Глава четырнадцатая

– Вот и все. – Виктория протянула мне иглу. – Держи, Саша. Это тебе пригодится. Нет-нет, можешь брать ее руками смело, вреда от этого предмета больше никому не будет, кроме разве того, кто его здесь оставил. Но выкидывать ее ни в коем случае не надо. Вот, пробирку держи, чтобы она не потерялась или с другими иглами не перепуталась.

– Вика, ты крута! – сообщила Женька восторженно. – Ты перенаправила порчу? Я ведь правильно поняла?

– Правильно, – ответила ей коллега. – Вообще-то подобное нашим руководством не приветствуется, но в данной ситуации – это допустимая мера. Александр, через пару, максимум тройку дней тот, кто эту порчу сотворил, сам придет к тебе.

– За этой иглой? – показал я Виктории пробирку.

– Именно, – одобрительно произнесла девушка. – Пока этот неизвестный ее не расплавит, у него голова разрываться на части будет от боли. С учетом же того, что зло всегда возвращается семью семь крат, ему, поверь, не позавидуешь, так что выход у этого человека будет один – найти тебя и любым способом забрать обратно предмет, на который была наложена порча. И когда он придет, ты, при правильном подходе к делу, многое у него сможешь узнать. Но я лично советую самому особо не утруждаться. К тому времени вернется Николай, он подобные вещи умеет делать лучше, чем кто-либо другой.

– Спасибо, – от всей души поблагодарил я Викторию. – Огромное спасибо! Такой камень с плеч упал! Размером с гору Казбек. И еще вот что… Возможно, прозвучит не очень красиво, но за мной должок.

– Я запомню, – без тени иронии сказала девушка. – Мезенцева, ты свидетель, что это обещание было дано.

– Ага, – отозвалась Женька, мастерящая очередной бутерброд.

О как. Я не то, чтобы пошутил, но близко к тому. Подобная фраза – норма вещей, все говорят в тех или иных случаях, что за ними должок, но никто никогда никому его выплачивать не собирается.

Но вот только, похоже, не в данном случае. Не знаю почему, но, кажется, с меня его взыщут целиком и полностью.

– Спасибо за чай, – чародейка из отдела 15-К встала с табуретки. – Поеду домой. Мезенцева, мне в другую сторону, но, если хочешь, могу тебя подбросить до метро.

– Езжай, – отмахнулась Женька. – Я остаюсь, потому что не все еще доела. Смолин мне потом такси вызовет. Он богатый, с него не убудет.

– Как скажешь, – даже не стала спорить Виктория. – Саша, проводи меня.

Уже у самых дверей она остановилась и произнесла:

– Не обижайся на нее. И не обижай. Женя славный человек. А характер… Он у нас всех не сахар. Просто не всегда понимаешь, что слова – это только слова, и не видишь за ними того, что есть на самом деле.

– Хорошо, – пообещал я, хотя и не со всем вышесказанным был согласен. – Постараюсь.

– Постарайся, – одарила меня на прощание неожиданной улыбкой Виктория и сама прикрыла за собою дверь.

– Грустная и красивая, – сообщил мне Вавила Силыч, невесть откуда взявшийся здесь. – И чародейство знает.

– Как есть волшебница, – подтвердил я.

– Чародейство и волшба – разные вещи, – пояснил Вавила Силыч. – Ты их не путай.

– О боги! – вздохнул я. – Как все непросто!

– Понятное дело, – даже не стал спорить подъездный. – Простого вообще в мире ничего не бывает. Даже таракан – и тот не просто так усами шевелит.

– Надо будет нам с тобой как-нибудь сесть за стол, и ты мне детально объяснишь, чем отличаются волшба, чародейство и к какой отрасли магии относится порча.

– Сам разберешься, – отмахнулся от меня подъездный. – А не разберешься – невелика беда. Ты ведьмак, тебе оно не надо.

А на кухне тем временем Евгения методично и последовательно уничтожала все съестное, стоявшее на столе. Напротив нее сидел мрачный как туча Родька и провожал взглядом каждый кусок, который она поглощала.

– Хоть обсверкайся глазами, на меня это не действует, – с набитым ртом сообщила моему слуге Мезенцева и цапнула новый кусок хлеба. – Лучше еще сырку подрежь.

