Глава 5

Уже ближе к вечеру Фредерик наводил порядок в своей мастерской. Новый владелец, кроме ангара и всех инструментов, получал море незавершённых дел. Это тоже была потерянная Фредериком прибыль. Грузовик, так и не дождавшийся окончания ремонта, стоял посреди ангара, занимая почти всё пространство. Фредерик поглядывал на него время от времени. Дверь скрипнула. Фредерик посмотрел на вход и увидел Гарольда. Мальчик прикрыл двери, посмотрел на отца и приветливо улыбнулся.

— Привет, сын! — махнул ему рукой Фредерик, — заходи? Хотя я не разрешал вам приходить ко мне, но в последний день так уж и быть, тебе сделаю исключение.

— Мне стало интересно, папа, — ответил Гарольд и, зайдя в мастерскую, осмотрелся.

Прямо посреди большого ангара стоял грузовик.

— Ух ты! — радостно вскрикнул Гарольд, — а что с ним?

— Не заводится, — ответил Фредерик, не отрываясь от дел, — его притянули сюда тяжеловозами и мы с Эннисом пытаемся разобраться, что с ним случилось.

— И что?

— Не могу понять, — ответил Фредерик, — вроде всё в порядке.

Гарольд обошёл грузовик и поднял крышку двигателя.

— Эй, аккуратнее! — строго сказал ему Фредерик.

— Но там невозможно ничего сломать, папа, — ответил Гарольд и выкрутил свечу.

— Смотри, — показал он её Фредерику, — она совсем никуда не годная! Как вы могли этого не заметить?

— Погоди-ка, — взял свечу Фредерик и посмотрел на сына, — а ты как догадался?

— Да это же элементарно, папа! Первым делом проверяют зажигание, а потом лезут в двигатель! — усмехнулся Гарольд.

— Мотор… — поправил его Фредерик.

— Ну пусть будет мотор, — согласился Гарольд и подошёл к столу, — а что это у тебя? — увидел он длинный прибор в деревянном чехле, напоминавшем шкатулку. Гарольд открыл крышку и увидел, что к панели были присоединены переключатель мощностей и лампа во вращающемся патроне. К патрону лампы вели два провода, проходящие через небольшой прямоугольный конденсатор.

— Ничего, сын, — закрыл Фредерик крышку, — я хотел поговорить с тобой, — указал он Гарольду на табурет, стоящий рядом. Гарольд присел.

— Слушаю, папа, — кивнул отцу мальчик.

— Твои рисунки… — начал Фредерик, вновь занявшись делом.

— Напугали маму? — спросил Гарольд.

— Откуда ты знаешь? — не глядя на него, произнёс Фредерик.

Гарольд улыбнулся.

— Ну, я же не нашёл своего альбома? Кто его ещё мог взять? А раз решил поговорить ты, то значит он у мамы?

— Верно, — ответил Фредерик и подумал, — не надо так бояться пароходов, сын. Я уже переживаю за тебя. Ведь нам предстоит долгая дорога через океан. А ты уже нервничаешь…

— Я спокоен, папа, — ответил, покачав головой, Гарольд.

— Ну, а к чему эти рисунки? — посмотрел на сына Фредерик.

Гарольд улыбнулся и опустил глаза.

— «Титаник» утонет, — ответил он.

— Но он не может утонуть, — возразил Фредерик, — его конструкция очень надёжная. Я сам видел её в одном журнале, ещё тогда, когда «Титаник» только закладывали на верфи. Не забывай, что меня приглашали в Бэлфаст и я занимался электроснабжением «Титаника».

— Да, я помню, — ответил Гарольд, — ты сделал им освещение с автономными ячейками питания для каждого светильника, система плавких предохранителей. Если перегорает один светильник по цепи, то другие работают. Это твоё изобретение, верно?

— А откуда ты это знаешь? — удивился Фредерик, — я никогда это никому не рассказывал.

— Даже маме? — опустил глаза Гарольд.

— Ну… не с такими же подробностями! — усмехнулся Фредерик, — ты опять рылся в моих тетрадях?

— Пусть будет так, — посмотрел на отца Гарольд, — но «Титаник» непотопляемый только теоретически.

— Умно говоришь, — кивнул Фредерик, — вижу ты начал понимать, что означают некоторые слова, которые написаны в книжках?

Гарольд снова усмехнулся и посмотрел в пол.

— Пап, — он перевёл взгляд на отца, — «Титаник» не утонет только в том случае, если пробоина в корпусе будет стандартной. Он не пойдёт ко дну даже если водой заполнятся четыре из пяти любых отсеков. Но затопит пять…

— Это невозможно, — рассмеялся Фредерик, — что может так пробить корпус? Что может сделать пробоину длиной в пять отсеков? Ты представляешь размеры «Титаника»? — он отложил инструмент и встав посмотрел на сына.

Гарольд смотрел на отца, улыбаясь.

— Пробоину сделает айсберг, — кивнул он, — а размеры «Титаника» такие: 269 метров 10 сантиметров в длину, 28 метров 19 сантиметров в ширину, 18 с половиной метров в высоту от ватерлинии, осадка 10 метров 54 сантиметра, мощность 55 тысяч лошадиных сил, скорость хода 23 узла. Три винта. Также, на нём паровая турбина и две четырёхцилиндровые паровые машины тройного расширения.

— Морган Робертсон, «Тщетность», — присел Фредерик на другую табуретку и внимательно посмотрел на сына, — уже начинаю сожалеть, что подарил тебе эту книжку на прошлый день рождения. И что это за странные единицы измерения? Признавайся, нашёл у меня работы русского физика Александра Попова и решил передо мной похвастаться русскими терминами?

Вместо ответа Гарольд покрутил головой.

— А что же тогда? — смотрел на Гарольда Фредерик, не улыбаясь.

— «Титаник» утонет, папа, — сказал мальчик тихо, — мы не должны на него садиться.

— Но мы… — начал было Фредерик.

— Я знаю, ты взял билеты на «Королеву Элизабет», — ответил Гарольд, глядя на отца.

— Откуда? Я даже маме ещё не говорил! — удивился Фредерик, — я их забыл здесь! Ты когда успел тут побывать? Разве я не запретил вам приходить сюда?

— Я первый раз у тебя в мастерской, папа, — вздохнул Гарольд и, встав со стула, он снова открыл крышку прибора.

— Вот тут, — указал он на лампу, — должна быть не лампа, а стальной цилиндр, чем меньше тем лучше.

У Фредерика перехватило дыхание и казалось, он потерял дар речи. Фредерик только молча смотрел на то, как Гарольд включил в сеть его прибор и выжал ручку переключателя мощности. Лампа загорелась и начала вращаться. Датчики спидометра показали скорость её вращения.

— И тебе нужно увеличить мощность и напряжение, — серьёзно посмотрел на отца, постучав пальцем по датчикам, Гарольд, — нужно, хотя бы, 220 Вольт. А на 110 ты не добьёшься эффекта горизонта событий и возникновения поля пространства-времени. Скорость вращения напрямую зависит от напряжения. Чем быстрее вращается цилиндр с поданным напряжением — тем активнее подвижное магнитное поле, скорость которого должна превысить скорость света.

Гарольд посмотрел на вращающуюся лампу и перевёл взгляд на отца.

