Наверное, каждый из нас думал, что Раково, где окопалась группировка Бена Ганна, – заброшенное село, которое еще до того, как появилась Зона, доживало последние дни.

Из лесу мы вышли на поросший молодым леском пустырь, где то тут, то там стояли относительно новенькие срубы за многометровыми дорогими заборами, а кое-где – коробки без окон и дверей. Видимо, тут задумывалось что-то типа Рублевки – дома были богатые, двух- и трехэтажные, но заселить эту часть поля не успели, а вот дальше особняки стояли плотным строем.

– Сиротские дома, – вздохнул Алеша и злорадно улыбнулся. – Сперва чиновники украли, потом Зона украла у них.

Я вспомнил свою квартиру и машину, возразил ему:

– Почему сразу «украли»? Вдруг честным трудом заработали? Те, что украли, живут в настоящих дворцах. Это обычные дома…

– Тебе видней, – согласился Алеша.

– Напоминаю, – проговорил я. – Деревня Раково может быть странствующей между мирами аномалией. Сталкеры говорят, что она то исчезает, то появляется.

– А вдруг это маскировка такая? – предположил Алеша. – Если бы я скрывался от правосудия, то сообразил бы что-нибудь этакое.

Полковник согласился со мной:

– Осторожность не помешает. Хотя мне слабо видится, что мы сможем изменить или чему будем противостоять.

Автоматы Алеши и Полковника мы спрятали в траву – на случай, если нас ограбят и выгонят. Вещи в лесу спрятали в трех местах. У мужиков осталось по «глоку», у меня – трофейный АК с укороченным стволом. С оружием на изготовку мы двинулись по асфальтовой дороге, которая еще не успела потрескаться от времени. Начал накрапывать дождик, но никто пока не обращал на него внимания. Из необжитой части поселка мы переместились на улицу, где одни за другими тянулись раздвижные, кованые, деревянные ворота и разномастные заборы. Складывалось впечатление, что хозяева особняков мерились заборами друг с другом – у кого круче и длиннее.

Никаких препятствий на пути нам пока не встретилось, но помня, что рассказывали об окопавшейся тут группировке, я решил действовать на опережение, остановился в начале улицы, положил АК на землю, поднял руки и прокричал:

– Есть кто живой? Меня зовут Пригоршня, мне нужен Бен Ганн!

Алеша и Полковник класть оружие не стали, просто опустили стволы, напряглись. Нам ответила тишина, только ветер завывал в проводах, да шелестел нанизанный на стебель травы белый целлофановый пакет.

– Точно они тут? – прошептал Алеша. – Меня терзают смутные сомне…

– Тссс, – шепнул Полковник, завертел головой по сторонам, я напряг слух.

Из-за соседнего забора грянул усиленный громкоговорителем бас:

– По какому вопросу? Отвечать четко.

– Есть выгодное предложение, – прокричал я. – Это и в ваших интересах. Просто выслушайте меня!

Обладатель баса задумался, было слышно, как он тяжело дышит – размышления давались ему трудно, а я пытался представить, как выглядит говорящий со мной человек и за какое преступление его приговорили.

– Оставьте оружие и идите прямо, – распорядился незнакомец. – И не шалить!

Алеша с Полковником переглянулись, как и я, положили оружие на асфальт и зашагали вперед. Не оставляло ощущение, что за нами наблюдают, я вертел головой, но не видел дозорных вышек или скрытых камер, которые каким-то чудом способны пережить всплеск.

– Стоять! – скомандовал голос, теперь он доносился из-за спины. – Идите вперед. Каменный забор. Черные кованые ворота, черная же калитка, она будет открыта, входит кто-то один, остальные ждут. Напоминаю: входить без оружия.

Вспомнилось перекошенное лицо Вуда, его байки про группировку Ганна, и невольно посетили мысли о каннибалах и совершенных отморозках, для которых смерть человека – это весело. Если таким не понравишься, гарантированно умрешь, причем не самой легкой смертью.

Посеревший от волнения негр Алеша топтался у меня за спиной, он напоминал молодого жеребца, почуявшего волка. Полковник волнения не показывал.

Конечно же, на переговоры отправился я, потянул калитку на себя, переступил порог, и сразу же мне в висок уперся ствол пистолета:

– Лицом к стене, руки на стену, не двигаться!

Я скосил взгляд и увидел совершенно лысого тощего старикана с обвислой смуглой кожей, испещренной морщинами, к его губе прилепилась папироса без фильтра, которой он даже не затягивался. Он загораживал вид на роскошный каменный особняк. Белесые несоразмерно огромные глаза, цепкие, как крючья, смотрели в самую душу, они казались неживыми. Кого же он мне напоминает?.. Какую-то тварь из фильма…

Жуткий персонаж, от которого разило застарелым сигаретным духом, несколькими движениями проверил мои карманы, выдохнул облако дыма и опустил пистолет:

– Рассказывай, чего приперся.

У такого существа должен быть надтреснутый скрипучий голос, но нет, он говорил громко и четко, даже скорее лаял, выплевывал слова.

Я повернулся, выдержал его взгляд и ответил:

– Мне нужен главный. Передай ему, что Крот сдал схрон, оттуда вынесли оружие на миллионы. Понял? Топай давай.

