Когда мы с Котом вернулись в «Три поросенка», солнце уже село и начали сгущаться сумерки. За ближайшим ко входу столиком расположились гости – заблудшие сталкеры, которых я встречал ранее. Теперь удалось как следует их рассмотреть: лохматый нервный парнишка лет двадцати пяти, он все время моргал, будто у него был тик, крутил головой по сторонам. Широкоплечий юноша с квадратным подбородком, его черные волосы уже тронула седина. Самым старшим был остроносый брюнет в круглых старомодных очках.

За барной стойкой, я не поверил своим глазам, стояла Татьяна в камуфляжных штанах и куртке. На скрип петель повернулась, бросилась навстречу:

– Андрей!

Остановилась в шаге, преграждая дорогу, сдула прядку волос, упавшую на лицо. Красные глаза и распухший нос свидетельствовали о том, что она плакала.

– Что случилось? – я взял ее под руку и отодвинул в сторону, чтобы прошел Кот.

Троица незваных гостей бросила жевать мясо и уставилась на нас. Таня тоже это заметила, кивнула на стойку, мы протопали туда, она уселась на стул и сплела пальцы на коленях:

– Мне срочно нужно домой. У папы… – она всхлипнула, запрокинула голову, чтоб не хлынули слезы. – Инсульт. Он в реанимации. Никто не хочет меня провожать. Иггельд говорит, что к Периметру не идут группы. Даже к следующему пункту не идут.

Я отметил, что у нее браслет, значит, Иггельд и ею дорожит. По-хорошему бежать бы ей отсюда, но Иггельд или отпускать не хочет, или и правда никто из Института не уходит, а гонять сопровождающего – непозволительная роскошь.

– Как он не понимает? Я могу не успеть.

– Если он в больнице, успеешь. Обычно инсульт убивает сразу. Или не убивает.

Она промокнула воспаленные глаза салфеткой.

– Понимаю, как тебе тяжело. Завтра с первыми лучами солнца… Нет, скорее, даже до восхода я иду на поверхность доделывать то, что не успел сегодня. Мне нужно разрядить одну аномалию. Как сделаю это, проведу тебя в «Малиновку», а дальше – жди. Оттуда скорее кто-то пойдет к Периметру, чем отсюда.

«Почему бы тебе не сбежать вместе с ней?» – вкрадчиво прошептал внутренний голос, я ответил и ему, и себе, что не побегу, пока не разведаю, что именно нам угрожает. Хорошо, что Тани здесь не будет.

– Пойдем в комнату, – проговорил я и потащил ее за собой за барную стойку, мы спустились в Институт, я кивнул Бали и направился к себе. Таня семенила следом, как на привязи.

К себе Таня не пошла, в моей каморке села на табурет возле стола, подперла голову рукой, еще раз всхлипнула.

– Последний раз мы с папой поругались. Он у меня деспотичный, хочет, чтобы я, младшенькая, была рядом, привязать меня хочет, а я – вырваться, на квартиру заработать, потому что его забота вот прямо душила… Иногда я его ненавидела, мы жутко ругались, и… Я могла больше его не увидеть, понимаешь?! Сидишь тут без толку, – она бросила злобный взгляд, который тут же смягчился.

– Человек смертен и хрупок, – сказал я, понимая: сейчас придется долго и искренне сопереживать, что я не особенно умел, потому что чужие проблемы – чужие, у меня своих предостаточно. – Давно говорил, что тебе нечего делать в Зоне, в большом мире предостаточно мест, где платят столько же, но не нужно рисковать…

Она посмотрела на меня, как на идиота. И злость в ее взгляде, и упрек, и сожаление. Замерла, помотала головой и уронила лицо в ладони, плечи ее задергались. Только женских истерик мне не хватало. Что делать с девушкой, когда она плачет? Понятия не имею. Проще сделать так, чтобы она спала.

На полочке рядом с сахаром стоял пузырек чистейшего спирта. Я молча поднялся, налил треть стакана, добавил столько же яблочного сока, похлопал Таню по спине и протянул стакан:

– Пей. Только сразу. Мне всегда помогает.