— Систему вычисления координат пространства-времени ты ещё не продумал?

— Я ничего не понимаю! — вскричал Фредерик, — ты… — посмотрел он на сына, — ты откуда знаешь про… — он замолчал.

— Ты рылся в моих дневниках? — удивлённо развёл руками Фредерик, — но как? Как ты открыл мой шкаф?

Гарольд покрутил головой.

— Я не рылся у тебя в шкафу, папа. И если ты ещё не понял ничего, то.. — глянул он на приспособление, — ты веришь в то, что ты делаешь?

— Я уже ничего не понимаю, — ответил удивлённо Фредерик, — ты… ты точно Гарольд?

— Я Гарольд, — кивнул мальчик, — и я не понимаю, почему вы вдруг начали меня бояться. Разве плохо делать всё то, что я делаю сейчас? Разве было лучше, когда я всего боялся? Я помогаю маме. Я убираю за собой и мою посуду, стал аккуратным и даже начал рисовать, чего раньше и не умел. Или ты подумал, — указал он на доску, — что я не смог бы оценить твоё изобретение, потому что мне всего лишь девять лет?

— Изобретение? — не понял Фредерик.

— Изобретение, папа, — присел на табуретку Гарольд, — разве ты стал бы заниматься чем-то пустым и ненужным, и прятать от нас что-то пустое и никому не нужное, в своей мастерской? Я думаю, что ты, и доктор Тесла, не просто так изучаете свойства подвижного магнитного поля. Ведь вы изобрели машину времени, но современные технологии не позволяют вам привести её в действие. Вот вы и пытаетесь достичь результата используя ранее созданные вами изобретения.

Фредерик даже не присел, а упал на табуретку.

— Ладно, — произнёс он тихо, — ну, а при чём тут «Титаник»?

— Если мы сядем на него, то мы все погибнем на «Титанике», — продолжал Гарольд, глядя на отца, — он утонет, и погибнет очень много людей. И мы в том числе. Разве я говорю что-то страшное и невероятное?

— Страшное? — едва не закричал на сына Фредерик.

— Да, страшное, — кивнул Гарольд в ответ, — я предвижу гибель «Титаника» и нашу смерть. И я очень ясно вижу катастрофу… и маму с Уиллом, Джесси и Сидом… когда «Титаник» тонет…

— Что ты такое говоришь, сын? — чуть не накричал на Гарольда Фредерик, — как тебе в голову могли прийти такие страшные мысли?

— Никто не выживет из нашей семьи если мы сядем на «Титаник», — ответил Гарольд, — но дядя Томас… — он помолчал и глянул на отца, — ты мне не веришь, папа?

— Ты сильно ударился головой… — начал Фредерик, — нет, ты умный и начитанный мальчик, но ты ударился головой и тебе кажется, что этот… будто кто-то сидит в тебе и что-то тебе говорит…

— Но это произойдёт! — обиделся Гарольд, — он утонет и я слышу голос которым мне это говорит! Это говорит мой друг! Его голос звучит как бы во мне, когда я ложусь спать… Я слышу и знаю всё что с нами будет. Это даже не голос в голове. Он звучит как бы из будущего! Это работает та самая машина, которую вы придумали с мистером Теслой!

— И ещё у тебя есть похвальная, но с другой стороны очень нехорошая черта, — словно уточнил Фредерик, — ты мальчик любопытный, и хорошо, что ты интересуешься наукой. Но не ройся в моих вещах, тем более в записях, без спроса! Хорошо?

Гарольд опустил глаза и кивнул.

— Хорошо папа… мне очень жаль, что ты мне не веришь…

— Это хорошо, что ты изменился в лучшую сторону, — усмехнулся Фредерик, — но никому не рассказывай, что в тебе кто-то сидит. Это напоминает сумасшествие и я тоже сейчас думаю, что тебя стоит показать врачу.

— Но папа! — возмутился Гарольд, — я просто стараюсь исправить свои старые ошибки! И он… и мы с ним хотим предупредить вас об опасности! Я ведь никому не рассказывал это кроме тебя! Я специально рисовал картинки и положил свой альбом на самом видном месте, чтобы он попал к маме!

— Ты уже предупредил! Ну, а что говорит тебе твой друг? Как мы окажемся на «Титанике»? У нас билеты на другой пароход, — улыбнулся и посмотрел на сына Фредерик.

— Нас не пустят на наш пароход, — сказал Гарольд, — мы ведь католики… — он помолчал, — у нас не останется выбора.

— И как же зовут твоего друга, который тебе всё это рассказывает? — снова улыбнулся Фредерик.

— Я знаю, кто он… но я не могу тебе этого сказать, — встал Гарольд, — потому что ты не поверишь мне, — Гарольд направился к выходу, но у самой двери обернулся и посмотрел на отца.

— Он говорит, что оставит меня тогда, когда тебе предложат купить билеты на «Титаник». Тогда он появится. А сейчас перемещаться сюда в физическом теле просто нет смысла. Он в барокамере, в 2018 году. Не бойтесь за меня, папа. Я не сошёл с ума. И не надо по поводу меня писать письмо мистеру Юнгу…

Гарольд вышел. Фредерик посмотрел на грузовик.

— Нет, — усмехнулся он, — удары по голове часто бывают полезными…

Он встал и закрыл крышку мотора.

— Ну хорошо, — начал рассуждать сам с собой Фредерик, — про свечи он сто раз от меня же и слышал! Про машину времени прочитал в моих записках… Увлёкся парень, бывает. Про параметры «Титаника» он прочёл в газете. Про них ведь только ленивый не рассказывал, — рассмеялся он, — об этом писали много раз! Но откуда он знал, что я только что подумал про Юнга?

Фредерик ударил кулаком по грузовику.

— Откуда он знает, о чём я сейчас подумал? И откуда ему известно, что я вообще знаком с Юнгом, если мы с его матерью никогда об этом человеке даже не разговаривали! — вскричал Фредерик.

…Фредерик вернулся домой, когда уже было темно.

— Что дети? — с порога спросил он Августу, ждущую его на кухне.

— В детской, — коротко ответила она, посмотрев на мужа и слегка улыбнулась.

— А наш… прорицатель и уличный боец? — присел рядом с ней Фредерик.

— Развлекает их своими новыми сказками, — ответила Августа.

— Какими? — спросил Фредерик.

— Иди, послушай, — указала взглядом на второй этаж Августа.

Фредерик тихонько поднялся по лестнице и встал около приоткрытых дверей.

— Так я жил в одиночестве, — услышал он слова Гарольда, — и не с кем было мне поговорить по душам. И вот шесть лет назад пришлось мне сделать вынужденную посадку в Сахаре. Что-то сломалось в моторе моего самолета. Со мной не было ни механика, ни пассажиров, и я решил, что попробую сам все починить, хоть это и очень трудно. Я должен был исправить мотор или погибнуть. Воды у меня едва хватило бы на неделю. 

Итак, в первый вечер я уснул на песке в пустыне, где на тысячи миль вокруг не было никакого жилья. Человек, потерпевший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, и тот был бы не так одинок. Вообразите же мое удивление, когда на рассвете меня разбудил чей-то тоненький голосок. Он сказал:

— Пожалуйста… нарисуй мне барашка!

