Сознание включилось так же быстро, как и выключилось. Я валялся на спине, мне на лицо из чернильной тучи падали капли дождя. Бахала винтовка Пули, тарахтел автомат. Грянул гром и поглотил прочие звуки, небо разорвала ветвистая молния. Громыхнуло еще раз, и вторая вертикальная молния долбанула в одиноко стоящую сосну, посыпались искры, и дымящее дерево начало заваливаться набок.

Я поднялся на четвереньки, потряс головой. Дышать больно, но ребра вроде были целы, а вот левая рука… Чертов тупняк, голова как ватная! Не сразу сообразил, что опираюсь только на правую, а левая висит плетью.

Что на меня напало? Оно выскочило из Института. Но как оно пережило газовую атаку? Вспомнились мутанты, получившиеся из покойников, которые жили даже обезглавленными, и я понял, что таким не страшен смертельный для всего живого газ.

Перед каждым раскатом грома природа замирала. Ни тростинка не шелохнется на болоте, ни мышь не пискнет… В паре метров от меня промелькнула полупрозрачная тень, напоминающая атакующего упыря, который мог сливаться со средой. Мгновенье – и ничего нет. Боясь лишний раз шелохнуться, я взглядом искал упыря, но обнаружил совершенно другого мутанта, и совсем не там, где он должен быть, – возле поверженной сосны застыло коричневое, под цвет ствола, тело. Р-раз – и снова исчезло. Куда делось, непонятно. Эти твари способны мгновенно попадать из одного места в другое. Раз они не сдохли от хлора, значит, тоже живучие, как те полутрупы.

Чтоб вас!

– Полковник? – тихонько позвал я. – Ганн, вы это видели?

– Не шевелись, – зашелестел Полковник. – Они реагируют на движение.

Ганн обрушил на меня такой шквал ругательств, что чуть уши в трубочку не свернулись при том, что я сам не брезгую крепким словцом. Из потока брани я понял, что Винсент мертв, и этого Ганн мне не простит, он желает моей смерти больше, чем смерти мутанта.

– Спокойно, – сосредоточенно проговорила Пуля. – Ганн, заткнись. С тем же успехом я могу тебя обвинить. Твари неуловимо быстры, но их можно поймать, когда они останавливаются. Они плохо дохнут, значит, надо работать в тандеме: кто-то стреляет, кто-то рубит башку мутанту.

– Сколько их? – поинтересовался Полковник. – Я насчитал двоих.

– Как минимум трое, – проворчал Ганн. – Соло? Чуи? Слышали? Не двигаемся, не высовываемся. Соло, мать твою!

Никто не ответил. Проговорила Пуля, которой, похоже, было плевать на смерть своего любовника Винсента:

– Пригоршня, Полковник, обозначьтесь.

Первым откликнулся Полковник:

– От выхода пятьдесят метров на север.

– Пара метров от входа, – сказал я. – Вижу цель возле битой молнией сосны. Пуля?

– Ствол загораживает… Цель недалеко от меня. Полковник, будь готов. Смотри перед собой…

– Есть!

– Я стреляю, ты рубишь мутанту голову.

– Готов.

– Полковник, я тебя не вижу. Подожди, прикрою. Если они реагируют на движение, то нападут на тебя. Тот, что возле меня, точно бро…

Мутант исчез, словно растворился в пространстве, теперь выругался я и прокомментировал увиденное.

– Только бы не хлынул дождь… Дождик, повремени, иначе я ничего не увижу.

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Три одиночных из крупнокалиберной снайперки. Пули, способные пробить танковую броню, делают в человеке огромные дырки, выходное отверстие такое, что кишки и позвоночник наружу.

За сосновыми стволами замелькал силуэт бегущего Полковника. При всем желании я не мог ему помочь и приказал Пуле:

– Прикрывай Полковника, скорее всего, они на него нападут.

– Ок.

Сперва грохнула граната, потом сердито заворчал гром, черную тучу разорвала молния. Кто-то заорал нечеловеческим голосом. Сосновые стволы скрывали от меня поле боя. Хлопала снайперка, матерился Ганн:

– Держись, Зяблик… Зяблик, мать твою…

Дождь зачастил, и я решил рискнуть и покинуть убежище. Огнестрела там и без меня хватало, я выхватил тесак и, вращая им здоровой правой рукой, ринулся в атаку.

Когда взобрался на небольшую возвышенность, моему взгляду открылась небольшая заболоченная поляна, усеянная копошащимися телами. Кто-то, предположительно Ганн, жахнул из подствольника, и не сразу было ясно, кто из присыпанных землей человек, а кто – мутант.

