Глава 11. Бабушки

Михаил очнулся от боли в плече: он лежал на животе, а сзади в руку чуть ниже подмышки раз за разом что-то впивалось и жалило. Мужчина дернулся и попытался подняться, оттолкнувшись от матраса, на котором лежал. Но его довольно грубо пихнули обратно, и над ухом раздался голос дочери:

– Па, лежи! Мне еще чуть-чуть осталось. Сейчас заштопаю тебя, и сможешь встать.

– Как там? – спросил отец, пытаясь по степени боли оценить состояние руки. – Совсем все плохо?

– Да не, – возразила девушка. – Могло быть хуже. А так – ни кость, ни артерия не задеты. Только мышца насквозь. Не могла оторваться от зрелища, пока меня не стошнило. Не-не, не переживай, не на твою руку! А рану я уже промыла и зашила с той стороны, вот, осталось несколько стежков сзади, да обмотать руку чистой тряпкой. Все, как ты и учил. Антибиотик потом примешь, только не знаю, какой. Выберешь сам в аптечке.

– Не знаю, помогут ли? – задумчиво протянул Михаил. – Двадцать лет как просрочены. Надо будет поверх жалом шершня шлифануть. Точно поможет.

– А не слишком? – с сомнением спросила Алекса. – Яд шершня, может, не стоит?

– Стоит, Саш, стоит, – упрямо подтвердил отец. – Нам нельзя время терять. На кону жизни детей. Чем быстрее я поправлюсь, тем лучше. А яд поставит меня на ноги, без сомнений. Да энергию даст, а то еще долго слабость от потери крови будет. Да и мало ли, какая зараза попала в кровь? Сейчас много всякого поразвелось. Аж страшно иногда.

– Хорошо, пап, – руку пронзила новая боль. – Ну вот, последний шов.

Девочка туго стянула нитку, которой зашивала рану, полила мутным отцовским самогоном, отчего Михаил зашипел, и завязала повязку, потом разрешила отцу перевернуться. Он окинул взглядом помещение и оценил запустение. И пока Саша доставала иглу ивановского шершня, спросил:

– Ты сама меня сюда затащила? Хватило сил?

– Ну а что оставалось делать? – девочка, казалось, разозлилась от вопроса. – Не штопать же тебя прямо там, на снегу? Вот и доперла до ближайшего дома.

– Спасибо, дочь. Умелица ты у меня, что надо! Руки из нужного места растут!

– Знаешь, терять тебя у меня не было никакого желания! А то что бы я без тебя делала? Как бы братьев с сестрами нашла?

– И то верно. Постараюсь впредь не геройствовать и не подставляться. У нас сейчас единственная задача – отыскать наших близких и спасти их. Верно?

– Ага, – согласилась Саша.

– Тогда коли, – Михаил кивнул на иглу шершня в руках дочери, которая неуверенно теребила ее пальцами, словно сомневаясь. – Не жалей меня. Мне надо встать, а то у меня такое ощущение, что нам сегодня надо быть в другом месте.

Александра недрогнувшей рукой уколола прямо в вену на предплечье. Из ранки выступила капля крови. Яд, действующий лучше любого лекарства, должен так быстрее разнестись по организму. Михаила бросило в жар, участился пульс, расширились зрачки, а рядом с раной закололо тысячами игл. Он тут же попытался сесть. Но головокружение отбросило его обратно. И помещение содрогнулось, словно спонтанно запульсировало, внезапно ожив. Михаил понимал, что это обман зрения от воздействия яда, но все равно не мог привыкнуть: словно тебя поместили в клетку, которая то резко сужается, надвигаясь на тебя, то расширяется, и ты уже чувствуешь себя маленькой серой мышкой в помещении неизвестного гиганта…

– Нет уж, полежу чуть-чуть, – пробормотал мужчина.

– Да уж, – согласилась дочь. – Не насилуй себя. И так два дня – сплошные передряги.

– Знаешь, – тут же заговорил отец. – Я порой жалею, что зачал вас в такое время. Каменный век! Не видели вы жизни до Катастрофы. Не учились в школе. Да и детства у вас не было. Радости не было, как раньше. Тогда качельки всякие были, игрушки… Лагеря, турслеты… Телевизоры были, где много крутого и интересного показывали, компьютеры те же – твори на здоровье или играй во всякие интересные игры. Да много чего было, превращающего детство в детство. А сейчас? Ты уже все попробовала. И смерть видела. Страшно мне, Сашк, и обидно. Что не дал вам нормального детства. Чтобы чуть дольше вы детьми побыли. А не как сейчас. Тебе, вон, пятнадцать, а знаешь и умеешь больше некоторых взрослых в те старые времена. Разделяла тяжелую работу с нами, когда тебе еще и пяти не было. В десять научилась из ружья стрелять, в одиннадцать – изготавливать патроны, в двенадцать – свежевать туши. Какое ж это детство? Жаль, что не дал вам другого.

– Знаешь, пап, – Александра отстраненно смотрела на пыль, поднимающуюся в воздухе. – Я много раз хотела тебя спросить, как жили до, вернее, тогда или перед… Не знаю, как там у вас это называется… То ли Апокалипсис, то ли какой-то Пост… Не знаю! В общем, хотела узнать, но не спрашивала. Начинала думать, пыталась заговорить, но не спрашивала. А зачем? Этот вопрос всегда останавливал меня. А зачем мне надо знать о том странном времени, когда дети не могли постоять за себя? Мне хорошо и сейчас, вернее, было хорошо, пока была семья. И детство… Ну, разве его у меня не было? Тяжелая работа? Ну и что? Охота, оружие – так вообще класс! Думаешь, для ребенка это пытка? Не-а! Ты просто не видишь, как завидуют мне братья и сестры, когда я с тобой ухожу на охоту. Поверь, мне это в радость, да и им хотелось бы тоже поучаствовать. Да и игры… они для каждого свои. Я, например, представляла страшный лес, когда мы кротов копать пошли. Ну да, в поле – лес. Ужасный-ужасный! Много-много разных тварей, а я на них охочусь. Разве не игра? Не развлечение? А вот того времени, о котором ты говоришь, боюсь. Говоришь, просто? Нажал кнопку, и готово? Нажал кнопку – машина постирала, нажал кнопку – машина есть приготовила, нажал кнопку – развлекаешься… Уверена, это не так просто. Что-то странное и страшное за всем этим стоит. Я бы, может, попробовала, но потом бы наверняка испугалась и убежала. Так что зря не ругай себя. Было у меня и детство, и игрушки. Да и все было, что надо ребенку: семья и любящие родители.

