Мне не нравился лихорадочный блеск в воспаленных глазах Иггельда. Он напоминал сумасшедшего, волосы на его голове вздыбились, руки вздрагивали. Иггельд ногой открыл дверь в медблок, переступил порог и, увидев хирурга, склонившегося над Таней, скривился:

– Надо помочь Химику решить эту проблему.

Я встал рядом с ним, он зыркнул на меня недобро и отошел вглубь операционной.

– На нас напали. Шансов выжить, если мы останемся здесь, – ноль. Нужно срочно уходить. Сколько времени займет операция?

– Не меньше часа. Шансов мало, ее сердце очень слабо бьется.

Хирург выпрямился, положил скальпель обратно в лоток.

– Не понял…

– Нас тут перебьют, если мы не уйдем прямо сейчас.

Я шагнул к Иггельду, чтоб заткнуть его, но он предугадал мою реакцию и взял меня на прицел:

– Не делай глупостей. Включи мозг! Ты всегда был рассудительным. Она умирает, ты ее не спасешь, зачем тебе умирать вместе с ней?

Хирург вытер руки о халат и рванул к выходу, я тоже выхватил пистолет и прицелился в него:

– Стоять!

Хирург замер, повернулся и нецензурно послал меня, но не успел уйти, ему в спину выстрелил Иггельд, зашагал к выходу и, прикончив его контрольным в голову, проговорил, глядя на дергающееся тело:

– Врач, пренебрегающий клятвой Гиппократа, не достоин жизни. – Он перевел взгляд на Таню, и я прочел в его глазах сочувствие. – Мы ей не поможем.

Я встал между ним и Таней, чтобы Иггельд и ее не застрелил, он кивнул на кушетку:

– Посмотри, у нее агония, она умирает.

Я обернулся. Таня металась на кушетке, ее руки мелко дрожали, под веками катались глазные яблоки. Судорожно вздохнув, она выдохнула и замерла с открытым ртом, оплыла свечкой, правая рука свесилась до пола, только пальцы подрагивали.

Наверху грохнуло так, что с потолка посыпалась штукатурка. Мир покачнулся и рассыпался. Я словно смотрел тарантиновский фильм, где все, кого я уважал, превратились в отморозков и уродов. Взять хотя бы Иггельда. С таким Иггельдом мне не по пути, не на него я работал все эти годы. Чтобы выжить в таком мире, надо самому стать уродом.

Последняя дань памяти – метнуться к Тане, убедиться, что она мертва. Пульс на сонной артерии не прощупывался. Значит, надо отключить разум, представить, что участвуешь в кино, только так можно выжить, иначе поедет крыша.

– Ты идешь? – позвал Иггельд, и я, переступив через труп хирурга, выбежал в коридор, где отключилось электричество, лишь красным вспыхивали лампы сигнализации, то заливая помещение багряным, то погружая в темноту. – Давай за мной.

Темный силуэт Иггельда то появлялся, то исчезал, отбрасывая сразу две тени. Наступил момент истины, сейчас мне откроется тайна подземелья, которое не удалось найти самостоятельно. На всякий случай я прикинулся дурачком:

– Они штурмуют главный вход, что мы будем делать?

Свет в очередной раз мигнул, и я потерял Иггельда из вида, заозирался в пустынном коридоре, где из распахнутой двери выполз кладовщик, он что-то тащил в огромной черной сумке.

– Поторопись, пешеход! – Иггельд выскочил из темноты склада и отвесил ему подзатыльник. – Скоро тут будет жарко! Противогаз взял? Нет? Зря!

Я переступил порог. Иггельд потрошил стенд с фонариками, один, который наподобие шахтерского, надел на голову, второй сунул в карман, протянул мне два аналогичных, я молча взял их, принял из рук Иггельда противогаз. На месте атакующих я использовал бы газ, на месте отступающих в панике людей – пренебрег бы им.

– Нужны подствольники, – сказал я, предполагая, что бой развернется на поверхности.

– На, – Иггельд сунул мне АК, подствольник, разгрузку, я тотчас распихал по карманам магазины и патроны, прицепил к поясу тесак в ножнах.

Правильнее взять пристрелянное оружие, но не было времени бежать к себе в жилой блок. Часть мозга, отвечающая за чувства, отключилась, остался холодный расчет. Снаряжая магазин, я анализировал ситуацию и приходил к единственному выводу: на нас напал отряд Пригоршни. Кому еще это нужно? Мы никому не мешали…

Или мешали? Пригоршня оказался прав: под благовидным предлогом здесь творились страшные вещи. Кроме Пригоршни, Иггельд еще кому-то мог перейти дорогу, а если так, то на месте атакующих я бы не брал пленных.

– Мы ведь не пойдем через главный вход, – проговорил я. – Это безумие.

Иггельд оставил мои слова без внимания, он укомплектовывал разгрузку. Я продолжил:

– Знает ли враг о черном ходе?