— А?..

— Нарисуй мне барашка…

Я вскочил, точно надо мною грянул гром. Протер глаза. Начал осматриваться. И вижу — стоит необыкновенный какой-то малыш и серьезно меня разглядывает.

— А почему малыш был в Сахаре? — услышал Фредерик жалобный голос Джесси.

Гарольд на секунду замолчал.

Фредерик зашёл в детскую.

— Разрешите? — улыбнулся он детям.

— Привет, папа! — помахала ему рукой Джесси.

— А Гарольд сказку выдумал! — так же улыбнулся Уильям и кивнул на Гарольда.

Гарольд смутился и отвернулся.

— Красивая сказка, — похвалил сына Фредерик.

Он присел на стул.

— Извините, — сказал он всем, — я хотел у Гарольда кое-что спросить.

— Да, папа, — посмотрел на него Гарольд.

Фредерик улыбнулся сыну.

— А эту сказку тоже придумал твой друг, или её выдумал ты? Ведь она непохожа на голос из снов?

— Я? — удивился мальчик, — я ничего не выдумывал, папа, — ответил он.

— Пап, Гарри сам придумал сказку, а сейчас просто кокетничает, — тихо сказала Джесси.

— Что? — не понял Фредерик.

— Он сам её выдумал, и она интересная, — кивнул Уильям.

— Это, на сей раз, правда, — подтвердил Чарли.

— Гм, — Фредерик удивлённо посмотрел на детей, качнул головой и, встав, вернулся на кухню.

— Давай дальше! Давай дальше! — услышал он позади себя детские голоса.

— А это и был Маленький Принц, — тихонько произнёс Гарольд и таинственно помолчав, продолжил, — я во все глаза смотрел на это необычайное явление. Не забудьте, я находился за тысячи миль от человеческого жилья. А между тем ничуть не похоже было, чтобы этот малыш заблудился, или до смерти устал и напуган, или умирает от голода и жажды. По его виду никак нельзя было сказать, что это ребенок, потерявшийся в необитаемой пустыне, вдалеке от всякого жилья.

— Ну, в этом что-то есть, — сказал Фредерик Августе.

Та подала ему чай и, присев рядом, посмотрела на мужа немного растерянно.

— Я не понимаю, что с ним случилось, и…

— Я понимаю, — тяжело вздохнул ей Фредерик, — он слышит какие-то голоса, которые ему что-то говорят. Но они рассказывают ему страшные вещи.

— Голоса? — схватилась за сердце Августа, — ты хочешь сказать, что…

— Нет, — успокоил её Фредерик, — остался таким же как и был. Но перестал бояться. И это хорошо! А голоса… Может они и к лучшему? Ты со мной согласна?

— Ты умеешь успокоить, — обняла его Августа, — и забыл только одно.

— Что? — посмотрел на неё Фредерик.

— Ключ от своего шкафа с книгами, на тумбочке в прихожей, пару месяцев назад, — улыбнулась Августа, — а наш сын его нашёл!

— И именно поэтому я сложил все свои записи в один маленький чемоданчик и запер его на другой ключ, которой теперь всегда буду носить с собой, — обнял жену Фредерик.

…Старый дворник, Питер Хед, сидел в полудрёме в своей сторожке, которая одновременно была и кухней в заводской столовой, и гостиницей для приезжих рабочих, и складом. Собственно и сторожки-то никакой не было. Он просто приходил сюда ночевать, и тут складывал свои вечные метлу, лопату, вёдра и скромные пожитки.

Дом делился на две части длинным коридором. По одну сторону был вход, справа от которого небольшая комната с кроватями. Неясно кто назвал её гостиницей, и почему. Слева та самая сторожка где сейчас дремал Питер Хед. А другая сторона коридора была занята душем и складом.

Сон Питера прервал стук в дверь.

— Дядя Питер? — зашёл Чарли, так и не достучавшись.

— А? — проснулся дворник, — а, это ты, Чарльз? Заходи! — приветливо махнул Питер и снова задремал.

— Ты не спи, дядя Питер! — унюхал Чарли запах перегара и присел рядом.

— Я по делу, дядя Питер, — потормошил дворника Чарли.

— А? — снова проснулся тот, — да я не сплю. Ты чего так поздно? Душ не работает. Воды нет. Всю израсходовали, а наносить некому, понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Чарли, — я дома уже помылся. Я по другому делу.

— Чего надо? — в дрёме спросил Питер.

— На, спрячь это, — сунул ему Чарли свёрток.

— Чего это? Опять ваша газета? — глянул Питер на свёрток, но взял его и засунул за пазуху.

— Да ты получше спрячь, — сказал Чарли, — товарищ Галлахер заберёт намедни.

— Да я знаю я твоего Галлахера, — пробормотал Питер, — хороший парень, смышлёный такой, и говорит красиво.

— Ага, — кивнул Чарли, — а ты не забудешь? Мне ведь некому больше передать.

— Чтоб я забыл? — проснулся Питер, — Питер Хед никогда ничего не забывает.

— Это я знаю, верю, — улыбнулся Чарли.

— А вот ни черта ты не веришь, — сказал Питер, встал и сунул свёрток в сапог стоящий у самого порога.

— Он тут один стоит уже месяц, — вернулся Питер на своё место, — бобби ни за что не будут в нём искать.

— Это ещё почему? — не понял Чарли.

— Разит от него! Разве не слышишь? — посмотрел на мальчика Питер.

— Я слышу только то, что с утра ты будешь искать себе на пинту пива! — рассмеялся Чарли и сунул шиллинг в руку Питера.

— О! — обрадовался тот, — да отец тебя замечательно воспитал, дай Бог ему здоровья! Завтра голова не будет болеть, после моего визита к старине Шниберзону в паб! Знаешь какое у него пиво? — посмотрел он на Чарли.

— Не употребляю, мистер Хед, — смотрел на Питера мальчик.

— Гм-гм, — ухмыльнулся Питер, — красное! — указал он в потолок и глянул на Чарли, — похмеляться им нужно медленно, смакуя… ну, собственно мне с утра и некуда спешить. А вечером прибрал двор и отдыхай душа — радуйся Питер!

— Питер, а зачем ты пьёшь? — спросил Чарли.

— Кто пьёт? Я пью? — усмехнулся Питер, — это Билли Армен пьёт. И Гарри Пирри пьёт. А я радуюсь жизни. Сколько её осталось? Богу одному ведомо, сынок.

— Говорят, что Бога нет, — возразил Чарли.

— Врут, — отмахнулся Питер, — есть. Не было бы Бога, то жил бы я сейчас на улице.

— Может и не жил бы, — ответил Чарли.

— Старая дура меня выгнала из дому, — проговорил Питер, — и сынок, громила вырос. Ты бы поднял руку на отца?

— Нет, — покрутил головой Чарли, — на отца как можно?

— Вот видишь, — сказал Питер, — а это между прочим в Святом Писании сказано!

Чарли задумался.

— Там много чего сказано, — вздохнул он.

— Мой отец приехал сюда из Ирландии, — продолжал Питер, — не по своей воле. Он воевал против англичан. И дед воевал против англичан. Да тут мы и остались. Не будь Бога не выжили бы мы тут.

