Глава 4
7 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
Этот день был сумасшедшим… Нужно было опять куда-то спешно собираться и быстро уезжать. Только мальчик успевал привыкнуть к чему-то, как с этим тут же приходилось расставаться. Прощаться навсегда. Он сходил на свой любимый родничок, немножко там посидел, поговорил с ним, словно с лучшим другом, и попрощался, тоже как с другом. Ведь Гарольд уезжал очень далеко, за океан, и не просто в другую страну, а в настоящий другой мир, как ему казалось. Он представлял Америку в своих мыслях огромной, красивой, совсем не такой как маленькая и тесная Англия.
Гарольд слышал про индейцев. Он читал про них и видел их на картинках. И ему казалось, что индейцы в Америке будут встречаться на каждом шагу. Но, пока что, для него они были тем же самым что гномы и эльфы из сказок. Скорее, даже как эльфы, потому что у них тоже луки и стрелы.
Гарольд всегда мечтал путешествовать. И хотя он жил совсем недалеко от моря, самого моря он никогда не видел. Даже моряков не видел. Не видел даже настоящего корабля. Это было самое первое, настоящее путешествие в его жизни, на огромном пароходе, которые Гарольд тоже видел только на картинках.
Перед отъездом в доме всё разбиралось, убиралось, выносилось и складывалось в ящики. А в комнатах, то тут, то там, раздавались стук молотков и ругань грузчиков, да такая неприличная, что хоть уши затыкай.
Дом быстро опустел. Теперь тут были только пустые шкафы, стулья, большой стол и неподъёмный диван. А все вещи увезли на пароход.
— Мы заберём их в Америке, — сказал Фредерик, глядя в след машине, на которой уезжала его библиотека, лаборатория, книжки Гарольда и игрушки Сида.
— А как мы их заберём? — посмотрел на отца Гарольд, — нам их отдадут? Не украдут по дороге?
— Да не бойся ты за свои книжки! — рассмеялся отец, взлохматив сыну волосы, — увидитесь в новом доме. А в Нью-Йорке, сфотографируешь нас всех возле Статуи Свободы своим фотоаппаратом!
— Какой Статуи? — не понял Гарольд.
— Статуя Свободы, глупый! — обнял сына Фредерик, — там не обижают детей за то, что они католики, и ты сможешь учиться. А мама будет работать учительницей. Чарли и Лилли поступят в университет. А потом ты станешь студентом, когда вырастешь.
— А почему я тут не могу? Ты же смог? — Гарольд и хотел и не хотел ехать.
— Я не тут смог, — ответил Фредерик сыну, почувствовав его сомнения, — где ты тут видел, чтобы католики учились в университетах? Тебе даже в школе жизни не дали! Вот поэтому мы и уезжаем, чтобы вы могли учиться и не бояться быть настоящими людьми.
Фредерик посмотрел на дорогу в даль.
— А университет я окончил, к твоему сведению, в Париже.
— А в Париже католики? — спросил Гарольд, посмотрев на отца.
— Католики, — ответил Фредерик, продолжая смотреть на дорогу.
— А почему мы тогда не поедем в Париж? — подумал Гарольд вслух.
— Потому, что дядя Томас нас ждёт в Ниагара-Фоллз.
Дядю Томаса Гарольд не знал. Он только слышал о нём. Но прекрасно понимал, что жизни тут не будет. И тот ужасный день в школе он забыть не мог. Хотя всех и простил в душе, но ни с кем тут не дружил. Да и с Гарольдом никто не хотел дружить. Да и не очень-то и хотелось.
Уильям был постарше, хитрее и так или иначе ему было легче. Уильям умел драться. А Гарольд не мог. Не хотел. Просто не знал как это делается. И никому его было не понять.
— Сходили бы вы с Джесси в лавку к мистеру Джеффу и прикупили бы что-то в дорогу? — сказал Гарольду Фредерик.
Гарольд посмотрел на отца.
