Я понятия не имел, сколько людей попало под внушение Иггельда во время первого эксперимента. Вырисовывалась нерадостная картина: хотя излучатель сработал единственный раз, эти люди продолжали слышать хозяина на расстоянии и выполнять его волю, иначе как бы он заставил сталкеров нападать на Пригоршню или меня? Они каким-то чудом знали, чего хочет Иггельд и что ему может навредить.

Потому, выходя, я решил замаскироваться, попросил у Вуда бинт, замотал голову и половину лица, надел шляпу, завалявшуюся у Вуда камуфляжную куртку; штаны цвета хаки одолжил Алеша, и они пришлись впору.

Оружием снабдил Пригоршня, я взял АК, пистолет оставил свой, с глушителем. Вуд обвешался гранатами, магазинами забил разгрузку под завязку, прихватил коллиматорный прицел, два подствольника, кучу патронов к ним, пистолет-автомат «штайр» футуристического вида.

Пригоршня и его странная команда ушли полчаса назад. Я собрался быстро и ждал Вуда, подперев голову рукой и пытаясь запихнуть в себя омлет с мясом, Вуд с топотом носился по владениям и причитал, едва выходил в зону слышимости:

– На кого я «Титаник» оставлю, а? Столько лет! Столько сил вложено! Да что там сил! – Он остановился, как плохой актер на сцене, и махнул рукой, разыгрывая спектакль для единственного зрителя – меня, затем схватился за рубаху, словно собрался ее разорвать. – Я душу сюда вложил! Этот бар – и друг мой, и напарник, и жена!

– Так не иди, я сам справлюсь. – Я отхлебнул чая с мятой.

Вуд развел руками:

– Я обещал. Да и смысл? Все потеряло смысл, когда эти черти, – он с ненавистью глянул на дверь, куда полчаса назад ушел Пригоршня, – принесли мне дурные вести. Лучше бы я ничего не знал!

– Так забудь их слова. Честное слово, когда включат излучатели, ты ничего не почувствуешь. Никто ничего не почувствует.

– Но сейчас-то я знаю, – он протяжно вздохнул и покрутил на пальце связку ключей. – Долгие проводы – слезы… Или как там?

Я поднялся. Проспав восемь часов, немного отдохнул, но голова еще кружилась. Попытался поднять раненую руку, получилось чуть выше ключицы, что-то срослось неправильно.

– Вот уже почти час тебе об этом говорю.

Уходя, Вуд закрыл дверь в бар и повесил табличку: «Ушел. Когда буду, не знаю. Вход в бункер с другой стороны, через пробоину». Думал, он опять будет причитать, прощаясь со своим детищем, но ошибся: Вуд решительно сбежал на потрескавшуюся землю и зашагал прочь, ни разу не оглянувшись на баржу, я еле за ним успевал.

– Ты не забывай, что твой напарник – в голову раненый, ему вредны такие нагрузки.

Он остановился, повернул голову. Не ожидал от него такой прыти.

– Давай придумаем, кто тебя ранил… Предлагаю упыря. Только непонятно, почему мы не использовали «гематоген», чтоб заживить раны.

– Это вопрос, дааа… Придумал! Упырь снял мне кожу с головы и сожрал, теперь нужна пластическая операция.

– Так более правдоподобно, – кивнул он и спросил на ходу: – Правда, что ты аномалии чуешь и можно вот это вот, – он повертел гайку с белым матерчатым хвостом, – не бросать?

– Не бросай. Это и правда лишнее.

То ли Вуд мне верил, то ли был не настолько плохим актером, как хотел казаться. Я не заметил его подозрительности.

Ночью шел дождь, и земля под ногами размокла, мы старались ступать на островки травы, удобнее всего было в сосняке, где опавшая хвоя всегда была чистой.

Вуд пер танком и напоминал кабана в самом расцвете сил. Кто бы мог заподозрить толстяка в такой подвижности! Мы с ним ровесники, из него брызжет энергия, а я еле ноги волоку. И это при том, что в моем рюкзаке – только спальник и сублимированной еды на два дня.

– Пригоршня уже тут ходил, – поделился Вуд. – В Клин и из Клина.

– И я тут был, и тоже к Спруту наведывался за оружием. Так что места знакомые, хоженые.

