он в таких домах всегда есть.

Люк в подвал и правда нашелся, но не в прихожей или на кухне, как следовало бы ожидать, а в единственной комнате. Похоже, Лирин переделал его, переместил и обновил, и это было неплохим подтверждением теории Анны.

Люк открывался свободно, за ним начинались новые деревянные ступеньки.

– Тут замка нет, – отметил Леон. – Не слишком похоже на секретное хранилище.

– Замок вызывал бы лишние подозрения. Во всем, что он делает, он не демонстративен, он хочет, чтобы его дом казался обычным, нормальным.

– Возможно, он такой и есть.

– Это вряд ли.

Чем больше времени они проводили здесь, тем сильнее становилась уверенность Анны: да, это оно, ошибки быть не может. Лирин живет здесь, его убийства слишком масштабны, в них он превзошел Джека, однако для таких убийств необходимы определенные инструменты, которые необходимо где-то хранить.

Они спускались вниз, пока не включая свет, подсвечивая себе путь фонарями мобильных. Анна опасалась, что здесь будет сигнализация, однако нужных проводов она нигде не видела. Из подвала шел застоявшийся воздух, вентиляция здесь оказалась слабовата, зато сырости не было – хотя должна была появиться.

– Знаешь, а ведь это место чем-то похоже на твой дом, – задумчиво произнес Леон. – Далеко, выглядит невзрачно…

– Это самая обычная нора или, если угодно, убежище. Не я до этого додумалась первой и уж точно не Лирин.

– И ты сразу подумала, что что-то важное под землей. Значит?..

Он остановился и обернулся, чтобы посмотреть на нее. Анна улыбнулась.

– А ты всерьез верил, что я живу вот прямо в том доме-развалюхе?

– Но зачем тебе нора как у серийного убийцы? Для понимания?

– Для безопасности, – отрезала Анна.

Она не хотела больше говорить об этом, и Леон, кажется, понял. Сейчас им нужно было сосредоточить все внимание на доме Лирина.

Подвал был таким же банальным, как и комната наверху – но иначе и не могло быть, поэтому Лирин и не оставил на люке замка. Он прячется не за запорами, а за масками, и масок у него много.

Подвал был просторным, хотя темным и явно нежилым. Тут царил поразительный для деревни порядок, все лежало точно на своих местах: садовые инструменты – в одном углу, ящики с какими-то банками и склянками – в другом, старый шкаф – у стены… Но именно этим порядком Лирин и выдавал себя. Зачем ему столько новых садовых инструментов, если сад в запустении? Зачем ему весь этот хлам для закаток, если он живет один? Нет, он создал эдакий натюрморт для случайных гостей, на самом деле это его территория.

Анна снова вспомнила Кэтрин Эддоус. Когда Джек развлекался со своей четвертой жертвой, его спугнули – на улицах царило непривычное оживление из-за смерти Элизабет Страйд часом ранее. Он вынужден был бросить все и бежать, найти удалось только обрывок мясницкого фартука, но уже это многое объясняло.

Его убийства были кровавыми, и фартук оказался удобен. Об него можно было вытереть нож и руки, а потом скрыть это длинным плащом, надвинуть шляпу на лицо, опустить голову пониже и стать невидимым, одним из многих на улицах. Джек-потрошитель сделал все, чтобы ему было просто и удобно. Чем Алексей Лирин лучше или хуже? Это его святая святых, здесь все подчинено главному развлечению его жизни.

Поэтому Анна направилась к пыльным склянкам, чтобы осмотреть их, не касаясь. И не зря – в тех, что стояли подальше, обнаружились мутные жидкости и порошки. Здесь не было ни этикеток, ни подписей, не было даже запахов – их надежно скрывали крышки. Но бледный свет фонарика показывал, что непонятных веществ в этом подвале хватало.

Леон, подойдя ближе, тоже заметил их.

– Что за оно? – нахмурился он.

– Если бы сюда пришли посторонние, Лирин сказал бы, что забродивший рассол или что-то вроде того.

– А что обнаружили бы эксперты?

– Думаю, лекарства, помогающие провести смертельную операцию, после которой пациентке предстояло прожить еще несколько часов.

