LXVI
По всему кварталу в жаровнях тлели травы и пряные смеси. Их жгли в надежде разогнать отравленный воздух, и в итоге на улицах стоял запах, как в аптечной лавке.
Иоганн, Элизабет, Пруссак и Йозефа стояли перед домом и с тревогой наблюдали за последствиями изоляции. Все больше народу толклось на улицах и во внутреннем дворе перед их домом. У некоторых имелись при себе одеяла, другие довольствовались лишь одеждой. То и дело вспыхивали споры и ругань между больными и здоровыми, но они быстро сходили на нет, потому как люди боялись заразиться.
Бешеные оказались в меньшинстве, их переловили и заперли в подвалы. Вопли узников разносились по улицам – крики, исполненные злобы, от которых кровь стыла в жилах.
Остальных болезнь пока щадила, но многие начинали страдать от солнечного света. Они кутались в одежду и любое тряпье, чтобы хоть как-то уберечься от солнца, однако могли оставаться под открытым небом – во всяком случае, какое-то время. Если солнце причиняло им боль, они вынуждены были искать убежища в домах – при условии, что их впускали.
«Болезнь изменилась, – думал Иоганн. – В лесах вокруг деревни они даже не показывались при свете дня. Может, это к лучшему? Или наоборот?»
Он краем глаза взглянул на Элизабет.
Когда та призналась ему, что больна, что она – одна из них, его охватило отчаяние. И злость – оттого, что она не открылась ему раньше.
Вместо того, чтобы обнять ее и утешить, Лист выбежал из дома и помчался по улицам, проклиная судьбу, которая отнимала у него единственного дорогого человека.
Единственного любимого человека.
Потом он увидел больных, целые семьи. Они сидели в проулках, прижавшись друг к другу; ведь единственное, что еще оставалось у них – это семейная близость.
И вдруг ему стало ужасно стыдно.
Он вернулся в дом и обнял Элизабет. Поклялся, что поможет ей одолеть болезнь. Еще никогда в жизни Иоганн не был так убежден в своих словах.
Он был уверен, что спасет ее. Или умрет вместе с ней.
* * *
– Несчастные… Но если город и дальше будет снабжать их провиантом, они покорятся судьбе и смогут продержаться сорок дней, – сказал Пруссак и прервал размышления Иоганна.
– Если погода не испортится, – добавил Лист. – Если начнется дождь, они выломают нам дверь, вот увидишь.
– Тогда я просто открою им. Я не позволю им помереть на улице.
Иоганн слышал решимость в голосе друга. С той же решимостью Пруссак когда-то поддержал его решение расправиться с офицерами, чтобы защитить мирных жителей.
– Просто поверить не могу, что все это из-за меня, – укоряла себя Элизабет.
Иоганн взял ее за руки.
– Ты просто защищалась. Если кто-то и виноват во всем, так это те свиньи, которые напали на тебя.
Йозефа погладила ее по волосам.
– Иоганн прав, милая. Чтоб эти двое в аду сгорели!
– Бедные люди… Но мы ведь можем сказать, что это не чума, – сказала Элизабет.
– Кому? Властям? Им это давно известно, – возразил Иоганн. – Полагаю, они хотят лишь выяснить, что это – благословение Господа или проклятие.
– И не дай нам Бог второго! – проворчал Пруссак. – Тогда они весь квартал вычистят быстрее, чем загаженную рясу Папы.
– Хайнц, ну в самом деле! – Йозефа пихнула его локтем и перекрестилась.
На мгновение повисло молчание.
– Слышите? – неожиданно спросила Элизабет.
Остальные посмотрели на нее с недоумением.
– Как тихо стало…
Иоганн тоже обратил на это внимание. Все разговоры на улицах смолкли, даже дети притихли. Казалось, все напряглось в ожидании.
Потом тишину прервал приглушенный грохот повозки. И шаги, сопровождаемые ритмичным стуком железа по брусчатке.
Они посмотрели в сторону ворот. Люди прижимались к стенам, опустив головы, и боялись пошевелиться. В клубах дыма, среди живых изваяний, вырисовывался птичий силуэт.
– Господи, это же чумной доктор, – прошептала Элизабет и перекрестилась.
В воротах появилась его темная фигура, от шеи до щиколоток закутанная в черный кожаный плащ. Лицо было скрыто под железной маской с длинным загнутым клювом, набитым пахучими травами. Над клювом блестели стекла, закрывающие глаза, кожаные перчатки плотно облегали кисти рук. В правой руке был посох с железным наконечником.
На мгновение чумной доктор замер в воротах, обвел взглядом двор.
Он словно воплощал в своем облике вестника Апокалипсиса. И казалось, вот-вот будет вскрыта седьмая печать и четыре всадника обрушатся на людей. Элизабет невольно спряталась за спину Иоганна. Он взял ее за руку.
За доктором несколько подручных катили телегу, колеса которой были обмотаны тряпками. На досках лежали несколько тел: кожа у всех была воскового оттенка, и сквозь нее черной паутиной проступали сосуды.
Элизабет убежала в дом. Остальные наблюдали, что будет дальше.
Чумной доктор переходил от одного больного к другому, пихал посохом спящих, пока те не выказывали признаки жизни, и с безопасного расстояния высматривал признаки болезни. В глазах людей читались страх и надежда, но никто не смел заговорить с ним.
Потом доктор шагнул к Иоганну и Пруссаку и остановился.
– Вы уже сталкивались с такой формой чумы? – спросил Хайнц.
Доктор помотал головой, как птица, которая чистит перья.
– Нет, но зараза всегда проявляет себя по-разному, – прогудел жестяной голос под маской.
Он приподнял Пруссаку подбородок наконечником посоха и осмотрел его шею, но не увидел признаков заражения. Таким же образом доктор осмотрел Иоганна и Йозефу, после чего двинулся дальше.
Посох уткнулся в старика, который сидел в углу и не подавал признаков жизни. Подоспели служители, взяли его за руки и ноги и потащили к телеге. Старик застонал, но был уже не в состоянии изъясняться. Женщина, сидевшая рядом, прижала к себе детей и заплакала.
Доктор направился обратно к воротам и исчез в клубах дыма, так же как и появился, словно бесплотный призрак. Подручные двинулись следом, толкая перед собой телегу.
* * *
Пруссак наклонился к Иоганну.
– Это ожидание сведет меня с ума.
Тот кивнул. Из надежного укрытия квартал превратился в обыкновенную тюрьму.
– Что предлагаешь?
– Нам нужен путь к отступлению, а то, чего доброго, окажемся припертыми к стенке. Есть у меня на уме пара ходов, которые выведут нас из квартала. Надо проверить, сумеем ли мы воспользоваться ими.
– Катакомбы? – догадалась Йозефа.
– Если придется, то да. Но лучше по крышам, – ответил Пруссак и поднял голову.
– Хорошо, утром все заранее проверим. – Иоганн взглянул на Йозефу. – А ты побудь пока с Элизабет.
* * *
Они вернулись в дом.
Лист присел на скамью рядом с Элизабет и обнял ее. После визита чумного доктора у него появилось такое чувство, будто ему на шею накинули удавку.
– Скоро мы выберемся отсюда, и все будет хорошо, – шепнул он на ухо Элизабет.
– А что станет с другими? С теми, кто не сможет выбраться? – спросила она глухим голосом. – Что станет с теми, кто никогда больше не увидит солнца? С детьми, для которых жизнь превратилась в кошмар?
На это у Иоганна не было ответа.
Они сидели, обнявшись, и старались не обращать внимания на дикие вопли, доносящиеся из подвалов.
Напрасно.