– Нету больше, – проворчал Родька. – Кончился!

– Вот он у тебя жадина! – сообщила мне Женька. – И вредина! Наш Афонька и то лучше. И добра твой куркуль не помнит!

– Какого это добра? – возмутился Родька. – Пока кроме убытков да ругани с хозяином от тебя ничего хорошего наш дом не видал.

– А кого я печеньками в придорожном заведении кормила? – ехидно произнесла Мезенцева. – Летом еще? И слова не сказала, когда ты их все к себе в рюкзак утащил. А теперь кое-кому для меня даже сыру жалко.

– Нету сыра! – упрямо пробормотал Родька. – Нету! Если хочешь – вон целый чайник кипятку. Хоть залейся!

– Да и леший с тобой! – встала из-за стола Женька. – Нет и не надо. Смолин, до чего у тебя жадный сожитель, ужас просто!

– Он не сожитель, он слуга, – пояснил я. – Это разные вещи. Слушай, ты мне лучше скажи – а чего Виктория все время такая смурная? Вроде молодая женщина, красивая, умная, но по повадкам чисто Снежная Королева.

– Да у нее несколько лет назад любимого убили. – Женька, проходя мимо Родьки вдруг нагнулась и чмокнула его в черную кнопочку носа. – Спасибо, милок, и за еду, и за вежливое обхождение!

Родька возмущенно заверещал и начал вытирать нос лапами.

– Так вот, – Мезенцева, не обращая ни малейшего внимания на происходящее за ее спиной, легко, словно пританцовывая, направилась в комнату. – Как его убили, так и ее словно подменили. Раньше, если верить рассказам коллег, она была живчиком почище меня. Не знаю, сама не видела, но врать народ вряд ли станет. Да и этого парня, Германа, я тоже не застала, потому как была назначена как раз на его место. У нас, Смолин, тоже есть четкое количество штатных единиц, и когда одна выбывает, то на ее место сразу берут другую. Когда-нибудь и на мое кого-то возьмут. Когда я погибну при выполнении служебного задания.

– Типун на твой длинный язык, – не выдержал я, следуя за ней. – Мелешь вечно не знаю что…

– Волнуешься? – Женька оперлась на мое плечо. – Приятно. Но, увы, увы, в нашем отделе по-другому не бывает. Знаешь, у нас даже поговорка есть: «никто и никогда». В смысле – никто и никогда по своей воле из 15-К не уходит и своей смертью не умирает. Так что это только вопрос времени. Сначала мне тоже жутковато было, а потом привыкла и смирилась. О, знакомые все лица!

Мезенцева подошла к шкафу, где на одной из полок стояла так и не убранная фотография Светки.

– Это твоя бывшая, – Женька взяла с полки рамку и хихикнула. – Как мило! Как трогательно! Ты даже хранишь ее фотку! Смолин, не знала, что ты так сентиментален. И даже пыли на ней нет. Ой, это что-то!

– Стоит и стоит, – невозмутимо произнес я. – Хлеба не просит. И потом – я же не говорил, что наш с ней брак был неудачным. Что-то не срослось, что-то не получилось, но это не повод жечь все мосты. Нет, ты-то наверняка при расставании с молодым человеком совместные фотки ножницами режешь и все памятные предметы торжественно кремируешь. Но не все же такие, как ты?

– Не знаю почему, но почувствовала себе дурой, – призналась Женька. – А ты не так прост, как я думала. Или это тебе стены помогают? Твой дом – твоя крепость.

Она еще раз посмотрела на фотографию, поставила ее на старое место, потом подумала и толкнула пальцем так, чтобы та упала лицом вниз.

– Тот случай, когда даже не знаю, как поступить правильно. По уму, надо уезжать, потому что так будет верно. А самой хочется остаться. Только ты не строй иллюзий, Смолин, не в тебе дело. Будь на твоем месте кто-то другой, было бы то же самое. Просто осень пришла. Везде серо, сыро, холодно. Хочется тепла, хотя бы иллюзорного.

– Оставайся, – предложил я. – В чем же дело? Тем более что ты для себя все уже решила.

– Это просто одна ночь, – предупредила меня Мезенцева. – И все!

– Кто бы спорил, – усмехнулся я. – Да меня наши не поймут, что там, что там, если узнают, с кем я связался.