– Крот? – возмутился старик. – Да шо ты гонишь! Крот бы – никогда!

Глаза засияли праведным гневом, еще немного, и за пистолет схватится. На кого же он… Вспомнил! На уродца из «Властелина колец», который все время повторял: «Моя прелесть».

– Его лишили воли, и он рассказал, – проговорил я и грешным делом подумал, что зря ввязался в авантюру, они неадекватные и вряд ли поверят мне.

– Опять звездишь? – прищурился старикан.

– Я что, псих, рассказывать байки, которые проверяются на раз-два. Веди меня к главному, подробности расскажу только Ганну.

Старик выплюнул папиросу, смачно сплюнул и улыбнулся, обнажая коричневые острые зубы. Вроде бы они были подпиленными, рассмотреть я не успел.

– Подумай, что я сделаю? Убью его, чтобы вы меня живьем изжарили? – Я выдержал паузу, поднял руку и ткнул браслетом ему в лицо. – Я под защитой, видишь? И не сделаю ничего такого, в отличие от чужих.

Старик навострил огромные остроконечные уши – заглотнул наживку. Я продолжил:

– В Зоне такое творится, что скоро никому веры не будет.

– Да пусть уже идет, – гаркнул коммуникатор басом, который я уже слышал. – Оставайся на воротах, в доме его встретит Винс.

Пожав плечами, старик пистолетом указал на дверь особняка, который я наконец рассмотрел как следует. К деревянной резной двери тянулась красная булыжная дорожка, вдоль которой когда-то росли цветы, а ныне – только постриженная трава, но даже это создавало уют, словно ты не в Зоне, а у кого-то в гостях. Слева имелся небольшой замусоренный бассейн, справа, у самого забора, – то ли мангал, то ли тандыр – какая-то печь, а чуть дальше – беседка, где спиной ко мне сидел лысый мужик, а лицом – молодая темноволосая женщина, деталей я не разобрал: все-таки далековато, а внаглую рассматривать нехорошо, тем более – людей с уголовным прошлым.

Я постучал в дверь и замер в ожидании шагов, но никто не открыл мне. Когда постучал сильнее, из дома крикнули с акцентом:

– Чиего стоишь, открывай! Биезрукий, что ли?

Дверь распахнулась тяжело, в лицо пахнуло табачным дымом и то ли марихуаной, то ли просто дымом сырой травы.

Хозяева особняка любили роскошь, стиль тут был, как у царя во дворце: вешалка из красного дерева, зеркало в серебряной раме, деревянная прихожая со встроенной скамейкой. На стенах висели картины. Я не разбирался в художествах и не понимал, это полотна известных художниках или новодел, родственники бывшего хозяина, нарисованные на заказ. В стороны полукругом расходились двери, а в середине прихожей с мраморным полом на второй этаж вела мраморная лестница с балясинами.

Блин, да тут как в логове кукловода! Так и ждешь, что вот-вот выбежит лакей в белом парике и вызовет полицию – смерд пришел! Я слегка растерялся и не сразу заметил мужика на красном диване справа от лестницы. Мужик возлежал, опершись на спинку и закинув ноги в остроносых ботинках на журнальный столик. В одной руке он держал человеческий череп, в другой – сигару. Черные волосы с прядями седины свисали до плеч, одет он был крайне странно: серый блестящий пиджак, видимо, позаимствованный в гардеробе хозяина, поверх алой, цвета вырвиглаз, водолазки, черные байкерские штаны в обтяжку.

– Ну, и чиего ты замиер? – Он стряхнул пепел в череп, затушил сигару и положил на стол, сел и хлопнул себя по бедрам.

Странный у него акцент, незнакомый. Такой, как если бы певчую птицу научили говорить.

– Мне нужен Бен Ганн, – проговорил я.

– Ну, вот он я, – улыбнулся… как его назвали? Винс. – Исповиедайся.

Точно неадекваты. Или наркоманы? Не просто так здесь коноплей пахнет. Правильно меня Вуд предупреждал, но отступать уже поздно. Что я знаю о тех, кто курит марихуану? Они безобидные и любят посмеяться.

Присмотревшись повнимательнее к Ганну, я поймал себя на мысли, что и его я видел в каком-то кино… Так, стоп! Он соврал, назвавшись Ганном. Лысый говорил, что меня встретит какой-то Винс.

– Что-то изменился ты, Бен Ганн, – ляпнул я глупость, но Винсу понравилось, он сложился пополам и захохотал.

– Винсент! Ты опять накурился? – проговорили тем самым басом откуда-то сверху. – Кто бы ты ни был, поднимайся. Но прежде представься.

Я запрокинул голову и еле заметил на слабо освещенном втором этаже мужчину в темном. Он смотрел вниз, опершись на мраморные перила.

– Меня зовут Пригоршня, я из первых сталкеров, потом завязал, теперь кое-что случилось, и вот я снова в Зоне…

Как ни пытался рассмотреть его лицо, ничего не получалось, было слишком темно.

– Очень много слов. Хотя… У меня есть время, выслушаю тебя.

