Глава 18
– Извините, Надежда Васильевна, – затараторила я, снимая туфли, – что приехала к вам так поздно.
– Душенька, – запела дама, – я сама вас позвала. И умоляю, без отчества, просто Надин! Мы же с вами одногодки и девочки из одного социального круга интеллигенции. К чему нам церемонии? Вы так удачно появились! Только что я достала из духовки пирожок! Увлекаюсь кулинарией! Ручки помойте, вон там дверца, полотенчико чистое у раковины. Мыльце с маслом какао. Обожаю его во всех проявлениях. Кстати, пирожок мой называется «Пять шоколадок». М-м-м! Рецептик звездный! Им певица Антонина поделилась в журнале «Правда о всех». Вы его, конечно, читаете. Понравилось интервью актера Фолкина? Оказывается, он внебрачный сын композитора Барутина! Вот это поворотец! Наверное, чайку попьем? Для кофейка поздновато! Ну, ополосните ручки!
Я вошла в ванную и глянула в зеркало. Надежда Васильевна дама стройная, ни одного седого волоса на голове. Меня она встретила в красивых брюках и модной кофточке. Но я-то знаю, что Надин в прошлом году справила восьмидесятилетие. Мы с ней совершенно точно одногодки. Я всмотрелась в свое отражение. М-да. Может, не стричься так коротко? На тетушку, которой перевалило на девятый десяток, госпожа Романова все-таки пока не похожа, но выгляжу я сейчас не лучшим образом.
– Душенька, – постучала в створку хозяйка, – как делишки?
Я быстро открутила кран.
– Сейчас прибегу.
– Не торопитесь, не торопитесь, – зачирикала Чернова, – я испугалась, что вам плохо стало. Вы такая бледненькая, тощенькая!
Я нажала на дозатор. По санузлу поплыл удушающий запах шоколада.
– Ну? – поинтересовалась хозяйка, приоткрывая дверь и всовывая голову в щель. – Чаек стынет! Фруктовый.
Я быстро ополоснула руки и очутилась в гостиной, которая соединялась с кухней.
– Пирожочек, – пропела Надежда, – маленький кусочек!
На моей тарелке появился огромный ломоть, размером с ботинок Макса. Для тех, кто не знает, поясню: мой муж носит сорок восьмой размер обуви.
– Чай «Страсть дракона», – не умолкала хозяйка, – из натуральных фруктов. Никаких там ароматизаторов, «ешек», улучшителей вкуса. Покупаю у Анны Сергеевны, она его у одной китаянки из Твери берет. Попробуйте скорей. Чем могу помочь? О! Знаю! Кто-то из нашего института что-то мерзкое сделал, поэтому вы из детективного агентства приехали! А я-то думала, что там только мужики служат. Съешьте пирожок! Так кто начудил? Ася Баранова? Опять в магазине что-то украла? Хоть маленькую крошечку-то попробуйте! Без сладкого говорить плохо, оно мозгу помогает. Ой! У вас диабет? Бедняжечка! Как с такой болезнью живете? Ужас! Говорят, она не лечится, живехонько от недуга на тот свет улетают!
Я отковырнула ложкой кусок пирога.
– Я совершенно здорова.
– Чудесная новость! – обрадовалась Чернова. – Тогда кушайте!
Я положила в рот пирог и чуть не выплюнула его назад. На языке растеклась столь сладкая масса, что зачесалось в носу.
– Вижу, вижу, вкусненько вам, – пришла в восторг Надин. – Шоколадику в начиночке хватает?
Я нашла в себе силы кивнуть.
– Глоточек чайку, хлюп-хлюп, – посоветовала Чернова, – насладитесь китайским дорогим изыском.
Фруктовый чай обычно кислый, я понадеялась, что он погасит сахарно-медовый вкус во рту, и отхлебнула чуть ли не полчашки. Не успела жидкость оказаться во рту, как мне стало понятно: это просто патока. Чай полился в горло, упал на выпечку, но и то, и другое застряло на полпути к желудку. Похоже, последний испугался атаки сахара и вмиг захлопнул свои ворота.