– Какие «наши»? – опешила Евгения.

– Одни в банке, вторые – там, в темноте, – я махнул рукой в сторону окна. – А как ты хотела? Для первых ты мент, для вторых сыскной дьяк. Куда там Монтекки и Капулетти, тут противоречия посерьезней. Это, Женя, не просто грехопадение выходит, это…

Ну это я, конечно, преувеличил. Ни там, ни там до меня никому дела не было вовсе никакого. Потому что ни там, ни там я особо никому не нужен был. Но звучало-то красиво. Импозантно, я бы сказал.

– Ты болтун, – она подошла ко мне совсем близко. – Невероятный болтун.

– Какой есть, – пожал плечами я. – Нравится – бери, не нравится – иди.

Девушка глубоко вздохнула, обогнула меня, подошла к комнатным дверям и громко крикнула:

– Родион, сюда этой ночью не соваться. На кухне переночуешь, не маленький.

А после захлопнула створки. Громко, так, что стеклышки дверные зазвенели.

Как она ушла утром – не слышал. По крайней мере, когда зазвонил будильник, все что от нее осталось, это неуловимый запах духов и рыжий волос на подушке.

– Жень? – на всякий случай крикнул я, рассудив, что, возможно, она добивает на кухне содержимое моего холодильника. – Ты здесь?

– Нет ее, – сумрачно сообщил мне Родька, бочком входя в комнату. – Час, как ушла. И мне еще на прощание пальцем погрозила. Хозяин, не пара она нам! Не пара! Другая хозяйка нам нужна, потому как… Ох, батюшки!

Родька заметил, что на полке шкафа нет фотографии Светки, невероятно шустро, цепляясь лапками за ручки отделений, вскарабкался наверх и облегченно вздохнул, поняв, что никуда она не делась и никто ее не выкинул.

Он дыхнул на стеклышко, протер его и поставил фото так, как оно стояло до того.

– Вот – хозяйка, – заявил он мне. – Сразу видно. И прикрикнет, если чего, и похвалит, коли заслужил. А эта рыжая чего? Только жрать горазда да глотку драть.

– Ты сейчас о чем конкретно? – привстав, чуть смутился я, вспомнив, что творилось в комнате, когда мы потушили свет.

– Да все у нее вечно виноватые, все у нее дураки, она одна умная, – пояснил Родька. – А у самой за душой нет ничего, только портки драные. Нет, хозяин, я тебе так скажу…

– Ты давай помолчи, – посоветовал я ему, слезая с кровати и аккуратно снимая волос Женьки с подушки. – Позволь мне самому решать с кем жить, как и когда. И пустой конверт из вон того ящика дай. Да не этого, а вон того.

– Ясно, что дело твое, хозяин, – продолжал бубнить Родька, выполняя мое указание. – Но и ко мне прислушиваться тоже не мешает. У меня глазок – смотрок, я на пять верст вглубь земного чрева вижу!

– У тебя глаз, как фара на «Запорожце», потому что круглый и светится в темноте, – возразил я слуге, убирая волос в конверт. – И вообще – много ты воли взял, мой мохнатый друг! Давно фановые трубы с подъездными не чистил?

Черт, я ему эту фразу стал говорить так часто, что он к ней, похоже, просто привык. И впрямь сдать его снова в аренду Вавиле Силычу, что ли? В профилактических целях.

Интересно, а чем ему так Светка по душе пришлась? Он же ее ни разу даже не видел своими глазами. Хотя на фотографии она получилась здорово, что есть – то есть. Это мы тогда ей специально фотосессию заказывали, у профессионального фотографа. Дорого вышло, но очень качественно.

