Глава 6
Безжалостный и беспощадный
Лучше бы Хадаш застрелил меня в казино. Я не помню, сколько я выпил. Я вообще мало что помнил после начала совместной пьянки. Пробуждение было ужасным. Голова раскалывалась. Пить хотелось до жути. Казалось, я был способен осушить целое море. Главное, чтобы прохладненькое.
Я пошевелился и рука наткнулась на что-то мягкое и живое. Да нет, быть не может! Неужто я кувыркался ночью с инопланетянкой? Ну не мог же я до такой степени ужраться! Спаси меня, Тилис, Единый В Трех Ликах! Похмелье отошло на второй план. Я отдернул одеяло и к своему величайшему облегчению обнаружил под ним блондинку с пышными формами.
— Эй, — потряс я девушку за плечо. — Ты кто?
— Я — Катя Базука! — ответила она, едва открыв глаза.
— А я — Лена Самбука! — раздалось с другой стороны.
— Девочки, все хорошо? — поинтересовался я.
— Волшебно! — ответила первая, чмокнув меня в щеку.
— Чудесно! — добавила вторая, чмокнув меня в другую щеку.
— А автограф дадите? — спросил я.
— Ну если после всего случившегося тебе не хватает только автографа…
Да, необычная просьба в настоящий момент. Пошатываясь, я добрел до подоконника, взял вазу, вытряхнул из нее цветы и сделал несколько больших глотков. Девушки захихикали.
— Вообще-то тут мини-бар есть, — подсказала кто-то из них.
Вылив остатки воды себе на голову, я нашел холодильник и достал две бутылки «Верхнезаводской». Преодолеть желание засунуть башку в морозильную камеру минут на десять стоило мне нечеловеческих усилий. Сев прямо на пол, одну я приложил ко лбу, а из второй, приводя себя в чувства, попивал обжигающе холодную минералку.
— А, проснулся!
В комнату забежал Хадаш. Он выглядел необычайно свежим после вчерашнего. Хан уже успел наполовину одеться и на ходу застегивал рубашку.
— Лучше б ты меня застрелил! — признался я.
— Это я всегда успею, — отмахнулся черт. — Давай, собирайся скорее.
— Опаздываем куда-то? — уточнил я.
— Да нет, без меня не начнут. Но опаздывать на ханский суд — как-то не по-скагарански.
Когда-то, в стародавние времена, еще до Нулевого Года, когда к чертям не пришла элементарная гигиена и наша медицина, а самих инопланетян на всей Терре было полторы штуки, все споры между членами племени разрешал вождь. Особо сложные — совет старейшин.
Однако с ростом популяции рогатых возросло и количество споров, в результате чего вожди, уже величавшие себя ханами, просто физически не могли рассмотреть каждое дело. Оставить все на самотек — тоже не вариант.
Собственно тогда и произошло начало выделения младших ханов, которые, в числе прочего, рассматривали споры между рядовыми краснокожими, а верховный хан — споры между ханами более низкого ранга. Так зарождался привилегированный класс — ханы, неподсудные простым смертным.
Несмотря на то, что сейчас у чертей существовала некая правоохранительная система, в которой присутствовала и милиция, и суд, и палачи, ханы все равно продолжали пользоваться своим особым статусом. Хана может судить только хан. И один раз в неделю все споры, касающиеся мелкой и не очень знати, рассматривал лично верховный хан города, где территориально имело место быть ущемление права высокопоставленного скага.
— Ханский суд? — удивился я. — Какое еще суд в воскресенье?
— Сегодня вторник! — ответил Хадаш.
— Постой! — возмутился я. — Какой еще вторник? Вчера ж суббота была!
— Э-э… — протянул краснокожий. — Похоже, зря я дал тебе имя Шангшускаг! Ты просто шанг! Вчера был понедельник. Позавчера — воскресенье. А суббота — три дня назад. Мы три дня бухаем!
— Да ну нафиг! — воскликнул я.
— Клянусь Тилисом, Единым В Трех Ликах! Шангшускаг, давай собирайся!
Я улыбнулся. «Шангшускаг» — «человек, у которого есть рога». Красиво звучит. Видимо, я сумел завоевать уважение скагаранского хана.
— А что, далеко этот твой суд? — поинтересовался я.
— Ох, какой же ты шанг!
Правитель подошел к окну и указал куда-то.
— Вон тот дом видишь? У которого еще толпа собралась.