– После всплеска все меняется…

– Согласен. Тише!

То ли почудилось, то ли я услышал голос, принесенный порывом ветра. Мы замерли, чтоб не шуршала одежда. Вроде ничего… И снова голос, еле-еле различимый, на грани слышимости. И непонятно, где именно находится говорящий.

– Предлагаю не прятаться, – прошептал Вуд. – Они ж не телепаты, и рентген в их головы не встроен, никто в мумие, которая тащится следом, Химика не узнает. Главное – не дергаться.

Голос прозвучал ближе. Скорее всего, мы просто разминемся. В лучшем случае увидим друг друга издали. Но все равно тревожно. Пригоршня говорил, что сталкеры, нападавшие на него под внушением, менялись, их глаза стекленели, они становились похожими на зомби…

А вот и троица сталкеров: два смутно знакомых плечистых бородача в банданах и низкорослый кудрявый хоббит со щеточкой черных усов. Где же я видел бородачей? Что, если в Институте?

Коротышка узнал Вуда, широко улыбнулся и шагнул навстречу, протягивая маленькую ладошку:

– Привет! Надо же! Что ты тут делаешь?

– Да вот, – он кивнул на меня и проворчал: – Салага в передрягу попал, теперь надо его выпроводить. Платит, вот и пошел, дела-то у меня в баре неважные.

На лицах встречных отобразилось то самое презрение, которое бывалые сталкеры испытывают к новичкам и залетным искателям приключений…

Бородачи, похожие на моджахедов, молча застыли, сканируя нас взглядами. Точно они из свиты Иггельда! Сейчас и проверим, узнают они меня или нет. Рука потянулась к пистолету.

– А вы тут какими судьбами?

И тут я увидел то, о чем говорил Пригоршня: коротышка завис, словно он – голограмма, глаза его остекленели, и он пробормотал невнятное:

– Мы тут ходим, ходим вот. Тут, да.

Похоже, они и сами не понимали, что делают. Зато я понимал: ищут меня, того не осознавая, потому и не могут ответить на вопрос.

– Удачи! – Вуд махнул рукой и зашагал прочь, я поплелся за ним, чувствуя себя под прицелом их глаз, рука сама легла на приклад автомата.

Как же хочется обернуться, но нельзя!

– Чего ты спишь? – заорал на меня Вуд и ударил себя по лбу, пришлепывая комара. – Тебе мало того упыря? По сторонам смотри, зелень пучеглазая!

В гневе он был убедителен, как строгий учитель, гоняющий старшеклассников.

Нам беспрепятственно дали уйти, значит, маскировка работает и встречных можно не опасаться. Меня узнают только близко знакомые из Института, Таня узнала бы точно.

– Ты здорово придумал, – оценил маскировку Вуд. – Видел, что с карликом стало? Он словно умер, и глаза – как у дохлой рыбины. Бррр! – он передернул плечами.

– Меня ищут, – прошептал я. – Знают, что жив. Зря в болоте полдня сидел. Сам Иггельд вряд ли выйдет на поиски, ему нужно восстанавливать излучатель, который я разворотил, а его рядовые солдаты не узнают, так что можно не осторожничать.

– Как думаешь, сколько у нас времени? – спросил Вуд, а я замер, ощутив знакомое покалывание и легкий толчок в грудину. – Стой! Поблизости аномалия. По ощущениям, в пяти-семи метрах.

– Мне бы такие способности! – мечтательно вздохнул Вуд.

– Раньше было не так четко, а вот когда оказался между жизнью и смертью, обострились. Так что не завидуй.

Я повертел головой и в трех метрах левее, между двумя соснами, обнаружил клубящиеся искры, напоминающие облако пыли. Вуд их по-прежнему не замечал. Тогда я указал на аномалию:

– Посмотри, «салют». Редкая аномалия, которую не разрядить гайкой.

Вуд заметил ее, побледнел, вытаращил глаза и втянул живот, будто пытаясь казаться меньше, незаметнее для аномалии.

– Да уж, на солнце она незаметна. Гадость еще та. Больше всего боюсь сгореть заживо.

Этот «салют» относительно маленький, метра полтора, бывает, что у такой аномалии радиус метра три, а то и пять. Если подойти на полметра и остановиться, вспыхнет не все тело, а та часть, что ближе всего к аномалии, если же вляпаться полностью, шансов выжить нет. Температура повышается мгновенно, человек рассыпается пеплом, остается только выбеленный скелет.