– Но где? – Леон огляделся по сторонам. – Не на полу же при лучине!

– Пока не знаю. Отодвинь, пожалуйста, вон тот шкаф… хотя нет, он не стал бы его двигать, слишком долго и утомительно. Надо проверить, что внутри.

– При чем здесь шкаф?

– При том, что тут больше инструментов, чем в магазине «Начинающий садовод», – пояснила Анна. – На многих из них земля, они не совсем новые. А наверху не копали уже лет сто.

Старый шкаф, сделанный, похоже, из добротного дуба, изнутри был завешан непонятной ветошью, которую Анна без сомнений отбросила в сторону. Она осмотрела заднюю панель шкафа – простукивать не было смысла, дерево при любых обстоятельствах издавало бы гулкий звук. Нет, нужно помнить о том, что ему должно быть удобно… Вот он одной рукой держит потерявшую сознание или вырывающуюся жертву. Получается, у него в распоряжении остается только одна рука, и действовать надо быстро. Что бы он сделал?

Просветив шкаф фонариком, она нашла то, что искала: пружинный замок. Нажимаешь на него – и безупречно плоская панель чуть приоткрывается, а дальше несложно открыть ее еще шире.

– Ничего себе! – присвистнул Леон. – Похоже, он тут обосновался давно и надолго!

– У него было время на подготовку. Такие, как он, не действуют опрометчиво.

За панелью скрывался выход в тоннель – узкий, но при этом аккуратный и хорошо укрепленный. Лирин не просто выкопал тут себе крысиный лаз, он обустроил полноценный коридор – с проводами под потолком и лампочками, висящими друг от друга на равном расстоянии. Вот только куда этот коридор вел? Они сейчас находились у границы подвала, а значит, и дома Лирина. Не мог же он тут лабиринт под деревней выкопать! Он не строитель, он механик, а еще он один. У него не хватило бы ни знаний, ни сил, чтобы сделать себе полноценное безопасное убежище, он должен был использовать что-то как основу.

Им нужно было проверить, и на сей раз Анна пошла первой. Она точно знала, что впереди Лирина нет, и ей было спокойней, если за спиной у нее оставался Леон, а не пустота.

Тоннель оказался на удивление длинным – около десяти метров, и это поражало, у Лирина ушел бы на это не один год, если учитывать, что он вряд ли мог работать зимой. Получается, он давно уже поддался своей природе и много лет готовился к тому, что позволил себе только сейчас.

Наконец тоннель закончился, уперся в металлическую дверь. Ее бы они не взломали – но это оказалось и не нужно: на вбитом в стену гвозде висели ключи. Эта дверь предназначалась, чтобы удержать кого-то внутри, а не снаружи.

Анна взяла ключи правой рукой, той, что в перчатке, чтобы не оставлять отпечатков, и отперла замки. Леон не останавливал ее; он, скорее всего, понимал, что это очень плохая идея – как понимал и то, что останавливаться на полпути нельзя.

За дверью скрывалось просторное помещение – подвал, равный по размеру тому, из которого они только что пришли. И Анна наконец поняла, где они находятся.

– Мы под тем полуразвалившимся домом!

Лирин наверняка быстро сообразил, что хозяева в ту развалюху больше не вернутся, а может, и вовсе выкупил у них этот набор досок. Он довел дом до такого состояния, что даже бомжам не захотелось бы лезть в него, частично сжег – и вот уже кажется, что это самые обычные руины, в которых вход в подвал надежно завален.

Но сам подвал цел – он большой, надежный, он прослужит еще долго. Он и стал той основой, в которой нуждался Лирин.

Он обустроил здесь и камеру, и рабочий кабинет. Зал разделяли на части железные решетки. По одну сторону от них располагалась металлическая койка, окруженная вбитыми в стены цепями, по другую – большой стол с подвешенными над ним лампами.

Операционный стол, или то, что служило ему заменой.

В воздухе пахло гнилью и отходами, в клетке и на столе сохранились следы крови и пряди волос, чуть поодаль стояли банки, заполненные мутной жидкостью. Лирин прекрасно понимал, что все это он скрыть не сумеет, поэтому не мельтешил. Если бы кто-то нашел подвал, его бы все равно разоблачили, так зачем дергаться? Нет, он все обустроил так, как ему удобно.

