Глава четырнадцатая.
Я хочу помочь таким же, как я. Они увидят, что жизнь прекрасна.
Признаться честно, я была рада тому, что Сашка вновь со мной. Какой бы сильной не была женщина, даже ей нужно крепкое плечо и любящее сердце рядом. Об этом говорили классики, мыльные оперы по телевизионным каналам и домашние психологи. Феминистки, циники, флегматики – каждой женщине, неважно какой она веры и каких убеждений, нужна искра любящего сердца.
Последующие дни были наполнены различными делами. Я наверстывала упущенное на работе и как могла, улучшала показатели, чтобы Денис Алексеевич не морщил лоб, отчитывая меня перед остальными менеджерами вверенного ему отдела. После работы я заезжала в институт и несколько часов проводила с Ванти.
Мы вместе слушали музыку, которую он когда-то любил, я читала ему вслух потрепанную книгу в мягкой обложке, с которой он засыпал каждую ночь. Валентин Борисович рассказал мне, что эту книгу ему принесла мама Ванти, перед тем, как уйти. Обычные сказки народов мира, которых полным полно в любой библиотеке и на сайтах книгохранилищ. Испуганный ребенок с ужасным синдромом буквально менялся, когда кто-то из ассистентов или докторов начинал читать ему эту книгу. «Джек и бобовый стебель», «Сказки дядюшки Римуса», «Томас из Эрсиндула», «Ослиная шкура». Их было много и в каждой из них добро побеждало. Мальчик, а потом и юноша, Ванти сладко засыпал, прижимая к себе эту книгу, бережно пробегая пальцами по обложке.
Иногда я играла с ним в шахматы, но всегда проигрывала. Доктор объяснял это тем, что интеллект Ванти сильно отличается от обычных людей, что позволяет ему доминировать в определенных областях. Таких, как шахматы. Миллионы комбинаций проносились в мозгу моего друга, пока он сосредоточенно смотрел на доску, где застыли деревянные фигурки. Ванти играл душой и сердцем, даже не догадываясь о каких-то там защитах, гамбитах и английских нападениях.
Прогресс моего друга был нестабильным. Он начал узнавать меня, но наотрез отказывался вспомнить хоть что-то из прошлой жизни. Обращаясь к себе, он всегда говорил в третьем лице. И почти всегда смотрел в другую сторону, избегая смотреть в глаза. Даже улыбка, робкая или призрачная, не освещала его губ, будто Ванти надел восковую маску, неспособную проявлять эмоции. Часто на него накатывала грусть, и он мог просидеть два или три дня в абсолютном молчании, смотря в окно палаты. Только ласково поглаживал рисунок. Первый рисунок, где он нарисовал своего друга, которого не мог вспомнить. Я же знала, кого он нарисовал в тот день, и от этого было куда больнее.
- Ваня хочет пить, - тихо сказал он, смотря на стену. Я улыбнулась и, взяв со столика бумажный стакан с водой, протянула ему. Прошло больше двух недель, как я посещала Ванти. Мне было плевать на праздники и выходные. Я всегда выделяла минутку, чтобы навестить друга. Почему-то казалось, что ему здесь очень трудно, несмотря на заботу врачей и прочего медперсонала.
- Держи, - ласково сказала я, продолжая держать в руке стаканчик. Но Ванти в этот раз повел себя по-другому. Он покачал головой и осторожно отстранил мою руку.
- Нет. Ваня хочет чай, - ответил он и через несколько секунд добавил. – Ягодный.
Знали бы кто, как скакнуло мое сердце после подобного заявления. Ванти всегда предпочитал воду, а от чая шарахался так, будто это форменный яд. Ассистент, стоящий рядом, кинулся за Валентином Борисовичем по моему знаку. Доктор пришел через несколько минут. От него пахло табаком и волнением. В руках Валентин держал фаянсовую чашку с дымящимся напитком и в воздухе палаты тут же разлился ягодный аромат.
- Сп… спасибо, - запинаясь, поблагодарил Ванти.
- Оставьте нас, пожалуйста, - попросила я, с мольбой взглянув на доктора. Тот кивнул и понимающе улыбнулся.
- Конечно, Алиса. Если что-то понадобится, Артем вам поможет, - кивнул он в сторону ассистента, после чего вышел из палаты, закрыв дверь.