– Да, – согласился Михаил, разглядывая повзрослевшую дочь. – Наверное, ты права. Не зная о некоторых вещах, их сложно желать. А детство для каждого свое. Кто-то кораблики с неописуемым восторгом пускает, а кто-то грезит о компьютерных играх. И все-таки жаль, что вы не познакомились с другим детством, где есть игрушки…

– Ты приносил как-то, помнишь?

– Ага, – Прохоров вдруг рассмеялся. – Куклу Барби. Ты мало того, что разобрала ее, так еще и порезала, чтобы посмотреть на внутренности.

– Но ведь она страшная была! – оправдывалась дочь. – Волосы зеленые, глаза синим обведены, губы… губищи… Ну, жесть же просто. Па, вот честно, не о том жалеешь!

– Видимо, да, – улыбаясь, согласился тот. – А когда-то они были идеалом красоты. Эх, как война все перетряхнула. С ног на голову поставила.

– А может, все правильнее только сделала? – пожала плечами Алекса. – Как надо? Как должно быть?

– Может, и правильно, – взгляд Михаила стал отстраненным. – Но сдается мне, что детей чужих воровать – неправильно. Совсем неправильно. Как и убивать их матерей. Это естественно было, может, для первобытного общества, а для людей, эволюционировавших несколько тысячелетий, вряд ли это верно. Но совершенно точно уверен, что последняя война перетряхнула разум всех без исключения. Кто пережил Катастрофу, перестал быть прежним. Мозги у всех точно наизнанку. Не иначе. Вот кто в здравом уме убивает женщин и забирает детей?

– Не знаю, – замотала головой дочь. – Я и не думала, что еще кто-то живет совсем рядом, пока в нашем доме не появился Потемкин и не стал рассказывать удивительные вещи о мире вокруг. А вы-то с матерями никогда и не рассказывали. А я спросить боялась – мало ли, что за тайну вы держите при себе и вспоминаете только за закрытыми дверями. Много у меня вопросов было. Но ни одного ответа. А вы были так сосредоточены на нашем воспитании, что не замечали, что мы о чем-то догадываемся. Ведь, например, пустые дома вокруг откуда-то взялись? Верно? Ведь оружие кто-то сделал? Я давно заметила, что вряд ли ты, па, сможешь сделать ружье своими руками. Уж больно сложная у него конструкция. Патроны – другое дело. А вот оружие… Явно не руками делали.

– Ты права, – согласился отец. – Мы вам ничего не рассказывали лишь потому, что заботились о вас. Хотели, чтобы вы не знали, что такое война. Что такое смерть. Но, видимо, если война когда-то началась, то она будет длиться вечно. У меня нет другого объяснения поступкам чужаков, что забрали наших детей. И спасибо, Саш. Ты вновь спасла мне жизнь сегодня.

– Ну что ты! – смущенно воскликнула Александра. – Это моя обязанность – родителей защищать. Да и ты у меня один остался, – девочка вдруг насупилась и отвернулась, пряча от отца хлынувшие слезы. Перед глазами встали матери с остекленевшими глазами. Бледные, обескровленные лица смотрели в никуда… Саша не хотела рассказывать о ночном откровении призрака. Она не знала, как отец поведет себя. Потому быстро проговорила: – Я вдруг поняла, что если не вернусь, то потеряю тебя.

– Что ж, так бы и случилось. Но защищать вас – это моя обязанность, – возразил Михаил, – а делаешь это вместо меня ты. Девочка пятнадцати лет от роду. Странно и необычно. И страшно. Страшный мир вокруг, дочь, – и чтобы развеять неловкость, он сменил тему: – Ну что, пойдем?

– Пойдем! – отозвалась та. – Если сможешь.

– Смогу-смогу, – кивнул отец, поднимаясь. – Я сейчас чувствую себя так, словно готов порвать ту змею голыми руками. Эх! Схватил бы за хвост и намотал бы…

– Да ладно заливать! – усмехнулась дочь.

– Точно-точно, вот рука только болит, и еще, думаю, долго будет болеть. Помоги с рюкзаком.

– А твой где-то на улице остался. Мне некогда его искать было, – развела руками Алекса.

– Ах… точно!

Они вышли из дома, Михаил долго рассматривал мертвого гигантского ужа, после чего протянул, почесав затылок:

– М-да… И почему же он на наших воров не напал? – и тут же ответил на собственный вопрос. – Может, слишком огромный для него транспорт? Наверное, громыхающий бульдозер с прицепом вызывает нервную дрожь и у змеи.

Потом они вместе отыскали рюкзак, обошли растерзанные кусты и зашагали по почти оттаявшей дороге. Шли молча, осматривая окрестности, думая каждый о своем. Безрадостное будущее открывалось перед обоими. Даже если они найдут детей, прежней жизни уже не будет. Теперь нет матерей, и нет уже Алешки. Им придется искать свободный дом в не слишком опасном месте и приспосабливаться к новой жизни в новом составе. И на детей тогда ляжет часть труда, который раньше делили женщины: обустройство быта.