Но это все ладно, это все лирика. Надо о более прозаических делах подумать. Я так понял, через пару дней ко мне наведается та, кто мне иголку с порчей в дверь воткнула, и неплохо бы ее встретить честь по чести, с оркестром и всем таким прочим. А именно – с теми, кто сможет квалифицированно получить у нее интересующую меня информацию. Я сам, боюсь, недостаточно опытен в данных вопросах, так что нужна помощь со стороны. А именно – надо побеспокоить госпожу Ряжскую. У нее такие кадры есть. Например – Алеша. Сдается мне, он большой мастак в данной области. Нет, еще есть Стас, у которого тоже имеется должок передо мной, но его я пока приберегу. Он отлично умеет считать, и оказав один раз помощь бескорыстно, за ранее оказанные мной ему услуги, потом непременно выставит счет за последующие. Но даже не в этом беда, деньги – это только деньги, тем более что сейчас они у меня есть. В следующий раз он может мне просто отказать, если сочтет что моя просьба может повредить его карьере. Свой человек в органах – великое дело, пусть даже и на такой, вроде бы незначительной должности, его надо беречь. Никогда не знаешь, когда такая помощь пригодится. В России живем, а в ней от сумы и тюрьмы зарекаться не стоит никогда и никому.

Так что – Ряжская. Заодно и проверим, как далеко простирается ее расположение ко мне. И еще… Она до сих пор не знает, кто я такой на самом деле. Догадывается – наверняка. Но не более того. Она, небось, и слова-то такого как «ведьмак» не слышала, думает, что я какой-нибудь колдун или знахарь. Так пусть узнает, почему нет? Вот и выясним, готова ли она далее общаться с тем, кого на белом свете нет. Я с теми, кто мою голову собирался забрать, либеральничать не стану. Прав Хозяин Кладбища, нет в мире Ночи сочувствия к тем, кто тебя убить хотел. Ты его пожалеешь, а он только над тобой посмеется и завтра умнее да злее будет. Так что наказать их надо как следует. И тут мне опять понадобятся люди Ольги Михайловны, потому как Нифонтов на такое не пойдет. Ему по штату не положено. А вот Алешу вряд ли остановят должностные инструкции и министерские положения, они для него не писаны.

В общем – завтракать и в путь. А по дороге на работу я ей и звякну, хоть бы даже с родного Гоголевского. Тем более что денек сегодня обещает быть просто замечательным, в смысле погоды, утром такого дня приятно минут на десять приземлиться на лавочке и подышать чуть влажным и каким-то особенно пряным осенним воздухом, в котором неведомым образом сплелись запахи, которые вроде бы не должны соседствовать. Тут тебе и прелая листва, и влажная земля, и чад из недалекой чебуречной, и автомобильные выхлопы. Какофония ароматов, но вместе со всем остальным, с остатками желтой листвы на деревьях, с детьми, деловито спешащими в школу, с женщинами, невероятно грациозно вышагивающими на своих «шпильках» по бульвару, они образуют нечто такое, что обычно называют «московской осенью». А еще – тучи наконец ушли, и небо сияет той пронзительной чистотой и синевой, какая бывает только в этом городе и только в последние дни октября, незадолго до того, как Москву закружит в белизне первой метели новой зимы.

Собственно, так и сделал. Купив в давно знакомой мне закусочной очередной «хот-дог» (холодильник и в самом деле оказался почти пустой, не врал Родька), я бодро сжевал его, стряхнул крошки с галстука, погладил себя по животу и достал смартфон. Ну да, для дам ее круга час ранний, но, с другой стороны, солнце встало, а, значит, и людям спать нечего.

– Мое почтение, Ольга Михайловна, – бодро проорал я в трубку, когда, к моему величайшему удивлению, Ряжская сняла ее после второго гудка. – Как там у Грибоедова? «Едва рассвет, и я у ваших ног».

– Не так, – звонко рассмеялась Ряжская. – «Чуть свет, уж на ногах! И я у ваших ног!». Но на фоне нынешней бездуховности уже тот факт радостен, что ты знаешь классиков. Доброе утро.

– Не разбудил ли? – вложив в голос все сочувствие, поинтересовался я. – Прямо ломал голову – не слишком рано звоню?

– Я встаю в шесть утра, – кротко объяснила мне собеседница. – Ты наверняка в это время еще дремлешь, а я уже бодрствую. Деньги не любят тех, кто долго спит. Они любят энергичных и целеустремленных.

– Не видать мне большого капитала, – вздохнул я. – Ленив больно.

– Не скажу, что сейчас сильно занята, поскольку стою в пробке, но и особо временем не располагаю, надо с кое-какими документами поработать. Что хотел, Саша?

– Во-первых узнать – как там госпожа Вагнер? – решил не лупить просьбой прямо в лоб я. – Надеюсь, ваша вчерашняя беседа заставила ее пересмотреть планы в отношении меня?