Удостоверившись, что его услуги не потребуются, Винсент закурил начатую сигару.

– Остальное расскажу только с глазу на глаз, пришло такое время, что доверять нельзя никому.

Поднимаясь по ступенькам, я снова и снова вспоминал заранее приготовленное для Ганна вранье. Все говорили, что врать я не умею, значит, и на этот раз не получится, потому начну с правды, а дальше втянусь, все равно уличить меня во лжи невозможно, потому что никак не проверить, правду я говорю или нет.

Когда я почти поднялся, Ганн скользнул в одну из комнат, оставив дверь приоткрытой, туда я и направился. В комнате царил полумрак, мне в лицо светила яркая лампа. Ганн сидел против света так, чтобы его лица видно не было. Возле лампы стену подпирал еще кто-то, еле разглядел силуэт. Я прикрыл глаза, чтоб лампа не слепила, и не стал стесняться в выражениях:

– Вы совсем оборзели? Ведете себя, как вертухаи на зоне! Я что вам, подследственный? На допросе я? Нет. Вот и идите нахрен!

Только я собрался психануть и уйти, как свет выключился. Напротив меня сидел мужик с закрытым правым глазом, правая половина лица, как у Фредди Крюгера, вся в бороздах розовых шрамов, нос смазан, правый угол рта поднят. Второй мужик выбрит весь; хоть солнца нет, лысина блестит, под ней синеет будущая щетина. Я сам здоровый конь, а этот – просто буйвол, нет, мастодонт. Рука как колонна, шея здоровенная, ее венчает маленькая головка со скошенным лбом. Нос как у боксера, некогда сломан и срощен неправильно, левый глаз косит, кожа покрыта оспинами. Единственное, что на этой голове большое, – губы-вареники, словно он накачал их силиконом.

– Про вертухаев было обидно, – вкрадчиво проговорил предположительно Ганн со шрамами.

– Зато правда, – буркнул я.

– Джокер, можешь идти, – распорядился здоровяк, и я обалдел, потому что именно он оказался Бенном Ганном, н-да.

Подождав, пока Джокер выйдет, Ганн сел на его место за стол у окна, кивнул на диван возле глухой стены, я его предложением воспользовался – не стоять же! Ганн предложил мне сигарету, я отказался.

– Братан, а ты крутой, слышал-слышал. Ты тут раньше меня появился, а потом свалил. Я и сам бы свалил, – он шумно вздохнул. – Да куда мне? Везде засада.

Хотелось сказать, что нечего было слабых обирать, но я промолчал. Подумать только, в этом месте собрались отъявленные отморозки. Этот рептилоид, выпускающий дым из ноздрей, убивал людей просто так, хотя мог этого не делать. Страшно подумать, что на совести Джокера. Винсент, скорее всего, был наркодельцом. Лысый похож на маньяка-каннибала, не удивлюсь, что это он обглодал череп, который Винс использовал под пепельницу.

Вспомнилась брюнетка на улице в беседке. Скорее всего, и она – беглая зэковка.

– Выкладывай, с чем пришел. Говоришь, Крот сдал схрон? Какой именно? Кому? Что с Кротом? Главное – сам-то чего приперся? С тобой награбленным не поделились?

Пришло время действовать, я мысленно перекрестился и принялся излагать заранее придуманную байку:

– Есть у меня кореш, Химиком зовут…

– Тоже слышал. Вы вроде напарниками были?

– Что ты еще знаешь о Химике? Это важно и имеет отношение к тому, что я скажу дальше.

Ганн закатил глаза, жадно затянулся и выдохнул сизый дым.

– Он – лучший спец по сборкам. Шляется по Зоне, вроде на вояк работает. Батон крошить не стану – не знаю.

– Он работает в каком-то секретном Институте, где они разрабатывают нечто, делающее людей управляемыми. Раньше это было вещество, которое испытывали в большом мире. Но от него люди дохли, сейчас они сделали какую-то хрень, которая заставит всех подчиняться. Некоторые сталкеры уже обработаны. Крот тоже был обработан. Получил команду и сдал схрон в Клину. У меня есть защита, – я потрогал браслет. – Потому сохранил волю и попытался Химика взять, чтоб выяснить, какую хрень они создали, но он ушел.

Ганн слушал внимательно, даже о сигарете забыл, и она почти сотлела. Я собой был жутко недоволен. Мой текстовик… Наконец вспомнил, как он называется – спичрайтер, – мою речь разнес бы в пух и прах. Сказал бы, кто так убеждает? А как убеждать людоедов и убийц? Посмотрел бы я на него!

– Говоришь, Химик ссучился, и он хочет, чтоб мы все его слушались?

Я пожал плечами:

– Не обязательно его. Он, наверное, сам под командой. Слушались главного, который всеми кукловодит.

Ганн расхохотался, сделал вид, что смахивает слезы.

– То есть ты работал на них? Каким боком вы оказались вместе? И зачем ты приперся к нам? Что теперь с тобой делать? Пристрелить? Схрон наш что, разграблен? С тобой не поделились, вот ты и психанул? Ох, удивил!

Я выслушал его и продолжил, но теперь говорил только правду:

– Знаешь Спрута? Он велел тебя найти, потому что только ты и твоя команда пока не под влиянием.

