Сидя в каморке над оружейной лавкой, Диана просматривала папку, которую ей дала Джия.

Она не бывала в этой комнате после окончания Темной войны, но всё в ней оказалось удобно и знакомо. В ногах кровати было сложено одеяло, когда-то связанное ее бабушкой, на стене висели первые затупленные деревянные кинжалы, которые отец дал ей для тренировок, на спинке кресла лежала шаль матери. Диана надела ярко-красную шелковую пижаму, которую нашла в старом сундуке, и чувствовала себя до смешного нарядной.

Смешливое настроение, впрочем, довольно быстро покинуло ее – по мере того, как она изучала страницы, вложенные в кремовую папку. Первым шел рассказ Зары о том, как она якобы убила Малкольма; Саманта и Дейн подписались под этим текстом как свидетели. Впрочем, скажи Саманта или ее братец, что небо голубое, Диана и тут бы им не поверила.

Зара утверждала, что Центурионы прогнали Малкольма прочь, когда он напал в первый раз, а следующей ночью она якобы бесстрашно патрулировала границы Института, пока не выследила крадущегося в тени Малкольма и не одолела его в поединке на мечах. А его труп, утверждала Зара, после этого исчез.

Однако Малкольм был не из тех, кто крадется в тени. И исходя из того, что Диана видела в ночь его возвращения, его магия все еще работала. Он никогда не стал бы драться с Зарой на мечах, если мог испепелить ее на месте.

Но это не могло служить неопровержимым доказательством того, что Зара лжет. Диана хмурилась, переворачивая страницы, и вдруг выпрямилась в кресле. В папке лежал не только отчет о смерти Малкольма. Дальше было еще много страниц о самой Заре. Дюжины отчетов о ее достижениях. Собранное вместе, все это и впрямь выглядело впечатляюще. И все же…

По мере того как Диана вчитывалась, старательно делая пометки, начала вырисовываться схема. Каждый успех, каждый триумф Зары случался тогда, когда рядом никого не было, кроме членов ее ближнего круга – Саманты, Дейна или Мануэля. Остальные частенько появлялись как раз вовремя, чтобы полюбоваться на опустевшее гнездо демона или на оставленное поле боя, но только и всего.

Судя по отчетам, Зара ни разу не была ранена и не получала боевых травм. Диана подумала обо всех шрамах, которые успела заработать за свою жизнь Сумеречного охотника, и нахмурилась сильнее. И еще сильнее – когда дошла до составленного год назад отчета Марисоль Гарзы Сольседо: Марисоль утверждала, что спасла в Португалии группу простецов от нападения демона друджа. Ее отправили в нокаут. А когда Марисоль, по ее словам, пришла в себя, то обнаружила, что вокруг уже вовсю празднуют победу Зары над этим самым демоном.

Отчет приобщили к делу – вместе с подписанным Зарой, Джессикой, Самантой, Дейном и Мануэлем заявлением, где утверждалось, что Марисоль все придумала. Зара, сообщали они, убила демона в жестокой схватке. Но ни одной раны не получила.

Она присваивает себе чужие заслуги, – подумала Диана. Окно задрожало, вероятно, от ветра. Пора спать, – подумала она. Куранты Гарда – после Темной войны установили новые – уже успели пробить раннее утро. Но Диана продолжила читать как завороженная. Обычно Зара держалась подальше, дожидалась окончания битвы, а затем объявляла победу своей. Поскольку Зару поддерживала ее клика, Конклав принимал ее заявления как должное.

Но если можно доказать, что она не убивала Малкольма – как-нибудь так, чтобы при этом не подставить Джулиана и остальных, – то, может, Когорту удастся опозорить. И тогда, уж конечно, попытка Диарборнов захватить Институт Лос-Анджелеса провалится…

Окно вновь загремело. Она подняла глаза и увидела за стеклом Гвина.

Вскрикнув от удивления, Диана вскочила, и бумаги разлетелись во все стороны. Опомнись, – велела она себе. Не мог же предводитель Дикой Охоты в самом деле быть у нее за окном.

Она протерла глаза и посмотрела снова. Гвин никуда не делся, и, подходя к окну, Диана увидела, что он висит в воздухе прямо за подоконником, восседая на могучем сером коне. На Гвине были темно-коричневые кожаные доспехи, а рогатого шлема нигде не было видно. На его лице читалось мрачное любопытство.

Он жестом велел Диане открыть окно. Та помедлила, но все же отодвинула засов, откинула легкую занавеску. Необязательно же его впускать, сказала себе она. Можно ведь просто поговорить через окно.

В комнату хлынул прохладный воздух, запах сосен и утра. Двуцветные глаза Гвина остановились на Диане.

– Миледи, – произнес он. – Я надеялся, что ты составишь мне компанию в полете.

Диана убрала локон за ухо.

– Зачем?

– Затем, чтобы наслаждаться твоим обществом, – произнес Гвин. Он окинул ее взглядом. – Вижу, ты нарядно одета, в шелка… Ты ждешь другого гостя?

Диана, развеселившись, покачала головой. Пижама, чего греха таить, действительно была красивая.

– Ты прекрасна, – сказал Гвин, – а я счастливец.

Наверное, он не врет, решила Диана. Он не может врать.

– А ты не мог назначить встречу заранее? – спросила она. – Ну там, не знаю, сообщение мне отправить?

Гвина ее вопрос явно застал врасплох. У него были длинные ресницы и квадратный подбородок. Красивое лицо. Диана старалась о таких вещах вообще не думать, потому что выходили одни неприятности, но сейчас ничего не могла с собой поделать.

– Я лишь на рассвете узнал, что ты в Идрисе, – объяснил он.

– Но тебе же нельзя тут быть! – Диана испуганно оглядела пустынную Флинтлок-Стрик. – Если его кто-то увидит…

На это Гвин лишь усмехнулся.

– Пока копыта моего коня не касаются земли Аликанте, тревогу не поднимут.

Тем не менее, Диана почувствовала, как в груди свивается комок нервов. Он приглашал ее на свидание, и бессмысленно прикидываться, будто это не так. И, хоть она и хотела поехать, страх, тот самый старый страх, что шел рука об руку с недоверием и скорбью, не пускал ее.