– Не сказала бы, – досадливо цокнула языком женщина. – У Яны есть одна очень скверная черта – когда она чует запах денег, то становится неуправляемой. Причем даже неважно, о каких суммах идет речь. Тут как с собакой Павлова – прозвучало слово «прибыль», и все – обильное слюнотечение, глаза навыкате, виляние хвостом и все остальное, что полагается. Так что, боюсь, она тебя еще будет некоторое время донимать своими визитами.

– Надеюсь, только своими? – немного встревожился я. – Просто не хотелось бы общаться с крепкими ребятами, обладающими внешностью истинных арийцев.

– Почему «арийцев»? – изумилась Ряжская.

– Ну она же Вагнер, – пояснил я. – Значит, и безопасность у нее должна состоять из Мюллеров, Шульцев и Рихтеров. Или Рихертов, фиг его знает, как правильно.

– До такого не дойдет, ручаюсь, – снова засмеялась моя собеседница. – Не переживай. Вагнеры знают, что ты под моей защитой, а значит, случись что с тобой, ответ придется держать передо мной. Точнее – перед моим мужем. Это им ни к чему. И даже более чем ни к чему, поверь. Но вот от муторности непосредственно общения с Яной я тебя, увы, избавить не смогу. Извини.

– Ну это не страшно, – заверил ее я. – Главное, меня никто не будет хватать, сажать в машину с тонированными стеклами и увозить за пределы Москвы, дабы пытать в подвале.

– Ты смотришь слишком много русских сериалов, – заметила Ряжская. – Такого в настоящей жизни не бывает, по крайней мере теперь. Есть другие, куда более эффективные способы заставить человека сделать то, что тебе нужно. Начиная от денег, которые работают почти всегда, и заканчивая административным ресурсом. Но это неважно, тебе подобное знать и не нужно.

– Это да, – согласился я, добавив про себя: «Вы даже не представляете, насколько».

Одной проблемой меньше. Вагнеры не представляют физической опасности для моей тушки – и это здорово. Что до моральной стороны дела – я дам Яне Феликсовне еще один шанс. Если не возьмется за ум, то ей же будет хуже.

– А что во-вторых? – поторопила меня Ряжская.

– Тут у меня одна проблемка нарисовалась, – помолчав десяток секунд, сообщил ей я. – Личного, в каком-то смысле, характера. Меня немного повредить хотели, в физическом отношении, но не вышло.

– На тебя напали? – голос Ольги Михайловны неуловимо изменился.

– Не совсем, – я посопел в трубку. – Точнее – да, но не так, как это обычно выглядит… Сложно объяснить.

– Если ты не сможешь четко изложить все детали происшедшего, то я не смогу тебе помочь, – деловито отбарабанила Ряжская.

– Сможете, – заверил ее я. – Еще как. Точнее – это сможет сделать ваш славный Алеша. Через пару дней тот, кто хотел мне навредить, сам нарисуется в поле моего зрения. Поверьте, это будет именно так. И мне не помешала бы помощь того, кто умеет не очень дружелюбных и не очень контактных людей держать в узде и наводить их на мысль о том, что конструктивный диалог – залог здоровья. Административный ресурс мне нужен, говоря, по-вашему.

– Красиво изложил, – похвалила меня Ольга Михайловна. – Витиевато, но информативно. Вот только ты не совсем верно понимаешь смысл как наших отношений, так и направленности службы Алеши. Он отвечает за безопасность нашей семьи. Он не «отбойщик». А именно эту роль ты ему и отвел.

– С последним ясно, – вздохнул я. – Но вот с первым… В смысле – отношений. Я как-то так привык уже к мысли, что мы славно ладим. Так привык, что всегда иду навстречу вашим пожеланиям, практически ничего не прося взамен. И, заметьте, ни слова ни сказал, когда вы пару минут назад обескуражили меня новостью про Вагнеров, кротко приняв этот удар судьбы. А ведь если бы не вы, то и проблемы у меня не было никакой. Нет человека – нет проблемы. Но мы друзья, а они никогда не пеняют друг другу на промахи.

– Да-да-да, – оборвала меня Ряжская. – Ты добрый мальчик, я корыстолюбивая богатая стареющая дрянь, которая тебя эксплуатирует. Хм… Тебя упрекаю, а сама штампами заговорила.

