Глава седьмая.
Волшебная музыка. От нее у меня сохнут губы, и пылает сердце.
Ванти ждал меня возле офиса. Я издали заметила его фигуру. Паренек топтался на месте и не отрывал взгляд от телефона, который держал в руках. Я невольно улыбнулась тому, как трогательно он ждал нашей встречи. Так ждут тех людей, кто дорог и важен.
На улице похолодало, и пока я сидела в институте, прошел небольшой дождь, окрасив тротуары и землю в привычный темный цвет. Редкие фонари уже зажигались, наполняя вечерний город мягким светом ламп. Людей значительно прибавилось, и каждый спешил туда, где его ждут. Будь это паб, спортивный бар, фонтан в центре города или дом, из окон которого струится тепло и пахнет ужином. Ждал меня и Ванти.
- Привет, Алиса, - шмыгнул он носом и виновато потупился. – Прости, я немного замерз.
- Давно ты тут стоишь? – возмутилась я. Паренек смущенно пожал плечами.
- Нет. Один час, сорок две минуты и двадцать секунд.
- Ты вышел сразу, как я позвонила?
- Да.
- Ванти, человеку нужно время, чтобы добраться до места встречи, а я сказала тебе, что приеду к шести часам.
- Прости, Алиса. Просто я очень обрадовался твоему звонку и не мог дождаться времени, когда тебя увижу, - мило улыбнулся он. Я не могла на него злиться. Ванти всегда был предельно честен.
- В следующий раз одевайся теплее или приходи к указанному времени, хорошо?
- Хорошо. Куда ты хочешь пойти?
- Есть одно место, - лукаво усмехнулась я. – Пошли?
- Пошли. Хоть на край света.
Спустя полчаса мы дошли до старинного здания желтого цвета, возле которого стояла небольшая кучка людей, а само здание освещалось яркими прожекторами. Ванти робко опустил глаза, но я взяла его под руку, и он тут же перестал дрожать.
- Я немного волнуюсь, - сказал он, когда мы, отстояв маленькую очередь в кассу, получили билеты.
- Почему?
- Тут много людей.
- Извини, следовало заранее подумать, - хмыкнула я, огорчаясь собственной глупости. Но Ванти бережно прикоснулся к моему плечу.
- Ничего. Я учусь справляться с этим. Когда-нибудь я смогу спокойно реагировать на большое количество людей в одном помещении. Где мы, кстати?
- Скоро узнаешь. Надо найти гардероб и сдать верхнюю одежду.
- А там никто не потеряет мою куртку? – испуганно спросил Ванти. Я ободряюще улыбнулась в ответ.
- Нет. Там хранят вещи, чтобы они не мешались. Вот и все.
- Эту куртку мне мама подарила. Я не хочу потерять еще один ее подарок.
- Давай возьмем ее с собой. Думаю, там будут стойки для одежды. На крайний случай бросим на свободные места.
- Спасибо, Алиса, - тихо произнес Ванти.
Мы поднялись на второй этаж, и нашли темную деревянную дверь с номером «4». Возле нее стоял молодой человек в красной униформе. Он проверял билеты у входящих и помогал держать дверь, пока зрители заходили внутрь. Я специально взяла места на бельэтаж, чтобы Ванти не пугался и смог насладиться музыкой. Да, это была филармония, в которой я была последний раз лет пять назад, и куда меня водил Сашка, когда мы еще были вместе. В сегодняшней программе должны были прозвучать лучшие классические произведения величайших композиторов, и пусть их исполнял небольшой оркестр, зато мне всегда нравилось здесь. Небольшая сцена, маленький уютный зал, потертые кресла с красной обивкой и причудливые светильники, горящие особым, сказочным светом.
Мы заняли свои места как раз вовремя. Свет стал приглушенным, а большой полог, закрывающий сцену, поднялся вверх и явил зрителям оркестр, который поднялся со своих мест и степенно поклонился залу под глухие аплодисменты. Ванти с изумлением смотрел вниз, чуть улыбаясь. Его глаза блестели, как блестели и мои глаза. Только сейчас в них не было грусти.
Оркестр начал с моей любимой классической мелодии. Ода «К радости» Бетховена на стихи Фридриха Шиллера. Исполнение было выше всяких похвал, а музыка пронзала души слушателей, даря такие эмоции, которые нельзя получить от бездушного прослушивания в наушниках. Ванти двигал головой в такт мелодии и носки его смешных ботинок иногда приподнимались и опускались. Я с удивлением заметила, как по его щеке сбегает слеза, стоило только вступить небольшому хору. Да что там. Даже у меня по спине пробежали мурашки, так я отвыкла от живого исполнения. Только в такие моменты понимаешь, что классическая музыка способна подарить тысячи разных эмоций, достаточно лишь прийти на концерт.