Гвин протянул ей руку.

– Идем со мной. Небо ждет.

Она посмотрела на него. Он был немолод, но не выглядел старым. Он казался лишенным возраста, как это бывает с фэйри, и, хотя выглядел серьезным и надежным, нес с собой обещание полета и неба. Когда еще тебе выпадет шанс прокатиться на волшебном коне? – спросила себя Диана. – Когда еще ты вообще полетишь?

– Если узнают, что ты здесь, – прошептала она, – тебя ждут такие неприятности…

Гвин пожал плечами, по-прежнему протягивая ей руку.

– Ну, тогда лучше поспешить, – сказал он.

Диана полезла в окно.

Завтрак подали поздно; Кит даже ухитрился урвать несколько часов сна и попасть в душ прежде, чем прибрел в столовую и обнаружил, что все уже собрались за столом.

Все, кроме Эвелин. Чай разливала Бриджет – как обычно, со страдальческим выражением лица. У Алека и Магнуса на коленях сидело по ребенку. Они представили сыновей Киту: Макс оказался маленьким синекожим колдуном, который размазывал коричневую подливку по дизайнерской рубашке Магнуса, а Раф – кареглазым малышом, крошившим на куски свой тост.

Кьерана нигде не было видно, что, впрочем, было обычным делом. Марк сидел рядом с Кристиной, которая пила кофе. Она выглядела, как и всегда, аккуратно и сдержанно, несмотря на алую метку на запястье. Кристина – вот еще одна тайна, подумал Кит. Не Блэкторн, как и он сам, но неразрывно связана с Блэкторнами.

И, наконец, за столом были Ливви и Тай. Тай сидел в наушниках; Ливви выглядела уставшей, но совершенно здоровой. Лишь легкие тени под глазами у Тая свидетельствовали, что прошлая ночь Киту не приснилась.

– То, что мы обнаружили в Блэкторн-Холле, оказалось кристаллом алетейи, – сказал Тай. – Раньше такие кристаллы использовал Конклав для записи показаний.

Все изумленно зашумели. Голос Кристины перекрывал все остальные. У нее был особый талант: она могла заставить услышать себя, не повышая при этом голоса.

– Показаний памяти? О чем?

– О чем-то вроде суда, – сказала Ливви. – В Идрисе, с участием Инквизитора. Там было много знакомых имен – Эрондейлы, Блэкторны и, конечно, Диарборны.

– А Лайтвуды? – спросил Алек.

– Несколько человек, кажется, были на них похожи, – нахмурилась Ливви.

– Эрондейлы всегда славились красотой, – вставила Бриджет, – но, если желаете знать мое мнение, Лайтвуды наиболее сексуально привлекательны.

Алек поперхнулся чаем. Магнус сохранял бесстрастное выражение лица, но явно с большим трудом.

– Мне нужно изучить воспоминание, – сказал Магнус. – Посмотрим, узнаю ли я кого-нибудь в той эпохе.

– Если Аннабель и сердится на Сумеречных охотников, – сказала Ливви, – то, сдается мне, у нее есть на это серьезные причины.

– У многих есть серьезные причины сердиться на нефилимов, – заметил Марк. – И у Малкольма они тоже были. Но те, кто причинил ей зло, мертвы, а потомки за них не в ответе. Вот так и работает ловушка ненависти – ты убиваешь невинных заодно с виновными.

– А она-то это знает? – поморщился Тай. – Мы ее не понимаем. Мы не знаем, что она думает или чувствует.

Он явно забеспокоился, тени под глазами проступили ярче. Киту захотелось подойти к Таю и обнять его, как накануне ночью, на крыше. Юноша вызывал у него нестерпимое желание защитить, странное и пугающее. Кит и раньше заботился о других людях, в основном об отце, но защищать их ему никогда не хотелось.

Он убил бы любого, кто попытался бы причинить Таю вред. Это было очень необычное чувство.

– Все должны посмотреть записи с кристалла, – объявил Магнус. – А у нас с Алеком для вас новости.

– Вы женитесь, – сияя, догадалась Ливви. – Обожаю свадьбы.

– Не-а, вот прямо сейчас мы не женимся, – сказал Алек. Почему бы и нет? – удивился Кит. Они явно были верной, сложившейся парой. Но, с другой стороны, это было не его дело.

– Эвелин нас покинула, – сообщил Магнус. Каким-то образом ему удавалось сохранять хладнокровие, даже когда на коленях у него сидел хныкающий малыш. – Как сообщает Джия, Институт временно подотчетен Алеку.

– Они столько лет пытались всучить мне какой-нибудь Институт, – сказал Алек. – Джия, должно быть, вне себя от счастья.

– Эвелин нас покинула? – Дрю вытаращила глаза. – В смысле, умерла?

Магнус поперхнулся.

– Разумеется, нет. Она поехала за город навестить вашу двоюродную бабушку Марджори.

– Это как тогда, когда собака умерла, а всем говорят, что она теперь живет на ферме? – спросил Кит.

На сей раз закашлялся Алек. Кит подозревал, что тот смеется, но пытается этого не показывать.

– Ничего подобного, – заявил Магнус. – Просто она решила, что основное действие ей лучше пропустить.

– Она у Марджори, – подтвердил Марк. – Утром я получил огненное послание. Ну и, очевидно, она оставила Бриджет помогать по дому.

Кит вспомнил, как Эвелин отреагировала на фэйри в Институте. Он мог только гадать, что она чувствовала, когда появилось еще и два колдуна. Наверное, когда она отъезжала от Института, под шинами земля горела.

– Это значит, что нам не обязательно доедать овсянку? – спросил Тай, неприязненно глядя на сероватую массу.

– Вообще-то говоря… – усмехнулся Магнус.

Он щелкнул пальцами, и посередине стола появился пакет из «Пекарни Примроуз». Пакет накренился, и из него посыпались маффины, круассаны и кексы в глазури.

Раздался вопль счастья, и все набросились на выпечку. Маленькую битву за шоколадные печенья выиграл Тай, и поделился с Ливви.

Макс заполз на стол и потянулся к маффину. Магнус оперся локтями на стол, пристально глядя на всех своими кошачьими глазами.