— Он сидел в тюрьме? — спросил Чарли посмотрев на Питера.

— Это не называлось тюрьмой, но было похуже тюрьмы, — ответил Питер, — это называется каторгой.

— Печально, — покачал головой Чарли.

— Ты это, — глянул на него Питер, — это неправда что они раны проверяют. Им всё равно какая рана и от чего шрам. Главное, чтобы руки не были в порохе. Иначе поставят к стенке и не спросят сколько тебе лет. Это я на будущее, сынок.

— Спасибо, дядя Питер, — вздохнул Чарли.

— А знаешь, — протянул ему Питер его шиллинг, — сгоняй-ка ты за бутылочкой к старой ведьме. Хоть ты и не употребляешь, а посидим тут, покумекаем о том о сём?

— Ладно, — вздохнул Чарли, — только я заскочу домой, прихвачу тебе чего нибудь поесть. Поди голоден с самого утра?

— Прихвати, — нахмурился Питер и улыбнувшись кивнул.

Чарли выбежал из сторожки, перемахнул через забор и быстро пробежав улицу забежал домой.

Собрав то что можно было найти из еды, он уже собрался было уходить, но его остановила Августа, внезапно появившаяся у входа.

— Мам, я отнесу поесть мистеру Хеду, — остановился Чарли глянув на мать.

— Ну зачем же так, тайком, будто воруешь? — улыбнулась Августа, забрав у Чарли котомку.

Она посмотрела на собранное Чарли, покачала головой и набрав в кастрюльку ещё тёплого супа, закрыла его и поставила в котомку. Сверху положила хлеб и несколько пирожков.

— Отнеси мистеру Хеду, только не задерживайся, — попросила Августа сына, — если тебя не будет до полуночи, то имей ввиду, что ночевать тебе придётся на заводе, а нам очень рано уезжать в Саутгемптон на пароход.

— Да, мама, — поблагодарил Чарли Августу, — я постараюсь туда и обратно! Но надо же выслушать мистера Хеда? Он ведь так одинок, — сказал Чарли.

— Иди, — кивнула Августа, проводив сына взглядом до двери.

Чарли, через четверть часа, уже сидел перед Питером и смотрел, как он любуется бутылкой самопального рома, крутя её в руках и цокая языком.

— Эх, — смеялся Хед, — я буду не я если оставлю хоть капельку.

— Да ты поешь, Питер, — отвечал ему Чарли, — мама передала суп и пирожки, а ещё вот колбаса, зелень, и котлеты. Правда они холодные, с утра остались.

— Храни Бог всех вас и вашу матушку, сынок, — покачал головой Питер.

Он налил в стакан рома и залпом выпил его, после чего принялся за закуску.

— Как у тебя, сынок? Что твои братишки с сестрёнками? — спросил Питер.

— Да, — махнул Чарли, — Гарри недавно ударился головой, теперь чудит не по детски.

— Да ну, — удивился Питер, — и как он чудит?

— Я же говорю! Не по детски! — посмотрел на него Чарли, — неделю назад начал спорить с отцом, и оказался прав. Представляешь, Питер, он будто ясновидящим стал!

— Это как?

— Он угадал что дядя Томас в письме нас пригласил в Америку, — удивлённо сказал Чарли, — ещё до того как почтальон принёс письмо! Хотя, я думаю тут удивительного ничего нет, правда?

— Правда, — кивнул Питер, — а почему удивительного нет?

— Ну, он мог подслушать разговоры бобби на почте.

— Малыш Гарри подслушивает разговоры на почте? — усмехнулся Питер, — я скорее поверю, что твой скряга-мастер это королева Занзибара, — проворчал Питер, не то усмехнувшись, не то равнодушно, — ты когда видел своего брата на улице?

— Сегодня, — ответил Чарли, — он навалял лещей Сэмюэлсам, всем троим, и поставил на место лавочника с главной улицы.

— Ого! — удивился Питер, — ну, этой троице давно пора было дать хорошего прочехвона! Молодец Гарри! И сдаётся мне, Чарли, парень немного устал.

— Это ещё почему? — не понял Чарли.

— Он устал быть забитым и сереньким, — ответил Питер, махнув второй стакан, — он хочет чего-то большего. Только в этой стране он никогда не добьётся этого большего. Ты посмотри вокруг. Тут много детей, но скоро их не будет совсем, потому что родители начинают думать чем их прокормить, ещё до их рождения. Потому что те кто есть, с каждым днём всё грязнее, беднее, голоднее. И не только внешне. Самое страшное, что таковыми детки становятся и в душе своей. А Гарри, Гарри не такой. Он из другого мира, как ангелочек упавший с неба. Он светится, но этому свету не дают сиять дальше пальтишка. Вот он и взрывается потихоньку. Потому что его не просто зажимают, пленят тиски этого серого общества, а бьют. Едва он всей душой бросается к людям, как его сразу же, цинично, с ухмылкой, пинком загоняют обратно. Ты вспомни себя в его годы?

— Мы жили в Уилтшире, мне было легче чем ему тут, — ответил Чарли.

— Ты жил в Уилтшире всю свою жизнь, пусть и короткую, — вздохнул Питер и закурил папиросу, — а Гарри хватило нескольких месяцев в этом проклятом городишке. Что он тут увидел? А он увидел тут всю нашу страну в миниатюре, так сказать. Богатые, напоминающие свиней у кормушки. Только вместо ботвиньи они жрут нас. Пожирают. Обнаглевшие приезжие. Чем их больше унижали на их родине, тем наглее они себя ведут по отношению к нам. Я уже не понимаю кто тут британец, мы, или цыгане на рынке. Ты думаешь, что? Ты наверное думаешь, что протестант это холёный фраер? Нет! Это биндюжник, блистающий своими коленками, и своим задом, сквозь рваные штаны. Он готов стелиться, унижено, рабски, перед своими лордами. И перед теми, кто пинком под зад ставит его в нужную позу. А свою неполноценность они, протестанты, вымещают на нас. Потому что у нас нет прав, сынок. А хотим ли мы их? Подумай?

— Хотим, однозначно хотим! — посмотрел мальчик на Питера, слегка улыбнувшись, но Питер покрутил головой.