В микрофон хрипел то ли Полковник, то ли Ганн – кто-то из них был тяжело ранен или контужен. Не разбирая дороги, я сбежал по замшелому склону, рубанул поднимающегося мутанта, он увернулся, и я снес ему половину черепа, но он не издох, а начал уползать. Шаг в сторону, косой взмах тесака – покатилась башка с паклей белых длинных волос, задергалось мускулистое тело, покрытое коричневыми бороздами, как древесный ствол. Это была самка. Самец с двумя отверстиями в спине, сквозь которые виднелись внутренности, пытался отползти на четвереньках.

И тебе – н-на!

Даже без головы он некоторое время полз, пока не упал на Зяблика, не подающего признаков жизни. Вокруг него растекалась алая лужа. Видимо, на Зяблика сагрились мутанты, и, когда задрали его, Ганн долбанул из подствольника, а после мутантов добила Пуля.

– Пригоршня! – крикнула Пуля. – Еще один левее…

Ее голос утонул в треске полотна мироздания, которое разрывала молния. Я развернулся прыжком и сквозь подлесок увидел распластавшегося в грязи Ганна и ползущего от него мутанта.

– Я его ранила, – добавила Пуля. – Добей!

Это было нетрудно. Третий есть! Я остановился над обезглавленным телом, осмотрелся.

– Полковник?

– Цел, – отозвался он, поднялся из-за кочки и поковылял ко мне, держась за бок.

– Ребро, наверное, сломано. Не беда.

Забулькал, захрипел Ганн, и мы побежали его спасать.

– Пуля, – распорядился я на бегу. – Не покидай позицию, сами справимся. Прикрывай нас.

Дождь хлынул, словно кто-то наверху рывком повернул кран. Полминуты, и я промок до нитки. Дождь лил стеной, в паре метров ничего не рассмотреть. На мокром лице умирающего Ганна пузырилась кровавая пена, смешивалась с водой, глаза его бешено вращались, но он был в сознании. Впился в меня взглядом, глаза его налились ненавистью, он хотел что-то сказать, но закашлялся. Я склонился над ним, чтобы разорвать футболку и оценить повреждения, но вспомнил, что левая рука, выбитая из сустава, не поднимается. Пальцы шевелятся, но силы в них нет.

– Чем помочь? – спросил подоспевший Полковник.

– Достань из второго отделения контейнера артефакт и дай мне, а потом прикрывай меня.

Пока Полковник возился с контейнером, Ганн булькнул, закатил напоследок глаза и задергался в предсмертных конвульсиях.

– Поздно, – констатировал я. – Пуля?

– Все понятно, – проговорила она, всхлипнула, и в воздухе повис незаданный вопрос: «Что дальше?»

Для нее все кончено, она не понимает, за что воевать дальше, для меня все только начинается, моя цель – Химик, надеюсь, что он издох от хлора. Пока не удостоверюсь, что он мертв, не успокоюсь. Институт потом сожгу. Из контейнера я достал «гематоген», отдал Полковнику, чтобы он подлечился. Мне он скорее вреден, выбитая рука так и зафиксируется.

– Кто-нибудь умеет вправлять вывихи? – поинтересовался я, но утвердительно никто не ответил.

В микрофоне шумно дышала Пуля – пробрало ее, дошло, что без команды осталась. Полковника слышно не было. Я снял куртку, футболку, чтобы осмотреть плечо, потрогал багровую припухлость вокруг сустава, отметил, что, скорее всего, имеет место растяжение или даже разрыв связок.

– Надеваем противогазы, идем вниз, – распорядился я. – Чуи? Соло?

Мужики не ответили. Неужели и они мертвы?

– Соло! – воскликнула Пуля, и в ее голосе прозвучало отчаянье.

Она не Ганн, в нас стрелять не станет, но все равно было не по себе.

– Чуи! – повторила она, и снова ответила тишина.

– Пуля, – проговорил я. – Оставайся на месте. Пожалуйста, без глупостей.

– Не волнуйтесь, – отрезала она, всхлипнула и добавила: – Долбаный дождь!

Гром стих. Зато дождь тарабанил так, что ничего, кроме него, не было слышно. На всякий случай я выстрелил в обступившую нас стену воды. Спина к спине, приставным шагом мы подошли к черному входу, надели противогазы, и я встал на первую ступеньку.

Здорово все-таки, что у меня коротыш. Перекинуть ремень через шею, больной левой – растянуть ремень и зафиксировать автомат. Как чувствовал, выбрал именно его. Спасибо тебе, судьба! Больная рука не помеха. Полковник хромал, но держался. В голове билась единственная мысль: только бы в Институте не осталось других неубиваемых мутантов, которые могут внезапно появляться и исчезать.

По заваленной корнями и землей лестнице мы спустились к развороченной двери, я остановился справа, Полковник слева. Удивительно, но длинный извилистый коридор изгибался. Неровные стены были отделаны белой плиткой, идущий под уклон пол – тоже плиткой под белую мраморную крошку, истоптанный десятками подошв, следы перечеркивала струйка крови. Вдоль низкого потолка тянулись потрескивающие люминесцентные лампы.