Она послушалась, осушила коктейль, закашлялась, вытаращила глаза и принялась махать перед лицом руками. Теперь из ее глаз катились другие слезы, борясь с физическим дискомфортом, она забыла о душевной боли.

Спирт подействовал, она раскраснелась, сделалась таинственной и задумчивой.

– Ты и правда не понимаешь, почему я здесь? – прохрипела она, не сводя с меня глаз.

– Сама же сказала: хочешь заработать на квартиру…

– Ой, дурааак, – протянула она и снова разревелась.

Я сел рядом, и правда чувствуя себя полным идиотом. Хотелось вытолкать ее, чтоб не отвлекала и не мешала, но пришлось сдержаться. Посидев немного с рыдающей Таней, я нарезал колбасу, сыр, сварил ей кофе.

Как школьник на свидании, ей-богу! Дамский угодник из меня никакой.

– Вот, выпей, – я поставил чашку на стол и похлопал ее по спине, она подняла отекшее лицо, кивнула.

– Спасибо. Если бы не папа, я и дальше молчала бы, но теперь понимаю, что могу не успеть, – она смолкла и посмотрела, будто прощаясь. – Знаю, что бессмысленно, безответно, но, Андрей… Я… Я здесь из-за тебя. Ты мне… Вот.

Съежилась на табурете, сделалась маленькой, жалкой. Какой же я осел! Не рассмотрел, что девчонка по мне сохнет и боится признаться. Заметил бы, гнал бы ее отсюда взашей! А теперь… Сказать, что не стоит? Ей и так паршиво, еще застрелится. Наплести с три короба? Тоже жестоко.

– Таня, – я положил ладонь ей на макушку. – Понимаю, что любовь зла, но я – смертельно больной старик. Ни к чему тебе такие отношения…

– Ты не старик и можешь излечиться!

У-у-у, какой грозной стала! Осталось только топнуть для убедительности.

– Вот когда излечусь, тогда и поговорим. А теперь послушай меня очень внимательно. Здесь происходит что-то нехорошее, завтра я тебя выведу, и ты больше не вернешься.

– А ты – останешься? – возмутилась она.

– Ненадолго, – уклончиво ответил я. – На неделю. Потом сам тебя найду. Договорились?

– Врешь ведь, – она шмыгнула носом и вмиг расклеилась, от былой решительности и следа не осталось, даже глаза увлажнились.

– Даже если не вылечусь, найду. И пошлю к черту.

– А если вылечишься? – жалобно спросила она.

– Буду долго отчитывать, – отшутился я. – Ложись спать. Нам вставать в четыре утра.

Она улеглась в мою кровать, не раздеваясь, потянулась и прошептала мечтательно:

– Давай убежим вместе?

– Спи, – накрыв ее одеялом, я поужинал и отправился спать в ее комнату.

Странные создания женщины. Странные и глупые: столько времени тратят на глупости. Едва я подумал об этом, как из коммуникатора донесся голос Иггельда:

– Химик? Зайди на минутку, есть разговор.

Подумалось, что он собрался устраивать мне допрос, но я ошибся. У Иггельда тоже покраснели глаза, но не от слез, а скорее от бессонной ночи. На руках у него был «антистресс» – рыжий кот Сова, которого Иггельд беспощадно гладил. Общительного кота ласки не радовали, и он дергал кончиком хвоста.

– Нюша выздоровела, – ответил Иггельд с порога, подождал, пока я войду, и продолжил. – Понимаешь? Это значит, что и тебе поможет, и множеству других людей. Несколько дней ждем побочных действий, и можно тестировать на людях, желающих я уже нашел.

– У Тани отец чуть не умер, – сказал я.

– Знаю, – кивнул Иггельд. – Там ничего серьезного. К Периметру и правда никто не идет, а отпускать ее одну опасно, сам понимаешь.

– Завтра иду доделывать свои дела, провожу ее до «Малинок», – раскрыл карты я. – Там больше народу, кто-нибудь доведет по Периметра.

