Глава 7

Музыка зайдеко продолжала играть на просторном патио Жерве Рейно. Слуги налили еще шампанского, и Жерве поднял тост за Сезара Рейно, первого из следующего поколения. Гости начали угощаться закусками, разговор мало-помалу возобновился.

Татьяна сидела на самой дальней оттоманке и потихонечку клевала кростини с креветками на шпажках. Она знала, что это исключительный деликатес, совмещающий в себе все достоинства знаменитого рагу каджунов, но вкуса практически не ощущала.

Все ее поздравляли. Еще бы!

Она что-то бормотала в ответ, соблюдая светские приличия, но, как только внимание переключилось на малыша, тут же отошла в сторонку. Ей нужно было вдохнуть свежего воздуха и успокоиться. Она прекрасно знала, что путь первенца Жан-Пьера к его семье был омрачен недомолвками и полуправдой, и это выводило ее из равновесия.

Поскольку Рейно так и не получили объяснений по поводу того, почему Татьяна и Жан-Пьер держали рождение ребенка в тайне, семья наверняка придет к выводу, что это она, мракобесная мать, намеренно скрывала от них Сезара. Ибо они свято верили: знай Жан-Пьер о ребенке раньше, он непременно сказал бы им. И они будут правы, ведь именно так он и поступил.

Значит, передавая спящего младенца в кремовом конвертике с велюровым капюшоном из рук в руки, они должны догадаться о том, что секрет хранила Татьяна.

Но что Жан-Пьер утаил от них, так это причину, по которой он был исключен из процесса рождения сына. Он назвал их союз ошибкой. Он бросил ее сразу после их единственной ночи, ясно дав понять, что других ночей у них не будет.

Как, скажите на милость, она должна была поступить, когда первый тест на беременность оказался положительным? Как поделиться этими невероятными новостями с мужчиной, который может счесть их сына… очередной ошибкой? Она сглотнула, напомнив себе, что все ее страхи остались позади. Глядя на то, как нежно Жан-Пьер держит ребенка и с какой гордостью он говорит о своем сыне, трудно представить, что ее когда-то одолевали подобные мысли. Не мог этот мужчина заставить ее прервать беременность. Не мог.

– Простите, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно, и вывинтилась из толпы, окружившей Сезара. От черных мыслей у нее закружилась голова, ей нужно было срочно побыть одной. – Я сейчас вернусь.

Она поспешила в дом и кинулась вперед по шикарно декорированным помещениям, по пути поинтересовавшись у служанки, где можно припудрить носик.

– Татьяна? – Она услышала за спиной голос Жан-Пьера, его быстрые шаги и замерла.

Она нырнула в первую попавшуюся комнату. Носик подождет: она не собиралась разговаривать с Жан-Пьером у раковины в туалете. Татьяна огляделась. У потухшего камина примостились кожаные клубные кресла и мини-бар, настольная лампа мягко освещает массивную столешницу из полированного дуба. Вдоль стен – полки с книгами и футбольными призами.

– Ты в порядке? – Он вошел вслед за ней в комнату и взял ее за руки. – Нам не обязательно оставаться на ужин, если ты этого не хочешь. Все поймут, что ты устала с дороги и еще не оправилась от родов.

Неужели сегодня утром на лодке ей показалось, будто между ними есть теплая, сердечная связь? Сейчас, когда у нее все внутри словно узлом завязалось, Татьяна уже не могла возродить в себе этого чувства.

– Я не хочу, чтобы твои родные думали обо мне еще хуже, решили, что я их игнорирую. – Она позволила ему усадить себя рядом на гладкий кожаный диванчик, но при этом высвободила свои руки. – Я остаюсь на ужин.

– Никто не думает о тебе плохо. – Он принялся разглядывать ее, склонив голову набок. – И я могу гарантировать тебе, что все собравшиеся с пониманием относятся к тому, что ты родила меньше шести недель назад.

– Правда? – Она сложила руки на груди. Разделить их с Жан-Пьером радость с этим огромным харизматичным семейством оказалось делом куда более трудным, чем она ожидала.