- Ванти, как тебе чай?
- Он вкусный, - на секунду мне показалось, что губы паренька изогнулись в полуулыбке. – И вкусно пахнет. Мама делала такой чай.
- Да, Ванти. Мама тебе делала такой чай. Ты помнишь это?
- Ваня вспомнил это только сейчас, - тихо ответил он. – Вы хотите чай, Алиса?
- Да, с удовольствием составлю тебе компанию, - улыбнулась я и, повернувшись к Артему, стоящему возле двери, попросила чашку и себе. Юноша в серой форме поднял руку, призывая не беспокоиться, и вышел из палаты.
Чуть позже мы пили вместе с Ванти чай и смотрели в окно, где небо было затянуто серой пеленой облаков, а в воздухе зависло маленькое напряжение, как всегда бывает перед первым снегом. Пользуясь случаем, я наблюдала за тем, как пьет чай мой друг. Он морщился, фыркал и делал глоток. Совсем как в первый день нашей встречи. Я бы все отдала, чтобы уметь читать мысли. Что же было в голове Ванти в этот момент? Я встала с кровати, где мы сидели, и, подойдя к проигрывателю пластинок, включила тихую мелодию, которую все не решалась включить. Ноктюрн Шопена Es-dur. Может было виновато мимолетное желание или так подсказало сердце, но я считала, что это правильное решение. Ванти вздрогнул, когда из колонок полилась тихая музыка прославленного композитора.
- Вы же не любите Шопена, - робко сказал он, заставив меня распахнуть глаза от удивления. Что это? Вспышка памяти или простое предположение?
- Люблю. Один человек мне показал, что Шопена можно любить, - ответила я, возвращаясь на краешек кровати. Ванти кивнул, будто соглашаясь, а затем задал еще один вопрос.
- Это сделал тот, кого вы зовете Ванти?
- Да. Это сделал Ванти. Он открыл мне, что в жизни есть место не только грусти.
- Красивая музыка. От нее в груди что-то дрожит, - всхлипнул он, зажмуривая глаза. Я же промолчала, чтобы не спугнуть робкие проблески надежды. Мы просто слушали музыку. Молча и думая о своем.
- Положительные сдвиги есть, Алиса, - сказал мне доктор через несколько дней, когда я пришла после работы проведать Ванти. – Он изредка разговаривает со мной и спрашивает, когда вы придете. Вчера мы дали ему несколько простых тестов для определения интеллекта и Ванти показал хороший результат в восемьдесят с лишним баллов.
- Это случилось после того момента, как он попросил чай?
- Да. Я думаю, что вещи, которые имели место в его жизни, как-то продолжают влиять на него и сейчас. Будь это чай или музыка. А сегодня, до вашего прихода, он попросил у ассистента ручку и блокнот.
- Зачем? – удивилась я. – Он что-то рисовал?
- Нет, Алиса, - улыбнулся доктор. – Он писал рассказ.
- Можно мне взглянуть? – робко попросила я.
- Конечно. Мне кажется, что этот рассказ имеет к вам непосредственное отношение, - Валентин Борисович достал из ящика стола один из блокнотов Ванти и протянул мне. – Я оставлю вас, чтобы не смущать. Дайте знать ассистенту, когда закончите.
- Спасибо, Валентин, - поблагодарила я и, дождавшись, когда доктор выйдет из кабинета, открыла блокнот.
Почерк Ванти изменился. Правда, не сильно. Буквы были, как и прежде, очень круглыми, только с «А» все было куда интереснее. Иногда Ванти будто вспоминал, как писал эту букву раньше, и тогда знакомые мне хвостики возвращались, а порой их не было, ставя «А» в один ряд с другими буквами алфавита. Хмыкнув, я начала читать. Сердце тревожно билось в груди от волнения.
«Как-то ранним утром, когда еле теплое солнце только показало свой лик над горами, я вышел на маленькую поляну. Это был мой тайный уголок, про который никто не знал. Его никто не видел, кроме меня. Почти никто.
Поляна находилась на одном уступе Великой горы. Снизу передо мной расстилались бескрайние Зеленые леса. Блестевшая вдали река, переливалась разноцветными искрами. Мое острое зрение позволяло это увидеть. А может причиной была обычная внимательность, что позволяла замечать красоту. Особенно, если эта красота окружала меня.
