Глава тринадцатая.
Я не знаю, кто вы, но что-то внутри меня говорит о том, будто я знаю вас всю жизнь.
Следующие несколько дней я провела дома. И все из-за маниакальной упертости Сашки. Он носился со мной так со времен университета, что говорило о многом. Денис Алексеевич был в курсе моей странной болезни и после визита Александра Юрьевича милостиво дал мне больничный.
Днем я обычно спала, а вечерами болтала с мамой или же смотрела фильмы в компании с Васькой и Сашей. Ночью наступало время чтения одного из многих дневников Ванти. Дневника, который он посвятил мне.
Поначалу я удивлялась тому, как резко меняется его манера писать. Первые дни я видела перед собой робкого и стеснительного парня, который даже пары предложений связать не может. Но потом, каждая последующая запись, будто открывала в Ванти что-то новое, меняющее его изнутри.
Почерк стал увереннее, а количество завитушек в буквах сократилось исключительно до заглавных. Только букву «А» он продолжал украшать по привычке. Тут и там стали проскальзывать его мысли. Он размышлял над сказанными мной словами, анализировал музыку, которую я советовала, и даже пробовал писать стихи. Трогательные и ломкие стихи, которые чаще всего выходят у детей, когда они впервые знакомятся с влюбленностью. После чтения его стихов я долго смотрела в окно и пускала сизый дым сигареты по стеклу, наблюдая за тем, как он клубится и растворяется в вышине. Стихи Ванти были пропитаны чувствами, эмоциями и волнениями, к чему он так стремился, чтобы стать «нормальным», как любил часто повторять.
«Алиса - мой настоящий друг. Лучший друг, которого у меня уже давно не было. Когда она описала мне свое видение любви, я удивился. Удивился тому, что не чувствовал подобного к кому либо.
Сейчас я понимаю, что любил маму. Наверное, так любит ребенок своего родителя. Я до сих пор ощущаю тепло ее рук холодными ночами. Порой мне кажется, что она, как в детстве, поправляет мне одеяло и целует перед сном. А утром возвращается пустая реальность, где ее нет.
Я долго думал над ее словами, вспоминая историю моего друга Арнольда, который ушел совсем недавно. Он любил Лизу трепетно, жарко и подобно тропическому урагану. Надеюсь, мне когда-нибудь доведется увидеть тропический ураган. Почему-то, кажется, что любовь Арнольда была именно такой.
Потом я вспомнил то, как Александр Юрьевич смотрел на Алису в тот далекий день в кафе. Он грустил и хотел прижать ее к себе, зарыться носом в ее волосы и никогда не отпускать. Александр Юрьевич любит ее по-другому, но также трепетно, как Арнольд любил Лизу. Люблю ли я Алису?
Да, люблю. Она мой друг, человек, который сделал меня лучше и научил многому. Только это не любовь, как у Арнольда. Это другая любовь. Наверное, правильнее будет обозначить ее дружеской любовью, строящейся на двух столпах – чувствах и благодарности за то, что друг всегда рядом. Возможно, я не прав, но мне кажется, что это будет верное определение.
Совсем скоро мы поедем в аэропорт и через несколько часов вернемся домой. Я очень сильно соскучился по дому и своим друзьям. Интересно, кто-нибудь играет с Лёней в шахматы, пока меня нет? Наверняка играет, а даже если и нет, то Лёня сильный. Он может обойтись без шахмат, а я не смогу. Это ниточка, которая связывает нас. Впрочем, он все понимает. Для этого и нужны друзья, чтобы поддерживать друг друга в сложные моменты. Да, так мне говорила Алиса, и я запомнил ее слова. Я обязательно спеку большой шоколадный торт и угощу им каждого из моих друзей. Я люблю их».