Единственное, что выдавало недоверие Вуда, – он все время пропускал меня вперед, но, если посмотреть с другой стороны, так логичнее, он-то не чует аномалии. На его месте я вел бы себя еще осторожнее. Вообще удивительно, что Пригоршня стал меня слушать и получилось договориться. Я рассчитывал, что он меня выслушает и пристрелит.

– О твоем броневике до сих пор много говорят, – бормотал идущий сзади Вуд. – А уж раньше, ууу! Но видеть мне его не доводилось. Одни говорят, что ты утопил его в болоте, другие, что его угнал Пригоршня и продал.

– Он имел на это полное право, Малыш – его, можно сказать, детская мечта, но Пригоршня отрекся от Зоны и всего, что с ней было связано.

– Правда, что эта машина могла перемещаться из точки в точку?

– В некотором роде, – ответил я так, чтобы не вдаваться в подробности, не рассказывать о пробойнике.

Чем дальше мы продвигались на север, тем меньше верилось, что Малыш заведется. Семь лет прошло с тех пор, когда я последний раз на нем ездил. Может, его вообще на запчасти растащили. Да, я платил понемногу Косматому, чтоб присматривал за ангаром, где стоял броневик, но не контролировал состояние Малыша, мне было неприятно его видеть. Наверное, так же больно безногому ныряльщику видеть свои ласты.

Говорил ли я Иггельду о Косматом? Вроде нет. Точно не говорил. Сейчас Иггельд проверяет всех моих знакомых, о которых знал. Я вел замкнутый образ жизни, потому его список вряд ли превышал десять человек. Вуда в этом списке точно не было, раньше мы не пересекались.

– Стремно вдвоем, – пожаловался Вуд, замирая от треска в брошенной избе, что справа.

Деревянный забор провалился внутрь двора, бревенчатый дом скособочило, как древнюю старуху, выдавило окна, горбатая крыша местами провалилась, местами – поросла травой. Внутри однозначно был какой-то мутант, не спешащий нападать. Я глянул в инфравизор:

– Семейство бюргеров. Взрослые и два детеныша.

Пока мы движемся по хоженым местам, они пуганые, но едва углубимся в Зону, обязательно нападут, каждая тварь на нас будет бросаться, потому что два сталкера – лакомая и на первый взгляд легкая добыча.

Когда ходил в Зону один или небольшой группой, было время, чтобы двигаться не спеша, прислушиваясь к каждому шороху и при необходимости замирая, но это не уберегало от неприятных сюрпризов, взять, например, битву с семейством упырей, когда покойный Коба, земля ему пухом, был покусан. Теперь надо спешить, и мы рисковали.

Я еще раз посмотрел в тепловизор: сгорбленный бюргера дежурил возле окна, его семейство исчезло, видимо, самка увела детенышей в подвал. Единственный недостаток инфравизора: не видно тех, кто залег в окопе.

Черт бы побрал густо населенное Подмосковье! Спокойнее идти по лесу, здесь же непонятно, откуда выскочит мутант. Из разрывов туч выглянуло солнце, и начало парить, как перед дождем. Воздух прогрелся до тридцати, что снизило эффективность тепловизора. Перебинтованной голове сделалось жарко, ощущение было, как будто варишься в собственном соку, пот лил градом, голова кружилась, перед глазами темнело.

Слабость, потливость, носовые кровотечения, сыпь, увеличение лимфоузлов…

Неужели начинается обострение? Захотелось сосчитать пульс, измерить температуру, рука потянулась, чтобы пощупать лимфоузлы, но я опустил ее и заставил себя думать, что это просто усталость.

Как ни старался, все равно представлял, что с каждой минутой в моей крови становится все больше незрелых клеток. Вот-вот меня сразит лихорадка или начнется кровотечение. Теперь точно не поможет «ведьмин коготь», я недавно его использовал и чуть не сдох. Поможет только новый чудо-артефакт, которому придется пожертвовать часть себя.

Наверное, многие онкобольные продали бы душу дьяволу за исцеление, у меня не душу просят продать, просят немного подвинуться, чтобы в сознании поселился чужак и начал дергать за ниточки.