Затем был вальс Шопена, отрывок из «Времен года» Штрауса, трогательная юмореска Дворжака и еще несколько менее известных произведений. Все это время Ванти, не отрываясь, смотрел на сцену, где музыканты оркестра вкладывали душу в бессмертные мелодии. А я все чаще смотрела на его лицо, по которому, сменяя друг друга, скользили самые разные эмоции. Восторг, грусть, счастье и тихая радость. Длинные пальцы Ванти двигались точно так же, как и палочка дирижера. Казалось, что он там, на сцене, а впрочем, так оно и было.
- Это было невероятно, Алиса, - восторженно рассмеялся Ванти, когда мы шли после концерта по улицам города.
- Ты никогда не был в филармонии? – спросила я.
- Нет, ни разу. Как же это было прекрасно. Волшебная музыка. От нее у меня сохнут губы, и пылает сердце.
- Я очень рада, что тебе понравилось.
- Спасибо тебе. Ты делаешь для меня очень много. Я вновь чувствую себя нужным. Как тогда, когда мама еще не ушла, - тихо добавил он, опять превращаясь в робкого паренька.
- Перестань. Друзья для того и нужны, чтобы помогать друг другу избежать одиночества.
- Ты очень интересно говоришь. Как же я хочу говорить, как ты.
- Ванти, ты говоришь лучше, чем все, кого я знала.
- Правда?
- Чистая правда.
- Спасибо, Алиса.
- Не за что, Ванти.
- Есть. И за это я говорю спасибо, - улыбнулся мой друг, поправляя на голове вязаную шапочку. – Я хочу угостить тебя кофе. Ты не против?
- Буду только за, а то боюсь, что у меня нос отвалится, - Ванти впервые засмеялся шутке, на что я тут же обратила внимание.
- Я знаю, когда ты шутишь, а когда нет. Я научился, - ответил он, почесав гладко выбритые щеки. – Пойдем в кафе. Я угощаю. И не спорь. У меня есть деньги.
- Конечно, Ванти. Рядом есть отличное место, где подают вкусные булочки с разными начинками.
Сидя в кафе, я украдкой наблюдала за тем, как Ванти ест круассан и запивает его горячим чаем. Он, как и в первый день нашей встречи, морщился, смешно фыркал, а затем проглатывал лакомство с выражением невероятного удовольствия. Правда, он быстро заметил, что я за ним наблюдаю и поинтересовался этим в привычной робко-наивной манере.
- Тебе нравится на меня смотреть? Порой у тебя такой же взгляд, как у Валентина Борисовича. Покровительственно-добрый, - спросил он, а я рассмеялась этому сравнению. Ванти поддержал меня. – Ты чудесно смеешься. У меня мурашки по рукам бегают от этого. Смейся чаще, Алиса. Пожалуйста.
- Не могу обещать, - хмыкнула я, напустив на себя строгий вид. Мой друг растеряно отложил круассан. – Шучу, Ванти.
- Наверное, сейчас ты не шутила, - заметил он, а я поймала себя на мысли, что так и было. Как же он чувствует людей. Поразительно. – Тебе скучно со мной? Я не обижусь. Доктор говорит, что мне нужно научиться справляться с такими ситуациями и выносить из них только позитив.
- Нет, не скучно. Просто смех очень интимен. Есть лицемерный смех, который использует подавляющее большинство, а искренний очень редок.
- Люди забывают о том, что смех не должен лгать. Правильно?
- Да, Ванти. Правильно, - паренек улыбнулся и вновь вернулся к своему круассану.
- Есть что-то еще, да? Связанное со смехом и о чем ты предпочитаешь не говорить, - робко предположил он и в который раз оказался прав. Я тихо вздохнула и кивнула ему, соглашаясь со словами.
- Да. У многих людей есть такие моменты, о которых не знают даже друзья. Я не исключение.
- С друзьями можно поделиться. Я никому не расскажу, обещаю. Даже не буду вносить в дневник.
- Нет, Ванти. Дневники помогают тебе становиться лучше. Не переставай писать. Хорошо?
- Да, Алиса. Я обязательно буду все записывать в дневник, - хмыкнул он, осторожно собирая крошки от круассана в ладонь, а затем высыпая их аккуратной кучкой в тарелку. – Ты расскажешь мне про своего папу?
- Откуда… - дыхание тут же перехватило. Ванти поразительно все чувствовал и подмечал. Валентин был прав, говоря о его исключительности. – Прости. Ты очень чуткий. Кстати, а ты мне должен рассказать о том, почему друзья зовут тебя Ванти. Так будет честно.
- Да, Алиса. Так будет честно, - покраснел он, опустив глаза на стол. Я же вздохнула и, сделав глоток кофе, впустила в голову мысли, о которых мало, кто знал.
