22. Инкубатор

В тот вечер я помог Тайрону разжечь возле хижины костер и сварить мясо и овощи. Солнце уже опускалось за горизонт, когда мы сели возле огня и жадно набросились на еду. Хотя день был теплым, с наступлением темноты в Мидгарде часто бывает зябко даже в середине лета.

Где-то вдалеке послышался волчий вой. Я тотчас посмотрел на массивные ворота, чтобы убедиться, что они заперты. Мне вспомнились вервейты. Неужели они бродят где-то поблизости? В конце концов, мы сейчас на краю земли гентхаев. Вервейты наверняка никуда не уходят до конца года, когда незримое Волчье Колесо совершает очередной поворот.

– Тал охотился и на медведей, и на волков, – пояснила Тайрону Ада. – Он продавал их шкуры и постепенно скопил состояние.

– Удивительный человек, – произнес Тайрон. – Сначала построил факторию и занялся охотой, затем перебрался в город и научился писать шаблоны для лаков. На такое способны немногие.

– Да, такого, как он, так просто не найдешь, – тихо произнесла Ада, и на ее лице мелькнула боль утраты.

– Ты сказала, Трим будет «отцом» разумного лака, – поспешил сменить тему разговора Тайрон.

Ада стряхнула грусть и кивнула:

– Шатек откладывает яйца, однако семя должно проникнуть в него из другого источника. Для этой цели можно использовать человека. Такой акт страшно даже представить, но он дает самые впечатляющие результаты. В дни Империи это было строжайше запрещено гражданским лицам, но военные прибегали к этому способу для производства беспощадных и жестоких джиннов, которых использовали в боях с врагом. Мое творение будет иметь форму джинна, известного как синглтон. Он сложнее, чем обычный лак, однако имеет только одно «я» и не способен менять форму. Чтобы создать его, мне нужен Трим. Для лака, не обладающего разумом, я запрограммировала его на максимально возможный уровень, и его умения через шатека перейдут к отпрыску. Но это не будет спариванием шатека и лака в привычном смысле. Забудьте биологию естественного мира. Трим будет поглощен, впитан и усвоен шатеком. Но он появится на свет снова – дважды рожденным и разумным!

– И как именно это пригодится нам на арене? – спросил я. – И что такое «разумный»? Ты имеешь в виду, что он будет все понимать?

– Да, – ответила Ада. – Трим будет обладать развитым сознанием, как ты или я. Конечно, он по-прежнему будет повиноваться командам Нима, но одновременно научится проявлять высокую степень инициативы. В тактическом смысле он станет намного эффективней обычного лака. И ваше партнерство будет осуществляться на ином уровне. Он также станет намного сильней и быстрей себя прежнего. Конечно, ты по-прежнему будешь использовать Улум. Звуковой код необходим для того, чтобы скрыть свою тактику от противника.

Ночь мы провели в двух самых больших хижинах. Квин и Ада заняли ту, что располагалась дальше от ворот, мы – Тайрон, Дейнон и я – вторую. Удобств особых не было, и мы спали на полу, накрывшись одеялами. Похоже, Таллуса комфорт нисколько не интересовал. Я же за день изрядно устал и был готов спать где угодно.

Рассвет наступил слишком быстро.

Следующие две недели мы с Дейноном под зорким оком Тайрона кормили шатека и убирали то, что после этого оставалось. Существо росло буквально на глазах и к концу этого срока стало почти вдвое больше обычного человека. Шатек уже сожрал двух целых волов.

Ада начала учить Тайрона, постепенно совершенствуя его знания Нима. Дейнон присутствовал на этих занятиях и старательно записывал новые сведения в тетрадь, после чего обсуждал их с Тайроном. В свою очередь, тот продолжал знакомить меня с секретами Нима, но вскоре перепоручил мое обучение Дейнону.

Дело в том, что в начале второй недели, взяв с собой Квин, он ненадолго вернулся в город – решил проверить, как идут там дела и чем занимаются его бойцы и шаблонщики. Оставшись с Адой одни, мы с Дейноном могли задавать ей вопросы о том мире, из которого она к нам пришла.

– У тебя необычное имя, – сказал Дейнон. – В твое время девочкам часто давали имя Ада? Для нас оно звучит непривычно.

Было темно. Мы сидели друг напротив друга вокруг костра и ели стейки из мяса вола, которым также кормили шатека. Они оказались слегка жестковаты, но я был голоден и не обращал на это внимания.