— Это ты хочешь, Чарли, — сказал тихо он, — я хочу, твои отец и мать, братья с сёстрами. Те кто бегут отсюда — живут в своём мире. Там они становятся смелыми, клеймят позором здешних протестантов, их лакеев, шавок, проституток, короля и полицию, армию обвиняют в жестокости. И упрекают нас в том, что мы сидим на месте ровно и стараемся не дышать. Как легко быть смелым за океаном, который тебя защищает от ищеек короля! А ты вернись сюда и попробуй встать под красный флаг, хотя бы выйти на улицу и прокричать, что мол — «Достойная зарплата за достойный труд!». И что с таким смельчаком будет? Обыск, арест, каторга за то, что ты хочешь быть человеком! Если не пристрелят, или не порвут в клочья там же, на площади! А они, там, упиваются мыслью, что делают нечто великое! А нам что тут, от этого, их «великого»? Поразительно…. Ничего не делая, верить в то, что делаешь нечто! Когда я был мальчишкой английские солдаты бомбили ирландские деревни, вырезали людей просто как скот! Где были их фонды, лиги, профсоюзы осевшие в Америке и громко голосящие о любви к Ирландии, Шотландии, о верности Папскому Престолу и канонической церкви? Когда в наш дом под Куинстауном влетел снаряд выпущенный с британского фрегата, мне было шесть лет. Моя сестра погибла сразу, а брат навсегда остался калекой. А я пролежал в госпитале, при монастыре, больше года. Заново учился ходить и разговаривать. Но они даже не пошевелились, чтобы помочь нам! Что нам было от их месс и торжественных собраний? Что нам от того, что они убитых протестантами детей назвали «Ангелы Ирландии»? Сколько их, этих ангелов осталось под руинами когда шли последние бои? И сколько сейчас остаётся после карательных экспедиций, о которых никто не знает? По ним там, в Нью-Йорке, вчерашние ирландцы и шотландцы льют свои крокодильи слёзы… Трусы, рабы, лицемеры… Они собирают тысячи фунтов золотом на помощь нашему народу и где она, помощь? Где винтовки, патроны, где лекарства для больных и раненных которых прячут по монастырям наивные монашки, и не менее наивные интеллигенты и фермеры в своих домах? А к этим наивным вламываются королевские псы и просто ставят к стенке. Семьями. Кельями. Потому что сказочные идиоты там, за океаном, в своих газетах открыто публикуют, что мол «Семья одного фермера, спрятала у себя трёх партизан!». И всю семью поимённо, тут же, в ленте называют! А тут, снова горят деревни… И снова виселицы… И снова новые «Ангелы Ирландии». Как будто им, тех что есть, мало….

Питер помолчал.

— Они там живут, стараясь оправдать свою трусость, — произнёс он, — обрядить её в лавры героя. А герои, которые сражаются за свободу Ирландии, за права рабочих здесь, в Британии, умирают безвестными. Потому что им, там, пьющим дорогие вина и одевшим котелки и цилиндры вместо засаленных кепок, мы очень невыгодны. Мы обуза, которая мешает им купаться в лучах лживой славы… И Шотландия с Ирландией им не нужны. Если мы обретём независимость от протестантов, они потеряют смысл своего жалкого существования…

— Я согласен с тобой, Питер, — вздохнул Чарли, — самые смелые трусы всегда любят гавкать как вшивые маленькие собачки, из-за забора.

— Ну вот видишь, ты всё понимаешь, сынок, — ответил Питер.

В Саутгемптон приехали ночью, почти под утро… Пристань была ещё пустая. Огромной чёрной горой над пирсом возвышался «Титаник», неподалёку от которого пристроился пароход «Королева Элизабет». Он казался маленьким, и даже уютным на вид пароходом.

Выгрузив чемоданы с дилижанса и отпустив извозчика, Фредерик помахал перед носом Гарольда ладонью.

— Не спишь, прорицатель? — усмехнулся Фредерик.

Гарольд посмотрел на него, ничего не ответив.

— Да он никогда не спит, папа! — рассмеялся Чарли, готовый схватить самый большой из саквояжей.

— Поставь, — остановил его Фредерик, — успеем.

Он глянул на Августу.

— Вы постойте тут, а я пойду поищу грузчика.

— Папа! — начала Лилли, — неужели нельзя было остановиться возле самого парохода? До него ещё…

— Спокойно, дочь, — перебил её Фредерик, — в любом случае мы дойдём. И незачем было задерживать дилижанс. Въезд на пирс стоит денег, а лишних денег у нас нет.

Гарольд только молча смотрел на всех. Он махнул рукой и, устроившись на самом большом из чемоданов, прилёг и попытался задремать.

Фредерик уже ушёл, но Лилли не унималась и продолжала спорить то с Чарли, то с матерью.

Наконец все замолчали. Вернулся Фредерик, за которым шёл грузчик с огромной тачкой. Пришлось встать и отдать чемодан, такой удобный, чтобы на нём подремать.

— Я провожу вас до трапа, — сказал грузчик, — там у них свои докеры. Они вам бесплатно занесут всё в багажное отделение.

— Мы были бы признательны, — согласился отец.

Гарольда согнали. Чемодан погрузили на тачку и закидали другими пожитками. Повозка медленно, скрипя, направилась к трапу «Королевы Элизабет».

Сидней на руках у Лилли заволновался и заплакал. Лилли его попыталась убаюкать, но мальчик очень не хотел засыпать.

— Давай его сюда, — забрала Сиднея Августа, и в этот момент они подошли к трапу.

Грузчик начал выкладывать вещи из тачки, а Августа и Лилли по очереди укачивали малыша.

Гарольд постоял, посмотрел на зевающего Уильяма, потом на Джесси, которая без всякого приглашения заняла «его» чемодан. Вздохнул, уселся рядом с ней и посмотрел на отца.

— Ну? — спросил он.

— Что «ну», сын? — усмехнулся Фредерик, — вот увидишь, всё будет в полном порядке.

Он достал билеты и протянул их спустившемуся к ним билетчику. Билетчик взял билеты, посмотрел на них, потом глянул на Фредерика и вернул их ему.

— Прошу вас остановиться, господа, — преградил семье дорогу билетчик парохода, — вы не можете плыть на этом пароходе.

— В чём проблема, сэр? — остановился в недоумении Фредерик, — забастовка?

Дети устало, и удивлённо смотрели на билетчика и на пароход, на котором они уже не поплывут.

— Нет, у нас достаточно угля. Пассажиры отказываются с вами ехать. Кроме вас, на борту больше нет католиков, — коротко объяснил билетчик.

— Что за глупости! — чуть не закричала Августа, — тут шестеро детей!

— Я сожалею, — равнодушно глянул на неё билетчик, — но у меня распоряжение от портового начальства. Вы можете сдать билеты в кассе и вам вернут их стоимость.

— Это возмутительно, — начала было Лилли, но Фредерик одёрнул её и посмотрел на Гарольда. Мальчик, глядя ему в глаза, только покачал головой.

— Что теперь с нами будет? — произнёс тихо Гарольд. Фредерик подошёл к нему и наклонившись глянул в лицо.

— Что случилось, сынок? — спросил он.

— Нас не пустили на пароход, — грустно ответил Гарольд.

— Ничего удивительного в этом нет, — вздохнул Фредерик, — протестанты всегда так себя ведут. Глупо было ожидать чего-то другого.

— Давайте не будем мешать работе людей, — встал Фредерик и взялся за чемоданы.

Гарольд хотел было помочь отцу, но его опередил Чарльз.

— Сиди уже, Гарри Гудини! — хлопнул он Гарольда по плечу и мальчик сел на своё место.

— Я хочу спать, — проговорил он, — сильно-сильно, как тогда… Папа! — крикнул Гарольд, — подожди!

Он вскочил и догнал отца.

— Папа! Он большой! Он очень большой! Послушай меня, прошу! Он обязательно утонет! Мы все утонем!

— Кто он? — улыбнулся Гарольду Фредерик.

— «Титаник», — проговорил тихо Гарольд, — нам не нужно садиться на «Титаник», прошу тебя. Я не хочу умирать…

— Брось, сынок, — надвинул Гарольду кепку на лоб Фредерик, — даже если бы мы захотели, то не смогли бы позволить себе путешествие на «Титанике». Сорок фунтов на каждого у нас нет! Именно столько стоит билет, хотя бы в Третий класс, а не в Первый на этом пароходе, — указал Фредерик на «Королеву Элизабет», — где мы должны были плыть.