— Но папа…
— Боишься своих «друзей»? — спросил отец.
— Да… — кивнул Гарольд.
— Вот потому у нас и всё плохо в этой стране, — вздохнул Фредерик.
— Хорошо папа… я не буду бояться… — ответил Гарольд и опустил голову.
В лавке, на самом углу с центральной улицей, Гарольд деловито рассматривал содержимое витрин, пока хозяин лавки небрежно швырял в корзинку к Джесси картошку.
— Три шиллинга! — громко сказал хозяин лавки и Гарольд подошёл к Джесси.
— За что три шиллинга? — удивился мальчик.
Он достал из корзинки капусту и положил её на весы.
— Поменяйте это. Она гнилая и не весит даже двух фунтов! — потом взял в руки корзинку с картошкой и поставил её туда же.
— Вы хотите сказать, что тут целый стоун?
— Э… — оторопел хозяин, — это мой товар! И тут я устанавливаю цены!
— Гарри, не надо спорить… — виновато опустила глаза Джесси.
— А я не спорю насчёт цены, — смело ответил мальчик, — я прошу чтобы Вы заменили гнилую капусту на хорошую. И взвесили её и картошку без нашей корзинки!
— Одна картофелина весит четверть фунта! — чуть не закричал хозяин. Гарольд взял в одну руку большую картофелину, а во вторую маленькую.
— Вы хотите сказать, что они одинаковы?
— Гарри… — заплакала позади Джесси, — мне за тебя очень стыдно…
— Ладно, ладно… — быстро успокоился хозяин, — путь будет по-твоему, только не надо кричать, — отбросил он вилок гнилой капусты и положил в корзинку белый и чистый, — шиллинг и восемь пенсов, и никаких разговоров на улице! Договорились? — посмотрел он на Гарольда.
— Хорошо, мистер Джефф, — усмехнулся ему в глаза Гарольд, — никаких разговоров!
— Мне стыдно за тебя! — тихо сказала Джесси, когда они вышли на улицу.
— За что? — не понял Гарольд и посмотрел на неё.
— Ты нагрубил мистеру Джеффу, — ответила девочка.
— Я не дал нас обмануть! — чуть не засмеялся Гарольд.
— Но ты никогда таким не был… он теперь может отказаться с нами торговать, — опустила глаза Джесси.
— Мы всё равно уезжаем и плевал я теперь на мистера Джеффа! И на Сэмюэлсов тоже! — ответил Гарольд и забрал корзинку у сестры…
Уже за углом Джесси заметила Сэмюэлсов и дёрнула Гарри за рукав.
— А? — остановился Гарольд и в недоумении глянул на сестру.
— Опять они, — кивнула Джесси на Сэмюэлсов, — давай звать людей на помощь!
Гарри ухмыльнулся и ступил шаг вперёд.
— Пошли! — ответил он Джесси, — не собираюсь я из-за них ходить окольными путями!
— Как скажешь, — сказала девочка, — только они могут побить тебя. А папа зовёт нас в фотографический салон сегодня…
— Гм, — опять ухмыльнулся Гарольд и пошёл вперёд.
— Эй! — побежала за ним Джесси и взяла брата под руку. Сэмюэлсы уже увидели их и дружно обнявшись за плечи надвигались через дорогу.
— Ой, малыши-католики гуляют! — толкнул Гарольда в плечо Оливер, — в лавку ходили? Что-то вкусненькое несёте? — полез он в корзинку к Джесси.
— Они в Америку убегают! — рассмеялся Томас.
— Да ну! — посмотрел на Гарольда Оливер, — а на прощание не пройтись ли по роже этому красавцу?
— Уйди с дороги! — приказал ему Гарольд и попытался обойти.
— Ой, да мы уже дрожим! — захохотали дружно Сэмюэлсы, — он точно умеет разговаривать!
— Давай, как всегда, шиллинг и тогда пройдёшь по нашей улице! Католики платят за проход шиллинг, а евреи два шиллинга! — схватил Том Гарольда за руку.