– Нет, тогда оно тоже было не слишком модным. Но мой отец и второй раз назвал меня Адой. У нас был такой обычай – давать ребенку при рождении временное имя, а постоянное глава семьи выбирал позже, в его или ее четырнадцатый день рождения. У меня был редкий талант к программированию – мы тогда не употребляли выражение «наладка шаблонов». Отец сказал, что у меня природный дар и что я талантлива, как Моцарт! Он, конечно, преувеличил. Но я всегда была его любимицей.

– Моцарт? Кто это? – спросил Дейнон.

– Знаменитый музыкант далекого прошлого. Он был одаренным композитором, и его талант заявил о себе еще в раннем детстве. Моцарт появился на свет с удивительными умениями, достичь которых менее талантливым музыкантам удавалось лишь в зрелом возрасте. В некотором смысле так было и со мной. Я овладела Нимом, как только научилась говорить.

– Тогда почему отец не назвал тебя Моцартом?

Ада улыбнулась:

– Мать настояла. Хотя отец и считался главой семьи, но она управляла всеми нами так, как умеют только женщины! В университете она читала курс «История женщин в науке» и именно она выбрала для меня имя. Меня назвали в честь Ады Августы, графини Лавлейс. Она была первым программистом. Вы только представьте себе! Эта женщина написала самую первую в истории программу для компьютера, которого еще тогда не было и в помине!

– Что такое компьютер? – спросил я. Мир, из которого пришла Ада, был не похож на наш. Он был полон загадочных и незнакомых вещей.

– Это предшественник лаков и джиннов, но он был сделан из неживых материалов, а не из живых тканей. Компьютер выполнял сложные вычисления быстрее, чем люди, и накапливал большое количество информации, которую можно было искать и извлекать.

– Компьютеры были разумными? – спросил Дейнон.

– Сначала нет, но в конечном итоге они такими стали. Вскоре после этого была разработана, как вы ее называете, фальшивая плоть. Родившиеся из нее создания также получили разум.

– А ты родилась от шатека? – неожиданно спросил Дейнон. – Ведь твоя плоть – это та же фальшивая плоть, разве нет?

Это был очень личный вопрос, и я решил, что Ада обидится. Но волновался я зря. Она восприняла его совершенно спокойно.

– Когда душа человека изымается из Хранилища, в шатеке нет необходимости, так как разум не нуждается в Ним-программировании. Тело из фальшивой плоти выращивается в резервуаре и является копией исходного. Между плотью, с которой мы рождаемся, и той, что выращивается для дважды рожденных, нет существенной разницы.

Я промолчал, хотя и понимал, что это не совсем так. Ведь Коннит показал мне грамагандар. Это оружие могло разрушить фальшивую плоть Ады с той же легкостью, что и плоть джинна. А вот для людей оно опасности не представляло.

– Ты сказала, что военные создали джиннов, чтобы те воевали вместо них. Но кем были их враги? – спросил я.

– В первых войнах между собой воевали разные страны. До восстания джиннов все государства людей были крайне милитаризованы. Потенциальное насилие находило выход в главной форме досуга – поединках на арене, где разные типы джиннов сражались на потеху зрителям-людям. На тотализаторе делались ставки, причем на огромные суммы. Все, что есть у вас в Мидгарде – который, по стандартам того времени, представляет собой небольшое аграрное и относительно примитивное общество, – лишь бледная тень той, прежней жизни; например, Колесо с поединками лаков. Но ваши лаки – это совсем не то, что настоящие джинны… К тому времени, когда родилась я, большая часть мира была объединена под властью Имперского правительства. Впрочем, мы уже догадывались, каким будет следующий конфликт. То там, то здесь джинны начали восставать, постепенно обретая силу.

– Почему их назвали джиннами? Что за странное имя? – спросил я. Мне всегда хотелось это узнать.

– В старинных сказках так называли демонических существ с магическими способностями. Я уверена, их никогда не существовало на самом деле, но программисты любят всякие сокращения и аббревиатуры. Это касается как выражений, которыми мы пользуемся в обычной речи, так и слов, применяемых шаблонщиками. На языке программистов слово «джинн» расшифровывалось как digital janus interface nano node – «нано-узел цифрового двустороннего интерфейса».

– С первого раза даже не выговоришь! – усмехнулся я. – По мне, краткая форма лучше!

Ада рассмеялась вместе со мной:

– Да, аббревиатуры – прекрасное изобретение.

– Но что это значит?

Ада нахмурилась.

