Глава 12. Ростов Великий
Сова гнала автомобиль до утра. Девушка очень устала, и следовало бы отдохнуть, но для этого нужно было какое-нибудь кирпичное здание, лучше пяти– или девятиэтажка, чтобы забаррикадироваться и чувствовать себя в большей безопасности, чем в поле или в лесу. Пришлось ждать, пока на пути появится следующий город. Можно было, конечно, поспать и в машине, но температура внутри быстро опустится до слишком некомфортной, и Сова вместо отдыха получит ужасный недосып, головную боль и слишком ватное тело, чтобы действовать. К утру снег почти растаял, и если теперь нефтяники и возьмут след, то будут знать лишь направление, в котором уехала Макаренко. Если догадаются, что к поставщику детей, то не преминут выслать подмогу или команду охотников, чтобы гарантированно схватить девушку. Но что-то внутри злорадно подсказывало, что после ночного фейерверка оправятся они не скоро. У Софьи будет минимум несколько недель, чтобы освободить детей.
Девушка с тяжким вздохом оглянулась назад, где все еще лежал труп пятнадцатилетнего парнишки. Дети не должны страдать из-за взрослых – ни работать на них, ни умирать… Она это просто так не оставит.
Скоро должен быть Ростов, где Сова рассчитывала поспать, но вдруг дорогу перегородила поваленная на бок фура. Прямо в асфальт рядом некто вбил ржавый лом, к которому привязал старую доску, а на ней значилось:
«Ростов – опасно. Объезд – налево».
Табличка выглядела настолько старой, что Сова засомневалась, а не канула ли опасность давным-давно в Лету? Может, предупреждение написали десять лет назад, а теперь в городе все спокойно и можно через него пройти. У девушки уже давно закрывались глаза, поэтому она махнула на предостережение рукой, объехала препятствие и выжала газ, покатив прямиком на Ростов Великий, до которого оставалось пять километров. И не в таких передрягах бывала!
– Ну что, Ваня, рискнем? – задала Сова вопрос трупу. – Авось прокатит? – и утопила педаль газа в пол.
Автомобильная дорога на Холмогоры шла в объезд города: слева жилые районы, пятиэтажки и давно разграбленные магазины, а справа – частный сектор и промышленные районы, заросшие странными деревьями с длинными, крючковатыми, загибающимися вверх сучьями, похожими на лапы лесных монстров из старой детской книжки, которую читал Сове когда-то отец. На дороге, так же, как и до этого, кто-то расчистил старую автомобильную пробку, и ржавые «скелеты» автомобилей, скомканные и скрученные временем, жались к ограждающему бортику.
Не успела Сова толком въехать в город, как из-за разбитых автомобилей вышел человек.
– Это прикол такой? Да? – Макаренко не поверила глазам. А потом все-таки осознала, что в этом не было ничего необычного. Просто табличка с предупреждением оказалась сильно устаревшей. Видимо, люди давно поняли, что опасность исчезла, и вернулись в город.
Человек в темно-сером грязном балахоне преградил машине путь и замахал пустыми руками. Софья, прибавившая газу, чтобы не попасть в возможную ловушку, решила все-таки не давить человека, а попытаться выяснить, чего он хочет, ведь в руках незнакомца не было оружия.
«Хаммер» затормозил в десяти метрах от человека. Его лицо оказалось скрыто частично капюшоном, а частично – грязным платком непонятного цвета. Он продолжал стоять, давая Сове время рассмотреть его. Незнакомец явно понимал, что сейчас вместо приветствия сначала стреляют, а не кидаются с радостью друг другу в объятия, поэтому давал водителю сбросить пар, понять, что он не опасен.
– Вот откуда вас на мою голову всяких таких разных? – пробормотала девушка себе под нос, потом приспустила боковое стекло, направила на мужика в хламиде «Кедр» и грозно крикнула:
– Ну?! Чего надо?!
– Девочка, не вели казнить… – сказал тот хриплым, старческим голосом. – Я помощи ищу, но помочь только ты и можешь.
– Я два раза повторять вопрос не буду! – крикнула в ответ Сова, недовольная промедлением. – Говори, что надо, или убирайся с дороги! Мне ваш Ростов на фиг не сдался, я мимо еду и задерживаться не собираюсь!
– Понимаю, доченька! Понимаю, – заговорил старец, опуская руки, но Макаренко прервала его, дернув оружием.
