Глава девятая
Максим отказался от любезного предложения господина Бургуди выделить людей в сопровождение. Ему и так было понятно, что оно будет. В глубине души этого очкастого человека наверняка роились резонные сомнения. Вроде все сходилось, а они все равно были. У этих «мудрых» мусульманских деятелей какая-то совершенно безумная интуиция.
Спецназовцы уходили на восток по улице, отутюженной авиацией, почти не оглядывались, держались тесно сбитой кучкой.
— За нами следят, командир, — пробормотал, не разжимая рта, Лапунов. — Гадом буду, пасут нас. Моя задница их чует, как раскаленную духовку. Это что же, до самого Хартама за нами пойдут? А нам туда надо?
— Что, струхнули, товарищи офицеры? — с усмешкой осведомился Максим. — Да уж, патриотизм сегодня на ваших лицах не просматривается и в детском лепете не прослушивается.
— Еще чего, — заявил Ефремов, переставший бледнеть и покрывающийся какой-то розовой сыпью, — это заявление носит клеветнический характер, товарищ майор. Мы знали, что вы выкрутитесь. Пока наши надежды на вас вполне оправдываются.
— Их двое, командир, — сказал Денис Лапунов, — чешут за нами как ни в чем не бывало. Впрочем, нет, остановились, дорогу перебежали. Постояли, дальше топают.
— У тебя глаза на затылке? — спросил Серега.
— А ты не знал? — огрызнулся Лапунов. — Слушай, командир, а ты в натуре в теме: Аллах такой, Аллах сякой. Где ты так наблатыкался? Штирлицем работал в политическом руководстве фанатов шариата?
— По интернету лазил, — произнес Ефремов, — повышал, так сказать, свой культурно-религиозный уровень. Разрешите вопрос, товарищ майор: долго еще будет продолжаться это дефиле по красной ковровой дорожке? Мы уходим в сторону от объекта, чуете?
Господа офицеры ощущали неприятности не только затылками, но и всеми чувствительными местами. Улица Аль-Харунжа в восточной ее части также находилась под контролем «Фронта ан-Нусра».
Боевики патрулировали улицы, присматривались к открытым добродушным лицам спецназовцев, но не останавливали их. Очевидно, у руководства духов имелась радиосвязь с патрулями.
Улица Базрани осталась на севере. Дневной свет распадался, мерк. Не за горами были сумерки.
Разрушения в этой части города не имели тотального характера, но мирные жители здесь попадались редко. Вдоль дома старик катил железную тележку, груженную чемоданами. Бродили тощие собаки, с опаской поглядывали на вооруженных людей.
Катастрофа в Алеппо была налицо, в самом разгаре. Боевики не кормили жителей, угодивших в капкан. Все конвои с гуманитарным грузом по линии ООН и Красного Креста они в лучшем случае тормозили на подъездах к зонам, контролируемым ими. В худшем — впускали и грабили.
За офицерами действительно волоклись двое духов, но азартом не лучились, шли как по принуждению.
— Командир, и что мы теперь будем делать с этой живностью? — пробрюзжал Лапунов. — Они ведь не отвяжутся, пока мы сами не сбросим их с хвоста.
Максим незаметно повернул к губам тонкий микрофон. Хоть бы Али не спал, не попался этим уродам!
— Приятель, ты на линии?
— Я здесь, Максим… — голос представителя «союзнического войска» звучал испуганно, но в меру.
Правильно, товарищ, только без паники.
— Вы живы? С вами все в порядке? — спросил парень.
— Ты где?
— Я в мусоре на задворках «Хеврона»… Ваши сумки при мне. Как прошли переговоры, Максим?
— Успешно. О тебе товарищи спрашивали, сокрушались. Мол, как там наш Али Фаттах, долгие ему лета и безоблачной старости… — не удержался майор от подколки. — В общем, так, приятель, у нас на заднице выросли два прыща, а просто так от них избавиться мы не можем. Нужно время. Совещание состоится завтра в одиннадцать утра. Адрес — Базрани, 38, там раньше заседала ваша любимая партия БААС. Будут все — в том числе подстреленный Хураши. Если с нами что случится, радируй руководству. Пусть высылают беспилотники, наводят крылатые ракеты, швыряют термоядерную бомбу, что угодно. Как у тебя обстановка?