Лицо Ганна вытянулось, он побледнел и дымом поперхнулся:

– Ты не охамел ли? За идиота меня держишь? Сейчас позову Винса, он с удовольствием наделает в тебе дырок!

Я продолжил гнуть свою линию:

– У меня есть браслеты, которые защищают от излучения. У нас будет три дня, чтоб найти Институт и разнести его по кирпичику. Если вам пофиг, что будет с вашим отсутствием мозгов, просто берете себе ценное оборудование и выносите его, это будем считать платой за услугу, я уничтожаю артефакт и Химика.

Ганн склонил голову набок, сканируя меня выпуклыми жабьими глазами.

– Очень странное предложение. То есть все мои люди не под влиянием, кроме Крота?

– Крот оказался вблизи работающего излучателя, как и многие другие. Пока шел сюда, я от всех сталкеров шарахался, потому что каждый второй пытается меня убить. Я ничем не могу подтвердить свои слова. И тогда еще я понятия не имел, во что ввязываюсь.

– А теперь нас впутываешь? – Ганн погрозил пальцем. – Нехорошо!

Похоже, он дивным образом чует обман, и лучше ему лгать по минимуму.

– Если тебе удобно думать, что впутываю тебя я, думай себе. Ты даже не заметишь, как в твоей голове поселится чужой и станет дергать за ниточки. Ты перестанешь пить, курить и ругаться матом, пойдешь в церковь, заведешь семью и будешь думать, что сам этого захотел, – я перечислял то, что для этого человека могло быть неприемлемым, и читал в его глазах растущее возмущение. – Сам подумай, почему я пошел к тебе. Мне больше не к кому обратиться, остальные уже потеряли себя.

Презрительное выражение на лице Ганна сменилось удивленным, теперь он смотрел на меня с любопытством.

– У тебя репутация отъявленного головореза, пожирателя младенцев… это же полный ахтунг, а не репутация. Думаешь, большое удовольствие – напроситься к тебе в гости?

Ганн довольно крякнул:

– Да, репутация у меня еще та! Что про меня сказали?

– Убийца и налетчик, – честно ответил я. – Убиваешь по зову сердца, а не от необходимости. Пытались отговорить от встречи.

Ганн потер руки:

– Так что стало с нашим Кротом? Он мертв?

– Может, да. Но скорее пополнил армию людей-зомби. Если бы ты видел, как меняются люди, как они превращаются в зомби и готовы зубами рвать глотку… Если бы времени было больше, я повел бы тебя в Зону, и сам посмотрел бы, как они стервенеют и набрасываются на нас.

– Что, прямо все?

– Не все, примерно каждый второй. Поначалу они нормальные, а потом – щелк! Что с твоим схроном, не знаю. Если Химик там побывал, он, вероятно, пуст…

Я наконец вспомнил о пузырьке со смертельным веществом, которое почти неделю таскаю с собой. Что, если его предъявить как доказательство? Нет, не стоит, вдруг заставит меня же его выпить. Ну и дурацкая ситуация! Мне нечего предложить этим людям: денег почти нет, разве что машину продать. Аргументов, чтоб их убедить, тоже нет. Он меня пристрелит и будет прав.

Двухметровый Ганн, похожий на рептилоида, барабанил пальцами по столешнице и выжидающе смотрел на меня.

– Предлагай условия. Живем мы неплохо, – он раскинул руки. – Бабла – завались. Чтоб убедить меня, придется постараться. Знаю, ты предложишь отомстить за схрон и забрать награбленное. Так вот, плевать мне на него. Рисковать шкурой ради копеек – понты. Ну, чего варежку захлопнул?

– Что тебе сказать? – я пожал плечами. – Я уже все сказал. С бубном поплясать? Обойдешься. Придется справляться собственными силами.

– А ты борзый, – Ганн довольно улыбнулся. – Редко такого борзого встретишь. Собственные силы – это негр и старик? Негусто, негусто, – потирая подбородок, он поглядывал так, словно решал, зажарить меня или сварить. – Что пришел, не сдрейфил – похвально. Наверно, и правда все так серьезно. Но вдруг это просто желание с кем-то поквитаться, видывал и таких. Расскажи еще раз, что происходит и чего хотят эти крысы институтские.

Надо отдать должное, Ганн не дурак. Думал встретить обычного гопника-отморозка, который двух слов связать не может, не говорит, а блеет, но Ганн таким лишь прикидывается, соображает он хорошо и говорит складно.

– Чего-чего… Владеть умами сталкеров, а значит, и Зоной. Раньше они локально действовали, потому не все у них под контролем. Но скоро всех в Зоне накроет. В любой момент может накрыть, потому я с браслетом. Представь, когда каждый будет служить новому хозяину? Да-да, и вы тоже. Даже не заметите, как свихнулись.

Воцарилось молчание, снизу доносился хохот Винсента, билась в стекло огромная черная муха. В маленькой головке Ганна происходила мозговая деятельность. Он взвешивал за и против.