– Наслаждайтесь спокойненько, чаек с медком! Не кисло вам? Не горько? – щебетала Надин. – И о ком вы хотите узнать?
Собрав в кулак всю силу воли, я начала беседу.
– Вам знаком господин Штильман?
– Лазарь? – засмеялась Надежда. – Да мне цвет его носков известен! А что с дураком стряслось?
Я закашлялась. Кусок пирога стоял посередине пищевода.
– Понимаю, понимаю, понимаю, – не утихала хозяйка, – тайна следствия. М-м-м. Отличный пирожок получился, но не очень сладенький! Не возьму в следующий раз горький шоколад. Использую только молочный.
Я икнула. Не очень сладенький? Упаси бог попробовать выпечку Черновой еще раз.
– Ешьте, ешьте, – велела Надежда, – нельзя на тарелке оставлять. А! Стесняетесь! Или боитесь потолстеть! И то, и другое глупо. Евстахия, дорогая, я пойду на шантаж. Начну описывать жизнь Лазаря только при условии, если вы насладитесь еще одним кусочком пирожка. Ну, нямочки! Честное слово, в противном случае буду молчать! Как рыба об лед!
Объяснять Надежде, что я не Евстахия, а Евлампия, мне не хотелось. Пусть обзывает меня по-любому, лишь бы рассказала все как есть.
Чернова подперла подбородок кулаком и уставилась на меня. Стало понятно: она не шутит и впрямь будет молчать, пока я не слопаю весь ломоть. Вмиг вспомнилось, как моя мама говорила маленькой дочке, которая роняла слезы в тарелку с отвратительно скользкой геркулесовой кашей, сваренной на воде.
– Ангел мой! Овсянка крайне полезна. Я стараюсь ради твоего блага. Спустя годы, когда все твои знакомые получат гастрит, Фросенька будет здоровенькой. Эффект от каши ты оценишь позднее.
– Евдохия, вы такая худая, прямо страшно, – прервала молчание Чернова, – жуть берет! Я стараюсь ради вашего блага. Ешьте! Обрастайте жирком! Красивая женщина похожа на пончик. Кругленькая, сладенькая. Ну?
Я начала запихивать в рот куски пирога и наконец-то поняла, что они мне напоминают. Лет в пять я слопала пластилин, который чудесно пах шоколадом. Мне ранее покупали простую массу для лепки, а эту папа привез из Болгарии. Помню свой восторг и ужас мамы, которая вызвала «Скорую» и заставила врачей сделать мне промывание желудка.
Последний кусок пирога упал на пирамиду из своих братьев.
– О-о-о! Молодец, молодец, – ликовала Надежда. – Значит, Штильман! Слушайте. Правда есть только у меня, остальные ничего не знают. Одна я в курсе всего, что в институте творится! Живая летопись! Говорю.
Я превратилась в слух и незаметно включила в кармане диктофон.
Лазарь, тихий неприметный студент, потом аспирант, затем сотрудник НИИ, при котором и был открыт вуз, не отличался красотой. Однако основная часть женщин института изо всех сил пыталась ему понравиться. Студентки и преподавательницы как могли привлекали к себе внимание парня. Даже восьмидесятилетняя Виктория Павловна один раз громко сказала на кафедре:
– В Штильмане живет черт. Эх, стара я, не то повалил бы дым от костра.
А вот Надежде Васильевне всеобщий любимец совсем не нравился. Она быстро поняла: Лазарь не смотрит в сторону свободных девушек, его интересуют лишь те, кто замужем или имеют кавалера. Отнять чужое для Штильмана было самое приятное.
Однажды к Черновой пришел аспирант Воткин и сказал:
– Мне нужен совет по житейскому вопросу. С мамой, сестрой, приятелями я поговорить не могу.
– Почему? – удивилась Надя.
– Не хочу с Юлей разводиться, – признался Коля, – если своим правду растреплю, они мою жену презирать будут.