– Вот и не правы вы во всем, – на этот раз вполне искренне заявил я. – Ну кроме слова «богатая». Ольга Михайловна, вы очень и очень красивая молодая женщина, и никакая вы не дрянь.

– Маленький лжец, – я понял, что она улыбается. – К тому же – неумелый лжец. Да и переговорщик ты никакой. Все эти твои рассуждения о моих пожеланиях гроша ломаного не стоят. Саша, ты за все это получал деньги – и хорошие деньги. Твой чек был куда выше чем у кого-либо из подобных профессионалов. Я знаю рынок и знаю цены, благо успела в нем повариться.

– Может, потому что я всегда выдавал результат, в отличие от упомянутых профессионалов? Делал то, что им не под силу. Гарантия результата стоит денег, особенно учитывая характер работ.

– Аргумент, – признала Ряжская. – Но этот аргумент ничего не меняет.

– Так «да» или «нет»? – поставил вопрос ребром я. – Ответ не повлияет на наши отношения, я все пойму.

– И снова ложь, – тут же парировала мою фразу Ряжская. – Причем еще более неумелая, чем раньше. Ты юн, а потому обидчив. Ладно, хорошо, я помогу тебе. Но только ты должен мне сказать, причем на этот раз честно – не криминал? Потому что если это он, то, извини, нет. Есть такая вещь, как репутация, которую очень тяжело заработать…

– И очень легко потерять, – закончил я за нее. – Мне наш предправ недавно целую лекцию на этот счет читал. Никакого криминала, Ольга Михайловна, ровным счетом. Просто мне нужен тот, кто умеет спрашивать и получать ответы, я же объяснил. У меня не получается пока это делать. Там постановка голоса нужна, убедительность и харизматичность. Вы же меня изучили уже, откуда у меня такое… Сарказм там, ирония – это есть. А остального нет. Впрочем, может, придется придержать этого человека немного, поскольку он наверняка будет не очень адекватен. Но не до смертоубийства. Так, малость, чтобы на меня не бросался.

– Н-да, – Ряжская помолчала. – Интересная у тебя жизнь, Александр Смолин. Даже завидно немного. У меня-то одна рутина, с переговоров в фонд, из фонда на фуршет, а там опять переговоры, только с закусками на подносах. Ладно, будь по-твоему. Алешу я не дам, он мне самой нужен, но сегодня в банк придет новый начальник службы безопасности, вот он тебе и поможет. Зовут его Геннадий, я позвоню, его предупрежу. Подойдешь к нему, все объяснишь, а дальше по ситуации. И держи меня в курсе, пожалуйста.

– Конечно, – пообещал я. – Спасибо огромное. Выручили.

– Ну, может, ты и прав, – в голосе Ольги Михайловны отчетливо зазвучала ирония. – Может, я и в самом деле не такая уж дрянь.

На этой условно-веселой нотке она и повесила трубку. Даже «пока-пока» не сказала. Хотя и могла бы.

А я посидел еще немного на скамейке, поглазел в синее небо, да и пошел на работу. Хоть я теперь вроде как неприкасаемый, сильно опаздывать на службу не стоит. Оно ведь как бывает? Сегодня ты фаворит, а завтра нет. Только привык жить красиво и с душой, а все, халява кончилась и снова надо вбивать себя в привычные рамки. А это – сложно, потому что люди к хорошему привыкают очень быстро.

Так что лучше и не начинать жить на широкую ногу. От греха.

И ведь не ошибся. У служебного входа меня, как и прочих моих коллег, ждал «нежданчик», причем, мягко говоря, неприятный. Даже присной памяти Силуянов до такого не додумался.

Прямо за турникетом, к которому каждый из нас прикладывал свою магнитную карту сотрудника, обнаружился незнакомый мужчина в безукоризненном костюме, белой, как снег, сорочке и однотонном галстуке. Он держал в руках часы и сообщал каждому вошедшему приблизительно следующее:

– Опоздание пять минут. Штраф к месячной зарплате пять процентов. Что значит: «несправедливо»? Официально зафиксированные часы работы для сотрудников существуют? Существуют. Штрафы за опоздание на работу существуют? Тоже существуют. И опоздание – вот оно, зафиксировано. Все абсолютно логично. Ну извините, что не предупредил вас. Просто если бы я это сделал, то не получился бы сюрприз. Проходите, не задерживайте людей. Одна минута беседы с вами – один процент от их зарплаты.