— И не надо… поплывём на другом пароходе… — заговорил Гарольд.

— На каком? — спросил отец.

— «Принцесса Ирландии» отходит завтра после «Титаника», — обрадовался Гарольд, — почти сразу. У нас хватит денег.

— Ой, Гарри, — рассмеялся отец, — и всё-то ты знаешь!

— И это он выдумывает на ходу! — Чарли перенёс самый большой чемодан, предварительно согнав Джесси.

— Иди давай, спи, пока спится, — сказал он брату.

Гарольд присел.

— Ты обещаешь мне… — посмотрел он на отца и у него закружилась голова. Гарольд медленно прилёг на чемодан и мальчику показалось, что он провалился в глубокую-глубокую пропасть…

— Я прошу прощения, — услышал Фредерик позади себя. Он обернулся и увидел старика в форме морского офицера. Старик протянул руку Фредерику.

— Михаил Жадовский.

— Чем обязан, сэр? — спросил Фредерик, посмотрев на странного старика.

— Я невольно стал свидетелем вопиющей несправедливости по отношению к вашей семье и хочу сказать, что я возмущен до глубины души, — ответил Жадовский.

— Вы тоже католик? — глянул на него Фредерик, — тогда и я Вам сочувствую. Может, подскажете, как теперь нам уехать? Жить в этой стране не дают, и убраться из неё тоже не дают, как видите.

— Я не католик, — Жадовский посмотрел на спящего Гарольда и снова обратился к Фредерику, — я билетчик другого парохода. У меня к Вам предложение. Что если мы с Вами, сэр, сейчас пройдём к кассе и обменяем ваши билеты на наши билеты?

— Какой пароход? Сколько ждать посадки? У меня шестеро уставших детей, сэр! — растерялся от такого внезапного поворота событий Фредерик.

— Ждать не нужно, — успокоил его Жадовский, — вы можете садиться сразу и размещайтесь, укладывайте детей спать.

— Очень любезно с Вашей стороны, — удивился Фредерик, — а что за пароход? Там нормальные условия?

— «Титаник», вот он, — указал Жадовский на стоящий неподалёку пароход-гигант.

— «Титаник»? — оторопел Фредерик, посмотрел на лежащего на чемодане Гарольда и перевёл взгляд на Жадовского.

— Вас что-то удивляет? — спросил старик.

— Но… — потерял на мгновение дар речи Фредерик, — как такое может быть?

— Что именно? — не понял старик, — обычный пароход, только большой. Или вы боитесь, что придётся много доплачивать? Бросьте! — усмехнулся он, — у нас достаточно кают Третьего класса и не думаю, что доплачивать вообще придётся! Сдадите свои билеты и получите билеты «Уайт-Стар».

— Но я слышала, что билеты на «Титаник» стоят от сорока фунтов, — растерялась Августа, — у нас нет таких денег…

— Я вас уверяю, это того стоит, миссис..? — Жадовский перевёл на Августу взгляд.

— Гудвин, — ответила она, — миссис Гудвин.

— Миссис Гудвин, — продолжил Жадовский и приветственно кивнул, — только не в день отправления. Кроме того, в стоимость билетов включено питание пассажиров. На борту вы узнаете подробности. Этого нет на том пароходе, на котором вы собирались уходить. В любом случае, вы много не теряете.

— В любом случае, — кивнула Августа, — решение принимать моему мужу.

— Мама! Какое ещё решение? — вмешалась Лилли и тут Гарольд проснулся и испугался её крика. Он пришёл в себя и в недоумении глядел на всё происходящее.

— Гарри спит! Джесси засыпает, а Сидней устал и через пять минут начнёт вредничать! — заговорила Лилли, держа на руках Сиднея.

— Мистер Гудвин, — глянул на Фредерика Жадовский, — я не знаю, почему, но мне хочется помочь вашей семье. Доводилось бывать в Вашей ситуации, и скажу Вам, что она неприятная. Если что, я жду вас около билетных касс…

— Спасибо мистер Жадовский, — улыбнулся Фредерик, — мы никогда не забудем Вашей доброты к нам. Я буду у касс через пару минут.

…Дилижанс подвёз Сейджей почти к самому причалу и остановился через дорогу от трапа.

— Ну вот и доехали! — вылез из него Джон самый первый и глянул на стоявший совсем рядом «Титаник», — выходите! Посмотрите какой он огромный! Это просто чудо! Так что, если потеряемся — встречаемся на носу корабля!

— Не кричи так, — ответила ему тихо Анна, — разбудишь девочек.

— Всё равно им пора вставать! — ещё громче крикнул Джон, — эй, просыпайтесь, сони! — растормошил он уснувших в дороге Констанцу и Дороти.

— Джорджи, сынок, — махнул Джон старшему сыну, — вы тут с Фредди разберитесь с вещами, а я пойду спрошу где мы должны будем садиться и можно ли уже занимать свои места.

— Лучше узнай про грузчиков! — крикнула ему вслед Анна и погладила по голове дремавшую, прижимающуюся к ней Констанцу, — просыпаемся, милая, все ужасы позади. Скоро мы будем в Америке.

— В Америке? — спросонья ничего не понимала Констанца, глядя на суету вокруг.

— Ночь холодная, застегнись, а то простудишься, — улыбнулась ей Анна и поправила на дочери пальто.

Энтони, нехотя проснувшись, вылез вслед за старшими братьями и ахнул, едва глянул на причал.

— Это же «Титаник»! — развёл он рукам и начал медленно приближаться к нему, будто хотел обнять пароход.

— Эй! Ты куда!? — прокричал ему вслед Фредди, но Энтони, казалось, совсем не слышал его.

— «Титаник»… — шептал Энтони, и в этот миг в него кто-то врезался вскрикнув «Ой!».

— Простите… — мгновенно опомнился Энтони, посмотрев на того с кем столкнулся.

Очень смущённо моргая, на него глядела пара больших серых глаз из под огромного козырька такой же огромной клетчатой кепки. Мальчик лет девяти-десяти, в сереньком пальто с зелёным воротником и обшлагами, виновато вздохнул и криво улыбнулся глядя на Энтони, явно стараясь показаться важным.

— Извини, пожалуйста, — виновато покраснел мальчик, — я очень спешу. А то меня не пустят туда…

— Э… — хотел было что-то сказать Энтони, но все слова будто вылетели у него из головы и казалось он потерял дар речи.

— Тони! Тони! — услышал он позади себя крик братьев, и они оба, вместе с мальчиком, обернулись на эти крики.

Мальчик снова криво улыбнулся и посмотрел на Энтони.

— Это тебя, — вздохнул тяжело мальчик, — и мне пора, — он ещё раз улыбнулся, приветливо кивнул, и направился к трапу.

Энтони посмотрел ему вслед, увидев что мальчика тоже уже ждали и звали.

Энтони ещё немного постоял и вернулся к отъезжавшему дилижансу. Вещи уже были выгружены, сестры расположились на чемоданах, а мама ждала отца. Джордж посмотрел на Энтони и покачал головой.

— Ну и? — спросил Джордж, — ты что, пароходов не видел никогда?