Хлор тяжелее воздуха, во время утечки он опускается в низины и овраги, здесь от смертельного газа не осталось и следа, он стек ниже. Коридор напоминал кишку, где порой мы не могли идти плечом к плечу и становились друг за другом, пятная пол грязью с поверхности. Вспоминалась фраза из какого-то боевика: «Если они выстроятся в одну линию, смогу ли я уложить их этой пулей?» Если навстречу ринется мутант, у нас не будет шансов.

Полковник ускорился, коридор сузился настолько, что я видел только его спину. Он снизил скорость, и я заметил тело на полу. Темноволосый мужчина лежал на животе, подтянув колени к груди и раскинув руки, под ним растеклась лужа крови. Я переступил через темный чемодан, боком прошел вдоль стенки и обнаружил вторую жертву хлора в пятидесяти метрах от первого тела, там, где коридор расширился, но сделался таким низким, что мне приходилось пригибаться.

Татуированный боец лежал в позе креветки с разинутым ртом и выпученными глазами. Автомат он прижал к груди, изо рта на светлую плитку натекла лужица розовой пены. Третий труп мы обнаружили лежащим на пороге открытой двери, он протягивал руки вперед, одна рука была сухой, как у мумии, и скрюченной.

Полковник скользнул за дверь, вытолкал тело. Я за ним не спешил, кто-то словно удерживал меня…

– Тра-та-та-та, – запел чужой автомат, и Полковник, стоящий в проеме, покачнулся и рухнул на спину, его грудь перечеркивали четыре пулевых отверстия.

Я заставил себя замереть, прижаться к стене – пусть стрелок думает, что Полковник один. Меня трясло то ли от того, что промок, то ли от выброса адреналина. Палец впился в спусковой крючок.

Моя смерть ничего не решает. Даже если меня пристрелят, засевшие здесь люди рано или поздно выберутся на поверхность, где их ждет Пуля.

Потекли мгновения мучительного ожидания. Дало о себе знать плечо, запульсировало болью – я начал выходить из боевого режима, это плохо. Надо взять себя в руки, собрать волю в кулак. Иди сюда, неведомый убийца!

Подумалось, что это Химик. Только он мог все предвидеть и надеть противогаз. Зная Химика, можно предположить, что он не станет выходить, подкараулит нас на своей территории и перебьет по одному, я поступил бы именно так. Самый правильный выход – осада Института. Долго в противогазе не набегаешься, к тому же нужно будет по малой нужде, а везде хлор…

Как ни крути, им следует выбираться…

Отсюда есть еще и второй выход, который в баре! Они вполне могут убежать через него, ведь Чуи и Соло мертвы, его некому охранять. Оставалось надеяться, что его завалило обуглившимися бревнами. Малодушие посоветовало выбираться из этого киллхауса, чтобы взять под прицел главный вход, затаиться и ждать, так у нас будет больше шансов, разум согласился с предложением, сердце – нет, сердце рвалось в бой.

Полковник затих и обмяк, устремил в потолок взор мутнеющих глаз. Да, я могу распахнуть дверь и жахнуть из подствольника, есть минимальный шанс, что врага сразит осколок, но я даже не знаю, что за этой дверью и где прячется стрелок.

Что-то цокнуло за дверью – убийца зашевелился, сквозь резину противогаза донеслись его шаги. Неужели и правда решил, что Полковник один? Цок. Цок. Цок. Словно на одном месте топчется. Или там ступени? Затопали совсем рядом. Хорошо, что я заранее перевел автомат в режим стрельбы очередями! Подходи ближе, давай, не бойся!

Цок. Цок. Чертов противогаз! Мало того что уменьшает обзор, еще и стекла начинают потеть! Пока еще видимость хорошая – распахнуть дверь и – очередью на звук. Спрятаться. Цок-цок-цок. Наугад жахнуть из подствольника! Ба-бах! Дверь сорвало с петель и протащило по коридору вместе с трупом Полковника. В ушах зазвенело, сквозь звон было слышно, как падают осколки плитки, куски штукатурки.

– За Полковника, сука!!! – заорал я, но сквозь противогаз получилось невнятное рычание. – Пуля, – задыхаясь, проговорил я. – Если сдохну, дождись их, убейте их всех!

Донеслось безрадостное «Ок». Глаза застелила багряная муть ярости. Еще раз долбанул из подствольника – в коридор вырвалось пламя, куски бетона и камня, по полу потянуло дымом. Я вскочил в следующее помещение, прижался к стене и выругался. Думал, тут обширный зал или коридор, а оказалось – площадка возле трех дверей и лестница, ведущая наверх, развороченная взрывом. Будто кости из груди, из нее торчали выгнутые прутья арматуры. Парнишку с высохшей рукой засыпало белой пылью и цементной крошкой. Вторую дверь выгнуло внутрь коридора, третью посекло осколками.