– Конечно. – Он смотрел на нее так, словно она утратила связь с реальностью. – Если ты не заметила, Эрика сама глубоко беременна близнецами. Жерве не может постоянно находиться рядом с нею, но он делает все возможное, чтобы облегчить ей жизнь, и все ее силы направлены на вынашивание детей. Неужели ты полагаешь, будто кто-то станет выражать недовольство тем, что ты не до конца поправилась после рождения моего ребенка?

– Нашего. Нашего ребенка, Жан-Пьер. – На нее внезапно навалилась неимоверная усталость, но она не знала, что было тому причиной – послеродовое недомогание или стресс от разделения родительских обязанностей с этим мужчиной. – Я здесь не для того, чтобы отдать его тебе или твоей семье, поэтому даже не думай привыкать называть его лично твоим.

– Господи, да как ты могла такое подумать! Я никогда не лишу нашего ребенка матери. – Даже в этой полутемной комнате взгляд его горел, отражая бушующие в его душе чувства. – Татьяна, я понимаю, как это трудно для тебя, и все же я решил, что лучше будет сразу рассказать обо всем родным. Ведь мы оба хотели рассказать все своим семьям, и теперь самые близкие знают правду, – продолжил он. – Теперь мы можем сфокусироваться на том, чтобы потихонечку открыть эту историю прессе.

– Знаешь что? – Она принялась нервно разглаживать подол своего шелкового платья. – Я не согласна, что наши семьи узнали всю правду. Твоим братьям известно только то, что я скрывала от тебя сына.

– Я никогда такого не говорил. – На его челюсти заиграли желваки, окружающие предметы отбрасывали тени на его вмиг посуровевшее лицо.

В крови у Татьяны вскипел гнев. Она вскочила с дивана, не в силах усидеть рядом с Жан-Пьером.

– Возможно. Но, не сказав ничего по поводу нашего запоздалого откровения, ты позволил им думать плохо обо мне, и это ни к чему хорошему не приведет, поскольку у наших семей уже имеются проблемы в отношениях.

– И что, по-твоему, я должен был им сказать? – Он тоже поднялся. Они развернулись лицом друг к другу, стоя в разных концах кабинета, спиной к книгам. – Мне и самому непонятно, почему ты вычеркнула меня из списка контактов, когда носила и рожала нашего ребенка.

– Тогда позволь мне прояснить ситуацию. – Терпение Татьяны лопнуло, в груди клубилось раздражение. – Ты заявил, что никогда не повторишь подобную ошибку и не будешь снова со мной. Это последние слова, которые я услышала от тебя до того, как узнала о беременности.

– Так нечестно.

– Ты спросил, я ответила. И пусть это кажется тебе нечестным, мне тоже обидно, что ты разозлился на меня из-за того, что я хорошо сделала свою работу в суде. После той ночи я решила, что ты осознал, как заблуждался, обвиняя меня за то, что я выиграла дело. Я проснулась счастливой. Ты хоть знаешь, что я готовила тебе завтрак, когда ты вылетел из спальни? Специально попросила консьержа найти мне яиц и сковородку, чтобы самой приготовить тебе яичницу. Какая же я была дура!

Она не собиралась говорить ему этого, черт побери!

На мгновение он лишился дара речи. А потом тихо выругался.

– Я не винил тебя за то, что присяжные вынесли обвинительный приговор. – Он ударил кулаком по ближайшей полке. – Я просто подумал, ты захочешь узнать мое мнение как друга Маркуса. Его ассистентка не заслуживала – и не заслуживает – доверия.

– Я не могу выбирать клиентов и больше не желаю спорить с тобой по этому поводу. Одним словом, я посчитала, что мы преодолели эти разногласия, и тем больнее мне было узнать, что ты сожалеешь о проведенной со мной ночи.

– Значит, ты не сказала мне о Сезаре в отместку? – Он так на нее посмотрел, что она усомнилась в том, что они смогут растить сына вместе.