— Не… — покрутил головой Энтони, виновато улыбнувшись.

— Всю жизнь у моря прожил, чудик! — рассмеялся Фредди, откинувшись на узлы с вещами.

— Перестань! — вмешалась Стелла, — он ударился головой!

— Он не бился головой! — посмотрел назад на Стеллу, Фредди.

Послушав их, Джордж махнул рукой и пошёл к трапу.

— Я за отцом, а вы не разбегайтесь никуда, чтобы мы вас не искали по всему порту!

— Да, Джорджи, — махнул ему вслед Фредди, закурив, — я прослежу.

Анна посмотрела на Энтони.

— Ты шёл очень невнимательно, сынок, — сказала она и Энтони виновато опустил глаза, — ты мог бы попасть под кэп, или под машину.

Энтони вздохнул.

— Но тут нет кэпов, мама! И машин тоже нет!

— Но ты ведь чуть не сбил с ног мальчика с чемоданом, — ответила мама строго посмотрев на него.

— Но это же был Гарольд Гудвин! — воскликнул Энтони.

— Гарольд… Гудвин? — отступила мама, — откуда ты его знаешь?

— Не знаю, — вздохнул Энтони и присел рядом с Фредди.

— Может ты прорицатель? — усмехнулся брат и хлопнул Энтони по плечу.

— Может… — пробурчал Энтони в ответ.

…Капитан Эдвард Смит был одним из тех моряков, которые прошли путь от простого юнги до капитана корабля. Он был уверен в себе. Он был уверен в себе всегда. И всегда в себе сомневался.

Он сомневался и сейчас, когда ему предстояло идти в свой последний рейс. После этого рейса Смита ждала почётная пенсия и почтенный отдых. На берегу. Он уже предвкушал, как будет сидеть возле своего дома и с чашкой чая в руке провожать взглядом уходящие вдаль корабли, слушать чаек и толковать со своими воспоминаниями о делах давно минувших дней. Может быть, даже писать мемуары. А ему было что рассказать.

Смит перелистывал страницы вчерашних газет, которые ему сунул прямо возле трапа этого парохода мальчишка-газетчик. Он и сам начинал верить в то, что «Титаник» непотопляемый.

— «Да что мы, по воздуху полетим что ли?», — спросил сам себя Смит и по привычке съел лимон в чашке с чаем.

Смит понимал, что это верх неприличия, но привычку он не мог перебороть с самого раннего детства, когда, на удивление всем, ел эти лимоны словно яблоки, чем приводил в ужас маму и вызывал смех у отца и друзей.

Смит отдался на минуту воспоминаниям, улыбнулся и… тут его пробудил от мыслей стук в дверь.

— Да? — спросил Смит, не вставая с места.

— Разрешите, сэр? — в двери прошёл человек в иностранной военной форме.

— Чем обязан, сэр? — встал Смит по привычке, увидев военного.

— Разрешите представиться, — прошёл к столу человек и встал перед Смитом.

— Прошу Вас, — кивнул Смит.

— Полковник Виктор фон Готт, — взял под козырёк военный, — я из России. Еду по заданию нашего Адмиралтейства, и с ведома вашего Адмиралтейства, в Североамериканские Соединённые Штаты, на вашем пароходе.

— Это честь для меня и для всей нашей команды, — кивнул Смит, — так чем обязан Вам, сэр?

— Видите ли, сэр, у меня очень необычная просьба, — сказал Виктор.

Смит посмотрел на русского полковника.

— У меня билет в Первый класс, — продолжал Виктор, — я хочу дополнительно получить место в Третьем классе, но чтобы об этом меньше кто… ну Вы понимаете?

— Ещё бы, сэр! — ответил Смит.

— Ну и решить трудности с проходом туда и обратно, — добавил Виктор, — насколько мне известно, у пассажиров Третьего класса нет права прохода в Первый и Второй?

— Да… эти… дамы высшего света… — понимающе кивнул, слегка усмехнувшись, капитан Смит, — лично я не вижу ничего плохого, если кто-то из пассажиров Третьего класса позволил бы себе посетить, скажем, курительный салон в Первом классе. Если, конечно, он может себе это позволить. Но я не думаю, что у Вас возникнут трудности. Я лично, как только мы встретимся с Вами на «Титанике», распоряжусь предоставить Вам место в Третьем классе, любое, которое Вы пожелаете. И дам команду второму офицеру обеспечить Вам право прохода. А разрешите полюбопытствовать?

— Конечно, спрашивайте, — ответил Виктор.

— Зачем офицеру Императорской Армии страны-союзника место в Третьем классе? Это что-то личное? — посмотрел на Виктора Смит.

— Не то чтобы личное, господин капитан, — сказал ему Виктор, — будут ехать несколько человек, с которыми очень хочется повидаться. И вряд ли дамам в Первом классе понравится их компания.

— О! Понимаю, понимаю! — рассмеялся Смит, — тогда до встречи на борту, сэр! И буду рад общению с Вами!

Виктор взял под козырёк, и вышел. Смит снял фуражку и положил её на стол.

— Русские… — усмехнулся он, — а по акценту так и не скажешь. Будто бы Уилтшир… Хотя нет, бред какой-то… Но, интеллигентное нахальство абсолютно шотландское…

Виктор, вышел на улицу, остановился и закурил. Он прислонился к фонарю и посмотрел в сторону, где увидел идущего вдоль пристани Жадовского.

— Ваше благородие! — окликнул его Виктор, — господин капитан!

— Я не понял? — резко остановился Жадовский, удивлённо оглянулся, обернулся и, приблизившись к Виктору, схватил его в дружеские объятия.

— Витенька! Капитан фон Готт! Да ты, я вижу, твоё высокоблагородие теперь?

— Здравствуй, старина! — радостно обнял его Виктор, — да вот так, Миша. И по окопам нынче не доводится грязь топтать!

Друзья расцеловались и снова обнялись.

— И что же Вы тут делаете, господин полковник? — спросил Жадовский полушутя, не желая выпускать Виктора.

— Следую в Нью-Йорк, по служебным делам, на вот этом вот… — указал Виктор на «Титаник», — с позволения сказать, пароходе. А Вы?

— А я нынче билетчиком на этом самом пароходе, — грустно сказал Жадовский, — не нашлось в старушке Англии иного места для капитана, офицера и дворянина. Хотя я и не жалуюсь!.. Ну, так что? Может, зайдёшь ко мне? Выпьем по маленькой, тряхнём стариной? Ведь с самого Мукдена мы с тобой и не виделись? Сколько же лет прошло, а ты вроде и не изменился!

— Да всё одно, молодею, Миша, — махнул рукой Виктор, — а тебя, вижу, жизнь потрепала? Аж сюда занесла?

— Да уж, — вздохнул Жадовский, поправив фуражку, — ну так что? Ты всё тот же лихой драгун-сибирец?

— Да всё тот же, Миша, куда же мне деться?

— Ну, значит, не зря я припас на сегодня бутылочку «Царской»?

— А как же Анастасия Ильинична? Слыхивал она у тебя ух какая правильная!