Хитер бобер. На возмущающуюся Аньку Потапову, которую вежливый мужчина в этот момент как раз и драконил, тут же заорали все остальные, кто еще не миновал турникет. Ведь видно же, что человек не шутит. Такие вещи как-то сразу нутром понимаешь.

– Так, кто у нас вы? – спросил у меня мужчина, глянув на часы. – Фамилия, имя, должность.

– Смолин, Александр, – вздохнув, ответил я. – Отдел финансового мониторинга.

– Семь минут опоздания, Смолин Александр, – сообщил мне мужчина. – Штраф семь процентов. Проходите.

– Так я три минуты в очереди простоял! – попробовал возмутиться я. – А пришел-то раньше!

– Пришли бы раньше – не стояли бы в очереди и не ждали, – возразил мне мужчина. – Проходим, не задерживаем остальных.

Самое прикольное, что, когда я уже направился к лестнице, за спиной я услышал голос Чиненковой, которая, судя по всему, пыталась пробиться ко входу, расталкивая остальных сотрудников. Интересно, ее тоже оштрафуют? Сдается мне, что да. Не иначе, этот новый начальник безопасности, который Геннадий, гайки завинчивать начал с первого дня и делегировал сотрудников творить суд и расправу.

И правильно. Если нас не щемить, то мы мигом разболтаемся. Главное – без фанатизма это делать и самодурства. Не как предыдущий начальник, проще говоря.

Хотя семь процентов от зарплаты жалко. Понятно, что падение в финансовую пропасть мне сейчас не грозит, но все-таки…

Собственно, утреннее мероприятие и стало главной темой разговоров по всему банку. Как выяснилось позднее, оштрафовали не только младший и средний персонал, под раздачу попало даже руководство. И Чиненкову, и Попову, и даже Немирову рублем ударили. Особую радость вызвала новость о том, что Косачов, который жил по своему личному графику, тоже налетел, причем аж на сорок процентов. Ругался, рассказывали, так, что стены дрожали, грозил новому охраннику жуткими карами и страшной местью, но тот даже и глазом не повел.

А вот Волконскому все было нипочем. Он, как всегда, пришел за полчаса до начала рабочего дня и теперь всячески одобрял меры, предпринятые новым безопасником.

В нашем кабинете особенно разорялась Наташка.

– Такой симпатичный – и такая тварь! – негодовала она. – Двенадцать процентов! Двенадцать! За что? Ну опоздала. Раз. Всего разок!

– На этой неделе, – уточнила Ленка.

– И ты не лучше! – немедленно вызверилась Наташка на подругу. – Ты вообще на чьей стороне? На моей или этого гада гадского?

– Я на стороне правды, – уклончиво ответила Ленка. – Кстати, Сашку тоже рублем ударили – и ничего. Сидит, молчит.

– Он всегда сидит и молчит, – взвизгнула Федотова. – Потому что бесхребетный! А я – нет! Я… Я… Я…

– Верхушка от буя, – лениво произнес я, вставая из-за стола. – Что ты? Иди, скажи это новому главе СБ, а не нам. Или только тут орать сильна?

– Смолин? – притихла Наташка. – Ты чего?

Чего-чего… Не знаю почему, но меня задели ее слова. Еще совсем недавно я бы их мимо ушей пропустил, понимая, что сказано это не со зла и так, между делом.

А вот сегодня… Как-то неприятно стало.

Может, потому что это правда? Ну или совсем недавно была правда? И мне не хочется, чтобы так было и дальше?

– Не пугай нас, – попросила Ленка. – Пожалуйста. Мы к тебе привыкли, нам другого Смолина не надо.

– Хрррр, – я сдвинул брови и сурово поглядел на них.

Федотова перекрестилась. Ленка закрылась листом бумаги, плечи ее вздрагивали от смеха.

– Смотрите у меня! – сурово рыкнул я и вышел из кабинета.

Пойду, прогуляюсь к этому самому Геннадию. Может, Ряжская ему уже позвонила?