После Юрково отец с дочерью повернули налево, прошли через безмолвный и опустевший Энтузиаст, дошли до Кубаево, повернули направо, а после Кинобола попали в Юрьев-Польский. Вся дорога от Юрково заняла от силы пять часов. Эти пятнадцать километров они бы преодолели и быстрее, если б не рана Михаила. Он старался идти аккуратно, чтобы лишний раз не бередить ее, но сказывалось постоянное давление лямок рюкзака, и боль, сначала еле заметная после действия яда шершня, стала постепенно усиливаться.

Шагая по асфальтированным улочкам с двухэтажными домами по сторонам, Алекса удивлялась всему. И зданиям, и их количеству, и числу людей, когда-то проживавших здесь.

– Па! – наконец, воскликнула она, пораженная до глубины души. – Неужели раньше были такие большие города? Разве так много людей было в мире?

– О! – заметил Прохоров, осматривая тем временем дорогу. – Были и еще больше! Значительно больше! А людей… несметное число. Если я скажу, какое, ты просто не воспримешь эту цифру. А Юрьев-Польский по сравнению с другими – очень маленький город. Вот бы Москву тебе показать, или Питер. Вот где красота и мастерство русских зодчих. Города эти даже под землей росли, и под землей же ездили поезда – специальные транспортные средства… Даже и объяснить не могу, ты вряд ли себе представишь такое.

– Еще больше, – прошептала Александра, боясь представить город больше Юрьева-Польского. Девочке в это верилось с трудом. – Машины под землей…

– Стой, – неожиданно сказал Михаил и остановился сам, рассматривая следы на асфальте. Они находились как раз на перекрестке. Слева высилась грандиозная белая стена, справа – двухэтажный дом, меж ними дорога ныряла влево. А следы транспорта делали неожиданный пируэт: сначала уходили на перекрестке влево, а потом возвращались и продолжали путь обратно, словно бульдозер съезжал на некоторое время с пути.

– Они зачем-то направлялись туда, – Прохоров указал влево. – Пойдем, проверим! Только тихо, мало ли, что они там нашли.

Дорога вывела на широкую площадь, два длинных одноэтажных дома рухнули и развалились по кирпичикам. Слева вдоль площади тянулся высокий земляной вал, а за ним все еще продолжалась стена, из-за которой выглядывала очередная церковь с пятью куполами. Наконец следы свернули на дорогу, прилегающую к стене. Михаил с дочерью направились туда же. Чуть дальше в стене наметились ворота: поломанные створки выгибались наружу, словно их кто-то вышиб изнутри. На дороге мохнатыми кучами чернели несколько тел.

Михаил подошел к ближайшему и ткнул ногой. Потом присел и вырвал из мертвой плоти какую-то деревяшку.

– Тут была жаркая битва, – сказал он, повернувшись к дочери и показывая добытый из твари трофей. – Это стрела, и их делали люди. Пойдем, может, найдем кого. Спросим у них, кто это здесь на бульдозере разъезжал?

Но не успел отец сделать и пяти шагов к воротам монастыря, как из окошка надвратной церкви что-то вылетело в их сторону и поскакало по дороге. Михаил среагировал молниеносно, ведь ему была знакома эта маленькая железяка, катившаяся по асфальту и упершаяся в труп животного в двадцати метрах от людей.

– Ложись! – заорал он, бросаясь обратно и увлекая Алексу в мокрую кашу на дороге. – Граната!

Только они успели коснуться земли, как где-то рядом громыхнуло. В ушах на краткий миг словно образовался вакуум. Прохоров вскочил, заорал благим матом и открыл огонь из автомата по надстройке ворот. Потом сообразил, что нет смысла тратить патроны, если не попадаешь в цель, остановился, сложил руки рупором и гаркнул во все горло:

– Эй! Мудаки! Вы там совсем охренели?!

– Сам ты мудак! А мы – почтенные женщины! Ты это не путай! – раздался дрожащий старушечий голос. – Нет, ты слышишь, Вера, это неуважение в голосе?

– Да какое уважение? – заорал отец как можно громче, чтобы старушки его услышали. – Вы нас чуть не грохнули без суда и следствия! Вроде почтенные женщины, а ведете себя, как последние мудаки! Вот ей-богу!

– Ты это… Цить! – вновь прозвучал тот же голос. – Помолчал бы лучше! Как детей наших забирать, так все герои, а как вести военные действия против женщин, так орете, как резаные!

– Да я не забирал ваших детей! – вновь крикнул Прохоров, надеясь, что благоразумие, наконец, снизойдет на бабушек, окопавшихся в надвратной церкви. – Мы вообще тут мимо проходили…

– Вот и иди, куда шел! Нечего тут…

– …и наших детей тоже забрали!

– Что? Что ты сказал? – раздался другой голос, но он тоже принадлежал бабушке.

Но вторая оказалась на редкость понятливой. Она быстро заговорила, перебивая первую.

– Ваших детей, говоришь, украли?

– Да!

– Наших тоже!

– Славненько… Ой, простите, это ужасно! Ужасно!

– Так может, кроме своих, вы и наших выручите? – на сей раз голос был пронизан надеждой. – Давайте об этом поговорим…

– Со всем уважением к вам, добросердечные… – Михаил встал во весь рост, уже не прячась. – Разговаривать лучше внутри, а то невесть какие твари у вас тут бродят по округе. Вон псина дикая со стрелой в спине лежит. Отсюда вижу.

– Ах, да! Заходите! – прокричала вторая бабулька. – Поднимайтесь на входе сразу наверх. Мы в надвратной церкви. Чай пьем. Больше кидаться гранатами не будем, обещаю!