— Вот ещё! С каких пор эта улица стала вашей! — вырвался Гарольд и оттолкнул обидчика.
— Остановитесь! Возьмите ваш шиллинг! — заплакала Джесси и снова полезла в корзинку за деньгами. В этот момент Сэмюэлс схватил Гарольда за горло и нацелил ему в лицо кулак.
Гарольд перехватил руку и, вывернув старшему Сэмюэлсу локоть, поставил ему подножку.
Сэмюэлс упал на спину и тут же получил удар кулаком прямо между глаз. Второй, пока соображал что произошло, получил от Гарольда с ноги в живот и улетел к ближайшему столбу, распластавшись по мостовой, а нос третьего, в этот же момент познакомился с локтем Гарольда.
— Бежим! — крикнул кто-то из них, и братья Сэмюэлсы бросились наутёк.
— Гарри… что это сейчас было? — проговорила Джесси, испуганно посмотрев на брата.
— Не знаю… — растерялся Гарольд, — пошли наверное? — глянул он на Джеси, — я думаю, теперь они долго не будут ни к кому приставать.
Дети двинулись дальше. Сэмюэлсы остановились только на той стороне улицы, спрятались за угол и с опаской поглядывали на Гарольда и Джесси, потирая побитые места.
Когда Гарольд и Джесси вернулись домой, весть о том что Сэмюэлсы, первые хулиганы и задиры на улице, получили тумаков от самого тихого мальчика во всём Фулеме, уже разнеслась повсюду.
— Мама! Мама! Гарольд подрался! Он подрался с Сэмюэлсами! — панически закричала с порога Джесси.
Гарольд остановился в дверях и виновато посмотрел в пол.
— Что? — бросилась к Гарольду Августа, но увидев сына в полном порядке, остановилась и удивлённо посмотрела на Джесси.
— Ты шутишь, Джесси? — строго спросила она.
— Нет! Он разбил нос Томми и набил синяков Оливеру! — заявила Джесси, — а Томасу так ударил ногой в живот, что тот аж улетел!
— Но… кто это сделал? Кто за вас заступился?
— Никто! Это сделал наш Гарри!
— Гарри?
— Да! Гарри!
В дверях зазвонил колокольчик. Августа открыла двери. На пороге стояла миссис Сэмюэлс со своими сыновьями, двое из которых, Томми и Томас были зарёваны, а Оливер постоянно отворачивался, чтобы не показывать фингалы под двумя глазами сразу.
— Ну, знаете! — начала миссис Сэмюэлс! — я думала, вы интеллигентная семья! А ваш мальчик, оказывается драчун и задира?! Он только что жестоко избил моих детей! Он налетел как коршун и напал на них!
— Вашим детям по двенадцать лет. А кое-кому уже тринадцать, — спокойно ответила Августа, — и когда они били его каждый день, я не ходила к вам домой и не жаловалась. Мне интересно, кто поверит, что девятилетний ребёнок побил сразу троих подростков, имея в руках только плетёную корзинку?
— А что теперь с этим делать? — схватила миссис Сэмюэлс Оливера за голову и развернула его лицом к Августе.
Нос Оливера распух, а под глазами красовались два огромных бланша…
— Не знаю кто это сделал, но рекомендую приложить капусту, — вежливо улыбнулась Августа, — и ремень, к другому месту, чтобы больше не отбирал у малышей деньги на улице. Всего доброго, миссис Сэмюэлс.
Августа улыбнулась и закрыла двери.
— Это правда!? Это правда!? — влетел после школы Уильям и, бросив портфель, уставился на Гарольда, который молча, ничего никому не объясняя, чистил картошку.
— Что правда? — посмотрела Джесси на Уильяма. Она сидела тут же и нянчила Сиднея.
— Ну, что Гарри навалял этой тройке? — переспросил Уильям, — всем и сразу? Как у него получилось?