– Только один человек о нем знал, – ответил Иггельд. – По моим сведениям, этот человек мертв.

– Предательство среди персонала? – спросил я. Иггельд качнул головой и принялся набивать контейнер артами.

– Исключено. Просто поверь, что это невозможно.

– Как сам думаешь, кто на нас напал?

– Это же я хочу спросить у тебя, – бросил он, но ответа не дождался, выскочил в коридор и побежал к лаборатории. Неподалеку так бахнуло, что вздрогнул пол под ногами, я инстинктивно пригнулся. Скоро атакующие будут здесь. После всего, что произошло между нами с Пригоршней, договориться не получится, он мне не поверит. Потому придется драться. Вся надежда на то, что никто не караулит возле черного выхода. Зона непредсказуема, ты можешь сколько угодно думать, что человек мертв, но в самый неожиданный момент – здравствуйте!

Знать бы еще, что здесь произошло в прошлый раз!

Мы влетели в лабораторию. Во второй комнате выли, пищали, ревели животные, носились по клеткам. Оглушенный их ревом, я не сразу обнаружил черный ход, а когда заметил его, не поверил своим глазам: он все время был у меня под носом, на нем стояло кресло со шлемом, куда садился Иггельд, когда активировал артефакт; я побоялся трогать кресло, обыскивая комнату. Черт побери, как же все просто!

Иггельд защелкал кнопками подлокотников, но обесточенная система не работала, тогда он молча, сосредоточенно принялся вытаскивать приемник, где лежал арт, но у него не получалось. Я подал обычный столовый нож, и дело пошло быстрее, наконец Иггельд поддел приемник и победил собственное творение. Положил арт в контейнер, и на миг лихорадочный блеск его глаз сменился привычным теплом.

– Как жаль, что все так обернулось. Столько труда вложено, столько сил! Иди! – он толкнул меня в спину, указывая на чернеющий вход в подземелье. – Чего таращишься? – заорал он и раскинул руки. – Они все погибнут, если им не помочь! Нужно дать им шанс.

Вниз вели крутые бетонные ступени, освещенные красным светом аварийных ламп. Все сотрудники Института уже ушли через этот ход. Как и подобает капитану, Иггельд покидал тонущий корабль последним.

Спускаясь в неизвестность, я удивлялся себе. Точнее, удивлялся, что не удивляюсь ничему. Смерть Тани, налет неизвестных и возможная собственная смерть воспринимались как сценарий фильма, где я играл на стороне плохих парней.

Жаль, что так все получилось. Занятый выживанием, я не заметил, что происходит у меня под носом.

Крик животных стих, по лестнице я спустился на площадку, упирающуюся в три двери, распахнутой была только та, что в середине. Раз уж ничего нельзя изменить, раз уж я решил, что моя жизнь – тарантиновский фильм, где ты год работаешь с человеком, а потом спокойно смотришь, как его убивают, и переступаешь через труп. Где девушка признается тебе в любви, а на следующий день умирает у тебя на руках, потому что ты не поторопился ее спасти, ты бросаешь ее остывающее тело и бежишь спасать свою задницу. Может, получилось бы ее вылечить с помощью артов?

Черт побери, как бы мне пригодилась «отвертка», ускоряющая время!

Интуиция пискнула, что у меня появился гораздо более ценный артефакт. Непонятно, как он работает, поможет ли в нашей ситуации. На испытание времени не оставалось, единственное, что понятно: этот арт действует один раз.

Итак, две закрытые двери. Глянув на пустую лестницу, я закрыл среднюю, распахнул крайнюю справа и с автоматом наизготовку побежал вперед. Здесь, видимо, был автономный источник питания, и коридор отлично освещался. Был он недлинным, две двери слева, две справа, одна напротив входа. Открывались они вручную. За первой – лаборатория, реактивы, контейнеры, шкафы, сейфы. За второй – стерильно-белый медблок. Два помещения с зарешеченными клетками пустовали, я пригляделся и увидел нары, застеленные несвежим бельем. Значит, предназначались они не для животных.

Черт побери, что здесь происходило? Как я мог этого не замечать? Как Иггельд умудрялся вести двойную жизнь? «Ах, Иггельд не может мышь прикончить! Он ценит своих сотрудников». Ага, особенно – хирурга. Он и меня пристрелит, если посчитает, что я веду себя неправильно.

Последнее помещение, что за пятой дверью, решетками делилось на четыре каморки, где находились изможденные бледные люди. У пленников были все условия: стол, компьютер, стеллаж с книгами, кровать, туалет и душ за шторкой. Спрашивать, кто они, не было времени, я закрыл дверь и побежал прочь. На ходу решил, что они – пленные ученые, работающие на Институт. Иггельд не обладал глубокими знаниями в какой бы то ни было области, но у него постоянно появлялись сложные приборы, которые он якобы привозил из большого мира.