– Что тут вообще происходит? – пробубнил под нос отец, но все-таки махнул рукой дочке, которая спряталась за елью. – Вообще ни фига не понимаю. У них тут побоище, а они чай… и гранатами… невообразимо! Гранатами в первых встречных! А если они обидятся? И вернутся с гранатометами? Черт-те что творится в этом мире! Бабушки – и те какие-то агрессивные стали…

А Саша в тот момент думала совершенно о другом. О словах приснившегося фантома: «Потом старушки – им один яркий миг остался до вечности, не трогайте их». Ну вот же они, старушки! Разве нет? И откуда женщина во сне могла знать такие подробности из будущего? А точнее, из будущего Прохорова и его дочери? Как ни хотелось верить в простые совпадения и уставший от тяжелого дня мозг, Александра поразилась. Что-то происходит, а неизвестная предсказательница, приснившаяся девочке и уже давно покоящаяся в подполе собственного дома, рассказала Алексе о вещах, еще не случившихся, но неизбежных. И если она будет следить за событиями, то, возможно, сможет понять, когда нужно действовать по велению фантома.

А может, все же Саше это мерещится? Ну, нет! Ведь женщина предупредила сначала о змее, а теперь вот о старушках… Два совпадения подряд? Не может быть. Скорее, это правда, и кто бы ни разговаривал с Алексой во сне, этот человек явно знал будущие события лучше их участников.

Мать Нина, очень набожная женщина, как-то длинным зимним вечером рассказывала истории о потусторонних силах, которые объединяются в обширном информационном пространстве Земли, и если их концентрация достигнет максимума в одной точке, то могут и навредить людям. Так, в Осановце был один заброшенный дом, очень неуютный. Когда они с другими детьми играли среди покинутых домов, этот особенно сильно выделялся среди остальных, и дети всегда обходили его стороной. И даже не столько сам вид отпугивал, сколько тяжелая атмосфера. Стоило подойти ближе десяти метров, как ребенка охватывала непонятная тревога, а еще ближе – и вовсе бесконтрольный ужас. А зайти в дом так никто никогда и не решился. Мать говорила, что когда-то там произошло массовое самоубийство, и теперь там царствуют убиенные души, которые никогда не успокоятся, так как дорога к господу им заказана. И в этом месте настолько сильна концентрация потусторонних сил, что информационное поле выплескивается наружу. Поэтому рядом так неуютно чувствует себя человек.

Отец посмеивался да отмахивался от материных страшилок. Он лишь говорил, что уже столько умерло людей в ужасных муках, что информационное пространство должно переполниться обозленными душами, но если б это было так, живым бы не было жизни из-за них. И теперь Саша осознала, что, наверное, мама Нина была частично права. Есть места, где живут души неупокоенных, только вот не все они злые и опасные, а встречаются, например, как эта женщина: готовые помочь живым.

Когда Прохоров, шедший впереди, протиснулся меж поваленных высоких ворот, то совершенно отчетливо охнул. Саша, сгорая от нетерпения, спросила:

– Что там?

– Полный трындец! – бросил отец через плечо. – Если испугаешься, дочь, то вернись назад и подожди меня у стен. Я быстро переговорю с бабульками и вернусь.

– Нет уж! – возмутилась та. – Не хочу я стоять у стены и дожидаться. Я с тобой.

– Тогда старайся не смотреть вокруг. Ничего хорошего там… совсем.

– Ладно, – согласилась Александра и пошла, перешагнув трупы сразу двух мутантов, пронзенных стрелами. И вдруг в ужасе остановилась, когда перед ней открылся внутренний двор монастыря, усыпанный трупами людей, кошаков и псин. А на стене, пришпиленная к ней стрелами, была распята какая-то новая крылатая тварь, неизвестная девочке.

Что за ужас? Что здесь за бойня была? И как их с отцом угораздило не попасть в эту заварушку? Девочка, закаленная охотой, ошарашенно смотрела на кучи трупов, и руки у нее дрожали, а ноги отказывались двигаться.

– Сюда! – отец махал из-за угла. Широкое основание арки заканчивалось, и слева начиналась деревянная лестница, ведущая в надвратную церковь. Туда-то Саша и направилась, перешагивая через трупы людей и зверей. Что же тут случилось? Но оглядываться совсем не хотелось: внутренний двор походил на одно огромное кладбище людей и зверей. Их души, казалось, так и остались в подвешенном состоянии и навеки привязаны к незарытым телам. К тому же, температура воздуха поднялась на несколько градусов, отчего снег, покрывающий трупы, таял, и тела начали разлагаться. Потихоньку воздух наполнялся отвратительным запахом смерти.

Александра поднялась наверх, в надвратную церковь, небольшое помещение которой в отличие от всего остального было чистым, и застыла в удивлении, как и отец. Старушки, видимо, уже потрудились и освободили комнату с узкими оконцами от трупов, каким-то образом занесли сюда стол, уставили его всевозможной едой и спокойно распивали… чай. Конечно, картина несколько отличалась от полотен художников прошлого. Перед одной бабушкой рядом с дымящейся чашкой лежало несколько гранат, а у второй на коленях находился АКСУ, а на плече висел лук с колчаном и стрелами. Зрелище было настолько поразительным, что даже Михаил не знал, с чего начать разговор. И первыми пришлось говорить бабушкам.

– Вера Афанасьевна, – указала женщина с гранатами на соседку с автоматом, а потом на себя: – Зоя Павловна.

И после минутного молчания добавила:

– Ну, что застыли, аки фонарные столбы в поле? Давайте, присаживайтесь. Чаем, что ли, угостим. Да не стесняйтесь вы так. Последний раз живем… по крайней мере, мы. А вам, я так понимаю, позарез нужно отыскать своих детей?

– Ага, – кивнул Прохоров, сел сам и жестом показал дочери, чтобы тоже присела. После добавил: – Хотелось бы поподробней узнать о том уроде, что без спросу детей забирает и убивает их матерей. Есть у меня к нему пара вопросов личного свойства.