И вот подвал нашли.

Леон подошел ближе к металлическим прутьям, заглянул за них и поморщился:

– Похоже, тут он и держал Диану целый месяц после ее исчезновения.

Анна лишь кивнула, ей не хотелось даже представлять, что чувствовала женщина, заточенная здесь на целый месяц. Тьма, тишина, пустота – но только если его нет рядом. А когда появляется он, становится только хуже. Постепенно прошлое забывается, чувство реальности стирается, и кажется, что весь мир принадлежит ему.

Не важно, какой была Диана Жукова – жестокой, поверхностной, грешной. Лирин точно не имел права ее судить! Да и не важно, какими были другие его жертвы. Никто и никогда не заслуживает такой участи, на которую он их обрек.

Вот поэтому Анна отдала все, чтобы изучать таких существ, поэтому рискнула многим, чтобы их остановить.

С Лириным все уже сложилось, ее теория подтвердилась, оставались только формальности – и он будет заточен навсегда. И все же Анну не покидало чувство, что здесь что-то не так.

Они слишком легко попали в этот подвал – его святая святых. Мог ли Лирин, создававший идеальные картины преступления, быть так беспечен? Или, может, беспечны были они, когда поверили, что превзошли его?..

– Выключи свет! – поспешно велела Анна.

Вряд ли Леон понял причину ее беспокойства, однако соображал он быстро и достаточно доверял ей, чтобы подчиниться. Он закрыл фонарик ладонью, Анна сделала то же самое, и они погрузились во тьму.

Однако эта тьма не была кромешной. Когда глаза адаптировались после резкого исчезновения света, Анна обнаружила то, что больше всего боялась увидеть – маленькую красную лампочку, скрытую среди инструментов.

– Дьявол, – процедила она сквозь сжатые зубы. – Уходим, быстро!

– В чем он нас провел?

– Камера наблюдения! Уверена, прямого!

Алексей Лирин не доверял замкам – но он доверял своим глазам. Он наблюдал за своим убежищем, чтобы быть уверенным: там не подготовят западню, можно везти новую жертву. Скорее всего, камеры были установлены по всему дому, не только в его норе. Получается, он уже знает о том, что они здесь, даже если предполагаемая жена ему ничего не рассказала.

И он, конечно же, помнит, кто они такие, он сделает правильные выводы. Их единственное преимущество было в том, что он, вероятнее всего, в Москве. Хотя… если он увидел их сразу, когда они подъехали к дому, у него хватило бы времени, чтобы добраться сюда. Только что он сделает? Нападет или сбежит?

Они не могли допустить прямое столкновение. Да, их двое, а он один, да и Леон наверняка сильнее его. Но это ничего не значит, пока они на его территории. Поэтому им нужно было выбраться из подвала и из дома, закрыться в своей машине, отъехать от деревни, снова стать для него невидимыми и уже тогда решать, как быть дальше.

Они пересекли тоннель за минуту, вернулись в подвал под домом Лирина, но там никого не было. Анна почти поверила, что у них все получится, даже несмотря на эту глупую ошибку, – и напрасно. Судьба не прощает ошибок.

Они поспешили подняться наверх: Леон шел первым, она – сразу за ним, узкая лестница не позволяла им двигаться рядом. Поэтому Анна не видела, что именно там случилось. Она только слышала странный свист, заметила, как Леон, только что выбиравшийся из люка, вздрогнул всем телом и начал отступать.

Дальше все происходило за секунды, которые для Анны замерли, как в замедленной съемке, и показались вечностью. Она видела, как Леон оборачивается, видела странный тонкий прут, торчащий из нижней части его груди, и расползающееся вокруг этого прута алое пятно, видела первые капли крови, скользнувшие по его губам, видела его глаза – шокированные, злые от того, что кто-то так подло превзошел его.

А потом секунды закончились, и время вернуло свой прежний ход. Леон упал вниз с лестницы, обратно в подвал, и она не смогла удержать его. Анне отчаянно хотелось броситься за ним, помочь, убедиться, что он хотя бы жив – сама мысль о том, что он может погибнуть, наполняла ее сердце звериным ужасом.