— Пока спокойно. Я могу попытаться выйти в тот район…
— Не спались с нашими баулами. Действуй, Али, но осторожно. Мы свяжемся с тобой.
Ему так и хотелось разораться на весь район. Дескать, во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, какого хрена вы, ребята, тащитесь за нами?! Можно подумать, у нас вагон времени?!
В соседнем квартале протекала ленивая перестрелка. Показалась разрушенная площадь. На ней тоже кто-то палил, перебегали фигурки.
Максим не мог избавиться от ощущения, что в этом городе все воюют со всеми. Спорт у них такой. Проводить свое свободное время иначе они не обучены!
Лапунов повернул к обломкам бетонного забора, которые весьма изящно громоздились друг на друге.
— Давайте за мной, — заявил он. — Есть идея. Забыли, товарищ майор, что вы говорили Бургуди про подземные ходы?
Идея оказалась весьма своевременной. Крышка канализационного люка лежала набекрень. Видимо, эта подземная артерия пользовалась популярностью.
Спецназовцы по одному пропадали в шахте, спускались в зловонную темень. Это был самый настоящий общественный туалет! Кроме того, тут пахло мертвечиной — густо, как на поле брани в жаркую погоду. Неизвестно, имелся ли здесь проход в «потусторонний мир», но люди, висящие на хвосте у спецназа, об этом тоже не знали!
Офицеры лезли в зловонную тьму, цеплялись за трубы канализации. Ефремов включил фонарь. Шахта тянулась на другую сторону площади, и передвигаться по ней можно было только на корточках. Путь в те края им был заказан. Неизвестно, кто контролирует дальние кварталы. Максим шепотом приказал Ефремову погасить фонарь и постараться сохранить неподвижность.
Люди, посланные Бургуди, не полезли в колодец, устроили приглушенную перепалку. Какой смысл висеть на хвосте у этой публики, если она направляется именно туда, куда и должна? Это совещание было недолгим. Безумцев, желающих лезть в подземную клоаку, не нашлось.
Но спецназовцы сидели, свыкались с неудобными позами и умопомрачительными ароматами. Где еще можно так приятно провести время в ожидании темноты?
Полумрак очень быстро сгустился в темень. На разрушенный город опустилась новая ночь. Номера на зданиях, понятно, не сохранились, но Али грамотно наводил офицеров на цель. Круглая башня, похожая на шахматную ладью, только чуть обкусанную, армейские казармы, жилой дом переменной этажности, еще одна башня. На другой стороне дороги — четырехэтажное здание бывшего отделения БААС.
Искать позицию в башне — явно противопоказано, классическая западня, а вот здание дальше по улице требует детального рассмотрения. Дом жилой, первый подъезд полностью обрушен, но второй отчасти стоит, есть лестница и уцелевшая шахта лифта.
— Ты что, дружище, с нашими баулами обследовал дом? — спросил Максим.
— Без них, — лаконично отозвался парень. — Они под крыльцом лежали.
С северной стороны к кварталу примыкали развалины старого средневекового форта. Кто разрушил ортогональные башни, непонятно — то ли крестоносцы, то ли современная авиация. Пробить каменные стены толщиной полтора метра артиллерия не смогла.
Горы камней громоздились на заднем дворе здания, присмотренного парнем. С улицы доносился шум, там курсировали машины, перекликались часовые. У здания напротив боевики установили прожектор — видимо, для того, чтобы сирийским артиллеристам было легче находить цель. В заднем же дворе было пусто.
Вход в подъезд перекрыли бетонные и шлакоблочные плиты, куски кирпичной кладки. Со стен «живописно» свешивались ограждения балконов и куски кровельных покрытий. Камни валялись грудами — как у подножия горы. Впрочем, проход между плитами имелся.
Раздался тонкий свист — условный сигнал. Офицеры ныряли за развалины, падали на безопасном пятачке.
Али едва ли не прыгал от радости. Он уже и не чаял узреть живыми своих товарищей!
— Али, ты что такой счастливый, словно доллар обрушил? — беззлобно проворчал Максим. — Мы еще к работе не приступали, все ходим вокруг да около.
Они сидели кучкой, прикрытые скособоченными плитами, курили в рукава. Взошла луна, и глаза людей поблескивали в ее свете. Кругом возвышались покалеченные строения. Как-то странно на их фоне выглядел совершенно не пострадавший фонарный столб, раздвоенный на вершине.