– А после завтрака, – сказал он, – полагаю, можно пойти в библиотеку и обсудить, что нам известно о сложившемся положении дел.

Все кивнули; только Марк глянул на колдуна чуть сузившимися глазами. Кит понял – Магнус избавил их от Эвелин, принес завтрак и поднял всем настроение. А теперь он хочет выпытать все, что они знают. Очевидная разводка.

Глядя на радостные лица собравшихся за столом, Кит на мгновение возненавидел отца – за то, что тот навсегда лишил его способности верить в то, что кто-то может давать что-то просто так.

Кьеран находил все эти совместные завтраки и ужины странной и малоинтересной затеей. Марк приносил ему тарелки с настолько простой пищей, насколько Бриджет вообще могла приготовить – рис, мясо и хлеб, сырые овощи и фрукты.

Но Кьеран почти не ел. Когда Марк после завтрака вошел в его комнату, принц с усталым отвращением смотрел на город за окном. Его волосы выцвели, стали светло-голубыми и вились у ушей и висков, как полоса пены на гребне волны.

– Ты только послушай, – произнес Кьеран. На коленях у него лежала раскрытая книга.

Он вскинул на Марка фосфоресцирующие глаза.

– Какая чушь.

– Это Йейтс, – сообщил Марк, передавая ему малину. – Очень известный поэт у простецов.

– Он ничего не знал о фэйри. Горьких и желчных речей не знает она? Ха! – Кьеран проглотил малину и соскользнул с подоконника. – Куда же теперь лежит наш путь?

– Мой путь лежал в библиотеку, – сказал Марк. – Там что-то вроде… собрания насчет того, что делать дальше.

– В таком случае, я хотел бы его посетить, – заявил Кьеран.

Марк принялся лихорадочно соображать. Есть ли причины, по которым Кьерану не стоит там присутствовать? Что касается Магнуса и Алека, то, как бы он ни описал свои отношения с Кьераном, они примут это за чистую монету. К тому же, ни этим натянутым отношениям, ни самому Кьерану явно не идет на пользу то, что принц фэйри проводит все время в тесной комнатушке, гневаясь на плодовитых ирландских поэтов.

– Ну что ж, – сказал Марк. – Если ты действительно этого хочешь…

Когда они вошли в библиотеку, Магнус как раз изучал кристалл алетейи, а остальные пытались рассказать ему о том, что случилось до его прибытия. Вытянувшись во весь рост, колдун лежал на спине на одном из столов, и осторожно держал кристалл прямо над собой.

Кристина, Тай, Ливви и Дрю сели за длинный библиотечный стол. Алек устроился на полу, и вокруг него сгрудились трое ребятишек: его собственные сыновья, и еще Тавви, который был в восторге от того, что ему теперь есть с кем играть. Семилетний мальчик как раз объяснял Максу и Рафу, как он строит из книг города, и показывал, как соорудить тоннель для поездов из поставленных корешками вверх томов.

Магнус жестом пригласил Марка подойти и заглянуть в кристалл алетейи, который испускал странный свет. Звуки вокруг словно угасли, пока Марк смотрел, как идет суд; как Аннабель ропщет и умоляет; как Блэкторны приговаривают ее к ее судьбе.

Когда Марк, наконец, отвел взгляд, его трясло. Понадобилось несколько мгновений, чтобы вновь сфокусировать взгляд на библиотеке. К его удивлению, Кьеран подхватил Макса и держал на вытянутых руках, явно восторгаясь его синей кожей и пробивающимися рожками.

Макс запустил ручку в волнистые волосы Кьерана и потянул за них. Кьеран лишь рассмеялся.

– Правильно, маленький никсиподобный колдун, они меняют цвет, – кивнул он. – Смотри.

И волосы Кьерана мгновенно сменили цвет с иссиня-черного на ярко-голубой. Макс захихикал.

– Не знал, что ты можешь делать это по собственному желанию, – заметил Марк, который всегда считал волосы Кьерана отражением его настроения, неподвластным ему, как морской прилив.

– Ты многого обо мне не знаешь, Марк Блэкторн, – произнес Кьеран, опуская Макса на пол.

Алек и Магнус переглянулись, и Марку показалось, что они пришли к общему мнению по поводу его с Кьераном отношений.

– Итак, – сказал Магнус, глядя на Кьерана с некоторым интересом, – ты сын Короля Неблагого Двора?

Кьеран успел принять то выражение лица, которое Марк про себя называл придворным – бесстрастное и исполненное превосходства, как и подобает принцу.

– А ты – колдун Магнус Бейн.

– Истинная правда, – сказал Магнус. – Хотя тебе догадаться было легко, я-то один, а вас – пятьдесят.

Тай явно не понял.

– Пятьдесят сыновей Неблагого Короля, – объяснила Ливви. – Кажется, это была шутка.

– И, разумеется, не лучшая, – сказал Магнус, обращаясь к Кьерану. – Прошу прощения, но я не большой поклонник твоего отца.

– У моего отца нет поклонников. – Кьеран присел на край стола. – У него есть подданные и враги.

– И сыновья.

– Его сыновья и есть его враги, – бесстрастно отрезал Кьеран.

Магнус посмотрел на него с искоркой еще большего интереса.

– Ну ладно, – усаживаясь, сказал он. – Кое-что из этого Диана нам объяснила, но все сложней, чем я думал. У Аннабель Блэкторн, которую поднял из мертвых Малкольм, который до этого уже был вроде как мертв, а сейчас мертв окончательно и бесповоротно, Черная книга мертвых. И Королеве Благого Двора эта книга нужна?

– Нужна, – сказал Марк. – На этот счет она выразилась совершенно однозначно.

– И заключила с вами сделку, – вставил Алек. – Она всегда заключает сделки.

– Если мы доставим ей Черную книгу, она воспользуется ею против Неблагого Короля, – сказал Марк и замялся. «Можешь доверять Магнусу и Алеку, – написал ему Джулиан. – Рассказывай им что хочешь». – Она поклялась не использовать книгу нам во вред. По сути, она пообещала нам помощь. Королева сделала Кьерана своим посланником. Он даст перед Советом показания о планах Короля Неблагого Двора, который собирается развязать войну против Аликанте. Когда Королева получит Черную книгу, она прикажет своим Благим солдатам сражаться бок о бок с Сумеречными охотниками против Короля. Но Конклаву, если тот хочет ее помощи, придется отменить все законы, запрещающие сотрудничество с фэйри.