– В слове «джинн» содержится многое, – ответила она. – Нано – это нечто очень-очень маленькое, а Янус – это двуликий бог древности. Это очень важно, потому что суть разума в том, что мы имеем два зеркальных отражения одного «я» – два лица смотрят друг на друга и начинают диалог. Ты когда-нибудь говоришь сам с собой? – спросила она.

– Только когда рядом никого нет, – пошутил я.

– Не совсем так. Мы все разговариваем сами с собой, даже если не отдаем себе в этом отчета. Мы называем это мышлением. Тебе когда-нибудь доводилось ломать голову над каким-нибудь вопросом? Ты пытался принять решение и ответ внезапно сам приходил тебе в голову? Ответ подсказала вторая половина твоего мозга. Такой диалог – основа сознания. Позже, когда ты расширишь и углубишь свои знания, я тебе все как следует объясню.

Но мои мысли уже и без того устремились в другом направлении. Я не решался спросить Аду о том, что на самом деле хотел узнать. Вдруг она не захочет говорить на эту тему? Однако любопытство взяло верх. В конце концов, не рассердил же ее вопрос Дейнона.

– А что случилось с тобой? Почему тебя поместили в Хранилище?

Откуда-то издалека вновь донесся волчий вой, а вслед за ним чей-то мучительный крик. Мы все обернулись, но, конечно, ничего не увидели. Между невидимым волком и нами возвышался высокий частокол. Правда, я успел заметить, что, прежде чем повернуться ко мне и ответить, Ада вздрогнула.

– Джинны начали все чаще и чаще устраивать террористические атаки против правительства. Сначала мы не придавали этому большого значения. Тогда никто не мог представить и в страшном сне, что силы джиннов вырастут до такой степени, что это приведет к крушению Империи и от нее останется лишь ваш жалкий Мидгард. Целью первого нападения была императрица, но джиннам не удалось ее убить. Тогда они выбрали новую цель, Имперскую Академию, где готовили программистов. В то время никто не ожидал подобной атаки, но теперь, при взгляде в прошлое, это кажется очевидным.

– Почему? – спросил я.

– Потому что джиннов программируют, используя словы Нима, и знание этих словов и есть настоящая власть. Стоит нанести удар в этом месте – и превосходство людей над джиннами будет подорвано. Именно так они и поступили. Я погибла от взрыва бомбы террористов. Следующее, что я помню, это как меня допрашивают, а я парю в темноте, понимая, что уже не нахожусь в своем теле. Мне сообщили, что я мертва, и предложили обычный выбор – забвение или стазис в Хранилище.

– А почему бы им сразу не поместить тебя в тело из фальшивой плоти, какое у тебя сейчас?

– Это было запрещено законом. Если каждому умершему разрешить обретать фальшивую плоть, это приведет к неконтролируемому росту населения. Что, в свою очередь, чревато голодом и концом цивилизации.

– Зачем тогда кого-то помещать в стазис?

– Существовала призрачная надежда на то, что когда-нибудь я стану одной из тех, кого называли дважды рожденными. Специальным имперским декретом несколько одаренных душ были заново рождены таким образом. Будучи Верховным Адептом академии, я надеялась, что смогу стать дважды рожденной. Однако я едва не выбрала забвение – родиться во второй раз означало оставить в прошлом родственников и друзей, которые к тому времени будут мертвы. Но страх перед забвением заставил меня выбрать стазис.

– Должно быть, это ужасно – проснуться в нашем мире, зная, что никого из твоих знакомых больше нет.

– Не слишком – прежде чем поместить кого-то в стазис, его память выборочно стирают. Это гарантирует, что если ты пробудишься дважды рожденным, то не будешь тащить на себе бремя эмоций. Я не помню никого из тех, с кем была в свое время близка, поэтому не могу испытывать горе. Хотя горе вскоре само нашло меня. Я скорблю по Талу.

– Ты даже не помнишь своих родителей? – удивился Дейнон.

– Я очень хорошо их помню, но они умерли еще до того, как умерла я. Стирание памяти убирает горечь утрат, которую я могла бы испытать при пробуждении в далеком будущем. Возможно, у меня когда-то был муж и дети, но я ничего не помню.

После этих слов воцарилось долгое молчание. Впрочем, спустя какое-то время я нарушил его очередным вопросом:

– Когда были созданы первые джинны, неужели никто не предвидел, что наступит день, когда они восстанут против своих создателей?