— Они испугались и убежали! — ответил Гарольд, бросая последнюю очищенную картофелину в кастрюлю, и вытер руки.
— Оу! Гарольд? Чистит картошку? А где мама? — удивлённо осмотрелся Уильям вокруг.
— Мама отдыхает, — сказал Гарольд, забирая кастрюлю полную картошки со стола, — и вообще, ты не мог бы не бросать портфель у порога?
Уильям посмотрел на портфель и нехотя поднял его и взял в руки.
— Ты какой-то неправильный, Гарри, — сказал Уильям в ответ.
— А какой правильный? — ухмыльнулся Гарольд.
— Лентяй, замарашка, трусишка и нюня, как изнеженная девочка, — рассмеялся Уильям и направился в детскую.
— Гм, — возмущенно отвернулся Гарольд, — лучше ноги вытри, чистюля! Уильям послушно вытер ботинки и поднялся на второй этаж, где застал в детской маму. Августа быстро захлопнула альбом Гарольда и обернулась.
— Этот ты, Уилл? — спросила она, забрав альбом и прижав его к груди.
— Да, — ответил мальчик, — я вернулся, мама.
— Хорошо, — кивнула ему Августа, — я пойду готовить обед, а вы пока погуляйте на улице?
— А что случилось, мама? — спросил Уильям, заметив на лице Августы волнение.
— Ничего… совсем ничего, — ответила ему Августа, посмотрев куда-то в сторону, и вышла.
Фредерик вернулся как раз к обеду. Августа стояла у окна и смотрела на играющих на улице детей.
— Добрый день, — привычно поздоровался с порога Фредерик, — слышу вкусный запах? И что же у нас сегодня на обед?
— Как заказывал Гарольд, — вздохнула Августа.
— И? — спросил Фредерик, подойдя к жене.
— «Цыплёнок по-мерилендски», с картофельным пюре, — сказала Августа, посмотрев на Фредерика.
— Ничего себе! Королевское кушанье!? — удивился Фредерик, — а что случилось? На тебе лица нет, как в тот день, когда тебе отказали в работе учительницей.
— Я никогда это не готовила… И вообще, посмотри, — сунула она ему в руки альбом Гарольда.
Фредерик открыл его и увидел красивый рисунок. Корма парохода высоко возвышалась над водой. Пароход тонул. В воде тонули люди, а человек в шлюпке что-то кричал, подняв вверх руки… Тёмное небо говорило о том, что нарисована ночь.
— Гм… — удивлённо посмотрел на Августу Фредерик, — он боится долго путешествия. Это нормально для его возраста. Он ведь никогда не видел пароходов и моря.
— Нормально? Ты не заметил ничего странного в рисунке? — спокойно ответила Фредерику Августа, покачав головой.
Фредерик опять глянул на рисунок и прочёл название парохода.
— «Титаник»? Ну… дети часто рисуют в своих фантазиях кошмары, — подумал Фредерик, — «Титаник» настолько разрекламировали, что очевидно он решил, что раз «Титаник» большой пароход, то непременно утонет…
— При чём тут пароход, Фрэд! — чуть не заплакала Августа, — он никогда не рисовал! Он просто не умел рисовать!
— Тихо, тихо, — обнял её Фредерик, — такое бывает. Я слышал, что после ударов головой у людей часто открываются скрытые таланты. Он же начал писать стихи, после того, как его побили в школе? Стресс… переволновался… решил научиться рисовать и у него получилось…
— Я не знаю… — прижалась к нему Августа, — он и тот и не тот. Он начал мне помогать. Начал рано вставать и без напоминания умываться, чистить зубы. Это мне в начале понравилась. Но потом… он сегодня… он избил Сэмюэлсов, всех троих, и смотри что он делает!
— Играет с детьми, — глянул в окно и спокойно ответил Фредерик, — ну и что?
— Он никогда ни с кем не играл, — тоже глянула в окно Августа, — у него никогда не было друзей, а сейчас он просто счастлив.