Утренний ветерок принес с собой сладкую пыльцу цветов с дальнего луга, лежавшего в самом низу. Терпкий и еле уловимый запах заполнил мои ноздри, пробудив давние воспоминания. Вихрь мыслей заполнил сердце и душу. Мне казалось, что внутри меня по венам бежит не обычная красная и горячая кровь, а мои мысли. Мои воспоминания.
Луч солнца, вырвавшийся из-за свинцовых туч, попал мне прямиком в глаз. Фыркая, я потряс головой, пытаясь избавиться от ослепившего меня света. Как когда-то давно…
Серый зайчишка тихо сидел в высокой траве, сжимая в своих крохотных лапках пучок зелени. Изредка он отрывал несколько травинок от своего букета и с удовольствием уминал за обе щеки, жмурясь на ярком солнышке. Он не мог представить, что за ним наблюдают. Да, за ним наблюдал я. В этом и есть небольшое таинство природы. Всегда нужно быть начеку, особенно, когда на тебя могут охотиться.
На счастье зайца, солнечный луч, внезапно прорезавшийся сквозь тучи, попал в мой нос, выглядывавший из своей засады за ближайшим деревом. Я не удержался, зажмурился, и чихнул. Мой чих спугнул шустрого зверька, который сорвался с места, как только услышал первые нотки шума. Само собой попытки догнать его, были безуспешны. Я разочарованно вздохнул и поднял голову вверх, где солнце вновь скрылось за своими стенами из облаков. Опустив голову, я вдруг почуял незнакомый запах рядом. Когда живешь в лесу, обращаешь внимание на каждую мелочь.
Этот запах был очень приятным. Он пах цветами, нагретой корой деревьев, и прохладой неба перед грозой. Я повел носом в сторону аромата, и наткнулся взглядом на пару чужих глаз. Удивительных глаз медового цвета. Такой мед собирают дикие пчелы у реки. Они берут его в цветах липы и нектаре белой акации. Дивный запах и цвет этого меда, уже давно стал легендарным.
Глаза принадлежали незнакомке. Очень красивой незнакомке. Я ее раньше не видел в этих окрестностях. Глаза незнакомки внимательно меня изучали, а я замер, стараясь ее не испугать. Мое тело инстинктивно напряглось, когда она легкой походкой стала приближаться ко мне. Я чувствовал небольшую угрозу и долю осторожности в каждом ее движении. В знак своего миролюбивого настроя, я плюхнулся на траву, уже нагретую дневным солнцем. И тут же заметил, как в ее глазах постепенно начал затухать огонек подозрительности. В животе робко что-то пробурчало. Я виновато посмотрел на незнакомку. Я так и не позавтракал.
В ее глазах блеснула искра смешинки. Незнакомка наклонилась к траве, и спустя несколько мгновений, в мою сторону полетела тушка зайца. В благодарность я склонил голову почтительно низко и принял подарок.
Через полчаса, без малейших признаков голода, я бежал вместе с незнакомкой по выжженной солнцем траве. Через маленькие подлески, что вольготно раскинулись по всей площади Зеленого леса. Наш путь лежал к реке.
Я задал быстрый темп, но моя спутница не отставала. Приятно было наблюдать, как напрягались от бега ее мышцы. Из травы, то и дело, вылетал рой потревоженных бабочек или несколько птиц. Маленькие крохи истошно верещали нам вслед. Я улыбнулся, услышав их волнение. Моя спутница, заметив это, удивленно остановилась и задумчиво посмотрела мне вслед. Впрочем, это нисколько не помешало ей догнать меня. Я только поражался той силе, что бежала в ней, наполняя каждую частицу энергией.
Вскоре мы достигли берега реки. По краям буйно рос душистый клевер. Его уже давно заприметили пчелы. И маленькие труженики деловито сновали туда – сюда, собирая сладкий нектар.
Прохлада воздуха была почти что ледяной. Река неспешно и величественно бежала вверх по течению.