Ванти тонко чувствовал изменения в настроении и чувствах тех людей, кого он считал друзьями. Но удивительнее всего было понимать, что те, кого он считал своими друзьями, считали и его своим другом спустя какое-то время. Каждому человеку нужно время, чтобы раскрыться перед другими. Ванти помогал нам всем это осознать. Мягко, бережно и без лишнего давления. Он без раздумий пришел бы к любому на помощь, выслушал и поддержал.
Порой мне кажется, что «обычные люди», как их называет Ванти, напрочь лишены этой уникальности. Только такие, как Ванти, действительно могут помочь.
И вот одним субботним утром, когда я проснулась от звонка телефона, Валентин Борисович сообщил, что Ванти пришел в себя. Однако голос старого психиатра был хриплым и грустным, будто он топил свое горе в виски и дешевых сигаретах. Тревожные нотки завибрировали было в моей душе, но затихли также быстро, как и появились.
Я быстро собралась и, чмокнув удивленную маму в щеку, выбежала на улицу, к заранее вызванному такси, которое направилось к институту, где лежал Ванти. Конечно, я тут же написала Саше сообщение, что чувствую себя хорошо, и в случае чего доктора за мной присмотрят. Сашка пробурчал что-то о неугомонных и странных бабах, а потом просто тяжело вздохнул и посоветовал не нервничать, если что-то пойдет не так и сразу же звонить ему.
Возле дверей, ведущих на кафедру хирургии, меня уже ждал Валентин Борисович. Он по-отечески улыбнулся и протянул мне руку, которую я без промедления пожала.
- Как он? – тут же спросила я.
- Об этом я и хотел поговорить, - вздохнул он. – Ванти пришел в себя, но, как мы и боялись, травма головы оказалась существенной.
- Вы можете мне нормально сказать, что с ним? – я почти перешла на крик, но Валентин прикоснулся к моему плечу и я, сама того не осознавая, разревелась, как маленькая девочка.
- Все хорошо, Алиса. Ванти дорог каждому из нас, но сейчас важно быть собранными и спокойными.
- Я постараюсь, - буркнула я, вытирая глаза руками.
- Спасибо. Мне тоже тяжело и непривычно говорить.
- Простите, доктор.
- Как я говорил, у Ванти начались осложнения. Он пришел в себя два дня назад. Мы внимательно за ним наблюдали, и как только состояние стало стабильным, я тут же позвонил вам, - начал он, пока мы шли по длинным коридорам кафедры. – Первые часы после пробуждения Ванти ничего не понимал и был дезориентирован. Он не узнавал меня, не узнавал коллег и тех, с кем почти ежедневно общался. Простыми словами, он потерял память. Но это полбеды. Начался умственный регресс. За два дня Ванти вернулся к тому времени, когда только поступил в наш институт для лечения.
- Вы хотите сказать, что он меня даже не узнает и ничего не вспомнит?
- Да, Алиса. Более того, психологический шок, вызванный синдромом, обратил вспять все положительные изменения, которые происходили за все время. Он забыл языки, правила правописания и потерял коммуникативные навыки для социального взаимодействия. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Да, - кивнула я, все еще находясь в прострации. – Вернулся старый Ванти.
- Верно, - вздохнул доктор, помогая мне надеть белый халат, обязательный в этом отделении. – Вы уже слышали о нем. Так мы условились называть первоначальное состояние пациента. Простите, Ванти. Состояние Ванти. Старый Ванти практически не идет на контакт, предпочитая мало двигаться, и занимается рутинными действиями, понятными только ему.
- Ужас, - только и могла произнести я.
- Да, сейчас увидите. Только держите себя в руках, Алиса. Он напуган, как десятилетний ребенок, страдающий синдромом Аспергера в терминальной стадии, - предупредил доктор, открывая дверь в палату, где находился Ванти. Увидев друга, я вновь не смогла сдержать слез. Пришлось успокаиваться и попросить Валентина Борисовича о чашке кофе, чтобы привести мысли в порядок.