Но именно из-за Леона она не могла поддаться. Ее мозг, натренированный сотнями книг и историй преступлений, даже на грани паники работал не хуже компьютера, анализируя все возможные ситуации. Если она побежит вниз, Лирин спустится за ней, и все трое будут отрезаны от мира. Леон ранен, он ничего сейчас не сможет, и все зависит от нее. Поэтому она должна была отвлечь Лирина, давая Леону шанс выбраться или хотя бы позвать на помощь.

Собрав всю силу воли, что у нее оставалась, Анна двинулась не вниз, а вверх.

Оказалось, что Лирин не стрелял в Леона. Он просто установил наверху ловушку – пружинный механизм, спустивший три дротика с деревянными ручками и металлическими наконечниками. Два из них попали в пол и в стену, но один угодил точно в цель.

Алексей Лирин, впрочем, тоже был в комнате. Он стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за люком. Маски были сброшены, и на Анну смотрел не тот человек, которого она видела при первой встрече. Да вообще не человек! В нем все осталось прежним – и вместе с тем все изменилось. Осанка, выражение лица, его взгляд… особенно взгляд.

Анна не впервые смотрела в глаза безумия, но впервые – без слез.

– Надо же, еще одна крыска вылезла, – усмехнулся Лирин.

– Не ломай комедию, ты знал, что мы оба там.

– О, а крыска с язычком!

Она знала, что раздражает его. Его злили все женщины, а те, что смели считать себя равными ему, – особенно. Однако Анне нужны были его гнев и злость, они затуманивали его разум.

– Дротики? – Она кивнула на стену. – Какое Средневековье!

– Ну, кишки твоему дружку такой дротик пробуравил неплохо, так что не все старые традиции так уж плохи.

– Неужели? Или это просто показатель того, что ты не можешь придумать ничего нового?

Ей нужно было больше его ярости, чтобы он сосредоточил на ней все свое внимание и хотя бы ненадолго позабыл о Леоне. Лирин умен, если он останется спокоен, он сообразит, что правильнее всего сейчас спуститься вниз и добить Леона, сильного, хотя и раненого мужчину, а потом уже развлекаться с женщиной.

Поэтому она должна была стать для него всем миром. Это гарантировало ей долгую и мучительную смерть, если бы Лирин все-таки поймал ее. Но Анна готова была рискнуть, чтобы спасти Леона, дать шанс ему – и самой себе.

Никто из жертв Джека-потрошителя не выжил. Но наступил новый век – и многое могло измениться.

Дмитрий Аграновский уже и не помнил, когда последний раз общался с Сергеем Аркадьевичем Пыреевым. Они не ссорились, и все же доктор Пыреев был живым воплощением всего, что Дмитрий хотел бы навсегда оставить в прошлом. Еще недавно он был уверен, что у них больше не будет причин видеться, а теперь вот сам назначил встречу.

Пыреев легко согласился, и скоро они уже сидели в кафе при клинике, в которой работал психотерапевт.

– Зачем вы их свели? – спросил Дмитрий, когда с формальными приветствиями было покончено. Он был не в том настроении, чтобы тратить время на любезности.

Сергей Аркадьевич, к его чести, не стал изображать удивление и спрашивать, о ком речь.

– Я никого не сводил. Не представляй это так, будто я начал названивать Леону и настаивать, чтобы он познакомился с ней. Он пришел ко мне и попросил о помощи. Я предоставил ему единственную помощь, которую мог.

– Познакомив его с сумасшедшей?

– Дима, прошу, выбирай слова. Во-первых, Анна Солари не сумасшедшая, это мое профессиональное мнение. Во-вторых, она мне дорога, я знаю ее дольше, чем тебя и Леона, и, если ты намерен ее оскорблять, нам лучше разойтись сейчас.

Выбирать слова было не так уж просто – после всего, что Дмитрий узнал сегодня. Ему позвонила Лидия; она, рыдая в трубку, сообщила, что Леон снова бросил все и уехал, когда Анна Солари позвала его.

