Лег в пять, встал в двенадцать часов дня, вроде как выспался, но все равно чувствовал себя

как выжатый лимон. Что и неудивительно, с такими-то раскладами. Сомневаюсь, что на счетах

лежат пара десятков червонцев, там миллионы, а на такие суммы претенденты всегда найдутся. И вряд ли будут вести себя благородно в живой очереди. А меня, по сути левого персонажа, сожрут и не подавятся. Возникает законный вопрос: а на хрен мне это надо?

— Отдать ключ с номерами этой курице и забыть все, как страшный сон? — вырвалось у меня вслух. — Один черт не прокатит, потому что, судя по всему, обо мне уже знают, и так легко спрыгнуть не получится. Ладно, в любом случае придется встречаться с княгиней. Вот не верю я, что она работает сама на себя. А пока займусь насущными проблемами.

После пары чашек крепчайшего кофе, ледяного душа и плотного завтрака самочувствие немного улучшилось. Времени до встречи с французом еще хватало, и я решил сходить к сапожнику, проживавшему неподалеку от пансиона. По словам тетушки Афины, дед Сандро, кстати, по национальности лаз, как знаменитый Дата Туташхия, шил сапоги и чувяки чуть ли не самому султану Мехмеду, и лучшего мастера в Константинополе еще надо было поискать. Ну, если самому султану, думаю, с кобурами для пистолетов справится.

Сопроводить меня к мастеру взялась Ясмина. Девушка ради такого дела принарядилась в национальный женский греческий костюм, украсила себя множеством ожерелий из монет и смотрелась куда лучше, чем расфуфыренные светские красотки со вчерашней вечеринки. И вообще, чудо как хороша девка. С такой осанкой и величавой поступью ее любой современный модельер с руками бы оторвал. Кстати... а почему бы и нет? Приодеть деву, маленько вышколить и можно брать с собой, для начала хотя бы прогуляться по городу. Гм... а неплохая мысль. Какое-никакое, а развлечение.

— Пойдешь со мной на прогулку по городу?

Ясмина вопросительно повела бровью.

— Н-да... увы, греческого не знаю... — на всякий случай я повторил вопрос на всех известных мне языках.

Гречанка кивнула и совершенно неожиданно для меня ответила на вполне понятном французском:

— Могу пойти с тобой.

— Вот те раз... — я слегка обалдел. — Откуда знаешь язык?

— Работала нянькой в семье у французского торгового представителя, — спокойно ответила девушка. — Хорошо не знаю, но немного выучила.

— А почему раньше на нем не разговаривала? — я передразнил ее. — Только «не» да «охи». Хитрая ты. На губах Ясмины заплясала лукавая улыбка:

— А зачем тебе все сразу знать?

— Я не люблю загадок.

— Я люблю, — отрезала девушка и показала на забор из дикого камня, за которым в окружении оливковых деревьев виднелся солидный дом. — Вот, здесь живет он. Я сейчас позову его...

Честно говоря, я опасался проблем с языковой коммуникацией и даже нарисовал чертежи, но дед Сандро, низенький суровый старикан с вислыми как у запорожца усами, изборожденным морщинами лицом и неожиданно молодыми озорными глазами оказался куда как понятлив. Он тщательно обмерил пистолеты, глянул в чертежи, задал пару наводящих вопросов через Ясмину, показал мне образцы кожи, а потом заявил, что готовую работу завтра к вечеру можно будет забрать. Заломив при этом несусветную цену, эквивалентную двум фунтам стерлингов. Правда, после ожесточенного торга скостил ее до одного. Но тут ничего не поделаешь, без толковых кобур, особенно в свете последних событий, мне не обойтись.

На обратном пути Ясмина еще раз удивила меня.

— Я люблю... — она слегка запнулась, подбирая слова. — Стрелять... Да, стрелять. У меня дома тоже есть оружие. Большое ружье. Только совсем старое. Вот так заряжать надо... — девушка изобразила руками, как засыпает порох в ствол и уплотняет шомполом заряд. После чего вдруг очень смутилась и даже прикрыла лицо кончиком платка.

— Все правильно показала, нечего стесняться, — подбодрил я ее. — Хочешь, я выберу время и пойдем куда-нибудь постреляем?