Интересно, останутся ли мои мысли прежними, или изменится что-то фундаментальное и они потекут в другом направлении? Вряд ли я буду помнить момент внедрения. Стану поклоняться Роду, Перуну, Даждьбогу или как там его и заживу счастливо в большой дружной общине…

Но сама мысль о таком счастье возмущала до глубины души, потому что счастье – только то, что мы выбираем сами, пусть даже это только путь и цели мы не достигнем, но смысл жизни в движении, развитии. Это не я буду развиваться – Иггельд во мне. Иггельд, возомнивший себя богом.

То ли я сам себя накрутил, то ли на самом деле начали ныть коленные и локтевые суставы, разболелась поясница. Когда бежишь, не замечаешь этого… А может, я просто старый?

Тепловизор помогал выявлять мутантов поблизости и обходить их. Сосредоточенный на собственных мыслях, я чуть не проворонил легкий толчок в грудь и ощущение жара, разлившегося по телу. Замерев, я завертел головой из стороны в сторону. Шагающий позади Вуд шумно дышал в спину. Удивительно, но двигался он тихо, почти беззвучно, несмотря на его немалый вес.

Мы взобрались на небольшой пригорок, поросший молодым сосняком. На одной его стороне был лес, а справа раздали участки и начали строить дома, не вырубая деревья, а вписывая особняки в пейзаж. Ни один деревянный особняк закончен не был.

– Там озеро дальше, – прошептал Вуд, словно он мог привлечь аномалию голосом.

– Странно, я чувствую опасность, но ничего не вижу и не ощущаю признаков «психички».

Я опять повернулся вправо, влево, глянул вперед.

– На всякий случай ляг, – проговорил я, не поворачиваясь, протянул руку назад, Вуд вложил в ладонь три гайки с матерчатыми хвостами.

Он зашуршал одеждой, завозился, укладываясь на землю. Дождавшись, когда он затихнет, я размахнулся и бросил гайку между деревьями, туда, куда мы собрались идти. Время будто бы замедлилось, гайка медленно влетела… Ощущение было, словно это стена воды. Уперлась в прозрачную ткань, порвала ее, и по ее поверхности побежали волны, картинка смазалась, по ней покатились радужные сполохи, а потом стала медленно заворачиваться в черное отверстие, пробитое гайкой.

В пробоину, как в черную дыру, сворачивалась прозрачная ткань мироздания. Я развернулся и упал лицом к Вуду:

– Уходим ползком.

Мы заработали локтями, поползли вперед, не оглядываясь. Позади нас вспухал «заглот». В дыру летели сосновые иголки, шишки, оторванные от земли куски мха. Рюкзак стал ощутимо легче – его отрывало от спины, чтоб затянуть в ненасытную утробу. Недалеко от «заглота» трещали сосновые стволы, ломались ветки. Шляпу с головы сорвало и понесло в «заглот», я ощутил, как отрываюсь от земли, впился пальцами в землю, но зацепиться было не за что, кроме берцев Вуда. Ноги мои уже болтались в воздухе, одной рукой я держался за подушку мха, второй схватился за Вуда. Никогда бы не подумал, что лишний вес способен помочь в Зоне!

Наполовину в воздухе, наполовину на земле, мы доползли до склона, где были недостроенные дома, покатились вниз.

Вверху трещали деревья, которые ломал «заглот», что-то лязгало и ревело – открылся портал в другую реальность, звуки доносились оттуда, и от них леденела кровь. Мы лежали, обняв сосновый ствол, и постепенно приходило понимание, что опасность миновала.

Когда донесся хлопок – свидетельство того, что «заглот» схлопнулся, – Вуд прохрипел:

– Интересно, если туда угодить, помрешь?

– Может, и нет. Иногда происходит обмен: он забирает предметы отсюда и забрасывает интересные вещи из другого мира. Чаще камни и диковинные растения, но бывает и искусственные предметы. Сам не видел, но слышал о таком. Пойдем, посмотрим. Если повезет, вместо предметов аномалия создаст «пугач», он как нельзя кстати.

– Сто пятьдесят штук, – проговорил Вуд мечтательно. – Всем всегда нужен. Мутанты не воспринимают тебя как врага – это идеально, особенно для новичков.

