Без остановок мчим до шоссе, и там я велю Алексу съехать с дороги. Небеса наконец-то разверзлись, дождь хлещет по ветровому стеклу. «Дворники» мечутся из стороны в сторону, а безудержная дробь звучит в унисон с моим пульсом.

Алекс Тримбл орет на кого-то по телефону, не забывая поглядывать на меня, – проверяет, нет ли у меня шока. Шок? Мягко сказано. Как подумаю, что было, начинает трясти, и приходится напоминать себе, что я в бронированном внедорожнике и мне ничего не грозит.

«Пока не мертв, я жив». Я постоянно повторял это себе в плену, когда дни в камере без окон сливались с ночами, когда мне на лицо сквозь полотенце лили воду, когда травили псами, когда завязывали глаза и прижимали к голове пистолет.

Я не едва живой, я жив – и точка. Накатывает небывалая эйфория, наполняя меня силами; чувства обостряются. Я слышу запах кожаных сидений, ощущаю вкус желчи во рту, чувствую, как ползут по лицу капельки пота.

– Большего пока сказать не могу, – говорит в трубку Алекс, обращаясь к кому-то из департамента полиции, пользуется – или пытается воспользоваться – положением.

Дело непростое. Предстоит многое объяснить. Капитол-стрит сейчас, наверное, напоминает поле боя. Мостовую и стену стадиона изрешетили, как и патрульную машину, кругом – битое стекло. И еще трупы, по меньшей мере три: здоровяк, первым бежавший ко мне, другой член команды, попытавшийся зайти к нам из-за фургона, и Нина.

Хватаю Алекса за руку, она – толщиной со ствол дерева. Алекс оборачивается, продолжая говорить в трубку.

– Я перезвоню, – и нажимает «отбой».

– Сколько погибших? – спрашиваю, опасаясь худшего: пострадать от пуль снайпера или наземной команды могли невинные люди.

– Только девушка в фургоне, сэр.

– А нападавшие? Двое?

Алекс качает головой.

– Не видели, сэр. Их, наверное, забрали сообщники. Атака была хорошо скоординирована.

Это точно. Снайпер и как минимум одна наземная команда.

И все-таки я выжил.

– Мы забрали тело девушки, сэр. Полиции объяснили, что это операция Секретной службы по поимке фальшивомонетчиков.

Умно. Убедить полицию в том, что операция по поимке фальшивомонетчиков обернулась кровавой перестрелкой у бейсбольного стадиона, наверняка было непросто.

– Это лучше, чем рассказывать, как президент тайком выбрался на матч и кто-то попытался его убить.

– Я тоже так подумал, сэр, – невыразительно соглашается Алекс, сердясь и всем видом показывая: вот что бывает, когда президент отказывается от охраны!

– Вас спасло отключение света, – со вздохом говорит он, как бы прощая меня. – И беспорядок на стадионе. Там просто ад разверзся. Дождь льет как из ведра, наружу ломятся тридцать-сорок тысяч человек, а пока полиция пытается сообразить, что делать, почти все улики смывает.

Сегодня хаос нам на руку. Пресса, естественно, поднимет шумиху, но все происходило в кромешной тьме, а остальное заметет под ковер – как официальное расследование – Казначейство. Получится? Надеюсь.

– Вы все-таки следили за мной, – укоризненно ро-няю я.

Алекс пожимает плечами.

– Не совсем, сэр. Когда та девушка приходила в Белый дом, мы ее обыскали.

– Просканировали конверт.

– Как и положено.

Ясно. И на экране сканера увидели билет на сегодняшнюю игру. В моей голове царил такой сумбур, что я и не подумал об этом.

Алекс смотрит на меня, как бы говоря: теперь можете меня отчитать. Но как отчитать того, кто спас тебе жизнь?

– Спасибо, Алекс. Только больше не нарушай моих приказов.

Останавливаемся на какой-то парковке. В это время суток здесь пусто. Сквозь завесу дождя вторую машину почти не видно. Не видно вообще почти ничего.

– Пересадите Стаса ко мне, – велю я.

– Он – угроза, сэр.

– Нет, не угроза. – По крайней мере, не та, о которой думает Алекс.

– Откуда вы знаете, сэр? Его могли подослать, чтобы выманить вас на стадион…

– Будь целью я, давно убили бы. Стас мог и сам меня застрелить. А снайпер первым делом снял Нину. Второй мишенью был Стас.

– Моя работа, господин президент, предполагать, что мишенью были вы.

– Ладно. Если хочешь, надень на него наручники – разрешаю.

– Он уже в наручниках, сэр. И здорово… расстроен. – Подумав, Алекс добавляет: – Сэр, возможно, будет лучше, если я поеду в другой машине. Мне надо быть ближе к происходящему у стадиона. Полиция требует объяснений.

Только Алекс и сумеет разрядить обстановку. Он один знает, что говорить и о чем молчать.

– С вами поедет Джейкобсон, сэр.

– Ладно.

Алекс что-то говорит в микрофон в рукаве, потом открывает пассажирскую дверцу внедорожника – и в салон врывается сильный ветер, кидая в нас дождевыми каплями.

Алекса подменяет Джейкобсон – запрыгивает в салон мгновением позже. Он ниже Алекса, жилистый и с выражением непрошибаемой сосредоточенности на лице. Роняя капли воды с ветровки, садится рядом со мной.

– Господин президент, – произносит Джейкобсон совершенно сухим тоном, хотя сам напоминает взведенную пружину. В любой миг готов выскочить наружу.

Собственно, через секунду так он и поступает – чтобы принять эстафету от другого агента. Стас просовывает голову в салон и тут же, получив пинка, влетает внутрь. Джейкобсон с ним не церемонится. Стас падает на сиденье напротив меня. Руки у него скованны спереди, лицо облепили мокрые волосы.

– Сиди смирно и не рыпайся, понял? – резко предупреждает Джейкобсон. – Понял?

Стас дергается, натягивая ремень, которым его только что пристегнули.

– Он все понял, – говорю я.

Джейкобсон садится рядом со мной и подается вперед.

Лицо у Стаса мокрое. Плакал? Или это просто дождь? Он яростно сверкает глазами.

– Вы ее убили! Убили!

– Стас, – обращаюсь к нему обыденным тоном, чтобы успокоить, – зачем бы нам понадобилось ее убивать?

Он скалится, потом начинает реветь и всхлипывать. Прямо сцена из какого-нибудь фильма, где связанный пациент психушки мечется, стонет, сыплет проклятиями и кричит. Разве что боль Стаса – не игра и не плод воспаленного рассудка.

Разговаривать с ним пока что бессмысленно. Пусть придет в себя.

Машина трогается с места и возвращается на шоссе. Дорога нам предстоит дальняя.

Какое-то время едем молча. Стас бормочет что-то, перемежая английскую речь словами из родного языка, прерываясь на громкие всхлипы. Его душат слезы и боль.

В эти несколько минут я обдумываю произошедшее, пытаюсь разобраться. Задаюсь вопросами: почему я жив? почему первой убили девушку? кто заказчик?

Я не сразу замечаю, что в салоне наступила тишина. На меня в упор смотрит Стас, ждет, пока обращу на него внимание.

– И вы думаете… – голос у него надламывается, – что после этого я стану помогать?