— И давно ты тут кукуешь, Али? Чужие в здание не заходили?
— Никакие не заходили, — ответил сириец, — ни свои, ни чужие. Но ты учти, Максим, они придут. Это лишь вопрос времени. Если утренняя встреча не обман, то обязательно появятся. Боевики обязаны контролировать все здания вокруг места сборища своих главарей. Вероятно, они и снайпера сюда подсадят. Будет трудно, понимаешь?
— Нынче всем трудно, Али, — философски изрек Максим, — тем, кто идет в атаку на пулеметы, еще тяжелее. Всем надеть приборы ночного видения, товарищи офицеры. Исследовать здание так, чтобы с улицы нас никто не заметил. Ищем выгодные позиции на четвертом и пятом этажах, пути отхода, временные убежища на случай массовых облав.
Они по одному, огибая препятствия, на цыпочках проникли в здание, собрались у лестницы. Прикрывая друг друга, взбежали на второй этаж, третий, четвертый.
Пока все остальные обследовали помещения пятого этажа, Ефремов поднялся выше, вернулся и сообщил, что есть свободный выход на крышу, где догнивают два живописных трупа в натовской защитке. Устраиваться там категорически не стоит, все открыто. Если снайпер заберется на соседнее высотное здание, то положит запросто, не промахнется.
— В общем, не морочьте мне голову, — проворчал Максим, — четвертый этаж — здесь и сядем. У нас есть несколько часов на то, чтобы превратиться в невидимок.
Они бродили по комнатам, ползали на коленях, подбирались к оконным проемам. За пару часов выявили и оборудовали огневые и наблюдательные позиции.
Интересное убежище на случай вторжения неприятеля обнаружил Серега Ефремов. Фактически это была потайная комната. Он нашел ее случайно. Его сбило с толку несоответствие стен внутри и снаружи. Человек, не обладающий такой наблюдательностью, прошел бы мимо. Ефремов сделал десять шагов по коридору мимо двух комнат, заглянул в обе, и что-то озадачило. Не могли строители сделать такую толстую перегородку.
В одном из помещений был пожар, противоположное уцелело, если игнорировать нашествие мародеров. Они стряхнули с полок стеллажа книги, компьютерные диски, старинные видеокассеты. Была видна дверца, которая просто открывалась на себя. За ней в узком пространстве стояли кушетка и распахнутый сейф.
— Смазать петли! — распорядился Максим, — чтобы створка не скрипела, гуляла, как по маслу.
Ефимову пришлось для этого вытащить масленку из приклада снайперской винтовки.
Али добрался до шахты лифта, рискнул включить фонарь и удивленно присвистнул. Кабина, вырванная из направляющих, перекосилась и зависла на верхнем этаже. По всей длине шахты свисали толстые электрические кабели.
Офицеры работали тихо, скользили, как призраки, по комнатам и коридорам. Они определяли позиции, выискивали запасные, вспомогательные.
— Меня опять отправят в ссылку, — заявил Ефремов, сделав скорбный лик. — Товарищ майор, а вы в курсе, что история повторяется дважды, и второй раз — в виде фарса? Это не я сказал, а товарищ Гегель.
— Естественно, не ты, — сказал Лапунов, — куда уж тебе до изобретения крылатых фраз!
Майор отправил Али на противоположную сторону, приказал ему следить за входом в подъезд.
— Не вздумай спать, парень, — предупредил его Максим. — Не волнуйся, встреча с Морфеем в твоей программе тоже запланирована, но не сейчас.
Без сна они будут утром слепыми котятами!
— Укладывайтесь, парни, — приказал он своим офицерам, — где хотите, мне плевать. Но чтобы рядом, не храпеть и по первому тыку быть на ногах.
Сон для спецназовца — это святое! Только разреши. Ребята свернулись на полу, подложили под головы скрученные маски, и через полминуты уже сопели, а Максим страдал от зависти, косясь на них.
Блики света прыгали по искореженным стенам. Луна уже не играла роли, у здания напротив работал прожектор.
Майор лежал у разрушенной стены. Он вынул кирпич из кладки и через эту прореху вел наблюдение за противником.
У боевиков начиналась бурная ночная жизнь. Что-то намечалось, на этот раз без обмана.