На разведку у меня ушло меньше минуты, Иггельд еще не спустился. Я распахнул вторую дверь, и в ноздри ударил настоявшийся запах потных тел и навоза. Это еще что? Заходить я не стал, и правильно сделал, потому что едва запер дверь, как по ступенькам сбежал Иггельд с рыжим котом на руках. Кот вопил и вырывался.

– Ты чего здесь? – проворчал он, придушил кота и засунул в рюкзак.

– Тебя жду. Не знаю, куда дальше, – соврал я.

– Туда, где открыто, – Иггельд дернул дверь и поспешил дальше по отлично освещенному коридору. Двери были только справа, и то метрах в трех друг от друга. Все сотрудники уже были на поверхности, в подземелье остались только мы.

– Удивлен? – бросил Иггельд злобно.

– Нет, – честно ответил я и добавил нечестное: – Мне все равно. Главное – выбраться из мясорубки.

Иггельд нервно хохотнул.

– Не переживай. Если даже ты не пронюхал о черном ходе, то никто о нем не знает.

Он опустил автоматный ствол, чтобы показать свою уверенность. Коридор извивался, как кишка, местами он был таким узким, что неправдоподобно прямая спина Иггельда с тощим рюкзаком загораживала его полностью. Иггельд не проявлял чувств, оставалось только догадываться, что он переживает. Злость? Разочарование? Страх?

Наконец коридор расширился, и мы пошли под уклоном плечо к плечу. Две змеи, готовые в любой момент вцепиться друг другу в глотки. Поглядывая на Иггельда, я наконец его понял. Передо мной последний житель разрушенного города, который он строил сам. Все мертвы. Крепостную стену штурмуют враги. Ему больше незачем жить, он идет сражаться не чтобы победить, а чтоб побольше врагов забрать с собой.

А зачем иду воевать я? Мой план провалился, следующий рецидив убьет меня, потому что артефакт не поможет, а если и поможет, то побочка будет такой, что лучше смерть.

– Иггельд… Артефакт и правда меня вылечил бы? Зачем браслет?

– Чтоб защитить тебя от команды внушения, – ответил он, его слова походили на правду. – Артефакт помог бы, но…

Наверху грохнуло так, что пол вздрогнул. Загрохотало что-то крупнокалиберное. Иггельд остановился и витиевато выругался, побежал вперед, говоря:

– Враги нашли черный ход. Надо скорее выбираться!

– Или знали о нем и устроили засаду, что более вероятно.

Я остановился. Ни страха, ни обреченности. Просто осознание того, что скоро мой поезд. Иггельд сделал несколько шагов и тоже замер, запрокинул голову и расхохотался. Отсмеявшись, сказал:

– Зяблик! Все-таки ты выжил! – Он выстрелил в стену, пули выбили кратеры в стене. – Ну ничего, Зяблик, это не конец, это – начало. Устрою тебе теплый прием.

По лестнице кубарем скатился мальчишка-уборщик по прозвищу Кулер и татуированный мужик, которого я видел лишь мельком – сотрудник тайной части Института. Кот в рюкзаке очухался и принялся вырываться, но Иггельд его не замечал. У мальчишки одна рука не работала, пистолет он держал в здоровой. Татуированный увидел Иггельда и кивнул наверх:

– Нам дали отойти, подождали, пока все выберутся, и открыли огонь. Всех покосили, даже тех, кто хотел сдаться. И женщину.

– Сколько их? – спросил Иггельд без интереса.

– Пятеро, шестеро, но скорее больше, – ответил Кулер, и лицо Иггельда исказила гримаса боли, словно ему дали пощечину, но секунда – и дрожат его губы, растягиваясь в истерической улыбке.

– Засада. Ну, ничего.

У него точно был козырь в рукаве, и открывать его Иггельд не спешил. Со стоном по ступеням спустился зажимающий живот кладовщик, сумку с добром он так и не бросил, между его пальцев сочилась кровь, капала на светлый пол.

– Хана, – пожаловался он, одной рукой он держал сумку, второй вытер лоб и размазал кровь по лицу, сел, опершись на стену, и отодвинул от себя сумку. – Это я дочкам-близняшкам собрал. Им будет пятнадцать. Тут подарки. Если кто выживет, передайте. Твари! – прокричал он в воцарившуюся тишину. – Мы хотели сдаться, а нас расстреляли. За что?

Лес рубят – щепки летят. Как выяснилось, было за что, но объяснять это я не стал.

– Что теперь? – спросил татуированный. – Прятаться и отбиваться?

– Да, – кивнул Иггельд и снова рассмеялся. – Прятаться и молиться, потому что я хочу их кое с кем познакомить. Надевайте противогазы и держите вход, я скоро. Химик, ты мне нужен.

Он развернулся и зашагал обратно, по его спине метался рюкзак с громко вопящим котом по прозвищу Сова.