- Мой отец был подающим надежды музыкантом, - тихо начала я, даже не пытаясь замаскировать рассказ под обезличенную историю, как это было с Фунтиком. – Всю свою сознательную жизнь он любил музыку. Любил больше всего на свете. Но однажды, он попал в аварию, когда возвращался домой зимней ночью после очередного концерта. Авария была жуткой, а я была слишком маленькой, чтобы понять весь трагизм. Сейчас я помню только бледное лицо мамы, когда она взяла в руки телефонную трубку и ее дрожащий голос при разговоре с врачом. Но папа был жив. Каким-то чудом он отделался только травмой спины, но дальше было хуже. Травма принялась прогрессировать и одним вечером отец не смог сыграть любимую мелодию, с помощью которой он всегда разогревался перед выступлением. «Rondo alla turca» Моцарта. Для него это был удар под дых. Я никогда не забуду, как смеялась маленькой над тем, что отец забавно морщился и издавал смешные звуки, сидя за старым роялем. Тогда я еще не понимала, что делаю. Папа грустно на меня посмотрел, а затем улыбнулся и взял меня на руки. В ту ночь он плакал. Плакал так, как не плакал никогда в жизни, а мой отец был сильным мужчиной. Напрасно мама пыталась его успокоить. Он ее не слушал и кричал. Очень громко кричал, что теперь у него нет смысла жизни. Представляешь, каково было мне, маленькой девочке, – которая лежала в своей комнате и дрожала от страха? Я винила себя, что это мой смех заставил папу плакать. На следующее утро, папа немного успокоился. Я испуганно жалась к маме, когда он вновь сел за рояль и медленно принялся ласкать клавиши сухими пальцами. Он играл «Für Elise», пьесу Бетховена. Знаешь, Ванти, как грустно звучит эта мелодия, если ее играть медленно? Впрочем, лучше это не слышать. Папа, сжав зубы, играл и играл, начиная постепенно увеличивать темп, а когда закончил, то дрожащей рукой смахнул пот со лба и удивленно посмотрел на меня. Я хлопала ему. Впервые в жизни. Ему хлопала и мама. Отец благодарно улыбнулся и закрыл крышку рояля. Больше он к нему не прикасался. Я просила его сыграть мне веселые песенки – он молчал и грустно качал головой. Руки отца дрожали все сильнее, и однажды он выронил стакан с чаем, который ему подала мама. И вновь плач. Жуткий тихий плач отчаявшегося человека. Доктор, который его часто навещал, о чем-то долго говорил с мамой, а я лишь переводила наивные глаза на их суровые встревоженные лица. Через пару дней папа ушел…
- Он ушел, как моя мама? – тихо спросил Ванти, нарушив долгую паузу и дав мне чистый платок, с которым не расставался.
- Да, Ванти. Ушел навсегда. В течение месяца мама продала наш дом вместе с роялем отца, и мы переехали в этот город, купив уютную квартирку. Я же долго боялась смеяться, пока мама со мной серьезно не поговорила. Она догадалась, о чем я думаю и что виню себя за то, что папа ушел. Прошло много времени, прежде чем я научилась вновь смеяться. Иногда мне кажется, что папа смотрит на меня, как тогда, в тот день. И страх возвращается. Он сжимает мне сердце холодной лапой, а потом уходит.
- Ты не виновата, Алиса. Ты была маленькой девочкой. Я уверен, что твой папа все понимал и не злился на тебя. Он плакал не потому, что ты смеялась над ним. Он плакал потому, что у него забрали то, что было ему дорого.
- Думаешь? – всхлипнула я.
- Да. Но он сыграл пьесу Бетховена, и он сыграл ее для тебя. Чтобы ты не винила себя, Алиса. Он тебя любил и сыграл эту мелодию, вложив в нее все силы и всю свою любовь. Сыграл потому, что это было нужно, - глаза Ванти блестели очень ярко. Он не просто говорил мне эти слова. Он в них верил.
- Ты прав. Он меня любил, как и я любила его, - грустно улыбнулась я. – Мне его не хватает.
- Мне тоже не хватает мамы. Но я верю в то, что она всегда рядом со мной. Я тебе говорил. Закрой глаза и ты тоже это почувствуешь.
- Спасибо, Ванти. Просто спасибо, - я сжала руку друга очень сильно, но Ванти это не смущало. Он позволил мне держать его руку потому, что мне это было нужно. Как нужно было моему отцу сыграть ту мелодию для меня.
Мы сидели очень долго. Посетители кафе сменяли друг друга, как часовые у ворот среднестатистического замка. Ванти пил чай и внимательно слушал меня, не перебивая. Иногда он уточнял, шучу ли я или нет, а затем вновь превращался в слушателя.