Я перебежал к лестнице, засел за ней. Куда теперь? Скорее всего, застреливший Полковника спускался по лестнице, моя очередь спугнула его, и он успел спрятаться за одной из дверей. Или все наоборот: по лестнице он поднимался, а значит, сейчас бродит наверху. Как понять, где он?

Наверху заревела сигнализация и смолкла.

Что бы я сделал на его месте? Правильно, заперся и ждал, когда дверь начнут взламывать. Или не заперся, а просто притаился. Значит, так: открываем дверь, бросаем гранату и только потом входим.

Взгляд остановился на вогнутой двери, и я злорадно улыбнулся, нащупывая гранату.

Взрыв вырвал бетон из пола и соединил длинное темное помещение с коридором. Под ногами трещала бетонная крошка, звенели стреляные гильзы. Здесь спрятаться было негде: вдоль стен тянулись запертые клетки-квартиры с расстрелянными людьми. На одном из столов рябил помехами включенный монитор.

Здесь расстреливали своих рабов, которые могли рассказать то, чего не следовало. Жутко хотелось стянуть противогаз, потому что ядовитого газа видно не было. Делать этого я, конечно, не стал. Потерплю. Раз мой противник выжил, значит, он в противогазе.

Наверх я взбираться не стал, открыл вторую дверь, ожидая увидеть там что угодно, но только не подобие музея Мерилин Монро. Прижался спиной к стене и принялся водить стволом автомата из стороны в сторону.

Обвел стволом огромный зал. Боковым зрением отмечая: в середине потолка – хрустальная люстра с множеством ламп, под люстрой – круглый стол с фотографиями в рамочках. Восхитительная блондинка с глазами и прической Монро, но губы немного уже. Она же в купальнике. Она в обнимку с черноволосой девочкой с таким же носиком и разрезом глаз. Раскрытая книга с самодельной тканевой закладкой, чашка и чайник с заваркой. Тарелка с искусственными фруктами. Слева у стены – кровать под розовым балдахином, рядом такая же кроватка поменьше. Везде – фотографии. Цветные и черно-белые. На всех – блондинка и девочка, кое-где – блондинка в обнимку с эффектным брюнетом. Мальчик и девочка. Мальчик с ямочками на щеках. Словно женщина с детьми здесь когда-то жила, но я не помнил их среди убитых, да и помещение напоминает скорее музей, чем жилую квартиру.

Мебель в классическом стиле, роскошь не вульгарная, а в деталях: серебряная оправа зеркала, статуэтка, приборы, забытые на столе, остановившиеся настенные часы с позолотой.

Половина ламп прогорела, потому света не хватало на такой зал, и я не сразу заметил раскрытую бронированную дверь напротив меня. Не опуская автомат, перебежал в более безопасное место – скорее инстинктивно. Если оттуда не начали стрелять, значит, там пусто. Но проверить, что там, не помешает.

Три открытые клетки, внутри каждой – лежанка из тряпок, экскременты. Стены в бороздах когтей. Железные миски с остатками еды. Кого он тут держал? Зверей? Мутантов? Тех трех мутантов, которые на нас напали?..

Из раздумий меня вывели выстрелы. Точно стреляли не на поверхности, я глубоко забрался и не услышал бы. Еще выстрелы. Перестрелка кого с кем?

Я вылетел из музея, где жили мутанты, взобрался по раскуроченной лестнице на второй этаж, откатился в сторону и залег за что-то железное – в темноте не разобрать, что это. Тут темно, как у негра в джунглях! Тьма кромешная.

Хорошо, что не выложил из разгрузки ПНВ с инфракрасной подсветкой. Цел ли он? Я столько раз падал, что мог его и раздавить. Правой рукой ощупал карманы, ага, вот он! Достал продолговатую трубку. Лампы вспыхнули красным, и этого хватило, чтобы понять – целехонек. Правда, к голове его не прикрепишь из-за противогаза, придется смотреть в него, как в бинокль. По привычке потянулся к нему левой рукой и чуть не взвыл от боли. Пришлось отпускать автомат.

Я находился в каком-то кабинете или в лаборатории. Всего сразу я увидеть не смог, и пришлось крутиться на месте. Прятался, оказывается, за кресло фантастического вида. Вокруг были какие-то стеллажи, приборы, экраны. Первая открытая дверь вела в еще один кабинет, за которой – настоящий зоопарк из еле светящихся, остывающих дохлых обезьян, кроликов, крыс и собак, вылезших из клеток. Значит, хлор поднялся и сюда.

Только собрался выходить из предположительно лаборатории, как донесся искаженный противогазом голос, и я замер в нерешительности.