Здание бывшего райкома партии, правящей когда-то не только в Сирии, но и в Ираке, стояло у дороги. Темно-коричневые кирпичные блоки, широкие окна, забранные решетками. Четыре этажа, центральная часть — бесхитростный куб, на торцах — «граненые» башни, поднимающиеся чуть выше основного здания. На крыше еще сохранились спутниковые антенны, окна были унизаны кондиционерами.
Разрушения здесь носили скромный характер. Где-то обвалилась кладка, отдельные оконные проемы «рассверлили» прямые попадания снарядов.
В западной башне замаскировался крупнокалиберный зенитный пулемет. Смутные тени сновали по крыше. На расчищенной от мусора парковке стояли джипы и грузовая машина. Люди о чем-то громко спорили. Победила осторожность — свет прожектора поблек, отчего невыразительные силуэты окончательно расплылись. Здание оцепили вооруженные люди. Глухо звучала арабская речь.
Подъехал грузовик, выгрузил еще одну стайку ночных тараканов, которые тут же разбежались по округе. Одни кинулись в здание, другие усилили уличные посты.
Максим не понимал, что там происходило. В прошлом остался насыщенный событиями день, ему страшно хотелось спать. Но пару часов им с Али еще придется тереть глаза.
Он отключился от реальности на несколько секунд, испуганно распахнул глаза, замотал головой. Внизу все изменилось.
Боевики сбрасывали с кузова пикапа безоружных, полуодетых людей. Из отрывистых выкриков явствовало, что это пленные сирийские солдаты. Руки у этих людей были связаны. Их избивали ногами, прикладами. Кто-то вздумал сопротивляться — ударил своего обидчика пяткой по коленке. Тот взвизгнул от боли, запрыгал на одной ноге, потом накинулся на свою жертву, начал избивать. В завершение несколько раз ударил прикладом по черепу. Несчастный не шевелился, под его головой растекалось черное пятно.
Из здания выбежал субъект в жилетке и широких штанах, замахал руками. Снова началась жесткая словесная перепалка. Кому-то не понравилось, что сюда привезли пленных. Здесь же не тюрьма, в конце концов! А куда их везти? Да куда хотите! Вон, за угол, сбросьте в воронку, да в расход! Тем, похоже, все и закончилось.
Боевики погнали на задний двор дюжину военнопленных, смирившихся со своей участью. Через пару минут там затрещали автоматные очереди.
Заворочались, стали просыпаться товарищи.
— Это не по нам, товарищ майор? — спросил Ефремов.
— Куда-то идти, с кем-то воевать? — Лапунов заразительно зевнул. — Борьба с терроризмом после одиннадцати вечера? Нет, это надо запретить законодательно, командир.
— Спите, сонные тетери, это не в нас стреляют, — успокоил подчиненных Максим.
Серега блаженно заулыбался, свернулся калачиком.
Капитан Лапунов всхрапнул, потом внезапно проснулся и пробормотал:
— А в кого? — Он не стал дожидаться ответа, снова засопел.
Члены расстрельной команды возвратились назад, оживленно переговаривались.
В последующие сорок минут не происходило ничего значительного. Свет прожектора померк еще сильнее, теперь лишь голубоватое мерцание расползалось по округе. Колыхались тени часовых, позвякивали антабки ремней. Опять подъехали две машины. Люди, прибывшие на них, растворились в здании.
Максим сменил позу — затекла нога.
Али доложил по рации, что не спит, видит все, что происходит у подъезда.
Что-то шевельнулось на крыше охраняемого здания. Максим всмотрелся. Похоже, там расположился снайпер. Но усидчивостью этот парень не обладал. Несколько минут ворочалось темное пятно, потом человек поднялся, стал прохаживаться по крыше. Максим мог снять его с одного выстрела — так, чисто гипотетически.
Он вглядывался в окна напротив. Третий и четвертый этажи просматривались великолепно. Широкие окна, решетки не помеха. По зданию блуждали огоньки фонарей. В нескольких помещениях свет был блеклым, но устойчивым — возможно, работал генератор.
Проявлялась часть лестницы, соединяющей этажи. На ее площадках тоже были окна. Поднимался человек, освещая ступени фонарем. Другой спускался. В месте встречи огоньки соединились, прилипли друг к дружке, поколебались в воздухе, потом опять расстались. Один двинулся вверх, другой вниз.