Отговаривать он меня не стал. Похоже, он вообще меня не слышал, поглощенный собственными мыслями. Про обновленный излучатель – ни слова. Точно такой же находился здесь за шторкой, теперь его нет. Надо делать вид, что беспокоит меня лишь собственное здоровье и немного – Таня.

– Что-то еще? – поинтересовался я, рассчитывая на долгую часовую беседу, но нет, Иггельд мотнул головой и пожелал спокойной ночи.

Ночевал я в Таниной комнате – не на полу ж спать! Запрограммировал свет на четыре утра – система тут работала так же, как и у меня в спальне, и сразу же уснул.

С кровати вскочил, когда стало светло. Толком не продрав глаза, отправился будить Татьяну. Думал, придется с ней повозиться, но нет, встала, как солдат, сразу же сориентировалась, извинилась. Оказалось, вещи она собрала еще вчера, но рюкзак остался наверху, в баре, где она ждала попутчиков. Когда все отказались ее сопровождать, она порывалась пойти сама, но Чук и Гек ее не отпускали.

О вчерашней исповеди она или не помнила, или сделала вид, что не помнит, меня такое развитие событий устраивало. Как человек мне Татьяна нравилась, но становиться объектом вожделения в мои планы не входило. Надо отдать должное, держалась она молодцом, больше не ревела, не приставала с расспросами.

Бар пустовал. Чук дрых на посту за столом, уткнулся в сложенные руки и похрапывал, перекрывая стрекотание часов. Мы на цыпочках выбежали на улицу, я открыл дверь, пропустил Таню вперед, отметив, что у нее маленький рюкзак. У женщин обычно целый грузовик вещей, которые они таскают с собой туда-сюда.

Зона встретила нас утренней прохладой, дохнула сыростью, грибами и липовым цветом. Пузатые облака застыли в розовато-сером небе, к ним с земли по сосновым стволам ползли белесые нити тумана. Красиво, черт побери! Картинка просто сказочная!

– Извини, но теперь вперед – я. Мы с Зоной отлично друг друга понимаем, и она меня бережет. Ты когда-нибудь мутанта видела? Не пса плешивого – например, бюргера или упыря?

– Нет, – ответила идущая за спиной Таня, я обернулся: в руках у нее был пистолет, который она, умница, держала стволом вниз, а не перед собой, целясь мне в спину. – Только на фото. Не надо меня пугать, мне и так страшно. Обычно я уходила из Зоны в составе большой группы.

– Хорошо, не буду. Сейчас мы свернем кое-куда, мне нужна одна аномалия. Я сделаю свои дела и провожу тебя.

– Ок. Только одну не оставляй, ладно…

Ее шаги стихли. Она замерла, целясь в заросли рогоза.

– Просто ветер, – успокоил я. – Тебя все время будет преследовать страх, тут место такое особенное, оно должно пугать. Отпусти тревогу, просто верь мне. Вдруг аномалия или мутант, ты просто постоишь рядом, если страшно будет, зажмуришься.

– Ладно. Аномалии я видела, меня мутанты больше пугают.

Таня изо всех сил старалась держаться, но пистолет в ее руке дрожал, и я попросил поставить его на предохранитель – во избежание. Однозначно на корабле женщинам не место, исключение – амазонки, которые бывалым сталкерам форы дадут. Привычное предчувствие заставило меня остановиться и искать аномалию. По идее, мы уже должны были добраться до «молнии», на тропинке – наши вчерашние следы. Лес здесь однотипный, никаких ориентиров нет, чтобы понять, то ли это место и та ли аномалия.

– Кажется, здесь…

А вон и обугленные кусты пролеска. От тропинки до аномалии метров пятнадцать, сюда искры долететь не должны. Я открыл контейнер с «отверткой», замедляющей время, прислушался к ощущениям, надеясь, что в них мне придет назначение нового артефакта. Вдруг это – ключ от всех дверей? Нет? Ошибаюсь.