– Ага, но дезориентирует, снижает внимание, садит зрение, вызывает головные боли, диарею – при длительном использовании. Согласен, во время гона штука незаменимая, лучше обделаться, чем тебя растерзают мутанты. Ты здоровый буйвол, а у меня эта штука может спровоцировать обострение лейкоза.

Мы встали, отряхнулись и побрели по склону холма наверх. На его вершине, где поработал «заглот», было перепаханное поле, а в эпицентре – воронка, откуда торчали корни. В десяти метрах вокруг ничего не росло, все сосны отправились в неведомые дали. Предметов из другого мира в этот раз поблизости не было, но мы все равно направились в воронку, путаясь в корнях, – вдруг повезет и там нас ждет «пугач»? Он значительно повысит шансы добраться до нужного места живыми, а потом…

Потом, даже если сдохну я, Вуд вполне может прикатить в условленное место на Малыше… Или не может? Нужно чувствовать, куда едешь, и уметь пользоваться пробойником. Так что хочу я или нет, нужно прожить еще пару дней. Я не выдержал, вытянул шею, помассировал лимфоузлы – с двух сторон они были припухлыми, горячими.

Если бы я знал, что за панацею придется заплатить своей волей, то не посвятил бы проклятой сборке остаток жизни, а значит, у Иггельда не было бы возможности влиять на других, сталкерам ничего не угрожало бы. Как ни крути, хоть и помимо желания, я стал главным исполнителем темного плана Иггельда и теперь должен все исправить, ведь Иггельд не ограничится Зоной, он попытается воздействовать и на большой мир!

Может, сама Зона хочет дать мне последний шанс, помогает, дает нужные артефакты?

Корни лезли из земли, как одеревеневшие черви, приходилось переступать через них, а иногда даже под ними пролезать.

«Пугач» лежал на дне воронки, он напоминал песочные часы из черного камня, я даже знал, как относительно друг друга повернуть две его части, чтоб он заработал, но делать этого не стал – пока рано. Вуд поднял арт и спрятал в контейнер на поясе.

– Использую только в крайнем случае.

Пока мы шли, крайних случаев было два: мы проходили мимо лесосклада, и на нас напала огромная стая норушников, которую мы увидели в тепловизор и попытались обойти. Если б не было «пугача», мы, наверное, отбились бы, а вот во второй раз – вряд ли. Второе нападение было непредсказуемым, нас атаковали гигантские муравьи, собратья тех, что напали во время путешествия за «живицей». Дохнут они крайне неохотно, огнемета у нас нет, и мы пополнили бы ряды пропавших без вести сталкеров.

Зато можно не переживать о сталкерах, в паре километров их точно нет, мутанты истребили.

Группу сталкеров мы обнаружили, когда были в пяти километрах от цели, причем они целенаправленно двигались к нам.

– Четверо. Четыреста метров западнее, – отчитался я, разглядывая через тепловизор смутные фигуры. – Вроде люди, идут друг за другом, держат расстояние, мутанты так не умеют. Дело дрянь. Прут целенаправленно к нам. Скорее всего, у них тоже тепловизоры… Черт!

– Думаешь, тебя узнают?

– Лучше не рисковать.

– В случае чего дадим им бой? Все равно не уйдем, если упадут на хвост, – предложил Вуд, поглаживая приклад. – Если у них тоже ПНВ, они нас все равно догонят.

– Есть идея получше, – я улыбнулся. – Имитируем мутантов. С такого расстояния виден просто расплывчатый силуэт, посмотри.

Я скинул куртку, сел на четвереньки и принялся передвигаться, упираясь руками в землю. Вуд глянул в тепловизор, понял мою задумку и тоже ссутулился, принялся трясти головой.

– Ты жирный, мутанты такими не бывают. Подтяни колени к животу и качайся на спине. Когда враги подойдут ближе, они увидят просто красно-оранжевый шар без головы и ног. Я бы не стал смотреть, что это.

Он тоже отбросил автомат и принялся делать, как я говорю. Приближаясь, силуэты предполагаемых врагов обретали человеческую форму, мы, напротив, форму утрачивали. Сейчас условный противник видел странное: один коротконогий длиннорукий мутант, второй вообще не мутант, а бублик, каких раньше в Зоне не было. Движутся они как-то дико. Вдруг у этих двух мутов брачный период? Ну их нафиг!