«Не боятся, что прилетит беспилотник и все расхреначит к такой-то матери, — подумал майор. — Впрочем, беспилотник вряд ли сподобится на такое. Гирлянды тяжелых бомб к дронам пока не цепляют. Поразить одиночную цель — пожалуйста, провести разведку, помотать нервы аудитории — тоже можно. Но не более того».
В здании наметилась активность, и Максиму стало как-то беспокойно. Из дома выходили боевики, выстраивались в неровную шеренгу. Кто-то был в масках со сплошными прорезями, закрывающими всю голову, другие предпочитали не прятать лица. Какой-то сброд — серые водолазки, камуфлированные тенниски, обтягивающие безрукавки. Вся компания обвешана продукцией концерна Калашникова, хотя, возможно, и китайской. Несколько человек подтянулись из-за угла, примкнули к воинству.
Из здания вышел невысокий мужчина в светлой накидке и клетчатом платке на голове, начал прохаживаться вдоль шеренги и что-то внушать боевикам. Те помалкивали, слушали его.
Потом мужчина удалился, а духи в колонну по одному стали выдвигаться на улицу. Они выходили из освещенной зоны, превращались в плохо различимые пятна и удалялись в западном направлении. Максим рискнул высунуть голову и увидел, что боевики пропадали в развалинах на северной стороне дороги метрах в семидесяти от места наблюдения, карабкались на горы строительного мусора.
Беспокойство его нарастало. Эту группу начальство явно отправило на осмотр местных достопримечательностей.
— Не спишь, дружище? — Максим постучал по микрофону.
— По ушам зачем бьешь? — среагировал Али. — Сижу, мечтаю, никого не трогаю.
— Подожди пока мечтать. Чужаки в окрестных домах. Полное внимание!
Али прибыл минут через восемь. Он предупредил о своем приближении сдавленным шепотом, вкатился в комнату и на коленях пополз к окну.
— Опасность, Максим! Восемь человек вошли в здание. Я пересчитал. Других пока нет.
Это было неизбежно. В противном случае не состоялось бы никакого совещания. В запасе минуты четыре — пока эти увальни сориентируются, поднимутся.
Он разбудил товарищей, приложил палец к губам. Развалились тут, спят как медведи в берлоге! Офицеры быстро приходили в себя, встряхивались.
— Что такое, командир? — прохрипел Лапунов. — Спешим на Венский бал?
— Всем в убежище, быстро! — процедил Рязанов. — После себя ничего не оставлять.
К подобному варианту развития событий они подготовились заранее, быстро перебрались в тесное убежище, назойливо напоминающее западню. Закрылась дверца, навалилась темнота. Четыре потных мужика в тесном пространстве — что может быть хуже? Ефремов, судя по кряхтению, карабкался на кушетку, которая предательски скрипела. Максим присел на другой ее край лежанки, положил палец на спусковой крючок.
Незавидна будет участь того духа, который рассекретит их убежище. Пули сметут его, выбросят в окно. Да и остальным не поздоровится. Нет в мире существа страшнее, чем российский спецназовец, осознавший, что не сможет выполнить задание.
— Командир, разреши хоть фонарь включить, — прокряхтел Лапунов. — Тут же все герметично, не увидят ни хрена.
— Не вздумай! — отрезал Максим. — Никаких фонарей и болтовни. Дышать только по приказу.
Настала тишина, разбавленная утробным сопением. Дышать по приказу у затворников как-то не выходило. Быстро вспотела кожа под одеждой. Жаркая испарина текла по лицам. Кислорода на всю толпу в этой конуре было, мягко говоря, недостаточно.
Различался отдаленный шум, что-то падало, скрипело. Боевики, осматривающие здание, бесшумно работать не умели. Переломились перила на лестнице. Судя по язвительному смеху, ни одно животное при этом не пострадало. А жаль.
Первые три этажа боевики осмотрели за несколько минут. Потом голоса приблизились, раздавались совсем рядом! Покатилась железная болванка, поддетая чьей-то ногой. Рухнул держащийся на соплях фрагмент стены. Разразился бранью старший группы. Мол, что за детский сад, герои хреновы! На передовую захотели?