– Что они и сделают, – подытожил Магнус. – Воевать с фэйри куда проще, когда фэйри на твоей стороне.

Марк кивнул.

– Мы надеемся не только победить Короля, но еще и раздавить Когорту и положить конец Холодному миру.

– Ах да, Когорта… – Магнус переглянулся с Алеком. – Нам они хорошо известны. Гораций Диарборн и его дочурка Зара.

– Гораций? – встрепенулся Марк.

– К сожалению, – сказал Магнус, – именно так его зовут. Потому он и встал на путь зла.

– Не то чтобы помимо Диарборнов никого там не было, – сказал Алек. – В Конклаве куча ксенофобов, которые будут только счастливы собраться под знаменем вышвыривания обитателей Нижнего мира вон и возвращения Конклаву его былой славы.

– Славы? – вскинул бровь Кьеран. – Они имеют в виду время безнаказанных убийств обитателей Нижнего мира? Когда наша кровь рекой текла по улицам, а их дома ломились от трофеев?

– Да, – сказал Магнус, – хотя они, конечно, описывают это иначе.

– Работая над Союзом, мы порядочно наслушались о Когорте, – вставил Алек. – Их попытки ограничить использование колдунами магии и централизовать запас крови для вампиров, чтобы Конклав мог его отслеживать, не прошли незамеченными.

– Нельзя допустить, чтобы они прибрали к рукам какой-нибудь Институт, – сказал Магнус. – Это приведет к катастрофе. – Он вздохнул и спустил ноги со стола. – Если я правильно понял, мы должны отдать Королеве Черную книгу. Но мне это не нравится, особенно учитывая то, что в этом мире она важна вдвойне.

– Вы имеете в виду, потому, что Аннабель и Малкольм украли ее из Института Корнуолла? – уточнил Тай. – А потом Малкольм снова ее украл, уже из Института Лос-Анджелеса.

– В первый раз они собирались передать ее кому-то, кто, как они думали, мог защитить их от Конклава, – сказала Ливви. – Во второй раз Малкольму помог Король Неблагого Двора. Ну, если верить Эмме и Джулиану.

– А как они это узнали? – спросил Магнус.

– Это было в одной из книг, которые они нашли, – сказала Кристина. – В дневнике. Там объясняется, почему мы обнаружили на развалинах дома Малкольма перчатку Неблагого Двора. Должно быть, он встречался там с Королем или с одним из его сыновей.

– Странно писать о таком в дневник, – пробормотал Магнус. – «Список дел на сегодня: предательский сговор с Королем Неблагого Двора, смотрите все!».

– Еще более странно, что Малкольм после первой кражи исчез из Безмолвного Города, – заметил Марк, – и бросил Аннабель одну нести бремя вины и наказания.

– Почему странно? – удивилась Ливви. – Он был ужасным человеком.

– Но Аннабель он действительно любил, – возразила Кристина. – Все, что он совершил, все преступления, убийства, все его решения – было из любви к ней. И когда он узнал, что она вовсе не стала Железной Сестрой, а убита своей же семьей, он отправился к Королю Фэйри и попросил помощи, чтобы ее вернуть. Ты что, забыла?

Но Марк не забыл историю из старинной книги, найденной Тавви, которая в итоге оказалась правдой.

– Это объясняет, зачем Малкольм пять лет назад вломился за книгой в Институт Лос-Анджелеса, – сказал он. – Чтобы вернуть Аннабель. Но зачем книга понадобилась ему двести лет спустя? Кому он собирался ее предложить? Большинство некромантов не сумело бы его защитить. А если это был колдун, то он должен был быть сильнее, чем Малкольм.

– «Могущественный союзник Фейда», – процитировал Тай сцену из кристалла.

– А мы не думаем, что это мог быть Король Неблагого Двора? – уточнила Ливви. – Оба раза?

– В 1812 году Король Неблагого Двора еще не питал ненависти к Сумеречным охотникам, – сказал Магнус. – По крайней мере, не такую.

– И Малкольм сказал Эмме, что, когда он узнал, что Аннабель не мертва, и отправился к Неблагому Двору, он боялся, что Король его убьет, потому что колдунов тот недолюбливал, – прибавила Кристина. – Если Король прежде не сотрудничал с Малкольмом, то с чего бы ему недолюбливать колдунов?

Магнус встал.

– Ну ладно, хватит гадать, – произнес он. – У нас на сегодня два обязательных дела. Во-первых, не стоит терять из виду связующее заклятье Марка и Кристины. Это не просто неудобство, а реальная опасность для них обоих.

Марк ничего не смог с собой поделать и покосился на Кристину. Она смотрела не на него, а на стол. Он вспомнил прошлую ночь, тепло ее тела рядом с ним на постели, и как она дышала ему в ухо.

Внезапно он вновь вернулся в реальность и услышал, что уже вовсю идет обсуждение, где достать ингредиенты для контрзаклятия.

– Учитывая то, что произошло вчера на Сумеречном базаре, – добавил Магнус, – никому из нас там уже не будут рады. Впрочем, здесь в Лондоне есть магазин, где продается то, что мне нужно. Если я дам вам адрес, Кит, Тай и Ливви смогут его найти?

Ливви и Тай громогласно сообщили всем о своем согласии, явно в восторге от того, что их посылают на задание. Кит вел себя тише, но все равно улыбнулся уголком рта. Каким-то образом этот самый младший Эрондейл успел так привязаться к близнецам, что даже Магнус думал о них как об одной команде.

– Вы правда считаете, что отправить их – мудрая мысль? – перебил Марк. – После вчерашнего, после того, как они улизнули на Сумеречный базар и чуть не угробили Ливви?

– Но Марк… – запротестовал Тай.

– Ну что ж, – сказал Магнус, – вам с Кристиной стоит остаться в Институте. Связующие заклятья могут быть опасными, и вам лучше не отходить слишком далеко друг от друга. Алек – глава Института; ему следует оставаться здесь. И, самое главное, у владельца магазина со мной связаны, скажем так, некоторые воспоминания. Лучше мне там не показываться.