– Ладно, – он встал, опершись на стол обеими руками, навис надо мной. – Если честно, я тут засиделся, да и пацаны тоже. Рисковать шкурами мы не собираемся, ты, наверное, гонишь, в такое никто не поверит: черный властелин хочет поработить тебя, открой свой разум! Сам понимаешь, как бредово звучит?

– К сожалению, да, бредово…

Я собрался сказать, что когда-то и мысль о том, что нацисты на нас нападут, казалась бредом. И что Союз рухнет… Но он меня перебил:

– Ты мне нравишься. А еще хочется глянуть, как твой старик сюда дошел и не подох, потому согласен сопроводить тебя до Института и даже слегка вооружить, а дальше – сам, мы в сторонке подождем. У тебя есть план, как брать Институт? И вообще, где он? Что-то я ни о чем таком не слышал. У вояк есть логово на востоке, поблизости вроде ничего.

Какое слово знает – «сопроводить».

– Они маскируются, я не знаю, где он.

Ганн загоготал, рухнул на стул, чуть его не сломав. Отсмеявшись, сказал:

– Ну ты гонишь! Пойди туда, не зная куда…

– Хотел у тебя спросить, думал, ты всю Зону держишь, – блефанул я.

Лесть возымела действие, Ганн раскинул руки и пробасил:

– Не всю. И не я ее, а она – меня. Н-дааа… Ну и дело ты затеял. Вдруг того Института вообще нет, раз он поблизости, а я ничего о нем не знаю?

Взгляд его налился свинцом, он нажал кнопку на столе и пробасил:

– Винс, зайдите ко мне, надо перетереть.

Все это мне теперь крайне не нравилось. Говорят, перед смертью жизнь проносится перед глазами – ничего подобного. Чувствуешь себя оборванной струной и отказываешься принимать правду. Самое ужасное – я ведь не имел права так рисковать, кто позаботится о моей семье? Допустим, Табишев, но…

На самом-то деле ничего страшного! Если я умру, им ничего не будет угрожать. Своим сумасбродным поступком я подверг их жизни опасности.

Дверь распахнулась, и к боссу устремился Винсент, напоминающий взявшую след ищейку. На лбу у него было написано: «Мне пох на мораль и принципы». Тип, скользнувший следом за ним, мне не понравился больше, чем Винс и Ганн вместе взятые. Узкое лицо, цепкие глаза с опущенными веками, взгляд тяжелый, как могильная плита, никак не сочетающийся с приподнятыми у переносицы бровями, делающими выражение лица страдальческим. Тонкий нос, полумесяц рта. Одет он был в рубаху цвета хаки с длинными рукавами и камуфляжные штаны. Давно не стриженные волосы кудрявились и торчали во все стороны.

– Ты мне больше не нравишься, – вынес приговор Ганн. – Потому что идиот. Ты чуть не втянул нас в смертельно опасную авантюру, правда, Винсент?

Длинноволосый клоун, разодетый, как попугай, кивнул, оскалился и захихикал. Второй гость не отреагировал на слова босса.

– Почему-то мне кажется, что твоя история – просто предлог, чтобы проникнуть сюда и все разведать. Кто тебе рассказал, где меня искать? Что ты тут вынюхиваешь?

Теперь я рассмеялся, но уже от отчаянья, потому что Винсент и Молчаливый взяли меня под прицел. С чего бы мне сдавать Вуда? Буду врать дальше:

– Химик и сказал, когда говорил, что будет грабить схрон, перед тем как взял в оборот Крота.

Морда Ганна налилась дурной кровью, он хлопнул по столу так, что подпрыгнула чашка:

– Смелый, да? – Ганн указал на молчаливого. – Он глухонемой, знает в пытках толк. Думаю, полчаса, и ты орешком расколешься.

Я глянул на Винса, прикидывая, как быстро его разоружу. Да влегкую! Он обкурен, реакция у него замедлена. Молчаливый – загадка, непонятно, что от него ожидать. Да и Ганн – загадка, амбал амбалом, а не дурак, хоть и псих. Попытаться, конечно, стоит. Вряд ли выживу, да хоть не сдохну бесславно. Мужиков жалко, их перестреляют. Давайте, подходите! Я изобразил расслабленную позу, сгруппировался так, чтобы удобно было вскочить и первым нейтрализовать молчаливого, отобрать у него пистолет, пристрелить Винса, закрывшись его телом – Ганна. Сердце зачастило, ладони взмокли от предчувствия драки.

Ганн тоже прицелился в меня и распорядился:

– Винс, Зяблик, приступайте!

Я аж подпрыгнул на диване, уставился на молчаливого:

– Ты – Зяблик? Тот самый?!

Вашу мать!!! Неужели еще не все кончено?! Ганн и Винс решили, что это блеф, и не спешили отводить стволы в сторону. Зяблик смотрел в упор, давил взглядом. Я даже оскалился от напряжения. Разве мог Спрут ошибиться и Зяблик ничего не знает? Или это другой Зяблик? Или у него память отшибло? Наверно, лицо у меня стало такое, что Ганн не выдержал и объяснил:

– Он глухонемой.

– Так объясните ему! Институт готовит артефакт, который всех лишит воли! – я показал ему браслет. – Он уже сейчас может действовать! Раз ты Зяблик, то знаешь про Институт!