Дмитрий раскаивался за то, что случилось между ним и Лидией. В то же время ему сложно было обманывать себя, продолжая верить, что он ничего не чувствует к ней. Приходилось признать: он влюблен в жену собственного брата. И единственным правильным поступком было сохранение двух семей: его и своей. Он не мог допустить, чтобы Леон и дальше пренебрегал ею!

Говорить с Леоном было бесполезно, с Анной, как оказалось, тоже, эта мелкая дрянь просто обманула его. Теперь он надеялся, что хотя бы Пыреев даст ему подсказку.

– Вы прекрасно знаете Леона, – указал Дмитрий. – Его прошлое, тех чертей, что живут у него в голове. И вы свели его с такой женщиной!

– Насколько мне известно, расследование, которое вел Леон, было твоей инициативой.

– Да, но я же не думал, что все зайдет так далеко!

– Любое дело, в которое вовлечен серийный убийца, не может идти по правилам настольной игры, – вздохнул Пыреев. – Твоя беда в том, что ты делаешь из брата фигурку на шахматной доске. Это срабатывало, пока он был мал и зависел от тебя. На мой взгляд, эта зависимость даже затянулась, доставив ему определенные сложности. Но по своей природе Леон не ведомый, а ведущий, ты не можешь вечно управлять им – и давно уже не управляешь.

Дмитрий лишь досадливо поморщился:

– Да дело не в управлении! Я просто пытаюсь уберечь его.

– От жизни?

– От соблазнов, и вы прекрасно знаете каких!

– Я бы не назвал это знанием. Как и в этом расследовании, ты пытаешься строить точные прогнозы. Напрасно, Дима. Это жизнь, да еще и не твоя. Признай это и отступи.

– Да вы что, не понимаете, во что может превратиться Леон, если я отступлю?! Вы что, не помните, чем был наш отец?!

Обычно Дмитрий контролировал себя лучше – для него это было важно, он гордился таким умением. Но последние дни измотали его, довели до предела, и даже перед Пыреевым, невозмутимым, как скала, ему было сложно держать себя в руках.

Сергей Аркадьевич сделал вид, что не заметил его повышенного тона.

– Оставь своего отца в покое, он мертв, из могилы он не доберется ни до тебя, ни до Леона.

– Ему и не нужно добираться, он уже в нас! И если в себе я уверен, то Леон… Недавно я был уверен и в нем, именно поэтому я рискнул привлечь его к этому делу. Но теперь все полетело к чертям! Вы не понимаете, что она погубит его? То, что ему досталось от отца, могло не проявиться никогда – а при ней проявится, и еще как!

Опасность была велика, риск – огромен, а Пыреев продолжал наблюдать за ним так, будто не происходило ничего особенного.

– Нет, – просто сказал он.

– Что – нет?

– Анна не позволит ему стать копией отца.

– Почему вы так уверены?

– Потому что, если бы существовала хотя бы крошечная вероятность того, что Леон пойдет по его стопам, Анна бы и на километр к нему не приблизилась. Она разбирается в таких людях, как твой отец, гораздо лучше, чем ты, Леон или даже я. Она их чувствует на каком-то животном уровне, это невозможно объяснить. Но если она села с Леоном в машину, пустила его в свой дом, улыбалась ему и привязалась к нему, ты можешь спать спокойно: того, чего ты боишься, в нем нет.

– Нет, – упрямо повторил Дмитрий. – Она его погубит.

Он слишком устал и слишком не любил Анну Солари, чтобы прислушиваться к доводам разума.

Однако Пыреев, с этой его безмятежностью, будь она неладна, лишь покачал головой:

– Нет, не погубит. Но, возможно, она научит его жить.

Она была мертва.

Она прекрасно помнила, как это произошло. Она стояла на темной крыше, по которой хлестал ледяной дождь, смотрела в глаза чудовища, а потом умерла. От страха, должно быть, потому что чудовище так и не успело ее коснуться. Но она приняла свою смерть, она поверила в это, и теперь даже не помнила, кем она была раньше.

Кто она такая?

Как ее зовут?

Сколько ей лет?