– Не-а! Руки не опускать! Говорить четко и по существу!
– Ладно, доченька, ладно! – закивал старик, вновь поднимая руки. Капюшон сбился и еще сильнее съехал на лицо. – Только не стреляй. Я много времени не займу. Мне помощь требуется.
– В чем помощь? Говори, не затягивай!
– Мне до моего дома самому не дойти, ноги уже не те. А у тебя вон какой автомобиль… Поможешь? Подвезешь старика древнего?
– А чего ты бродишь, если ноги не слушаются? – недоуменно переспросила девушка. – Завезешь меня сейчас в какую-нибудь засаду, и всех делов. А я отбивайся потом. Мочи всякую заразу…
– Что ты, доченька! Что ты! Я вообще один здесь живу! Никого в округе верст на двадцать уже не осталось. Я… Вот те крест! – незнакомец перекрестился правой рукой.
– Это что, клятва какая-то? – переспросила Сова. – Не поняла я чего-то жест этот.
– Это крест, доченька. Я несу его уже двадцать лет, мочи нет. Но он не позволяет делать плохие вещи. Если не поможешь старику, доча, то пристрели меня, пожалуйста, все равно не дойду, да и жизнь куда-то катится, как и мир вокруг… Этот голубой говенный шарик…
– Черт! – прошептала девушка себе под нос. – Начнешь делать добрые дела, хрен остановишься! Затя-а-агива-а-а-ет!
– Слышь, дед?! Ладно, подвезу. Только одно странное движение с твоей стороны или в развалинах – сразу в голову стреляю, усек?
– Конечно, доченька, усек! – согласно закивал старик.
– Давай, садись быстрей, а то мало ли, кто еще тут разгуливает в вашем Ростове.
Старичок удовлетворенно кивнул, подошел к «хаммеру» и открыл дверь. Тут же в кабине стало холодно, словно вместе со стариком ворвался ветер и выстудил все тепло. То ли Сова уже привыкла к теплу, обеспечиваемому печкой «хаммера», то ли на улице и впрямь похолодало. Макаренко подняла воротник и накинула капюшон маскхалата, но все равно не смогла защититься от холода, будто весь его сгенерировал лично старик. Но это, конечно, полная чушь. Не мог дедок ничего генерировать.
– Куда довезти-то тебя, старче? – спросила Софья совершенно серьезно. Она высматривала среди обездвиженных войной машин съезд с дороги.
– А ты езжай, а я покажу, – старик махнул рукой вперед. – Вон и съезд, а там под мост ныряй. К Кремлю поедем!
– К Кремлю? – вздрогнула Макаренко. – К какому еще Кремлю? Неужто московскому?
Она посмотрела на старика со смешанным чувством удивления и ужаса. Отец всегда говорил, что на Москву скинули все, что только возможно. И теперь там не то, что люди, черти не водятся!
– Да ты не серчай, дочка, – слегка насмешливо проговорил старичок. – Здесь, в Ростове, свой Кремль есть. Ух, и красивый… был. А теперь с московским их многое объединяет. Ты, главное, не бойся, я с тобой. Странное случится – на меня положись. Я не робкого десятка, я до войны батюшкой был. А война много чего изменила, а многое сделала почти одинаковым. Вот и Кремль Москвы уже не такой отличный от нашего. Здесь тоже жуть живет, но своя, особенная, я бы даже сказал – кошмарная.
– Чего же тут жуткого? Обычные пустые дома с пустыми же окнами. Даже зверей нет.
