Мария и Коротышка

Мария была собранна и деловита. Сменила платье на более привычные и практичные брюки и теплый темно-синий свитер с изображением кота. Редкие волосы, собранные в пучок, растрепались, выбились из прически и напоминали хохолок. Мария была похожа на нелепого попугая, которого кто-то ради шутки облил водой. Она втащила в дом костыли.

— Вот, я нашла в аптеке, но я не знаю, подойдут ли тебе? — заволновалась девушка. Аптекарь отдал ей единственные имеющиеся в наличии костыли по старой дружбе, она наврала, что они нужны Карлу. Начальник ее, конечно, убьет, когда узнает, но к тому времени она будет уже далеко.

— Помоги мне встать, — попросил Коротышка.

Мария, с трудом сдерживая дрожь, подошла к самому красивому преступнику мира. Ей до сих пор казалось, что она спит. Наверное, только когда она окажется с ним на сказочном острове, она поверит, что все происходящее реально. Конечно, девушка бросила купальник в дорожную сумку. На всякий случай. Но сомнения все же душили ее и вызывали дрожь в руках и ногах.

Она помогла Коротышке подняться, ловко подставив костыли. Он оперся на них, сделал пару шагов по комнате. Ежедневные тренировки в тюрьме имели свое преимущество. С костылями передвигаться было намного удобнее, хоть и на одной ноге. Легкое головокружение и слабость, но это пройдет на свежем воздухе.

— Я готов. — Он кивнул Марии. — Идем.

— Вот так просто? — удивилась та.

— А чего ждать? Дай мне мой рюкзак, я надену его на плечи и, пойдем.

— А Эльза?

— Что — Эльза? Пускай она тебя не тревожит. Пошли.

Мария помогла Коротышке надеть рюкзак на плечи, заботливо его поправив. Тот привлек к себе девушку и поцеловал. Она покраснела, попытавшись мягко возразить.

— Потом. Все потом.

Коротышка кивнул и вышел, не оглядываясь. Мария последовала за ним. Несколько секунд спустя они растворились в лесной чаще. Были люди — и буквально за секунду их не стало, словно превратились в призраков.

Эльза сидела не шелохнувшись и совершенно не чувствуя слез, катившихся по щекам, как первые тонкие струи, готовящиеся пробить мощную плотину. Альберт писал. Оба молчали. Девушка окаменела, а художник был в полном восторге. Мадонна. Да, это Мадонна.

Оглушающее тиканье часов в гостиной казалось здесь, в подвале, детонатором бомбы.

Эльза пришла в себя спустя четыре часа.

— Который час?

— Понятия не имею. Но света нет, наверное, уже поздний вечер. Ты меня развяжешь?

— Мне нужно еще четыре дня, а потом я уйду, — тихо пояснила девушка.

— Четыре? Почему?

— Просто четыре.

Эльза встала и направилась к выходу.

— Как тебя зовут? — окликнул ее Альберт. — Ты ведь так и не представилась.

— Эльза.

— Это твое настоящее имя?

— Это неважно.

— Хорошо, пусть будет Эльза. Послушай, Эльза, у меня есть к тебе предложение.

Девушка с трудом понимала, что он говорил. В голове взрывались вулканы и гейзеры. Казалось, что она стоит на краю огромного ледника в Исландии, и сейчас вечный лед начнет смертоносный ход, погребя ее под тоннами сошедшей лавины. Ее била дрожь. Необходимо было выпить снотворное и поспать. Так будет проще пережить происходящее, а пережить в этой жизни можно абсолютно все. Степень трагедии измеряется отрезком времени, которое уходит на ее забвение. У нее, пожалуй, уйдет вся жизнь.

— Предложение? — тупо переспросила она.

— Да. Ты меня сейчас отвяжешь, но я никуда не пойду, никому ничего не скажу, даже если ко мне кто-то придет и начнет задавать вопросы, я буду нем как рыба. А взамен ты будешь мне позировать эти четыре дня.