– Я могу сходить, – пискнула Дрю.

– Не в одиночку, Дрю, – сказал Марк. – А эти трое, – он указал пальцем на Кита, Тая и Ливви, – только в неприятности тебя втянут.

– Могу поставить на одного из них отслеживающее заклятье, – предложил Магнус. – Если они сойдут с маршрута, которым должны идти, оно начнет издавать кошмарные звуки, которые услышат простецы.

– Восхитительно, – кивнул Марк, пока близнецы возмущались. Кит промолчал, он вообще редко жаловался. Марк заподозрил, что вместо жалоб он просто планирует месть – возможно, вообще всем, кого знал.

Магнус разглядывал кольцо с крупным синим камнем у себя на пальце.

– А мы пороемся в библиотеке. Разузнаем поподробнее об истории Черной книги. Мы не знаем, кто ее создал, но, возможно, удастся выяснить, кто владел ею прежде, для чего ее использовали… все, что может навести нас на того, с кем работал Малкольм в 1812 году.

– И не забывайте, с чем нас просили помочь Джулиан и Эмма, – вставила Кристина, постукивая по телефону в кармане. – Это буквально несколько минут займет…

Марк не мог отвести от нее глаз. Она как раз заправляла темный локон за ухо, рукав ее свитера соскользнул вниз, и Марк увидел красную отметину у нее на запястье. Ему захотелось подойти к ней, поцеловать отметину, принять боль Кристины на себя.

Он отвел взгляд, но не раньше, чем заметил, что Кьеран покосился на него. Тай, Ливви и Кит уже поднимались, весело болтая и явно с нетерпением предвкушая свой поход. Дрю сидела, скрестив руки на груди. А Магнус задумчиво переводил медленный, оценивающий взгляд кошачьих глаз с Кристины на Марка и на Кьерана.

– Нам вообще не надо ничего смотреть, – сказал Магнус. – У нас прямо тут сидит непосредственный источник. Кьеран, что ты знаешь о ловле пикси?

Эмма проснулась ранним утром, нежась в тепле. Свет лился в незанавешенные окна и отбрасывал на стены узоры, похожие на пляшущие волны. За окном мелькала синева – моря и неба: летний, праздничный пейзаж.

Она зевнула, потянулась – и замерла, осознав, отчего же ей так тепло. Они с Джулианом ночью как-то умудрились сплестись.

Эмма застыла в ужасе. Левую руку она закинула на тело Джулиана – но не могла так просто ее убрать. Он успел повернуться к ней лицом и заключил в объятия, крепко прижав к себе. Щекой Эмма прижималась к гладкой коже его ключиц. Их ноги тоже переплелись – ступня Эмма покоилась у него на лодыжке.

Эмма принялась медленно выпутываться. О Господи. Если бы Джулиан проснулся, стало бы так неловко – а ведь все так хорошо шло. Разговор в поезде – обнаружение коттеджа – разговор об Аннабель – все было так комфортно. Эмма не хотела это потерять – только не сейчас.

Она подалась вбок, вытянув пальцы из его руки – ближе к краю кровати – и неуклюже, как куль, рухнула на пол. Эмма приземлилась с грохотом и вскриком, который разбудил Джулиана – и тот обеспокоенно выглянул над краем кровати.

– Ты почему на полу?

– Слышала, что если утром выкатываться из постели, то развиваешь сопротивляемость внезапным атакам, – сказала растянувшаяся на твердом деревянном полу Эмма.

– Вот как? – Джулиан сел на кровати и потер глаза. – А вопли «мать твою!» что развивают?

– Это необязательная часть, – сказала Эмма и поднялась на ноги с максимально возможным достоинством. – Итак, – продолжила она, – что на завтрак?

Джулиан усмехнулся своей скупой улыбкой и потянулся. Эмма не смотрела туда, где его задравшаяся футболка открывала полоску тела. Какой смысл сплавляться в Море Извращений по Реке Игривых Мыслей, если это всё равно ни к чему не приведет.

– Есть хочешь?

– А когда не хочу? – она подошла к столу и порылась в сумке в поисках телефона. Несколько смс от Кристины: большей частью про то, как Кристина «В порядке», а Эмме «Не о чем беспокоиться», и «Некоторое время не смогу писать, потому что Магнус будет разбираться со связующим заклятьем». Эмма отправила ей встревоженный смайлик и промотала дальше.

– Про способы ловли пикси ничего? – спросил Джулиан.

– Пока ничего.

Джулиан промолчал. Эмма разделась до шортиков и майки на лямках. Она заметила, как Джулиан отводит взгляд – хотя чего он тут не видел? Ее белье прикрывало больше, чем купальник. Эмма сгребла мыло и свое полотенце.

– Схожу в душ.

Может, она и вовсе надумывала себе его реакцию. Джулиан лишь кивнул и пошел на кухню, включать духовку.

– Никаких блинчиков, – предупредил он. – Нужных ингредиентов у них не водится.

– Удиви меня, – сказала Эмма и направилась в ванную. Когда, спустя пятнадцать минут, она вернулась чисто вымытая, собрав волосы в две влажных косы, капавших водой на футболку, Джулиан уже накрыл завтрак – тосты, яичница, горячий шоколад Эмме и кофе себе. Эмма благодарно опустилась на стул.

– Пахнешь эвкалиптом, – заметил Джулиан, передавая ей вилку.

– В ванной эвкалиптовый гель для душа, – Эмма отправила в рот кусочек яичницы. – Малкольма, наверное. – Она помолчала. – Никогда, на самом деле, не думала, что у серийных убийц может быть гель для душа.

– Немытые колдуны никому не нравятся, – сказал Джулиан.

Эмма подмигнула.

– Некоторые, знаешь ли, могут с этим не согласиться.

– Без комментариев, – заявил Джулиан, намазывая на свой тост арахисовое масло и нутеллу. – У нас есть ответ на наш вопрос. – Он показал Эмме ее собственный телефон. – Инструкция по ловле пикси. От Марка; но на самом деле, наверное, от Кьерана. Так что сначала – завтрак, а потом – охота на пикси.