– Э-э-э, дочка, погоди. Не все в мире появляется сразу. Надо иногда хорошенько присмотреться. И тогда… и тогда открывается удивительное или неприятное. Тут уж зависит от того, кто смотрит. Кто-то видит те же лица, что и до войны из окон смотрели, кто-то вместо них – пустоту. Кто-то замечает легкие тени на дороге, в подъездах, подворотнях, а кто-то ощущает лишь холод их присутствия…
Сова, меж тем, все больше хмурилась. Слова старика вызывали какое-то смутное беспокойство. Странное объяснение жути, творящейся вокруг, рассуждения о схожести с московским Кремлем. Нечто необычное было во всем происходящем, будто девушка вновь вернулась в детство, когда отец рассказывал ей страшные байки о стране, в которой они жили, и о том, чем, по его мнению, бомбили Россию. Тут же вспомнились слова, которые для девочки четырнадцати лет ничего не значили, а сейчас, казалось, начали обретать смысл:
«Я, когда работал в застенках Лубянки, кое-чего почитал из секретного. Еще во времена СССР ученые работали над многими проектами, научность которых вызывала вопросы. Но, тем не менее, факт налицо. Почти во всех проектах того времени прослеживается уклон в мистическую сторону. Я уж не знаю, как все это работало, но, возможно, работало, если уж СССР победил фашизм, тоже с огромным удовольствием принимавший на вооружение мистику и магию…
Знаешь, дочь, это я скорее себе рассказываю, закрепляю. Ты не поймешь, да и рано тебе об этом знать…
Вот, думаю, что означает сие творение? Это – пентаграмма, а это – звезда. Похоже? Так раньше это каждый ребенок в стране носил, каждый подросток, а взрослые – образ вождя на фоне кровавого флага. А еще эти звезды висели над самой значимой частью нашей страны: на всех башнях Кремля. Алые, как и сама кровь, которую пролили миллионы людей, строя страну. Очень странно все это. А вот эти здания? Великая библиотека, генштаб… Если посмотреть сверху, они образовывали ту же звезду. Зачем все это, если не для того, чтобы призвать на помощь потусторонние силы? Вот и я не знаю. А как насчет мумии вождя в центре страны, которую так и оставили, даже когда страна развалилась? Что она символизирует? Для чего нужна языческая пирамида в центре столицы? Эх, столько вопросов, и ни одного ответа. Но одно я знаю точно: чем бы ни занимались правители прошлого, они нарушили мировое равновесие, пытаясь обрести власть над неведомыми им силами…
– Что? Ты считаешь, против нас применили одни ядерные бомбы? – отец рассмеялся, подобно помешанному. – Да, как минимум, около сотни различных разработок! От ядерных бомб – до нейтронных, от простого до безобразия кинетического оружия – до лазерного и энтропийного, изменяющего саму суть пространства, от бактериологического – до генетического. Каждый раз наука сначала училась убивать, и только годы спустя переносила часть знаний в мирную сферу. Откуда столько мутантов повыскакивало? Ведь радиоактивность для любых тварей – скорее, вред, нежели скачок в развитии. Высокая радиация ничего, кроме сбоя, в организме вызвать не может. А тем более – создать новую ДНК, которую разрушает. А вот генетическое оружие, разработки которого велись вдоль всего периметра России, на американских базах в Казахстане, Украине, Грузии, может. Насколько помню, та же технология CRISPR сулила науке великие вещи в начале нулевых. Так то – мирной науке. А военной? Не сомневаюсь, что эта технология появилась у военных намного раньше, и эти гады узнали о ней гораздо больше. Я по-другому не могу объяснить появление пугающих мутаций у животных. Не сомневаюсь, что где-то в эпицентрах событий мутирует и человек. Да так, что никакая эволюция додуматься не в состоянии. Помнишь бабочку-капустницу, что видели прошлым летом? И которую я запретил тебе трогать? Ага, которая была размером с сам кочан капусты. Так вот она раньше много меньше была, и без жал на крыльях. Я поэтому и запретил тебе ее касаться, что опасался – она могла быть ядовита. И ведь всего восемь лет прошло после войны! Что будет через двадцать? Боюсь даже представить! И боюсь в то время жить! Динозавры, конечно, вряд ли появятся, но вот пятиногие, шестиголовые, многокрылые твари – точно. Ведь по большей части, ДНК у всех видов на Земле идентичны, и если найден универсальный механизм редактирования генома, то может быть создано универсальное оружие. Что, боюсь, и случилось…»
Все это отрывками всплывало в памяти Макаренко, пока они ехали по одной из улочек Ростова. Странное дело, счетчик Гейгера давно помалкивал в рюкзаке, а в городе стояла невероятная тишина, и ни одного живого существа вокруг – словно все вымерли. Зато чудовищные растения, слабо пульсирующие пурпурным, тянулись из-под зданий, рушили фундамент, а потом вгрызались в стены, прорастая сквозь них.
– А что тут случилось? – заинтересовалась Софья. – Вроде радиации нет, а и людей нет. На подъезде к городу я видела табличку, что тут опасно, но раз никого нет, то и опасности – тоже?