Поначалу это было лишь пустыми вопросами, на которые она не могла найти ответ. Да и не искала: если она уже мертва, то какая разница? Но время шло, и то, что с ней происходило, было не слишком похоже на загробную жизнь, о которой рассказывала бабушка.

Начать хотя бы с того, что ей было больно. Если смерть освобождает от любого страдания, то почему ей так плохо сейчас? Ее тело было слабым и будто онемевшим, а когда она пыталась двинуться, резкая боль мигом заставляла ее прекратить. Правая рука, лежащая то ли на подушках, то ли на валиках, и вовсе постоянно пульсировала болью, этой рукой она не могла даже пошевелить. Ей было тяжело дышать, у нее кружилась голова, она не понимала, что происходит, и не могла открыть глаза.

Но в этом вынужденном ожидании к ней и возвращались воспоминания обо всем, что случилось. О тех днях, когда она была счастлива и все вокруг звали ее Каштанчиком… Даже вспомнив это, она все равно не могла понять, как осталась в живых.

Прошла целая вечность, прежде чем связь между ней и внешним миром восстановилась. Сначала были молчаливые врачи и медсестры, кудахтавшие вокруг нее, как наседки. Она не обращала на них внимания и не слушала, что они говорят; они не могли сказать ей ничего ценного.

Потом пришла женщина-следователь, и это давало хоть какую-то надежду на правду.

– Привет, малышка, как ты? – нервно улыбнулась ей следователь.

Она старалась быть жизнерадостной и искрящейся оптимизмом. Наверное, так было положено. Но ей отчаянно не хватало артистизма, и то, что она видела перед собой, наверняка было не лучшим вдохновением для лжи о том, что все будет хорошо.

– Где моя мама?

– Она… она в порядке!

Следователь запнулась, покраснела и быстро отвела глаза. И это, как ни странно, значило гораздо больше, чем ее ответ.

– Моя мама умерла?

Она и сама удивилась тому, как ровно и безжизненно звучал ее голос.

– Нет, что ты, все хорошо! Но мама пока не может прийти… Не сможет… Потому что… Давай лучше поговорим о тебе!

Наверное, ей нельзя было говорить о смерти мамы. Это сделает кто-нибудь другой, тот, кто умеет или думает, что умеет.

– Почему я жива?

– Потому что ты очень сильная и смелая маленькая девочка! – Следовательница постаралась улыбнуться еще шире.

– Нет. Почему я жива на самом деле? Я помню только, как была на крыше… Что со мной случилось?

Молодая следовательница была на грани паники, она готова была расплакаться, маленькая пациентка – нет. На ее глазах не было ни слезинки, в ее сердце – ни тени чувства, только пустота.

Ей нужно было время, чтобы понять, жива она все-таки или мертва.

– Тебе об этом расскажут позже, – неловко ответила следовательница. – Как ты себя чувствуешь? Ты можешь сейчас говорить со мной?

– Я же говорю.

– Да, да… конечно… Ты помнишь его? Того человека, который… который напал на тебя?

– Это он столкнул меня с крыши?

– Нет, но… Давай ты лучше поговоришь об этом с кем-нибудь другим?

Как странно… умерла она – а страшно было следовательнице. Ну да ладно. Пусть будет так, как она хочет.

– Хорошо.

– Вот и решили, – кивнула следовательница. – А теперь скажи, ты помнишь его?

– Да.

Она не забыла бы его, даже если бы хотела. Стоило ей закрыть глаза – и его образ появлялся в памяти, четкий и яркий, как фотография. Его глаза, его лицо, слова; она помнила каждую родинку, каждый крохотный шрам.

– Ты можешь описать его?

– Да.

Она не только могла – она хотела описать его. Если ее спрашивают об этом, его не поймали и даже не приблизились к этому. Он убил ее, убил ее маму, убил того, Темного, и все равно ушел – не первый раз, похоже.

Но последний. Теперь они все услышат, кто он такой, как он выглядит, его везде узнают, и он больше не сможет сбежать!

Говорить все еще было трудно, она уставала, но она заставила себя преодолеть это. Ей нужно было рассказать им.

– Он очень высокий и тощий… У него темные волосы и черные глаза… Когда он хочет идти быстрее, он чуть прихрамывает на левую ногу…