Зяблик сфокусировал взгляд на браслете, вскинул бровь, и в глубине его черных неподвижных глаз вспыхнули искры. Тогда я, не обращая внимания на то, что меня держат на мушке, произнес: «Институт» так, чтобы Зяблик сумел считать звуки по губам. Похоже, ему это удалось, он опустил ствол, скрестил руки перед собой, замотал головой и загородил меня собой от Винса как от более нервного, тот захихикал, но ствол не опустил. Зяблик написал в воздухе воображаемой ручкой. Ганн продолжил в меня целиться:

– Зяблик его защищает. Это не просто так. Винс, зови Мурку, пусть принесет бумагу и ручку, посмотрим, что скажет Зяблик.

Высунувшись в окно, Винс заорал:

– Мурка! Зяблик говорить хочиет! Тащи бумагу!

– Ща иду, – отозвалась снизу какая-то женщина противным голосом, я подумал на брюнетку из беседки.

Ганн положил пистолет на стол, Винс поколебался и опустил руку, но оружие прятать не спешил. Зяблик будто бы оттаял, стал дерганым, сел на диван рядом, схватил мою руку, рассмотрел браслет, похлопал по нему с явным одобрением.

– У меня еще есть, – медленно проговорил я, а затем ткнул пальцем в браслет, в Зяблика, затем в Винса и Ганна, которые с любопытством за нами наблюдали.

Зяблик ткнул в бандитов, в себя и сделал крест руками, а затем начертил в воздухе спираль. Как я понял, он в браслете не нуждался.

В дверь постучали, и вошла круглая пергидрольная тетка, похожая на карикатуру советской буфетчицы, положила на стол альбом и две ручки, стрельнула глазками в меня, в Зяблика и поспешила удалиться. Зяблик спикировал на альбом коршуном, протянул мне ручку и написал мелким каллиграфическим почерком, я прочел:

«Не думал, что они рискнут это повторить».

У Ганна вытянулось лицо и приобрело человеческое выражение. Винс криво усмехнулся, похоже, он слабо понимал, что происходит. Ганн покинул свое место и плюхнулся на диван рядом со мной, чтобы участвовать в нашей беседе.

«Кто за этим стоит?» – написал я.

«Его зовут Иггельд. Я работал на него и был верен, тогда он дал мне и еще нескольким браслет. Он говорил, что «запускает процесс» ради нас всех, что всем так будет лучше. Когда включил машину, некоторые стали меняться, немногие. Из двадцати один. Остальные ничего не заметили. Я увидел, как страдает мой друг, и отдал браслет ему. Сейчас его зовут Спрут. Мы разделили участь с ним, его изуродовало, я оглох. Иггельд не ожидал, что люди начнут меняться, когда это случилось с его женой, он уничтожил артефакт. Он пытался убить меня как единственного свидетеля, который помнит тот день, но не смог».

Зяблик сделал в сторону воображаемого Иггельда неприличный жест.

«Химик был с вами».

«Нет. Он пришел позже».

«Зачем это Иггельду?»

«Он хочет сделать мир лучше. Хочет заставить людей быть честными и правильными. Хочет, чтобы славяне вернулись к корням. Он сумасшедший».

– Ну надо же! – воскликнул Ганн, хлопнув меня по плечу. – Чуть тебя не прикончил! А ты не врал. Ну, бывает. Иггельд… Не думал, что такие психи существуют. Зяблик нам раньше пару раз что-то пытался втереть насчет этого Иггельда, но нам оно зачем – мы не слушали… А выходит, надо было.

Задумавшись, Ганн передернул плечами – меня чуть в стену не впечатало. Наверное, в красках представил то, чем я его пугал: как он станет примерным гражданином.

– Подписываться западло, – проговорил Ганн. – Не подписываться – еще большее западло.

Он написал в альбоме прыгающим размашистым почерком:

«Знаеш где инст?»

Зяблик кивнул и вывел ответ:

«Нужна карта. Мин».

Он достал ПДА и поставил метку, передал его мне. Да это совсем недалеко, на северо-западе, считай, под носом. В лучшие времена мы с Химиком частенько в тех краях хаживали, теперь там завелась какая-то мерзость.

«Под землей», – уточнил Зяблик.

Ганн сразу перешел к делу:

«Сколька их там?»

С правописанием у него проблемы, таких ошибок даже я не делал.

«Двадцать-тридцать, охраны – десять. Немного. Они не рассчитывают, что кто-то нападет. Защищаются иначе. Ни с кем не ссорятся. Не показываются. Подконтрольные пресекают заговоры. Нападение исключено».

«Сколька сталкеров нам враги?»

«Треть. Все, кто попал в зону облучения, она была аж до Периметра. Видимо, ему нечего терять, и теперь он просто хочет расширить сферу влияния. Тогда от него собиралась уходить красавица-жена, ради нее все и затевалось. Всем срочно нужны браслеты. Сколько их у тебя?»

Я подумал, что наши работают уже вторые сутки, надо оставить себе запасные, и ответил:

«Восемь. Они защищают только три дня. Больше времени у нас нет».

– Тогда нефиг рассиживаться, вооружаемся и идем выкуривать этих червей из-под земли.