Ванти сидел на стандартной больничной кровати и, наклонив голову, смотрел в окно. Поначалу я его даже не узнала из-за того, что ему сбрили волосы, но потом, увидев его взгляд, когда он украдкой взглянул на меня, немного расслабилась. Да, это был Ванти. Без сомнений. Напуганный, робкий и забитый.
- Привет, Ванти, - тихо поздоровалась я. Паренек вздрогнул и сжал рукой простынь. – Прости.
- Ваня.
- Что?
- Его зовут Ваня, - он ткнул себе в грудь пальцем и снова уставился в окно.
- Хорошо. Ты не помнишь меня, Ваня? – Ванти покачал головой. Неловко и слишком резко. В груди зашевелился чертов комок, грозя очередной истерикой. – Меня зовут Алиса. Как ты себя чувствуешь?
- Здравствуйте, Алиса, - тихо ответил он. Валентин Борисович молча протянул мне стакан с кофе и отошел в сторонку, где принялся что-то записывать в блокнот. – А вы знаете, где его мама?
- Она ушла, Вань, - доктор кивнул, подбадривая меня. – Но у тебя есть друзья. Много друзей.
- Да, Валентин Борисович ему говорил, - не замедлил с ответом паренек. – Только Ваня ничего не помнит.
- Почему он обращается к себе в третьем лице? – спросила я, когда Валентин предложил мне зайти к нему в кабинет и в спокойной обстановке выкурить по сигарете.
- Алиса, то, что я скажу, удивит вас еще сильнее, - широко улыбнулся он. – Ванти ни с кем еще не говорил так долго.
- Серьезно? – недоверчиво протянула я, затягиваясь горьковатым дымом. – Мне так не показалось.
- Тем не менее, это факт. Обращение к себе в третьем лице является одним из симптомов синдрома расстройства личности и синдрома Аспергера в частности. Только встречается в особо тяжелых случаях. Но я склонен рассматривать это, как положительный сдвиг. Сегодня, до вашего прихода, он вообще ничего не говорил, если не считать бессистемных восклицаний, которые абсолютно не связаны друг с другом.
- Почему это происходит?
- Я говорил вам об уникальности случая Ванти. Он поступил к нам, как обычный ребенок с синдромом Аспергера и подозрением на болезнь аутистического свойства крайней степени тяжести. Но со временем, мы заметили улучшения, особенно, когда полностью отказались от медикаментозного лечения с согласия матери Ванти. Музыка, книги, фильмы, добрые намерения – все это помогало ему адаптироваться к реальности, напрочь сметая все разумные доводы, что были ранее. Именно поэтому было принято решение об участии в польском семинаре, куда мы ездили вместе с Ванти. Он уникален, но что именно помогает ему меняться, мы еще не знаем. Его эмоции до сих пор были хаотичными, приходя в порядок только после разговоров с одним человеком. С вами, Алиса. Сейчас же он полностью закрыт от любого психологического вмешательства. В первую очередь – вербально. Другие варианты мы не рассматриваем, - речь Валентина Борисовича прервал громкий и настойчивый стук в дверь. – Извините. Да, войдите!
- Валентин Борисович, - запыхавшийся ассистент с вытаращенными глазами тщетно пытался отдышаться. – Ванти… это… он рисует.
- Что? – переспросили мы в унисон.
- Рисует. После того, как эта девушка ушла, он взял лист бумаги, карандаш и сел рисовать.
- Так чего мы ждем, - взволнованно воскликнул доктор, вскакивая из-за стола. – Пойдемте, Алиса. Я должен это увидеть.
Когда мы добежали до палаты Ванти, то своими глазами увидели то, о чем говорил ассистент. Паренек сидел на кровати и рисовал. Правда делал это весьма резко и неуверенно. Когда доктор подошел к нему и что-то спросил, Ванти покачал головой, даже не оторвавшись от своего занятия. Что-то подсказало мне, что меня он послушает.
- Ваня, что ты рисуешь? – ласково спросила я, подходя ближе. Краем глаза я заметила, что палату буквально облепили врачи и санитары. Все с интересом, а кто-то даже со слезами на глазах, наблюдали за тем, как их подопечный что-то усердно выводит на листе бумаги.