— Разве это плохо? — спросил Фредерик.
— Хорошо… Но я не знаю как сказать… он говорит как взрослый, пытающийся казаться ребёнком. И это заметно. Он редко улыбается и ведёт себя не как ребёнок, — проговорила Августа.
— Гм? — глянул на неё Фредерик.
— Это не наш сын, Фрэд… — прошептала Августа, — это кто угодно в теле Гарольда, но только не наш сын… Он не помнит страхов нашего сына…
— Может ему просто надоело бояться? — усмехнулся Фредерик.
— Может… Но я не чувствую нашего сына, — ответила Августа, — он мне улыбается, обнимает меня как и раньше… Но это не он…
Они посмотрели в окно. Гарольд увидел их и весело помахал им рукой. Фредерик помахал в ответ и поманил домой, обедать…
…Около пяти часов вечера, уже в самый день отъезда, вся семья собралась возле фотографического салона. Решили сделать последний снимок в Англии, на память о Фулеме.
Все ждали Гарольда.
Ровно за минуту до назначенного времени Гарри показался в свете фонаря. Шёл медленно. Словно прогуливаясь. Гарри по деловому заложил руки за спину и, смотря только себе под ноги, приближался к своей семье.
— Вы только посмотрите, прямо истинный джентльмен, — рассмеялся Чарли, увидев брата.
— Истинный джентльмен даже не переоделся, — ответила ему Лилли, заметив ещё издали, что Гарри одет в своё привычное серенькое пальто, короткие запачканные штанишки и грязные башмаки. При этом, он лихо нахлобучил на лоб широкую, клетчатую кепку с большим козырьком.
— Ему не хватает только тросточки, — тихо рассмеялась Джесси, переглянувшись с Уильямом.
Отец немного опешил при виде сына, но не подал виду.
— Ну… в этом что-то есть, — сказал он, — Гарольд у нас всё-таки художник. А я слышал, что все творческие люди немного со странностями.
Подошёл Гарри. Он виновато посмотрел на отца и потупил глаза.
— Главное, что не забыл прийти, — сказал спокойно сыну Фредерик.
— Конечно, — усмехнулся Чарли, — как же без сюрпризов? Правда, Гарри? Гарольд ничего не ответил. Он посмотрел на Чарли, потом снова на папу и молча прошёл к входу.
— Этот ребёнок никогда не будет другим, — вздохнул Фредерик, — мы с мамой думаем, что у него большое будущее. Если, конечно, он немного поменяет своё отношение к жизни.
— Я зачитался! — развернулся Гарри, и снова повернувшись к входу, открыл дверь.
Молодой фотограф долго рассаживал всех, время от времени переговариваясь с отцом Гарольда.
— Теряем мы Вас, мистер Гудвин, — то и дело повторял фотограф.
— Не беда, — отвечал Фредерик, — я думаю, что в любом случае мы ещё увидимся.
— Я тоже на это надеюсь, мистер Гудвин, — говорил фотограф, — как же ваши исследования? Я бы хотел и дальше помогать Вам. Мистер Тесла знает о том, что Вы переезжаете в Америку?
— Я отправил ему письмо со своим новым адресом, — ответил Фредерик, — и не думаю, что мы с Вами перестанем быть партнёрами. Кроме того, я написал письмо мадам Кюри, во Францию, где упомянул о Вас. Она должна связаться с Вами в ближайшее время. Это наше общее дело, мистер Броксли.
О каком деле они говорили, Гарольд не успел услышать. Расплакался Сид.
— Давайте, я его подержу? — предложила Августе жена мистера Броксли и приняла у неё малыша.
Сид успокоился и с интересом начал рассматривать фотографии на стенах.
— Малыша сделаем отдельно. Подарок за счёт заведения уважаемому доктору Гудвину и его семье! — рассмеялся Броксли, и вспышка на мгновение ослепила всех.