— Хочу! — очень быстро согласилась гречанка. — Сегодня? Я знаю хорошее место. Никто не услышит.

— Сегодня? — я щелкнул крышкой часов. — Ну не знаю... Если вернусь пораньше, вечером можно будет пойти.

— Буду ждать, — пообещала девушка и до самого пансиона не проронила ни словечка. А я поймал себя на мысли, что очень хочу разобраться с Эмилем как можно раньше, чтобы все-таки успеть прогуляться с Ясминой. Вот пришлась к душе девка, и все тут.

Синицын забрал меня в два часа дня и высадил недалеко от площади Таксим. Остальной путь я собрался проделать пешком. Да, погулять, черт возьми. В прошлой жизни не удосужился в Стамбуле побывать, так в этой наверстаю. И конечно же проверить, не болтается ли за мной «хвост». Ну ладно, куда тут нам? Ага, туда...

Я сориентировался, так и не заметил страхующего меня Пуговкина, и не спеша двинулся по улице Кеддей Кебир, что в переводе с турецкого означает Главный Проспект.

Константинополь — невообразимо колоритный город, тут есть на что поглазеть, но голова у меня была занята исключительно предстоящей встречей. Вроде все просто, француз плотно сидит на крючке, но одновременно с этим может возникнуть множество осложнений. Несмотря на то что парень не от мира сего, у него все-таки присутствуют личные принципы. А ну как упрется рогом, мол: не буду в агенты записываться, лучше стреляться и все тут. На таких, как он, особо не надавишь. Верней, надавить-то можно, вот только результат может быть прямо обратным. Но посмотрим по обстоятельствам, хорошая импровизация была всегда моим коньком. Охо-хо... тяжел хлеб разведчика... Но знаете, в этом что-то есть. В чем-то это занятие нравится мне. Несмотря на то что понятиями нравится — не нравится я всегда руководствуюсь в последнюю очередь. И есть еще один момент. Раньше, еще в прежней своей жизни, мне было как-то плевать на возню красных и белых. У меня есть личные причины недолюбливать как первых, так и вторых, но вот как-то неожиданно в последнее время я начал испытывать совершенно необъяснимую дурацкую симпатию к Белому движению. Не иначе какие-то убеждения фон Нотбека все-таки передались вместе с его тушкой. Идиотизм, да и только. Но ничего, думаю, сию слабость мы успешно преодолеем.

Под предлогом поглазеть на витрину антикварной лавки я остановился и незаметно проверился. Ну... вроде как «хвоста» нет. Правда, в такой толпе выявить слежку архисложно. Черт, а где вахмистр? Синицын говорил, что он уже на месте. Ага, а вот и он. Изображает слегка подпившего персонажа. И достоверно изображает, черт побери. Старая школа. Хотя да, Пуговкину в этом плане что-либо изображать особо не надо. Он всегда под легким хмельком.

Идем дальше. Вот же черт, чуть ли не строевым вышагиваю. Рука так и тянется шашку придержать. Надо бы изжить, а то бывшего офицера во мне куда как легко опознать. А это что?

Я неожиданно обратил внимание на довольно колоритную парочку: очень солидного, упитанного мужичка в черном европейском костюме-тройке и молодую стройную женщину в глухом платье-фирадже и чадре, все-таки открывавшей часть миловидного личика. Судя по всему, это была жена этого турецкого господина.

Дама как вкопанная застыла перед витриной, не отрывая глаз от расположенных на ней манекенов в европейских шикарных женских нарядах по последней моде. Мужик что-то ей вполголоса выговаривал и пытался увести за собой, но жена раздраженно отбрасывала его руку и не обращала на мужа никакого внимания. Турок покраснел лицом, пыхтел как паровоз, но ничего сделать не мог. Закончилось все тем, что дама все-таки скрылась за дверями салона, а мужик, приглушенно бурча, покорно поплелся за ней.

«Да, братец, мода страшная сила, — про себя хохотнул я. — Подожди еще чуток. Вот придет к власти Кемаль-паша, так он вообще запретит чадру носить. Где-то лет так через пять, если не ошибаюсь. Прогресс, етить его в душу... »

К кафе я добрался без приключений, то есть вроде как без «хвоста». Немного постоял около входа, потом шагнул внутрь. Втянул в себя волшебные запахи свежей выпечки, опознал за дальним столиком Эмиля и наконец соизволил обратить внимание на метрдотеля, почтительно застывшего рядом со мной. И после короткого диалога с ним направился к бухгалтеру.