Герметичность действительно подкачала. Свет от фонаря, прыгающий по полу, просачивался между дверью и порожком. Кто-то ходил по комнате, поскрипывала крошка. Боевик тряхнул стеллаж, видимо, хотел повалить его, но вспомнил про дисциплину, ответственное отношение к службе и передумал. Он что-то ворчал под нос, ковырялся носком сапога в мусоре. Потом неохотно, словно чувствовал, что в этой комнате что-то не так, поволокся прочь.
Дышать было нечем. Пот хлестал по лицам. Али шептал что-то неразборчивое, благодарил Аллаха за спасение или что-то в этом роде. За это надо было говорить спасибо не Всевышнему, а тем парням, которые все придумали!
— Выходим? — прошептал Лапунов.
— Стой, не дергайся, — отрезал Максим. — Представь, что ты в сауне.
— Некорректное сравнение, товарищ майор, — возразил Ефремов, — в сауне девушки, пивко, задушевные беседы, можно плюхнуться в бассейн после посещения парной. А тут куда прикажете плюхнуться?
— Все, заткнулись!
Этаж опустел. Несколько минут боевики лазили где-то выше, потом всем гуртом потопали на лестницу. Они спускались по ней целую вечность, спотыкались и обменивались колкими фразами.
— А как вы узнали, что они идут? — прошептал Ефремов.
— Благодаря своевременным и профессиональным действиям нашего младшего товарища мы все еще живы и имеем реальные шансы выполнить задание. Благодарность тебе, Али, от всего коллектива.
— Спасибо, — буркнул парень, — я в кошелек ее положу.
Спецназовцы тихо засмеялись.
— Максим, я отлучусь, — сказал Али, засуетился и полез из убежища.
Рязанов не стал его останавливать. Парень знал, что делает. Али освободил проход, выскользнул наружу. Дышать стало легче, люди задвигались, повеселели.
— Не выходите пока, — предупредил их Максим, — отбой тревоги еще не давали.
— Эх, жизнь… — Ефремов меланхолично вздохнул, — ни отдыха тебе, ни покоя… Интересно, нас когда-нибудь в Европу отправят? А то надоел уже хуже горькой редьки этот благословенный арабский мир.
— Обязательно отправят, — сказал Максим, — как только в Европе возникнет необходимость в российском спецназе, мы сразу же туда и попадем.
Али подкрался незаметно. Спецназовцы чуть не пристрелили его! Он ойкнул и испуганно зашептал, свои, мол!
— Ты к бабе своей так подкрадывайся, понял, братец по оружию? — У Лапунова от волнения дрожал голос. — Я, ей-богу, чуть на спуск не надавил, Аладдин ты хренов.
— Ладно, не ругайтесь, — Али немного смутился. — Все в порядке, они ушли, отправились в соседний дом.
— Ты уверен, что все ушли? — Максим на полкорпуса высунулся из убежища, не снимая палец с крючка.
— Да, сколько вошло, столько и вышло, не могли же они тут размножиться… — парню смешинка в нос попала, он начал беспричинно хрюкать и шмыгать носом.
— Возвращайся на исходную, — приказал Максим, — и будь на стреме. Эти могут вернуться… или другие придут. Через два часа тебя сменит Ефремов. Эй, военные! — Он строго посмотрел на своих офицеров: — Почему еще не спим? Учтите, под утро будут отдыхать другие.
Он снова в одиночестве коротал минуты и часы. Ночь, в отличие от украинской, не казалась ему тихой. Хотя в остальном все как у классика: «прозрачно небо, звезды блещут».
Несколько раз к бывшему «райкому» подъезжали машины, из них высаживались люди.
Снайпер на крыше здания, стоявшего напротив, вел праздный образ жизни. Бо́льшую часть времени он проводил лежа на спине. Иногда вставал, делал прогулки при луне. При этом неплохо очерчивался крючковатый нос и борода клином, как у старика Хоттабыча.
Через два часа к командиру подполз Лапунов и великодушно предложил его заменить. Повторять не пришлось. Майор Рязанов уже не помнил, когда в последний раз спал.
Он мог бы стащить матрас с кушетки, но это означало бы беспробудный сон и трудное пробуждение. Поэтому Максим спал на полу, обняв себя за плечи.
Сон его был странным. Сквозь него он слышал, как внизу плакали дети, надрывно кричали женщины. Сознание майора цеплялось за этот факт, но сигнал к пробуждению не давало.
Кто-то кричал по-русски. Голос был женский, но и это проходило мимо — словно пейзажи за окном бегущего поезда.