Скользнув вниз по берегу, я жадно припал к ледяной воде. Прохлада горной реки, мгновенно остужала разгоряченную от бега кровь. Я блаженно прикрыл глаза. Этим мигом можно наслаждаться вечно. Легкая тень закрыла от меня солнце, и я открыл один глаз, чтобы удостовериться, что все в порядке. Все и было в порядке. Незнакомка, осторожно и аккуратно спустилась с берега вслед за мной, и тоже наклонилась к воде. Сверкающие капли срывались и падали на ее изящную шею, спускаясь небольшими ручейками, откуда затем падали на землю.
Она, заметив, что я смотрю на нее, подняла голову и смерила меня вопросительным взглядом. Я лишь смутился и отвернулся в другую сторону. Могу поклясться, что ее взгляд стал насмешливым.
Утолив и жажду, и голод, мы прилегли в тени исполинского дуба. Сюда частенько приходили странные девы, чтобы побыть наедине с природой и своими мыслями. Они надевали белые одежды и задумчиво смотрели, как ветер колышет листья на дереве, как вода иногда взрывается яркими брызгами, разбиваясь о прибрежные камни. Их глаза в этот момент горели удивительным теплом и добротой. Иногда они пели. И даже птицы стыдливо замолкали от звуков их прекрасного голоса. А сейчас здесь были только мы. Я и моя спутница.
Незнакомка была красива. Плавные линии прекрасной шеи, глаза и дивный профиль. Она повернулась ко мне, но в этот раз я не смутился. Встретив ее взгляд, я вновь поразился его красоте. Медовые глаза внимательно изучали меня. Мои глаза были не такими красивыми. В них преобладал зеленый цвет. Я в восхищении не смел отвернуться. А вот мою спутницу это, похоже, смутило. Она отвернулась. Я заметил, как бурно вздымается ее грудь.
Дальнейший наш путь лежал на вершину Великой горы. Осторожно раздвинув ветви деревьев, мы ступили на край поляны. Той самой поляны, что была моим заповедным уголком. Не знаю, чем я думал, приводя незнакомку сюда. А может, меня вело мое сердце. Храброе и сильное сердце, так легко дрогнувшее перед красотой медового взгляда.
Я замер на краю поляны, перед самым обрывом. И от неожиданности чуть не подпрыгнул, когда моя спутница прижалась к моему плечу. Я задрожал. Кровь мгновенно забурлила от такой близости. Но я не смел отшатнуться. Невероятное тепло ее тела проникало в каждую клеточку моего сердца.
Мы стояли долго. Даже очень долго. Я чувствовал биение ее сердца. Спокойное и наполненное невероятной нежностью. Оно убаюкивало. Успокаивало. Уносило прочь все плохое.
Оранжевый и раскаленный диск солнца величаво скрывался за горизонтом. Наступала ночь. А с ней и время сна, дивных и волшебных видений Зеленого леса.
В медовых глазах зажглись маленькие звезды. Как маленькие сестры тех, которые были в вышине. На небесах. Я завороженно смотрел, как звезды в ее глазах принялись кружиться в своем хороводе. Некоторые гасли, чтобы через несколько мгновений вновь вспыхнуть. И в ее глазах, как и в моих, заблестела грусть.
Серебристая капля, так похожая на драгоценный камень робко блеснула в свете Луны на ее щеке, и исчезла, потерявшись в высокой траве.
Мы засыпали вместе, прижавшись друг к другу и чувствуя тепло сердец, согревающих наши души. Ровное дыхание было сродни колыбельной. Мысли кружились в голове, превращаясь в рой непонятных абстракций. Они уносились ввысь к звездам и исчезали в прекрасных медовых глазах той, что лежала со мной рядом. Убаюканный этим, я вздохнул и, наконец, уснул…
А утром меня встретила пустая полянка. Я был один. Как и в предыдущие мои дни. До того, как встретил ее. Мою незнакомку.
В воздухе витал невероятно знакомый аромат полевых цветов, нагретой коры деревьев и запах грозы, рокотавшей вдалеке.
Я долго стоял, наслаждаясь этим запахом, и воспоминаниями прошлого дня. Задумчиво смотря вдаль, я понимал одну вещь. Всего одну. Что этот запах и эти воспоминания будут жить во мне вечно. Будут согревать меня холодными вечерами, как тепло весеннего солнца. Будут возвращать мою душу в тот день и в ту ночь, что я провел с ней. С той, чьи глаза были цвета теплого меда…
И пусть я всего лишь дикий зверь, но Её я буду помнить вечно».