В альбоме Ганн написал:

«Нашими силами получиться взять инст?»

«Должно», – ответил Зяблик.

– Зачием драться? – пожал плечами Винс. – Это опасно, я жить хочиу. Давай лучше пиериениесиемсиа?

– К твоим соплеменникам? К соплеменникам Крэнга? Иди нафиг. Итак, на сборы вам – час, на дорогу – сутки. Сутки, чтобы разнести Институт. Хабар весь наш.

Я развел руками – дескать, не претендую на него.

– Мои мужики уже меня похоронили. Они хоть и странноватые на вид, но бойцы неплохие.

– Согласен. Чем нас больше, тем лучше.

– Пушиечноие мясо, – мечтательно протянул Винс, высунулся в окно и крикнул: – Мурка! Пусть Пуля виедет гостией! Собиерай всиех!

Минута – и особняк уподобился муравейнику, куда ткнули палкой: его обитатели забегали туда-сюда, поднялся гвалт. Кабинет Ганна опустел, но не успел я расслабиться, как порог переступили Алеша, втягивающий голову в плечи, и по обыкновению невозмутимый Полковник. Усевшись рядом, он проговорил:

– Не думал, что у тебя получится, поздравляю!

Я пожал протянутую руку. Алеша танцевал на месте, как пес, почуявший аномалию. Метался из угла в угол, выглядывал в окно. Наконец не выдержал, навис надо мной и затараторил, воровато озираясь:

– Ты эти рожи видел? Это, блин, не люди!

– Представь себе, что многие из них считают нелюдью – тебя, – сказал Полковник. – Будь сдержан и вежлив, чтоб дело не сорвалось.

Алеша икнул и замолчал. Полковник обратился ко мне:

– Как тебе удалось их уговорить?

– Среди них оказался тот самый Зяблик. Если бы не он, меня бы сейчас растягивали на дыбе, а вы кормили бы мух.

Алеша икнул второй раз. В большом мире он был своим, здесь пока чувствовал себя не в своей тарелке, весь его жизненный опыт только вредил, потому что здесь другие законы: будь честен и смел, тогда останешься живым.

Через полчаса мы спустились в прихожую, где нас ждала новоиспеченная команда. Алеша снова икнул и прикусил губу. Мне стало неуютно под прицелом недобрых глаз.

Певучего укурка Винса, Зяблика и Ганна я уже знал. Лысого привратника – видел. Остальные тоже были личностями уникальными, один раз увидишь – не забудешь никогда. Плечистый смуглый здоровяк, выбритый до синевы, причем брил он еще и лоб, волосы кудрявились у него на пальцах и покрывали руки так, что кожа едва просвечивала. Бритый наголо рыжий пузан с косичками в бороде и кожаном, похоже, самошитом одеянье. И среди всего этого сброда – ослепительная брюнетка в кожаном жилете и джинсах. Крупный для женщины бицепс опоясывала татуированная змейка.

Наша стайка приглядывалась и принюхивалась к стае более крупных хищников, а они присматривались к нам. Напряжение разрядил Ганн:

– Мои люди знают, что нас ждет. Раз уж нам предстоит провести определенное время вместе, давайте знакомиться. Винсент, – обкуренный клоун театрально поклонился, Алеша позади меня воскликнул:

– Это в честь Винсента Веги?

– Да, – коротко ответил Ганн. – Я не гоню. Винс – не из нашего мира. В его мире он был безымянным рабом, мы забрали его с собой, и он малость обнаглел, правда, Винсент?

Бандюган улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Кренг, – вперед выступил лысый Горлум. – Его историю вам знать незачем, там ничего приятного. Я его давно пристрелил бы, если б сам не прикончил пятерых просто так.

Значит, кружащие над этими уголовниками приговоры так и останутся неопознанными.

– Наверное, всем интересно, чья любовница эта красавица? – Ганн указал на брюнетку. – Ничья. Это равный член команды, в своем деле она лучшая. Пуля – спортсменка в прошлом. Отличилась в биатлоне, а когда поняла, что лучше всего умеет стрелять, стала этим зарабатывать. На ее счету четыре трупа, а потом… – Он смолк, и его мысль продолжил Алеша:

– Наняли киллера, чтобы убить киллера.

– Какой смышленый, – улыбнулся Ганн. – Теперь она с нами. Все ее хотят, а она – с Винсентом. Наверное, придется его прикончить. Одним словом, бабы – дуры. Теперь – Чуи и Соло. Чуи – потому что мохнат, как Чубакка, а Соло, потому что он с Чуи. Можно подумать, что они тоже из другого мира, но нет, местные. Вместе в СИЗО сидели, а когда их этапировали, повезло: они ехали в одном автозаке с местным авторитетом, которому братва устроила побег. Чуи, расскажи о себе, за что тебя приговорили?

«Какой-то отмороженный Голливуд», – подумал я.