– Э-э-э, доча, – протянул старик. – Не всегда, если нет людей, то и опасность отсутствует. Приглядись, – попутчик в грязно-серой хламиде указал вперед. – Не замечаешь? А меж тем, чем ближе к славному Кремлю, ближе и они.
– Кто – они? – недоумевала Софья, не обнаружив ровным счетом ничего. О чем говорит этот человек? Что она должна увидеть? Как-то все больше эта ситуация смахивает на чью-то фантазию, психическое отклонение. И если уж говорить откровенно, то ее отклонение.
– Ну, тени же! – не выдержал старик и развел руками. – Вон они. На каждом углу, на каждом перекрестке, будто переходят дорогу по пешеходным переходам. В каждом окне зачарованно смотрят на «хаммер», что ведет живая девушка. Им, мертвым, так не хватает жизни, и они завидуют черной завистью, злятся и чернеют, чернеют…
– Что?! – воскликнула Сова. Теперь-то девушка присмотрелась. И поежилась от ужаса, начинающего зарождаться где-то внутри, бегущего мурашками по спине. Стало еще холоднее. А призраки, действительно, присутствовали. Макаренко, хватая воздух, открыла рот, в котором сразу пересохло. Теперь и она их видела. Еле заметные человеческому глазу черные сущности, по большей части растворенные в воздухе и какие-то неправильные, толпились у дороги. Они слегка шевелились, но движения были столь незначительными, что это походило скорее на волнение от легкого ветерка, что обдувал неподвижные фигуры и развевал их одежды.
Софья вдруг не на шутку испугалась и затормозила «хаммер». Она отпрянула к двери и подняла вверх «Кедр-Б», нацелив автомат на старика.
– Куда ты меня завел, старче? – процедила девушка сквозь зубы. – И кто ты вообще такой?
– Хех, – довольно заговорил дедок. – Только не серчай, доча. Не нервничай ты так. Я, хех, сейчас все объясню, милая. Лука меня зовут. И не убьешь ты меня, не трать патроны. Пригодятся еще. – И, увидев, как девушка направляет оружие на тени, добавил: – Да не против них. Людей против. Тебе еще дальняя дорога предстоит и тяжкое испытание…
– О чем ты? – недоуменно переспросила Сова.
– Ну, конечно же, о жертве твоей. О мести. О том, что отложила ее ради благих целей, ради светлых и не запятнанных кровью детишек. Воздастся тебе, поверь.
– Да кто же ты? – вновь повторила Макаренко. Она пока еще ничего не понимала.
– Я же говорил, – терпеливо начал старичок. – Я – Лука, батюшка, неживой среди мертвых.
– Это как еще? – удивилась девушка. Ситуация казалась ей все более абсурдной.
– Да вот так. Ни жив, ни мертв. Знаю только, что существую, но как, не понимаю, – старичок в балахоне вновь развел руками. – Не ем, не пью, а как-то живу уже двадцать лет. С той поры, как какую-то хрень на город сбросили. Она извратила пространство, само время. И эти убиенные, – дед указал рукой на тени, – никак не могут найти покой. А проявляются только у Кремля, где и рвануло, где и уничтожило монахов, да и людей из города. А я вот проводник их, вроде как. Но провести, увы, никуда не могу. Это место вроде есть, но и нет его совсем. Мы все еще живем и умираем, как в тот самый день, двадцать лет назад. Видишь? Из ниоткуда появились чужие растения и пожирают тут все. Они прорастают корнями туда, куда нам никогда не добраться. Дико звучит?
Макаренко сделала неопределенный жест рукой, во все глаза глядя на старца. Таких историй она еще не слышала. Но картинка за окном и впрямь становилась мрачнее и теперь уже откровенно пугала. Людские тени медленно и плавно сгрудились у автомобиля, почти обклеили со всех сторон, и свет стал тускнеть. Фантомы словно таяли, истончаясь в темную дымку, но совсем не исчезали. Они будто подпитывались чем-то.
– Что вам от меня надо? – дрожащим голосом спросила Сова. Даже закаленную боями девушку проняла творившаяся вокруг жуть. Она никогда еще не видела ничего подобного. Мертвые всегда лежали на земле или в ней, но никогда не парили по воздуху. И они явно были опасны. Как минимум, опаснее тех трупов, что девушка до сих пор знала и видела. И это пугало еще сильнее. Ведь написано же было на табличке: «Прямо – опасно…». Но кто же их читает? А тем более, верит написанному? На заборе тоже вот написано…
– Да не нужна ты нам, – воздел руки вверх старичок. – Мы чистые души не забираем.