– Прямо жду не дождусь выследить этих милых крошечных созданий и всыпать им по первое число, – сказала Эмма. – Жду не дождусь.

– Эмма…

– Может, даже бантики им завяжу.

– Нам придется их допросить.

– А можно, я с одним сначала сделаю селфи?

– Эмма, ешь свой тост.

Все отстой, думала Дрю. Она лежала под письменным столом в кабинете, скрестив руки под головой. В метре над ней на дереве было выцарапано послание, поблекшее и размывшееся за много-много лет.

В комнате было тихо, лишь тикали часы. Тишина служила и напоминанием, до чего же ей одиноко, и облегчением. Никто не командовал пойти присмотреть за Тавви и не спрашивал в миллионный раз, не сыграет ли она в демонов и Сумеречных охотников. Никто не приказывал передавать сообщения или таскать туда-сюда бумаги по библиотеке. Никто не перебивал, пропуская мимо ушей ее слова.

Никто не говорил, что она слишком мала. По мнению Дрю, возраст измерялся в зрелости, а не в годах, а она была вполне зрелым человеком. Ей было восемь лет от роду, когда она с мечом в руках защищала колыбель младшего брата. Восемь – когда она видела, как Джулиан убивает тварь с лицом их отца, когда бежала по столице Идриса, рушившегося среди огня и крови.

И она вовсе не испугалась несколько дней назад, когда Ливви рассказала ей, что дядюшка Артур никогда не управлял Институтом; всё это время им управлял Джулиан. Ливви говорила так, словно ничего особенного в этом не было, но умолчала о том обстоятельстве, что Диана и не подумала пригласить Дрю на встречу, на которой, судя по всему, и сообщила эту новость. А что до Ливви, то она, судя по всему, считала, что польза от этой новости только та, что используя чувство вины, можно будет снова загнать Дрю в няньки.

Не то чтобы она терпеть не могла присматривать за Тавви. Совсем наоборот. Но она чувствовала, что заслуживает хоть какого-то признания своих заслуг. Не говоря уж о том, что Дрю пришлось целых два летних месяца терпеть двоюродную бабушку Марджори, которая постоянно называла ее толстой. И Дрю ее не убила – что, по ее собственному мнению, было несокрушимым доказательством зрелости и самоконтроля.

Она посмотрела на свой животик и вздохнула. Дрю никогда не была худой. Большинство Сумеречных охотников было худыми – результат тренировок по четырнадцать часов в сутки, – но она оставалась округлой и мягкой, что бы ни делала. Дрю была мускулистой и сильной, ее ловкое тело выдерживало нагрузки, но понимала – ей никогда не избавиться от бедер, грудей и этой мягкости. И она смирилась – в отличие от населявших мир Марджори.

Что-то звякнуло. В комнате что-то упало. Дрю замерла. Здесь что, есть кто-то еще? Она услышала, как кто-то негромко выругался – не по-английски, а по-испански. Но это не могла быть Кристина. Кристина никогда не ругалась, и к тому же, голос был мужской.

Диего? Все еще влюбленное сердечко Дрю пропустило удар, и она выглянула из-под стола.

И взвизгнула от неожиданности. Другой человек тоже вскрикнул и с размаху уселся на подлокотник кресла.

Это оказался не Диего, а юноша из Сумеречных охотников, примерно ровесник Джулиана: высокий и стройный, с копной черных волос, выделявшихся на фоне смуглой кожи. Он был весь в метках и в татуировках – слова обвивали его предплечья и змеились вдоль ключиц.

– Что… что происходит? – спросила Дрю, вытряхивая из волос комки пыли. – Ты кто? Что ты тут делаешь?

Она подумала, не закричать ли? Конечно же, в Институт мог прийти любой Сумеречный охотник – но обычно они, по крайней мере, звонили в дверь.

Юноша оставался настороже. Он вскинул руку, словно чтобы ее остановить, и Дрю заметила, что у него на пальце блеснуло кольцо с резным узором из роз.

– Я… – начал было он.

– О, да ты же Хайме, – с облегчением перебила она. – Хайме, брат Диего.

Юноша помрачнел.

– Ты знаешь моего брата?

У него был легкий акцент – заметней, чем у Диего или у Кристины, – который придавал его голосу особенную звучность.

– Типа того, – сказала Дрю и прочистила горло. – Я живу в Институте Лос-Анджелеса.

– Ты из Блэкторнов?

– Я Друзилла. – Она протянула ему руку. – Друзилла Блэкторн. Зови меня Дрю.

Хайме рассмеялся и пожал ей руку. Его рука оказалась теплой.

– Красивое имя для красивой девушки.

Дрю почувствовала, что краснеет. Хайме был не безупречно красив, как Безупречный Диего – нос чуть длинноват, рот широковат и слишком подвижен, но в его карих глазах мерцали искорки, а ресницы были чертовски длинными и черными. И что-то в нем было такое – какая-то живость, которой Диего, при всей его красоте, был лишен.

– Должно быть, Кристина рассказывала про меня ужасные вещи, – сказал он.

Дрю помотала головой.

– Она вообще про тебя особо не рассказывала.

Кристина и не стала бы, подумала Дрю. Она же не считает, что Дрю достаточно взрослая, чтобы довериться ей и поделиться своими тайными. Дрю было известно только то, что другие девушки обсуждали в общей беседе.

Но она не станет говорить этого Хайме.

– Какое разочарование, – заметил он. – На ее месте я бы постоянно обо мне рассказывал. – В уголках его глаз собрались веселые морщинки. – Не хочешь присесть?

Дрю села рядом.

– Я тебе кое-что доверю, – сказал он. Сообщил, словно только что принял решение и почувствовал, что очень важно как можно скорее сообщить об этом кому-нибудь.

– Правда? – Дрю не была уверена, что ей вообще когда-нибудь доверяли чей-то секрет. Большинство братьев и сестер считали ее слишком маленькой, а у Тавви секретов не было.

– Я прибыл, чтобы повидать Кристину, но ей пока нельзя знать, что я здесь. Сперва мне нужно связаться с братом.

– А с Диего всё в порядке? – спросила Дрю. – Когда я в последний раз его видела… В смысле, я слышала, что после битвы с Малкольмом с ним все было в порядке, но я его не видела и никаких вестей от него не получала, а они с Кристиной…

Она тут же замолчала.