Постояв немного на месте, видимо, они в этот момент совещались, враги решили убраться от беды подальше. Мы изображали мутантов, пока сталкеры не исчезли из поля зрения, да и потом для уверенности еще сходили с ума минут пять. Если бы кто со стороны посмотрел, подумал бы, что мы галлюцинируем и нам срочно нужна помощь.

– Долго еще? – спросил Вуд, он устал качаться на спине, ему мешал живот.

– Хватит. Пронесло.

– Фууух, – он сел на мох, скрестив ноги, вытер пот. – Серьезно за тебя взялись!

– Да уж. Давай поторопимся, осталось всего ничего.

Косматого я не видел два с половиной года и даже не знал, жив ли он. Избушка, вон, жива, возвышается на курьих ножках над болотом. Болото гиблое, стелется зеленоватый туман, деревья почернели, кустарник скрючило, здесь даже шатуны не живут. И почему Косматый выбрал именно это место? Чтобы его поменьше тревожили?

Вуд, тащивший пластиковую баклагу с солярой, поставил ее, огляделся.

– Не увязнем? Что-то мне тут не нравится, по своей воле ни за что сюда не сунулся бы.

– Косматый не любит людей, у него на то свои причины.

Хозяин хижины увидел нас издали, но не узнал мое замотанное бинтами лицо. Я почти воочию видел, как он целится в нас через бойницу:

– Кто идет – стоять! Проваливайте, стрелять буду!

Я положил «калаш», поднял руки, а затем начал разматывать бинты на голове:

– Не узнал? Подожди, сейчас узнаешь. Это ж я, Химик!

Косматый молчал, продолжал целиться, ожидая, когда я сниму бинты.

– Ну, как теперь?

– Старый трухлявый пень, – прокричал Косматый, в избушке что-то загрохотало, заскрипели ступени, и по лестнице на землю спустился мужчина в рубахе цвета хаки и джинсах такого же оттенка, на его голове была охотничья шляпа с загнутыми полями.

Он ковылял к нам, слегка прихрамывая, правую половину его лица закрывали русые с проседью космы. Если бы не знал его лично, подумал бы, что это кукловод, очень уж он сутулился, так же подволакивал ноги.

Не знаю, что с ним когда-то произошло, почему половина его лица покрылась черной грубой кожей, нос сплющило, ноздри вывернуло, радужка глаза стала ярко-оранжевой. Правая рука мало напоминала человеческую: толстые пальцы, мохнатая кисть, собачьи когти. Косматый ни разу не говорил, что так его изуродовало.

Люди стали относиться к нему с осторожностью, зато мутанты приняли за своего и не нападали. Даже колосс его игнорировал.

Мы ковыляли к Косматому, и я видел, как напряжен Вуд, он готов был выстрелить в любой момент. Мы с Косматым обнялись, затем он улыбнулся на левую половину лица, правая безгубая часть его рта осталась неподвижной, и протянул правую когтистую руку, которую я пожал, а вот Вуд вскинул брови и уставился на руку-лапу с отвращением.

– Стремно, да? Заразиться боишься? Зря, оно не заразное.

Вуд пересилил себя, ответил на рукопожатие. Косматый сразу же потерял к нему интерес и обратился ко мне:

– Ты где пропадал столько лет? Я уж похоронил тебя.

– Лечился, – ответил я честно. – Как поживает мой броневик?

– Вспомнил наконец-то! – Косматый всплеснул руками. – Сдал в металлолом… Шутка. Жив-здоров. Соляру слил, масло поменял, ждет тебя много лет и стонет по ночам от тоски так, что все, кто проходит мимо, стреляются, им его горе передается.

– Спасибо. Проведи меня к нему, мы ему несем гостинец.

Вуд понял, о чем я, и поднял баклагу с солярой, покачал ею.

– А мне гостинец? Ты мне малость задолжал, – сказал Косматый укоризненно.

– Исправлюсь, – отшутился я, направляясь за косматым по болоту.

Малыша мы спрятали в сто лет назад заброшенной овощебазе, где сохранились огромные деревянные ворота и даже шифер не протек. Здание смотрелось странно, возвышалось над болотом. Стояло оно на пригорке, поросшем почерневшим мхом, куда вела однополосная асфальтовая дорога, выныривающая из болота.