– Я подозреваю, – ухмыльнулась бабушка Зоя, с шумом отпивая чай из алюминиевой кружки, – что не у тебя одного скопились к нему вопросы. Правда вот спрашивать некому. Посему тебе и бал править. Ну, давай, Афанасьевна, объясни чистым русским нашему человеку все. И поподробней. Внешность, привычки, цели, мотивацию…

– Итак, слушайте, – тут же приступила вторая бабушка к рассказу, внимательно вглядываясь в глаза Михаила Прохорова.

Начала старушка издалека, с того момента, как пришлый врач сбежал с города с несколькими бунтовщиками, разбив автомобилем ворота, надежно оберегавшие вместе со стенами жителей города от диких животных. И на защиту Юрьева пришлось выйти всем, кроме детей. Когда наступило утро, в живых не осталось никого из оборонявшихся. И тогда пришел он. Рыжий здоровенный мужик, называющий себя святым отцом. Черноморов Василий Степанович – так он им представился. Поделил детей на нормальных и мутантов, а на старушек даже не взглянул. Они ему были без надобности. Потом сказал, что везет детей куда-то в безопасное место, только не уточнил, куда и для каких целей.

– Ну, это мы выясним, – заявил Михаил, стукнув кулаком по столу. – Следы от траков своего бульдозера ему никак не скрыть, да похоже, он не очень-то и собирается. Ведь, как я понял, он нигде не оставляет взрослых, чтобы те не пустились за ним.

– А ты как же? – Зоя Павловна прищурилась и пристально посмотрела на Прохорова.

– А мы на охоте были, – развел тот руками, – когда все случилось, и жены, наверное, заявили ему, что из взрослых больше нет никого. Только так я могу объяснить, что этот Черноморов не дождался нас.

– Наверное, – согласно кивнула Вера Афанасьевна и тяжело вздохнула. – А нас он посчитал слишком старыми для сопротивления. Впрочем, он прав. Мы не способны тащиться куда-то дальше этих стен. И наш конец близок. Вот только подростки, в которых он разглядел мутантов, пустились следом за ним этим утром, и я боюсь, они совсем еще зеленые. Как бы не приключилось чего нехорошего. Сердце за них болит.

– А это… остались у вас еще автомобили? Вы же говорили, что кто-то уехал отсюда.

– Увы, – развела руками бабушка Вера. – Было всего два на все поселение. Один угнали, второй забрали охотники, чтобы догнать беглецов.

– Но у нас еще есть кони! – тут же вставила Зоя Павловна, в ее глазах появился нехороший блеск, а уголки губ полезли вверх в ухмылке.

– С ума сошла, старая? – ахнула баба Вера. – К ним подойти страшно, не то что ехать.

– Ой, да не трынди ты! Как наш конюх-то с ними справлялся? И в походы снаряжал, в телегу запрягал. А они что, не люди? Если глаза у коней зашорены, то справятся. Как пить дать, справятся! И к вечеру уже догонят наших детей, что утром ушли.

– Ой, сомневаюсь, Зой. Сомневаюсь!

– А вы не сомневайтесь! – отец вновь стукнул кулаком по столу. – Чем быстрее мы эту гниду догоним, тем скорее дети будут свободны. Показывайте, где у вас тут лошади! Мы с дочей ничего не боимся!

– А и покажем! – с каким-то вызовом сказала баба Зоя, допивая чай и поднимаясь. – Детям поможете?

– Обязательно! – серьезно ответил Прохоров, и Александра поняла, что на самом деле он клянется. Если уж Михаил с таким грозным видом что-то сказал, то он в лепешку разобьется, но обещание сдержит. И еще девочка смутно подозревала, что дети, которые начали преследовать Черноморова, и есть те, о ком говорил фантом в ее сне: «А в середине пути спасите двух странных детей. Они в западне, чудаку, приютившему их, не верьте! Если ослушаетесь, случится страшное!»

Смеркалось. Где-то вдалеке завыл серый падальщик. Старушки сидели за опустевшим столом, допивая холодный чай. Самовар уже совсем не парил, и не было сил и желания раздувать угли в его поддоне. Тьма постепенно сгущалась, и за пределами Юрьева в руинах собирались с последними силами мутанты, с таким трудом отбитые утром. Они непременно пойдут на штурм, и двум бабушкам нечего будет им противопоставить. Недолго продлится последняя битва. Обе женщины это отчетливо понимали. И обе вспоминали прошедшую не напрасно долгую жизнь. Ведь дожить до шестидесяти и семидесяти в то время, когда даже дети не доживают до десяти, – это уже достижение. А они застали и старые времена, когда мир процветал, и дети не мерли от неизвестных болезней и не рождались с лишними конечностями или рогатыми. Но раз уж последнему пристанищу бабушек, городу с почти девятисотлетней историей пришел конец, то пора белый свет покидать вместе с ним. Все равно здесь они уже все сделали. Детей родили и похоронили, мужей тоже. Осталось встретиться с ними. И где-то там, где ядерной катастрофы никогда не случалось, они вновь найдут друг друга и будут смотреть на мир, не тронутый войной, и обретут, наконец, покой.

– Ну что, Афанасьевна, махнем напоследок? – с хитрым видом спросила Зоя Павловна. Она протянула руку куда-то вниз и достала непочатую бутылку с мутной жидкостью. – Вот, берегла на праздник какой. А чем не праздник – наши похороны?

– А давай, дорогая, – махнула рукой Вера Афанасьевна. – Здоровой один фиг не помрешь!

Вой падальщика раздался ближе. Звери наступали, крались разрушенными улицами, старались незаметно подобраться к стенам, памятуя прошлую ночь, когда немало их сородичей полегло в битве. Кошаки, видимо, тоже собирались атаковать, но они – твари скрытные, лишним мяуканьем себя не выдадут.