- Друга, - коротко ответил он на мой вопрос.
- Какого друга? Ты знаешь, как его зовут?
- Нет, Ваня не знает. Это друг. Просто друг.
- Это мальчик? – спросил доктор, подражая моему тону. На удивление Ванти не промолчал.
- Нет. Девочка. Ваня спать хочет. И пить.
- Конечно. Дайте стакан воды, пожалуйста, - попросила я и, взяв бумажный стаканчик из рук ассистента, протянула его пареньку. Тот медленно и аккуратно сделал семь глотков, а затем поставил стаканчик на тумбочку рядом с кроватью. После чего свернулся калачиком, спрятав руки на груди, и почти мгновенно задремал.
- Не будем мешать. Прогресс – вещь очень хрупкая, - тихо сказал доктор, беря меня за руку. – Но благодаря вам он заговорил.
- Да, - кивнула я, с улыбкой глядя на друга. – Пока, Ванти. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи. Ваня не знает вас, но что-то внутри него говорит о том, будто он знает вас всю жизнь, - мгновенно ответил он, а затем тихо засопел. Ему было все равно, что вокруг так много людей, а за окном еще день. Ванти спал.
Вечером, вернувшись домой, я дождалась Сашу и, налив в высокий бокал рома с колой, рассказала ему о сегодняшнем дне. Сашка внимательно меня выслушал, а затем облегченно вздохнул.
- Слава Богу, что ему лучше. Я сегодня с ребятами на перекуре разговаривал. Представляешь, его оказывается, многие знают в нашем офисе. От уборщиков до менеджеров. Яков даже организовал сбор денег, чтобы ему хоть чем-нибудь помочь.
- Я не удивлена, - улыбнулась я, съеживаясь от удовольствия в сильных руках моего мужчины, когда он, присев рядом, обнял меня. – Ванти был добр с каждым, хоть ему нечасто отвечали взаимностью.
- Да. А еще он делает потрясающее печенье, - хмыкнул Саша, поцеловав мои волосы.
- Ты пробовал его печенье? – настал мой черед удивляться.
- Ага. Ваня часто мне письма приносил и всегда печеньем делился. Будто знал, что мне это нужно.
- Уверена, что знал, - тихо поддакнула я, делая глоток рома с колой.
- Он всегда казался мне странным.
- Нет, Сашка. Он не странный, он просто другой.
На следующий день я, сразу как проснулась, позвонила Валентину Борисовичу, чтобы узнать новости о Ванти. Доктор радостно меня поприветствовал, а потом сообщил, что паренек впервые с ним заговорил. Только он еще продолжает использовать обращение в третьем лице, но Валентин назвал и это прогрессом, внушающим оптимизм.
Эти новости подействовали хорошо и на меня. Сашка тут же приплел все к своей уникальной мужской харизме и заботе. Впрочем, он частично был прав. Без него я бы с ума сошла, что уж о другом говорить.
Когда у тебя хорошее настроение, то и любое дело спорится. Я с удовольствием помогала маме готовить, благо сегодня к нам должны были прийти гости. Да, мои любимые Саша и Васька, которые друг друга на дух не переносили. Правда в последнее время и у них произошел положительный сдвиг, что заключалось в нескольких часах относительного спокойствия и незлобных приколов. Так оно и получилось.
- Ой, теть Ирин, а помните Алискин выпускной? – хохотнула Василиса, доливая себе вино. И так всегда, стоит ей понюхать хоть что-нибудь содержащее алкоголь.
- Когда вы, не найдя себе кавалеров, отправились по клубам? – улыбнулась мама, глядя на мои красные щеки.
- Ага, - радостно кивнула Васька. – Я тогда платье порвала, а Лиска кому-то зуб выбила. Таскала потом с собой долгое время, говоря, что это ее талисман.