И лишь когда часы на его руке пискнули, и вспыхнуло электронное табло, показав «23:00», мы вышли из кафе, оставив щедрые чаевые. На этом настоял Ванти. Путь до метро был долгим. Я сознательно шла медленно, стараясь насладиться вечерним воздухом и позволить ему проветрить свою бедную голову. Тогда-то я и напомнила про обещание Ванти открыть мне тайну его прозвища.
- Ванти меня называла мама, - смущаясь, ответил паренек, когда я закурила сигарету, и мы продолжили движение. – Так меня назвал мой первый друг, а имя Ваня мне не очень нравилось в тот момент. Валентин Борисович посоветовал маме согласиться со мной, а она была готова ради меня на все. Когда я стал чуть умнее, то поинтересовался у мамы, почему она называла меня Ванти. Она рассмеялась и взъерошила мне волосы. Только я позволял маме прикасаться ко мне. Я не чувствовал дискомфорта, только тепло, которое дарили ее прикосновения. Прости, отвлекся.
- Ничего, - улыбнулась я.
- Я очень люблю сладкое, - признался мой спутник. – И в детстве любил возиться с коллекцией фантиков, которые никогда не выбрасывал. Тогда я еще не говорил. Мама меня частенько звала Фантиком. А однажды, я не расслышал, что она мне сказала, и сообщил ей свое первое слово. «Ванти». Мама попробовала меня поправить, но я повторял только «Ванти». Мне нравилось это слово. Оно напоминало о сладостях, которые я любил. О коллекции фантиков. А из уст мамы оно звучало невероятно сказочно. Валентин Борисович мне объяснил это так. «Тебя зовут Ваня, но Ванти тебя может называть мама или те, кого ты считаешь самыми близкими». Тогда я не понимал, что это значит, а потом все стало ясным, как день. Валентин Борисович называл женщин-врачей «милочками». Санитара Вову все звали «Бычком» потому, что он был большим и сильным. Так их могли называть только друзья. Для них я был Ванти, а для тех, кого не знал, Ваней.
- Спасибо, Фантик, - рассмеялась я, прижавшись к плечу друга. Ванти тоже смеялся. Только друзья могут так шутить друг с другом. – А у меня есть прозвище? Ты уже придумал его?
- Да, - мгновенно стушевался паренек, вжав голову в плечи. – Можно я пока не буду тебе его говорить? Я очень боюсь, что ты обидишься, если оно тебе не понравится.
- Конечно, Ванти. Скажешь, когда захочешь, - заверила его я и мы пошли дальше.
Остановившись перед спуском в метро, я повернулась к своему другу и улыбнулась.
- Спасибо за прогулку, Ванти.
- Спасибо тебе, Алиса. Концерт был потрясающим. Мы сходим туда еще раз?
- Обязательно сходим. Например, на следующих выходных. Как ты на это смотришь?
- Я очень постараюсь, - робко протянул паренек. – Иногда я выхожу в дополнительные смены, если начальник просит. Мало кто любит работать в выходные, а мне это только в радость. Так я становлюсь нужным. Понимаешь, Алиса?
- Да, Ванти.
- Ты не обиделась? Правда?
- Нет, конечно. Все хорошо. Просто я хочу сказать, если ты захочешь еще раз посетить филармонию, позвони мне. Договорились?
- Договорились.
- Тогда я поехала домой. Уже поздно. Пока Ванти.
- Пока Алиса. Ты сегодня очень хорошая. Вернее, ты всегда хорошая. Прости… Я рад, что ты мой друг, - улыбнулся мой друг, да и я не могла сдержать улыбки, глядя, как он уходит в темноту улиц, ловко уворачиваясь от спешащих навстречу людей.
Дорога домой заняла привычных полчаса на метро. Меня всегда привлекало метро. Я находила в нем свою особенную уникальную романтику. Если не брать в расчет многочисленных пьяниц, бродяжек и неадекватных личностей, то даже здесь можно увидеть насколько многогранна жизнь. Пассажиры, следующие домой или на работу, домохозяйки, бизнес-леди, школьники и студенты, полиция, врачи или же учителя. Здесь можно встретить любую прослойку общества. Даже депутаты порой пользуются метро.
Мысли пассажиров читаются легко и почти всегда заметны. Кто-то мечтает о доме и горячем ужине, влюбленные милуются, не стесняясь окружающих, а тусклый свет ламп на потолке позволяет всем не разрушать целостность иллюзий, возникших в голове. Остановки сменяют друг друга также часто, как и весь пассажиропоток. Усталые люди уходят, уступая место веселым и наоборот. Бумажные книги сменяют модные телефоны или еле различимый в шуме ритм чьей-то музыки, звучащий из наушников, заменяет оживленная речь. Все торопятся туда, где их ждут или туда, где они нужны. И все это под шум колес поезда и трещащий динамик, объявляющий остановку. А на следующее утро все обязательно повторится. Потому что таков круговорот жизни.