Хайме негромко рассмеялся.

– Все нормально, я в курсе. Ellos terminaron.

– Они расстались, – перевела она. – Ну да.

Хайме, казалось, был удивлен.

– Ты говоришь по-испански?

– Я его учу. Хотела поехать в Мехико на свой год путешествий. Или, может, в Аргентину, помогать всё отстраивать заново.

Дрю увидела, как опустились его длинные ресницы, когда Хайме ей подмигнул.

– Так тебе, выходит, нет еще восемнадцати? – спросил он. – Все нормально. Мне тоже.

Даже близко нет. Но Друзилла лишь нервно улыбнулась.

– Так что ты собирался доверить?

– Я в подполье. Не могу рассказать, почему именно, но причина важная. Пожалуйста, никому не говори, что я здесь, пока я не повидаюсь с Кристиной.

– Ты ведь не совершил преступления или типа того?

Он не рассмеялся.

– А если бы я сказал – нет, но, возможно, знаю того, кто совершил, ты бы мне поверила?

Он пристально следил за ней. Наверное, не стоит ему помогать, подумала она. В конце концов, она его не знает, а из того, что говорил о брате Диего, ясно, что он считает – от Хайме одни неприятности.

С другой стороны, перед ней человек, который готов ей довериться, отдать свои планы и безопасность в ее руки, а не затыкать ее потому, что она слишком маленькая или ей надо сидеть с Тавви.

Она посмотрела Хайме прямо в глаза.

– Ну ладно, – сказала она. – Как ты собирался сделать, чтобы никто тебя не увидел, пока ты не поговоришь с Кристиной?

Его улыбка была ослепительна. Дрю удивилась: как она могла подумать, что Диего красивее?

– Вот тут ты и можешь мне помочь, – произнес он.

Забравшись по стене коттеджа на крышу, Эмма протянула Джулиану руку, чтобы помочь ему подняться. Он, впрочем, отверг ее помощь, с легкостью подтянулся и вспрыгнул на черепицу.

Крыша дома Малкольма была слегка покатой и выступала над стенами. Эмма подошла к краю крыши там, где внизу была парадная дверь.

Отсюда было видно ловушку. Марк научил их, какая приманка лучше всего: пикси обожали молоко, хлеб и мед. А еще дохлых мышей, но так далеко Эмма заходить была не готова. Мыши ей нравились, несмотря на то, что Чёрч испытывал к ним застарелую неприязнь.

– Теперь будем ждать, – объявил Джулиан, усаживаясь на краю крыши. Мисочки с молоком и медом и тарелка с хлебом были выставлены наружу и соблазнительно поблескивали на куче листьев у тропинки, что вела к парадной двери.

Эмма села рядом с Джулианом. Безоблачное небо сливалось с темной синевой моря на горизонте. Рыбацкие лодочки неторопливо чертили белые узоры на морской глади, глухой рокот волн вторил теплому ветру.

Эмма ничего не могла с собой поделать – это напомнило ей обо всех тех днях, когда они с Джулианом сидели на крыше Института, болтая и глядя на океан. Может статься, то и впрямь был совсем другой берег – но моря не знали границ.

– Уверена, существует какой-нибудь закон, запрещающий ловить пикси без разрешения Конклава, – заметила Эмма.

– Lex malla, lex nulla, – сказал Джулиан и с сожалением взмахнул рукой. Это был девиз Блэкторнов: «Плохой закон – не закон».

– Интересно, какие у других девизы, – задумчиво проговорила Эмма. – Знаешь какие-нибудь?

– Девиз рода Лайтвудов: «С добрыми намерениями».

– Очень смешно.

Джулиан обернулся на нее.

– Нет, честно, у них правда такой девиз.

– Серьезно? А у Эрондейлов тогда какой? «Красавчики, но всё равно ноем»?

Он пожал плечами.

– «Если не знаешь, какая у тебя фамилия, то, скорей всего, Эрондейл»?

Эмма расхохоталась.

– А как насчет Карстерсов? – спросила она, постучав пальцем по Кортане. – «У нас есть меч»? «Тупые предметы – для неудачников»?

– Моргенштерн, – предложил Джулиан. – «В любой непонятной ситуации развязывай войну»?

– А как насчет «Хоть от кого-нибудь из нас когда-нибудь был толк? Не, мы серьезно!».

– Длинновато, – возразил Джулиан. – И слишком уж в лоб.

Они оба уже хохотали и почти не могли говорить. Эмма подалась вперед – и ахнула, отчего смех превратился во что-то вроде кашля. Она зажала рот рукой.

– Пикси! – прошептала она сквозь пальцы, и ткнула пальцем вниз.

Джулиан беззвучно подобрался к краю крыши; Эмма держалась рядом. Около их ловушки столпились тощие, мертвенно-бледные оборванные создания. Их кожа была почти прозрачная, светлые волосы – прямые как солома, а ноги – босые. Огромные черные глаза без зрачков на прозрачных как фарфор, лицах.

Они выглядели точно как на рисунках на стене в ресторанчике, где Эмма с Джулианом обедали накануне. В стране фэйри она ни одного такого не видела – судя по всему, их и правда в свое время изгнали в мир простецов.

Они молча набросились на тарелку с хлебом, молоко и мед – и земля под ними просела. Хлипкое сооружение из веток и листьев, набросанных Эммой поверх выкопанной Джулианом ямы, обрушилось и пикси попали в западню.

Пока конь парил над Аликанте, а затем над Броселиандским лесом, Гвин даже не пытался вести светскую беседу. Диана была за это благодарна. Она давно уже не чувствовала себя так свободно, как сейчас – с прохладным и мягким ветром в волосах и расстилавшейся внизу темно-зеленой тенью леса. Разговоры бы лишь отвлекали.

Заря сменилась светом дня, а Диана все смотрела, как под ней проносится мир: внезапный проблеск воды, изящные очертания елей и белых сосен. Когда Гвин натянул поводья, и конь стал снижаться, Диана почувствовала укол разочарования и – внезапно – что-то вроде близости с Марком. Неудивительно, что он скучает по Охоте; неудивительно, что, даже вернувшись к семье, тоскует по небу.