– Это моя-то – чистая? – удивилась Макаренко.
– Ай, да прекрати! – отмахнулся дедок. – Твои убийства во спасение были. Нет в тебе ничего темного. Не лезут к тебе – и ты не убиваешь.
Сова в очередной раз поразилась: и откуда у постороннего человека такие познания? Наконец, девушка поверила: перед ней не совсем человек.
– А в ком оно тогда? Ну, это ваше темное?
– В нем, – старичок махнул рукой на заднее сиденье, где еще покоился пятнадцатилетний Ваня.
– Ты смеешься? Как в нем может быть что-то темное? Он же жертва! – не выдержала Макаренко, вытаращив на дедушку глаза.
– Он поддался соблазну и убивал, повинуясь чужой воле, – пожал старичок плечами. – Мы его заберем…
– Что? – Сова чуть не закричала. – Его же использовали!
– Ну и что?
– Ну и что?! Ну и что?! – начала закипать девушка от такой несправедливости. – Да фиг я вам его отдам!
– А это уже не тебе решать, – так же спокойно промолвил старичок.
Софья попыталась поднять «Кедр», но не смогла. Ни один мускул не двинулся. Девушка словно оказалась вдруг заморожена. Мышцы совершенно отказывались подчиняться. Сова могла лишь двигать глазами и шевелить губами. Челюсть тоже не двигалась.
– Не тронь его! – процедила Макаренко сквозь зубы.
– Не серчай, – как-то виновато попросил дедок. – Он сам хочет с нами, поверь.
– Сам? Да что же…
– Сама посмотри, – и Лука мотнул капюшоном в сторону заднего сиденья. Софья скосила глаза и замерла. Там рядом с собственным телом сидел вполне себе живой Ваня, только слегка зыбкий: за ним угадывались очертания кресла. Подросток странно улыбался, как будто чувствовал свою вину перед девушкой. А Макаренко, в свою очередь, и слова не могла вымолвить, язык будто приклеился к гортани, так она была поражена.
– Будешь помнить меня? – голос Вани раздался где-то в голове, а губы фантома лишь недвижимо улыбались. Сова рассмотрела спокойное лицо и поняла, что мальчик осознает происходящее и хочет его.
– Буду, – с усилием прошептала девушка, и что-то вдруг хлопнуло, будто рядом раздавили огромный пакет с воздухом. Софье заложило уши. Она зажмурилась и постаралась сжаться, чтобы ее не задело взрывом, если это он. А потом наступила тишина.
Вроде жива! Макаренко сидела с закрытыми глазами и прислушивалась к собственным ощущениям. Ничего не болело, но это-то и настораживало. А вдруг она тоже… того… стала частью этого кошмарного действия? Наконец девушка решилась и приоткрыла один глаз, а затем сразу – второй. Она все еще находилась в «хаммере», вот только что-то изменилось снаружи.
За окнами не было города и черных призраков! А табличка рядом с дорогой указывала, что Сова вернулась на автомобильную трассу «Холмогоры», с которой съехала, когда подобрала старичка. Она еще повертелась и обнаружила другую табличку: «Ростов: 10 км». Это что же? Она проскочила город? Но как? И как же все остальное? Старичок, призраки, Ваня?.. Девушка резко обернулась назад и вздрогнула: на заднем сиденье не оказалось трупа мальчика. Только засохшая кровь.
Софья повернулась обратно и долго сидела молча, вперившись взглядом в одну точку. Потом замотала головой и завела двигатель.
– Да ну, бред! Сова, ты сходишь сума! Сама и вытащила тело пацана, вот только так устала, что не помнишь, – пробормотала Макаренко. – Поеду-ка сразу до Переславля, там и посплю. А то, чего только не привидится от усталости!
«Хаммер» зарычал и резко тронул с места, объезжая ржавые автомобильные заторы. Сова решила не раздумывать на тему происшедшего, чувствовала, что иначе сойдет с ума. Сейчас нужно сосредоточиться на детях, а потом – на мести. Чем больше шагов в сторону цели, тем она ближе.