Зоя Павловна разлила самогон прямо по чашкам и подвинула одну Вере Афанасьевне.

– Ну, давай, подруга! За нас, что ли? – сказала она, поднимая чашку.

– Нет, Зой! – покачала головой баба Вера, что в темноте было почти не видно. – Давай за Михаила! Пусть у него получится спасти детей! Ведь недаром он явился сюда?

– Наверное, само провидение его к нам послало! – кивнула баба Зоя. – Давай за него! И в последний бой. Звери уже близко.

– Очень близко, – прошептала бабушка Вера и выпила из чашки до дна. – За Михаила и детей!

– За них, родимых!

Кони были что надо: здоровенные, злые. Страшные зубы торчали из пасти, а копыта… таким копытам позавидовал бы любой лютый зверь, и, конечно же, побоялся бы приблизиться к лошади. Она бы просто размазала ими любую тварь, только раз наступив. Хорошо, что животные давно привыкли к запаху людей, иначе Михаил с дочерью ни за что не подошли бы к ним. Почуяв приближение чужих, кони забеспокоились и несколько раз клацнули совсем не конскими зубами у лица Прохорова, но властный голос Зои Павловны привел их в чувство:

– А ну, стоять! И не рыпаться!

– Ишь, разъярились, – потом уже сказала она Михаилу, – это они из-за нападения тварей так разволновались. Благо, конюшни крепкие, до коней не добрались. А то тут такая заваруха была бы…

Прохоровы попрощались с бабушками и после полудня уехали на буйных и своенравных жеребцах. Хорошо, что обзор по бокам животным ограничивали шоры, иначе почуявшие волю кони могли бы сбросить наездников. А так – рванули с места в карьер, словно их силой держали несколько дней в неволе, а внутри бурлил огненный котел, энергию которого некуда было девать. Как сказал Михаил: «Заводятся с пол-оборота. Целых десять лошадиных сил в одной лошади, каналья!»

Отец с дочерью до темноты покрыли гораздо большее расстояние, нежели успели бы пройти пешком. И стали всяко ближе к похитителям своих и чужих детей. Александра с непривычки намертво сжала поводья и расширившимися от страха глазами смотрела, как пролетают мимо деревья, а вдали скользят серые поля и полуразрушенные, испорченные непогодой деревни. Потом девочка немного пообвыкла и не вздрагивала всякий раз, когда конь издавал звук, больше похожий на рык, чем на конское ржание. Километр за километром дорога убегала назад, а впереди нескончаемой лентой, будто второпях брошенной кем-то на холмы, криво извивался все тот же серый асфальт. Казалось, ему не будет конца, если учесть, что страну раньше покрывала целая сеть дорог. Они разветвлялись, разбегались по окраинам, а потом где-то в совершенно невообразимом месте сливались вновь. И если бы не указатели, можно было оказаться в том же месте, откуда выехал.

Михаил же закипал все сильнее. Неадекватные действия этого мудака Черноморова, который почему-то силой забирал детей везде, где проезжал, разжигали в нем праведный гнев и желание расправиться с убийцей жен. Наказать за бессовестное и наглое самоуправство. А еще от коней, что неслись, будто пропитанные адреналином, мужчине передался азарт. Осознание собственной правоты словно расправило давно не раскрывавшиеся крылья, и ощущение внутренней силы возросло в разы. Прохоров все чаще подгонял животное, хотя этого и не требовалось: конь и так скакал во всю силу ног. Когда стало смеркаться, лошади проскочили мимо таблички «Елизарово». Еще пара минут – и проехали бы село, так и не остановившись.

Но только Прохоровы поравнялись с огромными силуэтами церквей, как Михаилу словно двинули по голове сковородкой. Показалось, что раздался звон, и голову пронзила странная боль, а вслед ей чей-то голос явственно произнес:

– Помогите!

Мужчина тут же осадил коня, которому пришлось нелегко: влажная, скользкая поверхность асфальта не дала ему быстро остановиться. Следом встала и Александра, которая тут же спросила:

– Ты тоже это слышал?

– Так же отчетливо, как и тебя, – кивнул отец. Фонарик, закрепленный на погоне куртки, светил в том направлении, куда отец поворачивал коня. И он-то и высветил высокую дверь храма с облезлой от краски поверхностью. – Только где нужна помощь? Нам не указали направления.

– Начнем с церкви?

– Имеет смысл. Это самое близкое к дороге строение. Да и строили раньше на совесть – хрен сломаешь эти стены. Если уж где и ютиться, то вместо хилой избы стоит выбрать храм.

Михаил спрыгнул с коня и пошел к двери, на ходу снимая автомат Калашникова с плеча.

– Дочь, давай со мной и ружье сними. Пригодится.

Сашка спрыгнула с коня и пристроилась за отцом, приложив приклад охотничьего ружья к плечу. Если что, дробь разнесет человеку пол-лица. Девочка слишком хорошо помнила испуганное лицо Потемкина, когда наставила на него дробовик. Отец знаком показал, чтобы Алекса встала слева от двери, а сам выключил фонарик и заглянул в дверную щель. И с удивлением обнаружил слабый источник света где-то в недрах церкви. Значит, помощь требуется именно здесь.

– Па, это те дети из города, – почему-то прошептала Саша. Неизвестно, откуда, но знала она это совершенно точно. Тот зов о помощи, что прозвучал в их головах, показался ей мальчишеским. – Они попали в беду. Мы должны…

Прохоров махнул рукой, призывая дочь к молчанию, а потом указал ей на дверные петли.

– Сюда и сюда, – прошептал он. – Наше преимущество – во внезапности.