— Рад видеть вас, Эмиль.

— А тоже рад, месье Корф, — лейтенант на удивление был спокоен, но при этом трагически печален. — Честно говоря, я не до конца верил, что вы придете.

— Отчего же? — я отвлекся, заказал официанту шоколадные трюфели с кофе-мокко и строго посмотрел в глаза Эмилю. — Не стоит меня оскорблять недоверием, месье де Лувиньяк.

— Простите меня, месье Корф, — лейтенант ничуть не смутился. — У меня нет причин вам не доверять, но, увы, по складу ума я математик. А математическая вероятность благополучного разрешения моей ситуации ничтожно мала. К тому же я изыскал всего две причины, по которым вы мне можете помочь.

— И каковы же эти причины?

— Первая — вы, Георг, неисправимый альтруист, что сейчас встречается очень редко, — печально доложил француз. — И вторая, как по мне, наиболее вероятная. Вы руководствуетесь совершенно иными причинами, увы, совершенно не бескорыстными. А так как с меня особо нечего взять, что вы не можете не знать, ваш интерес лежит в области моей служебной деятельности. И знаете, что... — Эмиль ненадолго замолчал, подбирая слова. — Знаете, я бы предпочел, чтобы вы руководствовались именно второй причиной, месье Корф.

Честно сказать, я немного насторожился. Вот хрен его знает, что творится у него в башке. Тут хитрые комбинации разрабатываешь, чтобы склонить пациента к сотрудничеству, а он сам на вербовку напрашивается. И вполне при этом искренен, я в таком почти не ошибаюсь.

— И почему же?

— Так проще, — слегка нервно бросил Эмиль. — Отдать вам долг в обозримом будущем все равно не получится, что для меня совершенно неприемлемо. А во втором случае я этот долг как-нибудь смогу отработать. Так чем вы руководствуетесь, месье Корф?

— Держите уже... — вместо ответа я передал ему под столиком пакет с деньгами. — Смелее, смелее, я не буду заставлять вас продавать душу. Кстати, как идут дела с мадемуазель Аглаей? Как по мне, вам удалось произвести на нее впечатление.

Эмиль вспыхнул, потупился и через паузу выдавил из себя:

— Я ее люблю, месье Корф.

— Рад за вас, Эмиль. А как насчет ее чувств по отношению к вам?

— Мне показалось, что я ей тоже небезразличен.

— А вы не спешите?

— Нет! — решительно заявил лейтенант. — К тому же мадемуазель Аглая является одной из причин, по которой я хотел бы с вами сотрудничать.

— Объяснитесь.

— Мне надо много денег для того, чтобы увезти ее отсюда, — нехотя буркнул Эмиль. — И вы должны помочь мне с этим.

— Я? Должен? И каким же образом? Дать еще? Сколько?

— Вы меня неправильно поняли... — смутился де Лувиньяк. — Но сначала ответьте: в чем ваш интерес помогать мне?

— Это некая смесь альтруизма и трезвого расчета, — очень неопределенно намекнул я. — Не буду отрицать, корысть тоже присутствует.

— Вот и хорошо... — облегченно выдохнул француз. — Так слушайте. Вот прямо сейчас я попробую рассчитаться с вами. Я уже говорил, что взял деньги из средств Второго бюро. Так вот. Они предназначаются некому Саиду Шамилю, внуку какого-то вождя, в свое время боровшегося с Россией. Сто тысяч рублей в золотых червонцах наличными, для организации восстания против большевиков на Кавказе.