– Что случилось? – напряглась председатель месткома.
– Штильман принялся Юле знаки внимания оказывать, – начал Николай, – я не особый говорун. Да и зачем без конца супруге твердить: «Обожаю тебя». Какие-то сладкие слюни получаются. Любовь – это куртку купить. А цветы зачем? Веник завянет, на одежду денег не хватит. Юлька меня постоянно упрекала: «Ты не ласковый! Жадный! Ничего мне просто так не даришь». Потом стала злиться, что никак не забеременеет.
– У вас детей на самом деле нет, – заметила Надя.
Коля покраснел.
– Да. Я тайком от Юльки анализ сдал. Стать отцом у меня нет шансов. Вообще никак.
– Жене сказал? – поинтересовалась Чернова.
– Не-а, – промямлил Воткин, – боюсь, что она сразу уйдет. Ей ребеночка хочется.
– Если хочешь знать мое мнение по данному вопросу… – начала Надежда.
– Другое важно, – остановил ее аспирант. – Три дня назад Юлька заявила, что беременна.
– Так, – протянула Надежда.
– Понимаете, что я подумал?
– Особого ума, чтобы сообразить, что девка налево сбегала, не надо, – вздохнула Надя. – Кто любовник, знаешь?
– Штильман.
– Вот стервец! – пришла в негодование Чернова. – Но вдруг ты ошибаешься?
Николай вытащил из кармана носовой платок и принялся его комкать.
– У Юльки лучшая подруга есть.
Чернова положила на стол пакет с сушками.
– Грызи, не стесняйся. Знаю, Рая Федосова. Только последнее время меж ними кошка пробежала. Угощайся, ванильные!
Коля отпихнул кулек.
– Райка мне позвонила, попросила о встрече и насвистела, что Лазарь за ней ухаживать начал. Цветы дарил, конфеты, в уши пел про ее красоту и ум. Раиска замужем, поэтому они шифровались, никто о романе не знал. Целую неделю так ухаживал. Потом он ее в гости позвал. Ну и… понимаете?
– Конечно, – процедила Надя, – не пять лет мне.
– Не успел Лазарь с кровати встать, как заявил: «Мне нужна твоя кровь, немного, прямо сейчас». Федосова прямо в осадок выпала: «Зачем?» Ну, вы никогда не догадаетесь, что он ответил: «Надо помочь одной хорошей женщине, у них с мужем детей нет. А у тебя есть сын». «И чего?» – не сообразила Рая. «Ты имеешь вирус беременности, – сказал Штильман, – сейчас, после того, чем мы занимались, он в крови максимально высокий. Я сделаю на базе содержимого пробирки инъекцию». Рая изумилась, а Лазарь стал вдохновенно рассказывать о своем открытии. Тут надо вспомнить, что участники событий – молодые люди. А Раечке очень нравился Штильман, он был намного лучше ее мужа: ласковый, нежный, всегда с подарками. Ну и расчет у нее имелся. Свекровь Федосовой работала нянечкой в детском саду, ее муж горький пьяница. Ни денег, ни связей у семьи законного супруга нет. Рая экономила даже на покупке свеклы. А Штильманы были богаты, в мире медицины известные люди. Лучше поменять коня на переправе, расписаться с Лазарем и стать невесткой богатых гинекологов.
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Раисы, и она на второй вопрос Лазаря:
– Так как? Можно кровь взять? – кокетливо ответила:
– Для тебя что угодно.
На следующий день Штильман не ответил на звонки любовницы. Не брал он трубку и послезавтра, и в четверг, в пятницу…
В конце концов Рая, отбросив всякую конспирацию, подошла к Лазарю в институте и спросила:
– В чем дело?
– А что случилось? – заморгал любимый.
– Ты пропал!
– Куда? Я здесь, мы же разговариваем.
– Но не встречаемся! – хмуро сказала Раечка.
– Попьем сегодня чаю? – предложил Лазарь.
– Да, – заликовала любовница. – Где?
– На Курском вокзале, в буфете, – предложил Штильман.