Александра выстрелила, потом, переместив ствол вниз – еще раз. Затем сразу отошла, перезаряжая ружье. В дело вступил отец. Он размашистым движением ноги стукнул по двери, и та, уже почти ничем не закрепленная, рухнула внутрь здания.

Михаил с автоматом наизготовку пошел вперед, а Саша – следом. Они продвигались медленно, частенько останавливаясь и осматривая наиболее подозрительные темные места и углы, из которых могли напасть. Но пока никто на это не отваживался. Так они дошли и до освещенного пространства в конце помещения, где раньше стоял алтарь, но сейчас все было завалено каким-то старым хламом, по большему счету бесполезным. Сетки, ящики, различные орудия труда, мотоцикл без движка и многое другое. Посреди освещенного пространства на раскладушке лежала связанная девушка и испуганно хлопала глазами.

– Дочь, развяжи ее, – сказал Михаил и встал на страже, осматриваясь и водя автоматом по сторонам. Там, дальше, за нагромождением бесполезного хлама, что-то проглядывалось. Что-то похожее на деревянный люк, из-под которого шел слабый свет.

– Этот урод, – задыхаясь, заговорила девушка, как только Саша вынула ей кляп. – Этот урод обманул нас. Опоил какой-то сонной отравой. А когда я очнулась, он… он хотел… А Кольку вообще дел куда-то…

– Куда? – тут же спросил Михаил. – Ты знаешь?

– Нет. Нет. Я очнулась, уже связанная, а Ростова рядом нет. Он его куда-то утащил. Может, в соседнюю церковь?

– В соседнюю? – заинтересовался мужчина.

– Ну да, – принялась объяснять Варя, – тут рядом еще много старее церковь есть. Только вот… Снаружи все заколочено.

– А куда он делся? И вообще, он один?

– Один, один, – подтвердила девушка, потирая затекшие запястья. – Он так испугался, когда вы пришли, что подскочил, как кузнечик. И сиганул прямо туда, – Варя указала на угол, где Михаилу почудился люк. – Да. Точно.

– Сиди здесь. Жди, – сказал Прохоров, и Варя закивала. – А мы с дочерью поищем твоего «друга». Если что, не бойся. Мы с Верой Афанасьевной разговаривали. И с Зоей Павловной. Мы в курсе ваших проблем, поможем. Дождешься?

– А… ага, – только и вымолвила Варя, услышав знакомые имена из уст чужого человека.

А Михаил уже поднимал деревянную крышку люка, ведущего в слабо освещенный земляной туннель. Мужчине пришлось пригнуться, чтобы поместиться в нем. Лампы на основе жира висели через каждые десять метров, позволяя увидеть, если что, врага. Но впереди никого не было. И мужчина на четвереньках резво засеменил вперед. Следом спустилась и Алекса, стараясь не отставать от отца.

Проход заканчивался очередной деревянной крышкой. Откинув ее, Михаил, прежде чем выйти, посветил фонарем – а то вдруг кто-то поджидает и, выбрав удобный момент, нападет. Потом мужчина резко поднялся с автоматом наготове и постарался осмотреть прилегающее пространство, чтобы выявить врага раньше, чем тот нанесет удар.

Никого здесь не оказалось, только впереди висели две освежеванные туши каких-то животных, а в помещении стоял удушливый запах гниения. Мужчина с трудом подавил рвотный спазм. Вылез, прошел чуть вперед, и только после этого дал знак Александре выбираться.

– Ну тут и вонь, – первым делом прошептала девочка.

– Т-с-с, – прошипел отец. – Этот мужик еще где-то здесь. Внимательно гляди по сторонам. Если он свежует туши, то у него, как минимум, есть нож. А в темноте это опасно. Пошли.

И дочь с отцом медленно двинулись мимо свисавших с крюков туш. Вокруг клубились тучи мух и так и норовили укусить. Чуть дальше в полу виднелся квадрат неяркого света. Очередной лаз? Или что? Михаил осветил пространство вокруг люка. Только слегка раскачивающиеся туши – и ничего больше. Но все равно вокруг оставалось слишком много темных углов, где мог затаиться враг. Хотя, скорее, он сиганул вниз, чтобы вновь сбежать. Мужчина осторожно заглянул в люк и чертыхнулся.

– Держи, – протянул он Саше фонарик. Там, внизу, в земляной яме, прислонившись спиной к глиняной стене, сидел мальчишка, вроде бы без сознания. А сбоку из закрытого решеткой прохода рвалась к нему разъяренная черная кошка. Глина обваливалась, и решетка грозила рухнуть в любую минуту.

В это время Михаил краешком глаза уловил движение, но не успел повернуться к метнувшейся к нему из темноты тени. Последовал мощный удар в бок – незнакомец атаковал с разбега, отчего левая рука отозвалась болью. А потом – свободный полет и жесткий удар о глиняное дно ямы, куда Прохоров свалился. Несколько секунд Михаил не мог дышать – так сильно он ударился, а темнота застила глаза, из которых тут же непроизвольно брызнули слезы. Где-то в грудной клетке хрустнуло. Черт! Неужели сломал ребро? Но сейчас думать надо не об этом! Сверху остались сумасшедший и Сашка! Надо подниматься, выбираться из этой провонявшей канавы и выручать дочку, но… Не успел мужчина встать, как решетка рухнула, и кошка бросилась на Прохорова, стоящего на корточках. Тот еле успел выхватить нож, так как до АКСУ было не дотянуться: при падении он отлетел к дальней стене.