Мы поднялись на холм вслед за Косматым, уже возле базы он хлопнул себя по лбу и убежал за ключом, а мы с Вудом остались под щербатыми зелеными воротами посреди болота и погибших деревьев, избушка Косматого словно плыла в желто-зеленом мареве испарений, в которых тонули ее ноги-опоры, и наш холм тоже плыл к неведомому берегу.

Вуд повел плечами и прищурился на заходящее солнце:

– Не нравится мне этот тип. Вдруг он стучать побежал? Ему можно верить? Вдруг он под программой?

– Нет, он эти места не покидает. Под влияние Иггельда попали только те, кто в тот момент находился поблизости.

– А что у него, – Вуд покрутил пальцами перед лицом, я пожал плечами:

– Не рассказывал. То ли влез куда-то, то ли это результат военных экспериментов, потому он и скрывается. Как бы то ни было, он парень хороший, хоть и рассеянный.

Заскрипели петли двери, скрежет застыл над болотом, где царило такое беззвучие, что стебель не шелохнется. Было слышно, как Косматый топает по деревянному полу. А еще мне показалось, что этот странный нелюдимый человек мне безумно рад, ведь ему одиноко здесь наедине с комарами и упырями.

Вернулся косматый спустя минут пять, показал огромный, под стать замку, ключ, наподобие ключа из сказки про Буратино, принялся открывать дверь, приговаривая:

– Честно, Химик, не думал, что ты вернешься. Думал, одичаю тут совсем, сам с собой разговаривать начал, ты ж знаешь, мне к людям нельзя. Прихожу к этому твоему броневику и говорю с ним, как с тобой…

Щелк! Ржавый замок покорился, Косматый снял его и когтистой лапой потянул створку ворот. Поддалась она неохотно, со скрежетом загребая траву, мох, мелкие ветки и сухие стебли травы. Наткнулась на камень, остановилась, пришлось помогать Косматому и открывать вторую створку. У этой провисли петли, и она закопалась в землю, но открывшегося пространства хватало, чтобы пройти внутрь. Я не спешил, пытался осмыслить странное ощущение.

Наверное, что-то похожее чувствует человек, который много лет бродяжничал и вернулся домой. И не в пустой дом, а в дом, набитый воспоминаниями. Солнце пронзало темноту, и в золотых лучах кружили мириады пылинок.

Просыпайся, Химик! Все это время ты не был собой, ты превратился в унылую развалину, пора возвращаться. Ощущая разливающийся по венам расплавленный металл адреналина, я переступил порог.

Пыль покрывала Малыша таким толстым слоем, что он не отражал солнечные лучи. Я провел рукой по кабине, сделанной из кузова вертолета, оставляя пять полосок от пальцев. Вот и здравствуй, мой старый друг и боевой приятель!

Под слоем пыли я разглядел на корпусе вмятины от пуль, заплаты от крупнокалиберной снайперки. Как и мы с Пригоршней, Малыш уже повидал жизнь, и его потрепало. Сколько приключений мы прошли вместе!

Косматый вошел следом за мной, Вуд остановился на пороге, и его огромная тень упала на броневик.

– Это гениально, – с придыханием произнес он. – Я бы такой хотел! Страшно спросить, во сколько он вам обошелся.

– Честно, уже не помню. Даже если вспомню, десять лет назад это были другие деньги.

– Где ключи? – спросил Вуд. – Нужно его заправить, чтоб узнать, заведется ли он. Он ведь на обычном бензине работает?

– Да, – я взял ключи из когтистой лапы Косматого, сжал ее. – Спасибо, что сохранил все, как было.

Дверца распахнулась, впуская меня в салон. Пахнуло пылью, машинным маслом и – прошлым. За руль так давно никто не садился, что паутина висела простынями, на паутине, расположенной в руле, желтый паучок доедал мошку. Он заметался, когда я положил руки на руль, и на паутине спустился на штанину.

С замирающим сердцем я вставил ключ в замок зажигания, но вспомнил, что бензина в баке нет, попросил Косматого заправить Малыша, и пока он колдовал над лючком, я убирал паутину, наматывая ее на руку.

– Готово! – крикнул Косматый, и я повернул ключ в замке зажигания.