— Ой, Витенька, да брось ты! — рассмеялся Жадовский, — Анастасия Ильини-ш-на в Нижнем Новгороде, великовозрастных деток нянчит сейчас! А я тут вольный казак, как Тарас Бульба на Сечи! И вообще, ты же так и не прибыл ко мне на Троицын День? Так что с тебя причитается, капитан!

— Ну, тогда идёмте? Грешно русскому человеку отказываться! — рассмеялся Виктор и старые друзья подались в ночь по пристани, весело и громко обсуждая всё на свете. Благо, русского языка тут кроме них никто не знал. Ну, разве что, уже собиравшиеся возле «Титаника» некоторые пассажиры, оживившиеся, едва заслышав родную русскую речь…

— Поторопись! Поспешай, сыночки! — кричал полковник Мадритов, сам едва уклоняясь от летящих комьев мёрзлой земли, вперемешку со льдом, снегом и вражескими осколками.

— Заряжааааай!!!! — орали то тут, то там командиры орудий, бивших в ответ по японским расчётам.

Пехота, спешенные драгуны, уклоняясь от огня, почти по пластунски выбиралась на передний край. Впереди виднелось ещё три ряда траншей, с которых их вчера выбили.

Мадритов заметил драгун поздно, только тогда, когда солдаты уже мелькали на самой передовой.

— Капитан Жадовский! — заорал Мадритов, но тут же понял, что Жадовский его не услышит.

Мадритов налетел на поручика!

— Уберите их с линии огня! Они же там все лягут!

— Батальон! — донёсся голос Жадовского даже сюда.

Жадовский встал в полный рост, вытянул саблю и лихо, по-драгунски, поднял её над головой.

— В шеренгу! За Веру! За Царя! За Отечество! За мно-ой!

Батальон, почти неуверенно, поднялся в стрелковую цепь и над полем боя разразилось русское «Ура!». Русская артиллерия, увидев своих, замолчала.

— Прекратить огонь! — немного запоздало выкрикнул Мадритов, — поручик Брусницкий! Может объясните мне, что там делает Жадовский? Тут ему не Плевна!

— Понятия не имею, господин полковник, — ответил поручик, глядя на то, как стрелковая цепь, приближается к японским расчётам почти без потерь. У японцев не хватало времени, чтобы навести орудия на прямую наводку.

— Судя по всему, — подумал он, — капитан Жадовский решил перейти в штыковую и захватить вражеские орудия!

— Что за гусарство? — выругался Мадритов, — это же равно самоубийству! Он у меня под трибунал пойдёт! И это что такое!? — указал он на правый фланг.

На правом фланге поднялся в наступление второй батальон.

— Кто приказал? Чьё это подразделение?

— Капитана фон Готта, господин полковник! — отрапортовал поручик.

— Обоих ко мне! Немедленно! — прокричал Мадритов и тихо добавил, — если живы останутся…

— Слушаюсь, господин полковник! — ответил поручик и бросился к лошадям.

Мадритов остался один, наблюдая в бинокль за тем, что происходило в это время на позициях японцев.

Минут через десять драгуны оттеснили японскую пехоту, которая сопротивлялась очень не долго. Не прошло и четверти часа, как японские орудия замолчали и были развёрнуты в сторону противника. С высотки застрочил пулемёт, а над русскими окопами пронеслось торжественное «Ура!»

— Черти, — усмехнулся полковник.

— Брусницкий! Вернись! — закричал он, и бросившись за поручиком, налетел на первого попавшегося солдата.

— Вестового вернуть! Немедленно!

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — крикнул солдат и кинулся вслед за поручиком…

Виктор залёг под самой высоткой. К нему подполз Жадовский.

— Залечь! — скомандовал он, махнув рукой драгунам.

— Ну что? — спросил он Виктора.

С высотки, пулемёт прижал к земле их батальоны.

— Давай-ка, Миша, ты с левого фланга заходи, а я с правого. Там они слепы как крот ночью, — ответил Виктор, отцепляя связку с гранатами.

— Ну, помоги нам Пресвятая Богородица, — прошептал Жадовский, глянув на укреплённую пулемётную точку…

Мадритов, через бинокль увидел, что офицеры обошли дзот и забросали гранатами японцев, укрывавшихся в нём. Из окна вырвалось пламя и сюда донеслись раскаты глухих взрывов. Пулемёт замолчал.

— Черти! — вырвалось у полковника и только сейчас он заметил, что позади него стоит поручик Брусницкий.

— А, вы тут, Брусницкий? Видали? — указал он в сторону бывших японских позиций.

— Полк, в атаку! Выбить японцев из деревень окончательно, — приказал Мадритов, — а этих чертей к Георгиям, обоих!

— Слушаюсь, — ответил поручик, — но у Жадовского уже полный бант.

— Полный? — уточнил Мадритов.

— Так точно, полный, — кивнул поручик.

— Тогда обоих к Станиславу, за мужество. Оно того стоит. И отметить в рапорте Линевичу. И не мешкайте! Переходите в наступление! Наши офицеры там что, зря рисковали?

…Виктор и Жадовский сидели на патронном ящике возле разбитого взрывами японского дзота. Из дзота валил дым и огонь от загоревшихся брёвен. Тут становилось жарко, и Виктор даже расстегнул шинель, несмотря на двадцатиградусный мороз.

Передавая друг другу одну самокрутку, они больше молчали, обмениваясь короткими, шуточными репликами, в адрес убитых ими японских пулемётчиков.

— К земле они прижать нас хотели…

— Ага, забыли, что мы в воде не тонем…

— И в огне не горим…

— Фланги они забыли, не просматривались их фланги из окошка…

— Да и тыл…

— Ну да, видать думали, что земли за ними нет…

— С русскими тягаться надумали…

Подъехал поручик Брусницкий.

— Господа офицеры, — громко окликнул их поручик.

Только сейчас, Виктор и Жадовский заметили, что по обе стороны высотки движутся русские солдаты, а в воздухе висит тишина, изредка нарушаемая бранью и командами унтеров.

— Господа, — повторил поручик, — полковник Мадритов, вас срочно требует к себе.

— Ну всё, сейчас начнётся, — затянулся окурком самокрутки Жадовский. Виктор молча посмотрел на Брусницкого.

— Не думаю, — ответил Жадовскому Брусницкий, — он что-то говорил… — Брусницкий подумал и посмотрел вокруг, — в общем, сверлите в мундирах дырки для орденов, драгуны!

Брусницкий усмехнулся, пришпорил коня и погнал его вслед за войсками.

— Голова ты, Витенька! — хлопнул по плечу Виктора Жадовский, — был бы ты простым солдатиком, то в унтерах бы у меня ходил! И вообще, поехали ко мне в Нижний Новгород на Троицу?

Они встали и побрели через поле боя в сторону блиндажа Мадритова, не прекращая своей беседы.

— Доживём, так поедем, — глянул на Жадовского и принял окурок Виктор.

— Да ладно, поедем! — не отставал Жадовский, — правда супружница моя слегка вредная. Ну, так мы можем вниз, да по Волге, на пароходе погулять! От батюшки моего знаешь какой пароход остался? «Аннушка» называется! Такой большой, с колёсами. Ты такие, поди, у себя в Могилёве не видывал!

— С колёсами? Не видывал.

— Ну так вот и покатаемся! Я цыган приглашу. Соскучился я по Волге, в этой Манчжурии…