Они приземлились на поляне, окруженной липами. Гвин соскользнул с коня и подал Диане руку, чтобы спешиться: плотный зеленый мох под босыми ногами оказался мягким. Диана бродила среди белых цветов и любовалась голубым небом, пока Гвин расстилал льняную скатерть и вынимал еду из седельных сумок.

Она не вполне сумела сдержать смех – вот она, Диана Рейберн собственной персоной, плоть от плоти законопослушного и респектабельного семейства Рейберн, выбралась на пикник с предводителем Дикой Охоты.

– Иди сюда, – сказал Гвин, когда закончил и уселся на землю. Его конь отошел пастись на край поляны. – Ты, должно быть, проголодалась.

К удивлению Дианы, она обнаружила, что действительно голодна – и проголодалась еще больше, когда попробовала угощение: изумительно вкусные фрукты, вяленое мясо, пышный хлеб и мед, и вино – которое было на вкус как рубины на вид.

Может, дело было в вине, но она обнаружила, что с Гвином, несмотря на его молчаливую натуру, легко разговаривать. Он расспрашивал Диану о ней самой, но не о ее прошлом; а о ее увлечениях, интересах и мечтах. Она поймала себя на том, что рассказывает ему, как любит преподавать, как мечтала бы когда-нибудь преподавать в Академии. Он спросил ее о Блэкторнах и о том, как осваивается Марк на новом месте, и мрачно кивал в ответ.

Он был красив не той красотой, что многие фэйри, но тем более приятным казалось Диане его лицо. Его волосы оказались каштановыми и пышными, руки – широкими, ловкими и сильными. У него были шрамы – на шее и на груди, и с тыльной стороны ладоней, – но это напомнило ей о ее собственных шрамах и жизни Сумеречных охотников. Это было знакомо – и успокаивало.

– А почему в Дикой Охоте нет женщин? – спросила Диана. Она всегда задавалась этим вопросом.

– Женщины слишком дикие, – усмехнулся Гвин. – Мы собираем жатву с мертвых. Выяснилось, что, когда Леди Рианнон ездили вместе с Охотой, они не слишком желали ждать, пока мертвые станут мертвыми.

Диана рассмеялась.

– Рианнон… знакомое имя.

– Женщины оставили Охоту и взяли себе имя Адар Рианнон – Птицы Рианнон. Некоторые называют их валькириями.

Диана грустно улыбнулась в ответ.

– Страна фэйри бывает такой прелестной, – заметила она. – И вместе с тем – чудовищной.

– Ты про Марка?

– Марк любит своих родных, – сказала она. – И они счастливы, что он вернулся. Но по Охоте он тоскует – что порой трудно понять. Когда он к нам прибыл, он был весь в шрамах – и телесных, и душевных.

– Многие Сумеречные охотники покрыты шрамами, – возразил Гвин. – Это вовсе не значит, что они более не желают быть Сумеречными охотниками.

– Не уверена, что это одно и то же.

– А я не уверен, что это настолько уж разные вещи. – Он привалился спиной к большому серому валуну. – Марк был хорошим Охотником, но не отдавался этому всем сердцем. Он скучает не по Охоте, а по свободе и открытому небу и, может быть, по Кьерану.

– Ты знал, что они поссорились, – сказала Диана. – Но когда ты к нам приехал, ты был так уверен, что Марк его спасет.

– Сумеречные охотники желают спасти всех. А когда в дело замешана любовь – тем паче.

– Думаешь, Марк все еще любит Кьерана?

– Думаю, невозможно выкорчевать любовь полностью. Я думаю, что там, где любовь была, всегда будут тлеть уголья – как остатки костра переживают пламя.

– Но рано или поздно они угасают. И превращаются в пепел.

Гвин подался вперед, не отводя от нее мрачного взгляда двуцветных глаз – синего и черного.

– Ты когда-нибудь любила?

Она покачала головой, чувствуя, как каждый ее нерв дрожит – от предвкушения и страха.

– Не так.

Нужно рассказать ему, почему так вышло – подумала она. Но слова не шли.

– Это прискорбно, – произнес он. – Я думаю, быть любимым тобою было бы величайшей честью.

– Ты меня почти не знаешь, – сказала Диана. Его слова не должны меня трогать. Я не должна этого хотеть. Но она хотела – так, как давным-давно попыталась запретить себе раз и навсегда.

– В ту ночь, когда я приехал в Институт, я видел по твоим глазам, кто ты, – сказал Гвин. – Твою храбрость.

– Храбрость, – эхом отозвалась Диана. – Храбрость, с которой убивают демонов, да. Но храбрость бывает очень разная.

Его глубокие глаза сверкнули.

– Диана…

Но она уже вскочила на ноги и направилась к краю поляны, в большей степени – чтобы отвлечься на движение, чем ради чего-либо еще. Когда она приблизилась к коню Гвина, тот заржал и попятился.

– Осторожней, – сказал Гвин. Он встал, но не пошел следом. – Кони моей Дикой Охоты могут нервничать в присутствии женщин. Они к ним не слишком привыкли.

Диана повременила мгновение, а затем обошла коня, оставив между ним и собой достаточно места. Приблизившись к опушке леса, она заметила уголком глаза, как мелькнуло что-то белесое.

Она подошла поближе, вдруг осознав, до чего она уязвима – на открытом пространстве, безоружная, одетая в одну пижаму. Как она вообще на это согласилась? Что такого сказал Гвин, что ее убедил?

Она загнала эти слова подальше в глубину разума и вытянула руку, чтобы опереться на стройный ствол липы. Глаза увидели быстрее, чем ум осознал: странное зрелище, круг мертвенного ничто в сердце Броселианда. Земля как пепел, выгоревшие до пней деревья – словно все живое было выжжено кислотой.

– Во имя Ангела, – прошептала она.

– Это мор, – проговорил Гвин у нее за спиной: широкие плечи напряжены, челюсть выдвинута вперед. – Прежде я видел такое только в стране фэйри. Это знак могучей темной магии.

Диана крепче вцепилась в ствол.

– Отвези меня назад, – сказала она. – Мне надо возвращаться в Аликанте.