Вот на этом моменте я насторожился. Даже не знаю, что сказать. Нет, как раз паренька понять можно. Де Лувиньяк вполне резонно просчитал, что во мне благотворительностью и не пахнет, а значит, надо исходить из противоположного — месье Корф — шпион. И особой альтернативы тут нет: либо бодро маршировать на каторгу в Кайен, либо стреляться, либо брать деньги у меня, что отсрочит первые два варианта или вообще исключит их. Так к чему тогда разводить экивоки и корчить из себя несгибаемого оловянного солдатика, если можно продаться как можно дороже. И заодно сорвать куш. Ведь на тот свет и в тюрягу очень не хочется. И ничего тут особенного нет, обычный здоровый цинизм. Опять же, любовь где-то рядом ходит. А она порой заставляет совершать вещи еще безумнее. Но меня настораживает совершенно другой момент. А не подстава ли это, от того же Второго бюро? Причем с одинаковой вероятностью могут ловить как меня, так и любого другого шпиона. Используя лейтенантика в роли эдакого живца. Может быть даже втемную. Надо бы поостеречься.

— Зачем вы мне это говорите? — небрежно поинтересовался я.

— Потому что понимаю, вам это должно быть интересно, — невозмутимо заметил лейтенант.

— Увы, я вас разочарую. Я не имею никакого отношения к большевикам.

— Но... — француз откровенно растерялся. — Я думал...

— Вы меня удивляете, Эмиль. Едва вылезли из одной беды, как лезете во вторую, — по-отечески пожурил я его. — Но, так уж и быть, выслушаю вас. Может, и помогу советом, к примеру. Ну что там?

— Есть возможность эти деньги перехватить, — пристыженно прошептал лейтенант. — Но я сам не смогу, нужна будет помощь. Готов предложить шестьдесят процентов.

— Каким образом перехватить? — я проигнорировал последнюю фразу Эмиля.

— Все достаточно просто... — уверенно и четко ответил лейтенант. — Послезавтра к полдню я поеду забирать золото в банк, для того чтобы потом передать его офицерам из Второго бюро. С собой для охраны я обычно беру двух солдат при сержанте из комендатуры. Но с этим постоянно проблемы, потому что капитан Бланкар отказывается выделять своих людей. Я уже даже жаловался вышестоящему начальству, но это мало помогает. Капитан, из вредности своего характера, все равно упирается как осел. Видите ли, он ненавидит штабных крыс, перебирающих бумажки, вместо того чтобы нормальным образом нести службу. Мерзкий тип, одним словом. А я, между прочим, участвовал в боях на Сомме...

— Не отвлекайтесь Эмиль.

— Да-да, месье Корф... — закивал лейтенант. — В общем, уже были случаи, когда я ездил в банк без охраны. И в этот раз можно устроить так, что Бланкар мне никого не даст. Для этого мне будет достаточно слегка с ним поскандалить. То есть за деньгами мне опять придется поехать только с водителем. Он вооружен, конечно, но ничего собой не представляет как боец.

— И что вы предлагаете? — я старательно отдавал инициативу лейтенанту.

— Очень простой план, — де Лувиньяк понизил голос. — Фактически мы останемся беззащитными перед разбойниками, буде таковые решат ограбить машину. Естественно, я буду сопротивляться, как лев, возможно даже получу несколько легких ранений, но воспрепятствовать злоумышленникам не смогу. Все устроится, как надо. Капитана Бланкара разжалуют к чертовой матери, люди из Второго бюро останутся с носом, а я получу дисциплинарное взыскание, но не

более того. И самое главное: о том, что я езжу в банк за деньгами по пятницам, знает едва ли не весь французский оккупационный контингент. То есть искать источник утечки информации фактически бесполезно. Ну как вам?

— Даже не знаю, что вам сказать... — я сделал вид, что нахожусь в шоке от откровений Эмиля. А на самом деле уже про себя просчитывал вероятность провокации Второго бюро в этом деле. И постепенно приходил к выводу, что эта вероятность достаточно мала. Почему? Да потому что смысла никакого нет городить такие сложности. Для чего? Зачем? Взять шпионов на горячем? Глупо, очень глупо. Им должно быть ясно, что во время операции может пострадать сам де Лувиньяк. К тому же попробуй просчитай, где на маршруте вероятные злоумышленники будут брать машину. И какими силами. Словом, вероятность подставы равна нулю. А это значит, что... гм... гоп-стоп не мой стиль, но не скажу, что я категорически отрицаю такой способ отъема ценностей. Порой ничего лучшего выдумать просто невозможно. Но тут появляется другая сложность. Сам я такую операцию не осилю, а для того, чтобы привлечь моих архаровцев, потребуется придумать достойную легенду. Все же, как ни крути, французы союзники, а деньги предназначаются для ослабления красных. То есть экспроприация косвенно наносит ущерб Белому движению. И что же им сказать? Деньги предназначаются для большевиков? Глупо, не поверят. Тогда что? Хотя... а почему бы не сказать правду...