- Где же ты платье-то порвала? – невинно подначил Сашка, морщась, когда я легонько ткнула его локтем в ребра.
- А тебе лишь бы позубоскалить, - ощерилась подруга, но махнула рукой и даже соизволила потрепать моего благоверного по голове. – Ладно, расскажу. Не помню, какой это был клуб, но нас туда впустили, а это главное. Я сразу отправилась к бару, а Алиса решила носик попудрить. И попудрила, блин. Я сижу, жду ее, а подруги моей лучшей нет. Тут уже и парни какие-то глазки строят и я почти готова с кем-нибудь целоваться начать, но облом. Алиса еще в туалете.
- Ох, Вася, - покачала я головой и, шутя, накрыла руками голову.
- Захожу я в туалет и вижу картину пасторалью. Алиска выбивает из какой-то бабы все дерьмо. С душой выбивает. Я, естественно, на выручку бросилась, а тут и кавалер этой бабы влетает. В женский туалет-то. Ошибку он совершил, когда нас разнимать полез. Лиска ему кулаком по зубам и зарядила. Мужик охнул, скривился и, плюясь кровью, ринулся из туалета, таща на буксире свою лохудру. Алис, а чего ты с ней не поделила?
- Она мне на платье чихнула, - тихо пробурчала я и рассмеялась, когда все гости поддержали мой почин. – Не стоит чихать на платье пьяной выпускнице.
- Это точно, - хмыкнул Сашка, обнимая меня. – Теперь понятно, откуда у тебя страсть к разрушению.
- Ну тебя, - обиженно протянула я. – Налей лучше еще вина, пока Васька все не вылакала.
- Не мешай подруге получать удовольствие от еды, - весомо заметила Василиса.
- Где уж нам, сирым и убогим, - театрально вздохнул Саша. Правда, сказал он это тихо, и чтобы услышала только я.
Проводив Василису и наведя порядки, мы с Сашкой решили прогуляться, благо осень нечаянно сдалась и порадовала большой город относительно теплой ночью.
Мы шли, держась за ручку, как в давние времена. Болтали о прошлом, вспоминали студенческие курьезы или же просто лежали на маленьком покрывале в центре парка и смотрели на звезды, раскинувшиеся над нашими головами.
- Как красиво, - тихо сказал Сашка, прижимая меня к себе. – Почему я раньше не замечал этого?
- Мы часто не замечаем ту красоту, что рядом с нами. Перед глазами или на расстоянии вытянутой руки, - ответила я, пробегая пальцами по его руке. – Цифровой век презирает романтику. Мы смотрим на бездушные фотографии красот природы, восхищаемся этим, хотя есть вещи красивее этих фотографий. Они находятся рядом, без фильтров и фоторедакторов. Достаточно лишь раскрыть глаза.
- Ты права, Лиска. Я тому живое подтверждение.
- Не скромничай. Кто меня водил в планетарий? Или устраивал свидание на крыше высотки? – улыбнулась я.
- А потом что-то пошло не так. Деньги, деньги, деньги. Ну и карьера само собой, - разоткровенничался Саша, закуривая сигарету и протягивая вторую мне. Я помотала головой, под его удивленное хмыканье. – Раньше я бы посмеялся в лицо тому, кто сказал мне о том, что я забуду о такой красоте и погружусь с головой в офисную истерию. А сейчас понимаю, что тот человек был бы прав.
- Никогда не поздно вновь увидеть красоту. Она никуда не исчезает и всегда рядом. Ждет своего часа.
- Главная красота меня уже дождалась, - хохотнул он, притягивая меня к себе и накрывая мои губы поцелуем.
- А я все боялась, что ты не придешь за мной, - хихикнула я, отвечая взаимностью. Боже, как прекрасно лежать в осеннем парке, смотреть на звезды и бояться, что работники вновь включат свет фонарей. Но разве этот миг с любимым человеком стоит таких мелочных мыслей? Вот и я говорю сама себе, что нет.