Федосова не удивилась и не разозлилась. В то время в Москве кафе было мало и перед ними всегда выстраивались длинные очереди. А чтобы попасть в ресторан, надо было быть или богатым, или знаменитым, всех остальных отсекал грозный швейцар. Кафетерий в аэропорту, на вокзале считался вполне приличным местом для свидания. Правда, у Лазаря была собственная квартира, огромная редкость для советского студента. Но Раечка не стала интересоваться, почему Ромео выбрал скопище людей. Она подумала, что Штильман угостит ее чем-то, а потом пригласит к себе. Но получилось иначе.
– Пойми меня правильно, – загудел любовник, обнимая ладонями граненый стакан с на редкость противным напитком, который в меню именовался «кофе с молоком и сахаром», – нам надо расстаться.
– Почему? – испугалась Рая, которая уже успела сообщить супругу, что разводится с ним. – Нам так хорошо вместе.
– Мне нет, – возразил Штильман, – я испытываю радость только от работы. Неприспособлен для совместной жизни.
– Но ты говорил о любви, – оторопела Рая, – дарил мне конфеты. Врал?
– Я никогда не лгу, – отрезал Лазарь, – но со мной всегда так! Нравится девушка, думаю: она та самая, единственная! Потом ложусь с ней в постель. И! Конец чувствам. Понимаю, что ошибся. Она не та, не единственная. Прости. Давай расстанемся друзьями!
– Я мужа выгнала, – заплакала Рая, – из-за тебя!
Лазарь широко раскрыл глаза.
– Из-за меня?
– Да!!! – крикнула Федосова.
– Я тебя замуж звал?
Раисе пришлось ответить:
– Нет.
– Просил с супругом отношения рвать?
– Нет.
– Что-то обещал?
– Нет.
– Сама решение приняла, при чем тут я? – пожал плечами Лазарь. – Если буду нужен, звони, всегда помогу. Не советую болтать о том, что произошло. Мне твоя разговорчивость урона не нанесет. А ты пострадаешь, получишь клеймо шлюхи. Сейчас еще можешь к супругу вернуться, скажешь: «Прости, я понервничала». А если про нашу потухшую любовь всем расскажешь, путь назад будет отрезан. И ты вроде гинекологом мечтаешь работать? Мои дед с папой могут тебе шлагбаум закрыть, а могут и поднять. Подумай хорошенько, взвесь все «за», «против» и прими решение.
Федосова не успела ахнуть, как кавалер сделал пару шагов назад, смешался с вокзальной толпой и растворился в ней.
Рая прорыдала неделю дома, потом подумала, что Штильман небось завел другую бабу, и решила проследить за Лазарем. Федосовой не потребовалось много времени, чтобы понять: коварный любовник теперь крутит амур с Юлией. Не долго думая, Раечка позвонила Коле и с радостью сдала лучшую подругу.
Коля любил супругу, не хотел ее потерять, поэтому он не устроил скандал. Он не понимал, как лучше поступить, растерялся, не знал, с кем посоветоваться. Затаился и молчал. И случилось неожиданное. Спустя неделю после беседы с Раей Николай заметил, что вечно недовольная им жена перестала скандалить, начала ласкаться, превратилась в ту Юлечку, на которой Коля женился. По вечерам супруга сидела дома, варила супы. Николаша догадался: Штильман его жену прогнал, Юля оценила по достоинству мужа и вернулась в гавань законного брака. Прелюбодеяние спасло семью от развала. Николай обрадовался и даже купил Юле букет. И все бы хорошо! Все бы просто чудесно! Все великолепно! Как вдруг! Весть о беременности! Коля понял: ребенок точно от Штильмана. Как быть? Отправить Юлю на аборт – значит признать, что он знает об измене, и потерять любимую навсегда. Промолчать? Воспитывать чужого отпрыска? Неприятно. Но своего-то не будет!
Надежда налила мне еще чаю.
– Евлохия! Понимаете его положение? Да вы ешьте пирожок, запивайте фруктовым восторгом.