— Позировать? — Эльза даже не вникала в то, что он говорит. Технику переспрашивания последнего слова она давно усвоила. Отличный способ поддержания разговора, когда мысли твои совсем далеко.

— Да, для картины, я должен ее закончить. Это важно.

Эльза никак не отреагировала, продолжая разглядывать перед собой вечность.

— Ты меня слышишь? — запоздало сообразил Альберт.

— Да, — кивнула Эльза.

— И что скажешь?

— На что?

Пауза. Альберт внимательно рассматривал девушку, насколько это позволял почти полностью растаявший свет. Он привык к тому, что девушки всегда его внимательно слушали. Но Эльза, очевидно, была не в курсе пристального женского внимания к его особе. Ей было абсолютно все равно, что он говорит, и это его невольно задевало.

— Я хочу, чтобы ты позировала мне для картины, — еще раз медленно повторил художник.

В этот раз Эльза уделила ему внимание.

— И почему я должна на это согласиться?

— Я тебя увековечу.

— Я тебя умоляю, мне не нужна публичность. — Губы девушки поползли вниз в пре-зрительной усмешке.

— Послушай, это может быть полотно, точнее, серия полотен уровня Моны Лизы!

— На да Винчи ты не очень смахиваешь. — Вулканы и гейзеры начали прорываться и сжигать все внутри.

— Неважно. Пожалуйста, я тебя очень прошу.

Эльза обернулась к Альберту:

— Знаешь, я ведь могла бы просто отравить тебя.

— Могла бы, — согласился Альберт, немного сбитый с толку. — Почему же ты этого не сделала?

— Потому что я не убийца. Нет, я не убийца. — Голос дрогнул, как будто один из гейзеров ударил по голосовым связкам. — Я развяжу тебя и даже соглашусь позировать, если только ты не будешь задавать мне никаких вопросов.

— Хорошо. Я не любопытен, — кивнул Альберт.

— Отличное качество. Очень облегчает жизнь.

Эльза вышла из подвала и, вернувшись с кухонным ножом, разрезала веревку. Она была даже рада своей невольной компании, остаться сейчас наедине со своими мыслями было бы настоящей пыткой, они бы ее просто уничтожили.

Первым делом Альберт отправился в душ. Эльза вернулась в гостиную и села на шкуру, на которой еще несколько часов назад лежал Коротышка. Опустив голову, втянула в себя запах. Шкура должна была пропахнуть его потом, но она ничего не почувствовала. Мех мертвого животного отдавал лишь падалью. Эльза легла на шкуру, перевернулась на живот и распласталась, принимая ее очертания. Словно раненая волчица, которая вот-вот испустит дух, но продолжает до последнего бороться, защищая своих волчат.

Альберт так и застал ее лежащей на полу с закрытыми глазами. Не проронив ни слова, он попытался разжечь огонь в камине. Ничего не вышло. Не тратя времени, он заварил чай в чайнике. Отодвинув один из выдвижных шкафов, открыл второй холодильник, точнее «холодную комнату», где хранил большую часть своей провизии. Ту, которую добывал сам: вяленую дичь, соленую рыбу, сушеные ягоды и фрукты. Овощи, которые пытался выращивать в теплице на заднем дворе, — водянистые огурцы и бледные помидоры.

Быстро нарезал мясо и овощи, выложил на большую глиняную тарелку и поставил на маленький столик возле камина. Затем вышел из дома и вернулся с охапкой дров. С новой силой разжег огонь в камине, взял тарелку со столика и присел рядом с Эльзой на шкуру.

— Поешь.

— Я не хочу.

— Надо. Не хочешь же ты сказать, что настолько любишь крекеры?

Эльза подняла на него больные глаза, но ничего не сказала.

Альберт отправился за новым холстом. Раненая Мадонна. Мадонна в тоске о потерянном ребенке. Он схватил палитру и писал всю ночь.