Кошак тут же почувствовал опасность, исходившую от поблескивающего в свете склянок лезвия, и прыгнул на руку, нанося удары мощными когтистыми лапами. Михаил выронил нож, и он, закрутившись, отлетел к стене. Времени подбирать его не было. Мужчина отпрянул и упал на спину, когда кошак прыгнул. Зверь промахнулся, но, тут же развернувшись, вновь кинулся на Прохорова. Тот выставил вверх руки, чтобы сдержать большую кошку, но кто ж с голыми руками устоит против зверя, у которого реакция в три раза быстрее человеческой, а когти острые и большие… И все-таки зверь не убил Михаила. На руки мужику упало еле трепыхающееся тело. Вскоре жизнь окончательно покинула хищника. Прохоров отбросил мертвого зверя в сторону и с удивлением обнаружил свой нож в спине кошки. Потом воззрился на своего спасителя, еле стоящего на коленях рядом.

– Как тебя зовут, о чудо? – спросил Михаил.

– Коля, – только и выдавил паренек, ровесник его дочери.

– Это ты звал нас с дочкой?

– Ага! Спасибо!

– С дочкой… – повторил Прохоров, а потом ахнул. – Черт! Она же наверху, с этим отморозком!

Меж тем, незнакомец, оттолкнув Михаила, бросился с длинным ножом на Сашу.

«Кланц!» – нож высек искры из закаленного ствола дробовика и врезался в висящую рядом тушу, которую тут же разрезал чуть ли не наполовину. Изнутри сочными сосисками посыпались белесые черви.

«Б-б-а-б-б-а-х», – выстрел охотничьего ружья разнесся громом по пустому, если не считать туш, помещению церкви. Промазала! Заряд угодил куда-то в дальнюю стену.

«Кланц! Кланц!» – противник вновь попытался достать девочку, но ствол дробовика работал как шпага, лишь изредка отклоняясь в сторону из-за сильных ударов неизвестного.

«Б-б-а-б-б-а-х!» – второй выстрел разнес тушу совсем рядом с лицом незнакомца. Тот зарычал и сделал резкий рывок вперед. От неожиданности Александра споткнулась и завалилась на спину, а уродец оседлал девочку и сверху вниз нанес сокрушительный удар ножом, но новое «Кланц!» удивило мужика. И вновь ствол дробовика не подвел Сашу. Она, ухватив его двумя руками, выставила оружие вперед, как обычную палку, и это спасло ей жизнь.

Незнакомец снова занес нож для удара, но тут откуда-то из темноты затрещал «калаш», пули разрывали мясо, известка осыпалась с потолка. Уродец резко пригнулся, потом скатился с Алексы во тьму и исчез. Сашка дрожала. Она попыталась сесть, но вновь упала на холодный пол. В тот же миг к ней подсела девушка, которую они с отцом освободили. Она показала ствол и, выдохнув, сказала:

– Вот, нашла Колькин автомат, который этот урод забрал, пока мы спали.

– А ты всегда мимо стреляешь? – спросила раздраженная Александра. Она никак не могла собраться с мыслями и осознать, что только что была на грани смерти.

– Всегда пожалуйста, – обиделась девушка, спасшая ей жизнь.

– Дочь! – заорал из ямы отец. – Эй, мудак, я тебя на собственных мудях подвешу!

– Отец, все нормально! – крикнула Сашка в ответ. – Со мной все в порядке.

– Слава богу! – донеслось из открытого люка. – Скинь мне скорей какую-нибудь палку или лестницу! Надо уходить отсюда!

– Найди чего-нибудь, – прошептала Александра своей избавительнице и стала заряжать охотничье ружье. – Я пока присмотрю за уродом.

– Конечно! – девушка была настолько рада чудесному спасению, что испытывала огромную благодарность к людям, пришедшим им на помощь. Она оставила «калаш» рядом с Сашкой и пошла разыскивать что-нибудь, смахивающее на веревку или лестницу.

– О! – наконец, донесся из темноты ее голос, а потом загремела цепь. – Ох! Ну и тяжеленная! – Вздыхая и охая, девушка тащила ее к яме, пока с громким лязгом цепь не полетела вниз.

Михаил первым выбрался из ямы и помог парнишке, втащив того за шкирку. После присел рядом с дочерью.

– Ну, как ты? Все в порядке? – девочка кивнула. Мужчина обратил внимание на спасенных детей. – А вы? Вроде целы?

– Благодаря вам, – кивнул чумазый и потный паренек. Видимо, ему пришлось несладко.

– Спасибо! – шмыгнула носом девушка. – Меня зовут…

– Все благодарности и знакомства потом! – отрезал Прохоров. – Надо убираться отсюда!

Дети закивали, соглашаясь. Михаил поднял свой автомат, подошел к одной из склянок с жиром и горящим фитилем и сбил ее на землю. Она лопнула, и по полу церкви растеклось горящее пятно. Потом мужчина пошел к следующей склянке.

– Вы помогать мне будете? – бросил Прохоров через плечо подросткам, взиравшим на него с удивлением. И дети с энтузиазмом стали сбивать огнеопасные склянки.

Потом с холма Михаил с детьми наблюдал, как зажглись двумя огненными факелами церкви. И вдруг где-то далеко в поле вспыхнули огромные амбары: огонь туннелями, прорытыми незнакомцем, добрался до его владений. В поле разгорался небывалых размеров пожар. Прохорову подумалось – странно, но в последнее время страдали, в основном, церкви и монастыри. К чему бы это? А дети радовались огромному пожару, словно фейерверку. Но Михаил не был уверен, что вместе с церквями они уничтожили и безумного монстра, ведь он мог выбраться и из ангаров. Ну и черт с ним! Убить не убили, но жизнь этой твари явно подпортили. Будет знать, как на честных путников нападать!

– Все, ребята! Поехали отсюда, заночуем в следующей деревне. Такой пожар привлечет много тварей, как минимум, заинтересует. Хорошо бы и этого… слопали.

Мужчина развернул своего коня и «пришпорил», за спиной его теперь сидела Александра, крепко вцепившись в отца. А на втором коне уместились Коля с Варей, их новые спутники.