— Месье Корф, — продолжал разглагольствовать Эмиль, — уж извините меня, ну не верю я в то, что вы не представляете интересы большевицкой разведки. Как там мне говорил Франц? ЧВК? Или ВЧК?.. Увы, не помню. Но и неважно. Иначе вам не было бы никакого смысла выручать меня. И знаете, я вполне симпатизирую русским революционерам, потому что революционный дух в крови у каждого француза...

— А вы не боитесь, что я вас сдам с потрохами Второму бюро? — пристально заглянув ему в глаза, поинтересовался я у него. На самом деле я уже почти все решил, просто захотелось проверить на подлинность его эмоции. На таком люди обычно и прокалываются.

Но никакой фальши так и не заметил. Эмиль смертельно побледнел, закусил губу и даже потянулся рукой к кобуре. Пришлось успокаивать. М-да... получается, либо он гениальный актер, либо... А почему бы и нет. Пожалуй, рискнуть можно.

— Эмиль, не стоит ломать голову над тем, к какой разведке я принадлежу. Все равно не угадаете. Да и не к чему это вам. Что могу сказать... Я подумаю. А пока давайте пройдемся по деталям. Точное время, маршрут и так далее...

Я опасался, что меня задержат сразу после окончания разговора с де Лувиньяком. И даже слегка удивился, что этого не произошло. Слежки тоже не оказалось, что и подтвердил Пуговкин.

Домой добирался пешком, по пути заскочив на пароход к Шмуклеровичу, для того чтобы хорошенько расспросить его о княгине. Нет, конечно же, сразу после случившегося я уже допрашивал его, но, как мне кажется, старый еврей кое в чем приврал. Или не сказал всей правды.

И как очень скоро выяснилось, я не ошибся. Оказывается, эту женщину судовладельцу фактически навязали, без всякой оплаты, в командно-приказном порядке. Причем люди, которым Шмуклерович отказать не мог — это были весьма уважаемые члены еврейской общины города.

— Если они захотят... — со вздохом развел руками Израиль Львович. — Меня не пустят в Одессе ни в один приличный еврейский дом. Да что там, в синагогу тоже не пустят. А оно мне надо? Вот и взял.

— А как они узнали, что вы уходите в Константинополь?

— Так я сам сказал. Понимаете, думал, коммерцию какую провернуть. А что, эта барышня опять вам делает проблемы? Вот же... А еще грузинская княгиня...

— Пфе... — презрительно фыркнула Циля Абрамовна. — Ладно, Георгию Владимировичу простительно, но ты, ты-то совсем слепой, что ли? Она такая же княжна, как я прынцесса. И грузинка тоже липовая.

— А кто, Циля Абрамовна? — поинтересовался я у супруги судовладельца.

— Еврейка конечно! — всплеснула руками Циля Абрамовна. — Но хорошо разбавленная другой кровью. А матушка у нее точно была из наших. Эх, мужчины, мужчины...

В общем, все немного прояснилось и одновременно еще больше запуталось. В самом деле, кого могут поддерживать уважаемые еврейские господа? Ответ очевиден, правда, очень расплывчат. Конечно же они поддерживают того, кого на данный момент им это выгодно делать. А вот кого, увы, не знаю. А то, что Кетеван еврейка, вообще ни о чем не говорит. Кроме того, что княжна она липовая. Скорее всего.

Зато, как ни удивительно, на «Димитрии» я нашел подтверждение тому, что операция Второго бюро, по переправке внука Шамиля на Кавказ, совсем не выдумка. Как оказалось, под это дело подрядили пароход Шмуклеровича. И даже уже загрузили на него кое-что из грузов; в частности, мануфактуру. Нет, конечно же Израиль Львович точно не знал, кого повезет в Батум — это я уже сам сопоставил некоторые известные мне факты, полученные от Эмиля и Шмуклеровича. Ну что же, доброго пути. Вот только совсем не уверен, что рейс состоится. Во всяком случае, я очень постараюсь, чтобы так случилось.