- Это удивительно, - только и могла произнести я, когда Валентин Борисович вернулся в кабинет. Он молча подвинул мне пепельницу и даже заварил новую порцию ягодного чая.
- Согласен с вами, Алиса. В данный момент Ванти очень замкнут, а здесь он выплеснул на страницы бумаги свои чувства, которые прячутся за стальной оболочкой синдрома. Конечно, ошибки есть, но сам факт, что он смог написать такое, крайне удивителен. Раньше максимум, что он делал, так это писал стихи. А здесь полноценный рассказ.
- Только почему-то он представляет себя диким зверем.
- Я думаю, что это маскировка. Ванти боится открыться, хоть и догадывается, что мы это узнаем. Незнакомка, фигурирующая в рассказе, это его друг. Вы, Алиса. Вас он рисовал в тот день, когда произошли первые сдвиги. Где-то в глубине своей души он понимает, что потерял вас и пытается вернуть. Он хочет этого. Время, проведенное с вами, он описал очень ярко, хоть и абстрактно. Для него это были лучшие моменты его жизни. Понимаете?
- Да, Валентин, - кивнула я. – Но что стало стимулом к такому скачку? Еще неделю назад он говорил в день три-четыре слова и все.
- Вы, Алиса, - улыбнулся доктор. – Вы помогаете ему. Присутствием, заботой и любовью. Сейчас Ванти борется со вторым Ванти, который не желает его выпускать, и только благодаря вам, мы можем наблюдать за положительными изменениями.
- У меня есть небольшое предположение, - серьезно ответила я. – Найдите, пожалуйста, запись Бетховена «Für Elise» и принесите мне.
- Хорошо. В комнате отдыха должна быть пластинка. Мы часто ставим пациентам классические произведения, - пробормотал Валентин Борисович, сплетая пальцы. – Я принесу ее в палату к Ванти.
Чуть позже, когда требуемая пластинка нашлась, и доктор принес ее в палату, я включила старый проигрыватель и села рядом с Ванти. Мой друг слабо вздрогнул, когда я прикоснулась к его плечу и сказала о том, что хочу дать ему послушать одну вещь. Паренек испуганно кивнул и вжал голову в плечи. Совсем, как в первые дни нашей встречи. Радовало только одно. Он не отстранился, а остался сидеть на своем месте.
Когда из колонок полились первые ноты бессмертной мелодии, Ванти вновь вздрогнул. Его глаза расширились, а грудь заходила ходуном. По щекам моего друга внезапно полились слезы. Ванти плакал, смотря в окно, где первые снежинки срывались с неба и застывали на сером асфальте белыми крапинками. Валентин Борисович, доктор Андриянц и еще несколько незнакомых мне светил медицины, внимательно наблюдали за реакцией паренька и были готовы прийти на помощь в любой момент. Но помощь не понадобилась.
Ванти робко и неумело взял меня за руку. Его пальцы трогательно сжали мои пальцы. Могу поклясться, что я даже чувствовала, как бьется его сердце в такт фортепианной пьесе. Он слушал и слушал, прося включить мелодию еще раз, когда она заканчивалась. Слезы на его щеках уже высохли, только зеленые глаза были немного опухшими, и в них сверкала грусть.
- М… мне жаль вашего папу, Алиса, - тихо сказал Ванти. Я чуть не разрыдалась от этих слов и лишь крепче сжала руку друга. – Прекрасная мелодия, которую он исполнил для вас.
- Спасибо, Ванти.
- Где-то глубоко внутри я вспоминаю, как вы рассказывали мне про вашего папу. Он тоже ушел, как и моя мама. Да?
- Да. Ушел туда, где ему сейчас хорошо, - всхлипнула я.
- Не держите в себе грусть, Алиса. Пусть она выходит, - робко заметил паренек, бросив на меня осторожный взгляд. Я… тоже хочу, чтобы грусть покинула меня. Я чувствую, как что-то в груди пытается выбраться и сказать вам простые слова. Я боюсь, Алиса.
- Не бойся, Ванти, - я нежно притянула его к себе. Ванти не отпрянул, как мог сделать раньше. Просто сидел, опершись на мое плечо, и смотрел в окно, где начался настоящий снегопад.
- Теперь я не боюсь. Он тоже не боится, - через минуту сказал он. – Я чувствую, что он улыбается, и как ему хорошо.