Боевой дух покинул ее, и она растерянно провела рукой по волосам.

– Я не сказала, потому что не выдержала бы, скажи ты, что Сезар тоже был ошибкой.

Два часа спустя Жан-Пьер возвращался обратно с самого неуютного ужина в его жизни. Ему кусок в горло не лез после того, как он узнал, что его лишили общения с сыном, поскольку мать ребенка сочла его самым худшим из представителей рода человеческого. Он не мог сидеть за столом и делать вид, будто все хорошо.

Он довел Татьяну до дома, не проронив ни слова, удостоверился, что она в безопасности, но внутрь входить не стал. В любом случае после стычки в кабинете сказать им было больше нечего, и они договорились поговорить обо всем завтра, когда оба немного остынут.

А до этого ему нужно срочно разработать план общения с нею. Однако ни о каком планировании речь идти не могла, пока он не выпустит пар.

Он подошел к гаражу на три машины и нажал кнопку ближайшей двери. Усиленная сталь тихо отъехала в сторону, явив взору БМВ M6, зарегистрированную в Луизиане. Серебряный «гран купе» был не таким пафосным, как «астон-мартин», который он водил на Манхэттене, но этот малыш в мгновение ока домчит его до спорткомплекса «Ураганов». Скользнув на водительское сиденье, он нажал на акселератор и оставил семейное гнездышко позади.

Возможно, это не совсем этично – тренироваться в спортзале команды-противника до того, как он встретится с ними на поле. Но он не станет подходить близко к игровой зоне. К тому же, черт побери, он ведь член семьи!

Двадцать минут спустя, припарковавшись на месте владельца команды и заручившись уверениями охранника в том, что Жерве не появится на работе еще как минимум часов шесть, Жан-Пьер поднялся на частном лифте в спортзал для руководства. Он ведь Рейно, черт возьми. У него есть ключи. Он лично инвестировал в строительство этого здания, как и в «Зефир Доум» в центре города. И он еще никогда так остро не нуждался в тренировке.

Воспользовавшись шкафчиком Дэмпси – к счастью, на нем красовалась бронзовая табличка с его именем, – он нашел в нем одежду для тренировки и переоделся в черные сетчатые шорты и майку. Сначала пробежка. Мимо трибун, по беговой дорожке. Когда это не помогло избавиться от неприятных мыслей в голове, он пошел тягать вес. Снял со стены тяжелые цепи, обмотал их вокруг талии и начал отжиматься. Совершил ряд прыжков на короб высотой по пояс в жилете весом в восемьдесят фунтов. Если бы не пустая неделя, он не мог бы позволить себе тренироваться до изнеможения, но у него есть время восстановиться до игры с «Ураганами».

Выпустить из себя чертовы слова Татьяны вместе с потом стало для него главной миссией дня.

«Я не сказала, потому что не выдержала бы, скажи ты, что Сезар тоже был ошибкой».

Истекая потом и настолько измотанный, что любой следующий прыжок мог привести к растяжению, он расстегнул цепи и побрел в душ. И только тогда он понял, что должен делать, чтобы приблизиться к Татьяне.

Сейчас она доверяла ему не больше, чем в тот момент, когда узнала о беременности. Это нужно изменить. К счастью, несмотря на все разговоры о разбушевавшихся гормонах, она была адвокатом и глубоко рациональной женщиной. Она оценит тщательно продуманную кампанию по ее завоеванию. И хорошо аргументированные доводы в пользу того, почему они должны остаться вместе, тоже.

Он по кирпичику разнесет ее защиту так же, как делает это на поле. И пусть у него нет инструкции и ознакомительных фильмов по Татьяне, у него имеется прежний опыт общения с нею. Он может воспользоваться им, чтобы понять ее. Разобраться в том, какому мужчине она не сможет отказать, и стать таким человеком.

А потом? Все, игра закончена.

Он объявит об их свадьбе одновременно с представлением прессе Сезара, и тогда эта глава их жизни останется позади. Чем не прекрасный план игры?

Главное – уговорить ее согласиться.