– Башка у меня трещит. Так трещит, шо вилы. Сука сосед повадился музло врубать, а оно – бам-бам-бам, башке ваще писец. Говорю, харэ шуметь, он мне – пошел нах, имею право, зови ментов. А как я их? Я ж сидел, западло. Ну, я терпел-терпел, откопал обрез, ну и… Не помню. Очнулся – а вокруг трупы, кровища, мужик ползет, и кровь за ним. Я колонки разбил и пацану мелкому шею свернул, шоб не орал. А мужику горло ножом перерезал – достали.

– Соло так назвали, потому что с Чуи и потому что летчик. Летать любит. Летел он на своем «лансере» под дозой, влетел в остановку, где дети после танцев ждали автобус. Троих девчонок насмерть, двоим ноги поломал. Вот и все. Теперь идем в подвал, там у нас стволы и прочее. А ты, – он хлопнул Зяблика по плечу, – нарисуй нам план-схему.

Он продублировал свои пожелания в альбоме.

Помимо противогаза, АК и пистолета, подствольника, патронов к нему, выданных каждому, Ганн распорядился взять несколько баллонов с хлором – Институт находится под землей, проще всех оттуда вытравить, как в Первую мировую вытравливали врагов из окопов. Там есть противогазы, но эффект внезапности никто не отменял. Еще в нашем арсенале было два ранцевых огнемета, которые Чуи проверил прямо тут, во дворе, ящик гранат, две снайперки, приборы ночного видения, коллиматорные прицелы. Не хватало танка, который все это повезет.

Я раздал браслеты всем членам команды и повторил:

– Запомните, чтобы покончить с Институтом, у нас есть три дня – ровно столько действуют браслеты.

Полковник распорядился:

– На случай, если придется использовать хлор, берем резиновые перчатки, шарфы и сменную одежду. Хлор опустится в Институт и никуда оттуда не денется, нам придется работать в помещении, где будет зашкаливать концентрация отравляющего вещества.

Полковник развернул бумажную карту с метками, которые сделал, когда мы обсуждали маршрут, я сказал:

– Цель – окрестности деревни Задний Двор Тверской области. Выдвигаемся прямо сейчас. Двигаться будем вдоль Периметра – мы не идиоты, чтоб сквозь Зону продираться. Ночью там безопаснее, чем днем, потому идти будем, пока не упадем.

– Не понял, а кто главный? – спросил Горлум, он же Крэнк, подбоченясь. – Чего он раскомандовался?

– Зяблик, – ответил Ганн. – Но поскольку он не видит и не слышит, то моя команда подчиняется мне, когда я молчу – Пригоршне. Его команда действует так же. Пока не закончим общее дело, мы – единое целое. Что бы ни случилось, браслеты не снимать. Кто потерял браслет, тот считается опасным. Усекли?

– Каков наш план действий? – поинтересовался рыжий Соло.

– Мне по душе план, предложенный Алешей, – Ганн указал на нашего чернокожего друга. – Говори.

– Задача номер один – добраться до места незамеченными, потому что у них везде глаза и уши. Для этого лучше разделиться на две группы и объединиться в непосредственной близости от цели. Выследить и взять языка, у нас есть способ его разговорить. Он все расскажет: сколько человек охраны, где посты и так далее. Плен разрабатываем исходя из полученной информации.

Похоже, только Крэнка поход не радовал. Он снова возмутился:

– Я не пойду, пока они о себе не расскажут. Этот, – он ткнул в Полковника скрученным подагрой пальцем. – Уж очень на вертухая смахивает.

– Афган. Сумгаит. Первая и Вторая чеченские. В Афгане попал в предпоследний призыв. Три месяца не дослужил. На гражданке закончил «Нахимку» в Севастополе, на пенсию ушел в звании полковника. В органах не служил.

– С ментами стол делить – западло, – объяснил Крэнк и успокоился.

Я продолжил знакомство с новой командой:

– Обо мне вы наверняка слышали. Зовут меня Пригоршня. А если нет, то вот он я. Чернокожий парень – Алеша, он цивил, новенький. Мы с Полковником тертые калачи. Не привлекались, не сидели. Мы обычные парни.

– Особенно Полковник, – криво усмехнулась красавица Пуля.

На вид ей было около тридцати. Третий размер груди, бедра, тонкая талия. Эх, не будь я женат… Но к этому богатству наверняка прилагался тяжелый удар, крепкий бицепс и зоркий глаз, а также десятки загубленных жизней. Другая на ее месте вышла бы удачно замуж, а не в киллеры подалась. Или убийства – ее призвание?

Винс будто прочел мои мысли, подошел к сидящей на полу женщине, поворошил ее волосы.

– Если кто еще не знает, Зяблик чует аномалии. Все аномалии, в том числе «психички». Он будет шагать впереди, а все остальные – ему доверять, – продолжил инструктировать Ганн.

– Осталось разделиться, – сказал Соло. – Команде, в которой будет Зяблик, повезло. Пойдем параллельно друг за другом, я правильно понял?

Ганн кивнул. Я вспомнил:

– Химик точно так же умеет чуять аномалии.

Моя фраза упала в тишину, все надели браслеты и завозились с рюкзаками, а я еще не верил в удачу – как оно завертелось! К тому же эти люди непредсказуемы. Сейчас они рвутся в бой, но если кого-то из них прикончат или начнутся трудности, сложно сказать, как они себя поведут.