- Кто он, Ванти?
- Тот, кто внутри, и кому было больно. Звездам тоже бывает больно. Они гаснут, а на их месте зажигаются другие, - я тихо охнула и, подозвав Валентина Борисовича, осмелилась еще на одну просьбу.
- Нам нужна машина.
- Это не проблема, - откликнулся он, стараясь не напугать паренька, сжимающего мою руку. – Куда вы хотите ехать?
- В центральный парк. К старому пруду, - улыбнулась я. Если чудеса случаются, то они должны случиться именно там. В парке мы были через полтора часа и все благодаря пробкам. Первый снег застал врасплох всех. Ванти всю дорогу молчал, смотрел окно и не выпускал мою руку. За окном автомобиля проносились частные дома, промышленные зоны и другие машины, но его это не волновало. Ванти будто смотрел в пустоту и видел там только то, что ему было нужно.
Лишь парк смог вызвать удивление на его испуганном лице. Днем здесь было довольно безлюдно, если не считать редких спортсменов, шустро бегущих по гравийным дорожкам и не пугающихся холодного ветра, но небо уже окрасилось в вечерние цвета. Мы медленно шли вперед вдвоем. Валентин справедливо рассудил, что Ванти будет лучше со мной наедине. Он доверял мне, как и многие врачи из института. Каждый из них подмечал мою трогательную заботу о том, кто был для них частью семьи.
- Здесь очень красиво, - робко нарушил молчание мой друг. – Мне кажется, что я был здесь раньше, но ничего не помню.
- Ты прав. Здесь очень красиво, - ответила я, ведя его по правому берегу пруда. Вела на то место, которое показал мне Ванти, когда все фонари погасли и в небе зажглись волшебные звезды.
- Почему снег тает, прикасаясь к воде? – спросил Ванти и сам себе ответил. – Наверное, потому, что вода его не любит. Но я видел однажды, давным-давно, как снег падал на воду и не исчезал. Я тоже чувствую, как исчезаю, только мне не страшно.
- Ты не исчезаешь, Ванти. Ты вспоминаешь, - улыбнулась я, останавливаясь под одним фонарем. Пока мы шли, парк утонул в сумерках. Лишь снег сверкал фиолетовыми искорками, отражая вечернее небо.
- Вспоминаю? – переспросил он.
- Да. Мы были тут однажды, и я надеюсь, когда случится то, зачем мы пришли сюда, ты многое вспомнишь.
- Тогда Ваня уйдет и останется тот, кого вы зовете Ванти? – грустно улыбнулся паренек. Это была первая улыбка после аварии, и мое сердце радостно забилось в приятном волнении.
- Нет. Ванти и Ваня – одно целое. Личность. Как зверь из твоего рассказа и ты.
- Вы читали то, что я написал?
- Да. И мне очень понравилось.
- Я писал о друге, которого встретил когда-то. Я не помню, как ее зовут. Только глаза. Сначала они были черными, а потом стали медовыми. Она всегда была добра ко мне. Как вы, Алиса.
- Я уверена, что она всегда будет к тебе добра. Неважно кто из вас перед ней. Ваня или Ванти.
- Мы чего-то ждем? – спросил он, поеживаясь от холодного ветра.
- Ждем, - улыбнулась я, когда все фонари парка одновременно зажглись, освещая все ярким светом. Сегодня этот свет не был холодным. Он был теплым и живым, как искры в глазах моего друга. Ванти дрожал, сжимал мою руку и удивленно наблюдал за тем, как сверкает снег под ногами. А потом он поднял взгляд наверх и улыбнулся. Улыбнулся, как в старые времена. Над нашими головами раскинулось безоблачное небо, с которого убежали тучи. Тут и там зажигались первые звезды. Самые яркие звезды, которые не смогли затмить огни фонарей.
- Звезды похожи на сердца. Когда гаснет одна, тут же загорается другая, - тихо произнес Ванти, вытирая бегущие по щекам слезы.
- Ванти? – спросила я. Паренек повернулся ко мне и улыбнулся вновь. Той самой искренней улыбкой.
- Я скучал, Алиса.
- И я скучала, Ванти, - всхлипнула я, трогательно сжимая руку своего друга. Друга, который вернулся из темноты.