– Да, многие этого опасались и протестовали против их создания. Джиннам даже придумали имя. Их называли франками, от слова «Франкенштейн». Так звали одного знаменитого монстра.

– Что это был за монстр? – спросил Дейнон.

– Вымышленное существо из старой книги, которую написала женщина, ее звали Мэри Шелли. В этой книге рассказывалось о том, как некий человек по имени Франкенштейн создал существо из частей тела, взятых у мертвецов. Затем он оживил его при помощи того, что мы называли электричеством… Увы, наши изобретения не всегда приносят нам благо. Как жаль, что тогда никто не попытался помешать созданию джиннов. Теперь, спустя века, не вызывает никаких сомнений, что противники этой идеи были правы. Их опасения подтвердились.

Когда наконец Тайрон и Квин вернулись, Ада объявила, что пора свести вместе Трима и шатека. Лак провел почти все это время в глубоком сне во втором фургоне.

– Очнись, Трим! – приказала Ада, как только мы высвободили его из колодок. Обнаженный лак прошел за ней через площадку и спустился в подвал. Тайрон, Дейнон и я следовали за ним по пятам. Квин предпочла остаться снаружи.

При мысли о том, что там сейчас произойдет, меня выворачивало наизнанку. По команде Ады Трим вошел в подвал. Я заметил, как в дальнем углу шевельнулся шатек и его длинные конечности блеснули в свете факела. После этого мы вышли и заперли за собой дверь.

Из-за нее тотчас раздались крики: хотя лаков Мидгарда нельзя назвать разумными, их тела способны чувствовать боль и реагировать на нее.

– Это жестоко, но другого способа нет, – сказала Ада, пока мы поднимались по ступенькам. – Лак будет вознагражден за его жертву. Он возродится и, став разумным, не будет помнить никакой боли.

Вздрагивая при каждом новом истошном крике, я подошел к дальнему краю частокола, где увидел Квин. Даже там, где она стояла, крики были слышны, правда, не так громко.

Квин в ужасе посмотрела на меня.

– Лаки, которые сражаются в подземельях Общины, тоже кричат. Иногда от их воплей меня пробирает дрожь, – призналась она.

Мне вспомнилось, как она в первый раз отвела меня в Общину. Мы смотрели нелегальный поединок между двумя лаками. Один из них умер на арене, искромсанный в клочья мечами противника. Он кричал точно так же, как сейчас кричал Трим.

– Они похожи на нас больше, чем думают люди! – воскликнула Квин. – Неужели ты этого не понимаешь, Лейф?! Ты должен понять!

Я кивнул. Она была права. Поединки в Колесе были поставлены на поток, они давали людям заработок, благодаря им процветал тотализатор, люди получали возможность развлечься, что вносило приятное разнообразие в их жизнь.

Но вот о лаках никто не думал. Никто не хотел признавать того, что они хоть в какой-то степени разумны. Ведь если это признать, то прощай поединки? На это, конечно, никто не пойдет.

– Если отец ничего не сделает, чтобы запретить нелегальные бои, это сделаю я. Я выпущу лаков на свободу! Вот увидишь, я точно это сделаю!

В подвал мы вернулись лишь поздно вечером, с факелами в руках, чтобы, если потребуется, отогнать шатека. Хотелось надеяться, что эта кровожадная тварь все-таки насытилась.

Внутри нас ждало омерзительное зрелище. Я почувствовал, что дрожу.

Большую часть лака шатек сожрал, но к потолку прилипли лоскуты кожи. Мне не хотелось думать, как они туда попали. Когда мы увидели, что стало с остальной кожей лака, нас с Дейноном вырвало прямо на пол.

Она была натянута тугим треугольником – от дальнего угла подвала, где сходились стены и потолок, и до середины пола, к которому крепилась в двух местах.

На нее налипли осколки костей и ошметки плоти, пол был весь заляпан кровью. И посередине этой кожаной колыбели лежал, скорчившись, шатек, ритмично пульсируя, словно бьющееся человеческое сердце. При каждой его конвульсии вибрировала и эта паутина из кожи.

– Зачем он это сделал? – спросил я.

– Это инкубатор, родильная платформа, – ответила Ада. – Внутри тела шатека находится яйцо, которое уже превращается в то, что нам нужно. Вскоре мне предстоит работа – работа над лаком, который родится у шатека, и работа над шаблонами, которые я введу в этого лака. В вашей разоренной стране это единственный способ наделить его разумом, сноровкой и быстрой реакцией, достаточными для того, чтобы победить Хоба. И я это сделаю.