Перед глазами повторились недавние видения: из «молнии» летят горящие клочья мха, подлеска, то ли плоти, то ли волос, она плюется сгустками темноты…

– Мы на месте, – отчитался я. – Сейчас будет странно. Можешь зажмуриться, чтоб не пугаться.

– А можно сесть? – спросила Таня.

– Пожалуйста.

Что она делает позади, я не видел, меня влекла аномалия, «отвертка» будто бы просилась туда, умоляла, чтобы я ее бросил. Сделал я это вместе с открытым контейнером – невелика потеря, для нового арта у меня есть запасной.

Время будто бы замерло, как спецэффекты старинных фильмов. Застыл открытый контейнер, озаренный вспышкой, пламя на поднявшихся хвоинках и кустах, стали видны застывшие огненные вихри, рванувшие из сердца аномалии.

Щелчок, и огонь почернел, уподобился сполохам тьмы, вихри больше не огненные – аспидные. Поднятая в воздух хвоя сперва пришла в движение, а потом каждый лист, каждая иголка вывернулись наизнанку и стали похожи на маленькие черные дыры.

Жуткое зрелище. Первая мысль – зачем я это сделал? Зачем открыл ворота в царство хаоса?

Вторая – бежать! Но я не мог сдвинуться с места, смотрел на рвущуюся на свободу тьму.

Еще щелчок – время понеслось галопом. Аномалия с грохотом взорвалась, разбросала клочья мха, земли, хвои, веток. На ее месте осталась обожженная воронка, кусты прижало к земле.

Протяжно выдохнула Таня за спиной. Я обернулся: девушка сидела на корточках, прижимала рюкзак к груди, вытряхивая из волос мусор. Уняв частящее сердце, я шагнул вперед, к воронке и заметил присыпанный пеплом камень в форме капли, напоминающий горный хрусталь.

Если просто взять артефакт, он не подействует, чтобы узнать, как он действует, надо сделать определенные манипуляции. Не каждый сталкер способен догадаться, какие именно, – артефакт словно сам подсказывает рукам.

То ли излучатели снова включили и мне было тревожно, то ли собственная интуиция уговаривала меня пока этого не делать, потому что…

Опасно? Необратимо? Еще не время? Еще не край всего?

Пока трудно сказать. Прежде нужно проводить Таню, потом поискать сведения об этом арте, и только если их не будет, провести эксперимент.

Под Танин неодобрительный вздох я положил АК на землю, шагнул в воронку, схватил артефакт. Едва коснулся камня, он отозвался, потеплел и завибрировал под моими пальцами. Рисковать не стал, положил его в контейнер.

– Уходи оттуда! – взмолилась Таня. – А то у меня сердце разорвется!

Я и сам не планировал задерживаться в условно опасном месте. Таня подошла, кивнула на закрытый контейнер в моих руках:

– Что это такое? Как оно работает?

– Пока не знаю, – я открыл артефакт. – Он оживает, когда дотрагиваешься.

– Красивый, – оценила девушка, но прикасаться к аномальной вещи не стала. Все-таки у женщин инстинкт самосохранения развит лучше!

– Идем дальше.

Минут пять мы шагали молча. Наконец Таня не выдержала:

– Ты вчера правду говорил?

– А именно?

– Что найдешь меня.

– Конечно. Ты видела Иггельда? Он похож на зомби, не спит ночами, к чему-то готовится. Я видел, как привычные нам приборы заменили другими, назначение которых неизвестно. Что-то будет со дня на день, и тебе этого лучше не видеть.

– А тебе?

– Мне, наоборот, интересно, что же от нас так тщательно скрывают. Браслет у тебя на руке… Зачем его дал Иггельд?

– Просто попросил носить не снимая, зачем – не объяснил…

– Собственные соображения?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю… Тихо!

Мы так увлеклись беседой, что не услышали идущих навстречу сталкеров. Обнаружили их, только когда цепочка людей в камуфляжах вырулила нам навстречу. Даже не успел посчитать их, увидел, что они целятся в нас, крикнул:

– На землю!

И прыгнул в придорожную траву.

Таня замешкалась на долю секунды и упала рядом ровно тогда, когда грянули выстрелы.