Я встал рядом. Здание суда не узнать было сложно. Фасад с колонами в античном стиле и статуя Фемиды перед ним. Только не обычной Фемиды, а рогатой и лысой, срисованной с чертей. И без повязки на глазах. Как шутили сами инопланетяне: «чтобы видела, сколько берет», что в полной мере отражало принципы скагаранского суда.
Располагалось оно там же, где и все важные здания чертового города — на центральной площади. Т. е. в пятнадцати минутах ходьбы от отеля.
— Как далеко, — саркастически заметил я. — Может, тебе канатную дорогу сделать? Прямо из окна и до суда?
— Что такое канатная дорога? — заинтересовался краснокожий.
— Это такой трос, по которому ездит кабинка. Вверх-вниз. И никуда не надо выходить.
— О, Шангшускаг! — восторженно взревел правитель. — Ты этот… как его? Как говорят, когда шанг очень умный?
— Ботаник? — подсказал я.
— Да нет, при чем здесь цветы? А, во! Гений! Хочешь — сделаю тебя своим советником?
— Я подумаю, — пообещал я.
— Давай, думай. Откажешь — я тебя казню. Хану нельзя отказывать. Это неш.
— Нет, ну слушай… — возмутился я. — Ну один раз пошутил, второй… ну хватит! На десятый раз твое «казню» уже не смешно!
— А кто тебе сказал, что я шучу? — необычно серьезно заявил Хадаш.
Моя одежда нашлась тут же, аккуратно висящая на стуле. И более того — выстиранная и выглаженная. Да, в предложении рогатого есть определенные плюсы. Может, послать Брагина с Рамиресом куда подальше и осесть здесь, насколько печень позволит?
— Тилис, Единый… — воскликнул я.
Я же совсем забыл про свое задание! Меня ж, наверно, разведка обеих стран ищет, с ног сбилась! Я схватил с прикроватной тумбочки свой телефон. Так и есть! Сто пятьдесят пропущенных звонков! Наверно, их было и больше, но память трубки сохранила только последние полторы сотни. Половина — из офиса, вторая половина — от Мишеля. Я спешно набрал своего заместителя. Он ответил сразу, словно не расставался с телефоном.
— Мсье Грачев, какое счастье, что вы нашлись! А то я уже не знал, что и думать! Мы с Инессой решили, что вас уже и в живых нет! — затараторил Лафер.
— Тихо-тихо, — притормозил я парня. — У меня все хорошо. Ты там это… позвони в офис, скажи им, чтобы не беспокоились.
— Им — это кому? Там же одна Инесса!
— Она знает, кому передать. Инвесторам, партнерам… ну и так далее. Давай, выполняй.
— А потом?
— Что — потом? — не понял я.
— Мне-то что потом делать?
— А что ты должен делать?
— Искать подрядчиков!
— Вот и ищи подрядчиков. А я, как освобожусь — все объясню. Давай, отбой.
Скаг с интересом слушал наш с французом разговор.
— А ты что, за строителями приехал? — спросил хан.
— Ага, — кивнул я. — А я разве не говорил?
— Нет, из тебя вообще слова не вытянешь, — развел руками краснокожий. — Вот что я тебе скажу, Шангшускаг: ни к кому не обращайся, я дам тебе лучших строителей во всем Скагаранском Халифате!
— Заметано! — пообещал я.
И мысленно поставил себе большой, жирный плюс в личное дело. Напиться до беспамятства, но при этом ничего не выболтать! Какой я молодец! Виски сразу отдались болью. Какой, нахрен, молодец, так ужраться?
Несмотря на близость здания суда, мы поехали на автомобиле. Все как полагается — с шофером, пиджак которого топорщился от скрытой под ним кобуры с оружием, в сопровождении четырех мотоциклистов по углам ханского лимузина. Будь моя воля — я б прогулялся пешочком, так оно быстрее. Но пешочком — не ханское дело!
Горожане, завидев процессию, приветливо махали своему правителю. Я смотрел на Хадаша и не верил. Не мог заставить себя поверить в то, что каких-то полвека назад его предкам, одетым в одни плетеные набедренные повязки, чтобы пообедать, приходилось гоняться с луком по степи за обедом. И не факт, что после этого обедали именно скаги, а не скагами! Нам, людям, пришлось идти по пути прогресса тысячелетия. Чертям все наши знания и достижения достались практически даром.
Возле суда мы намертво встали, окруженные инопланетянками, в основном — молодыми девушками. Были и постарше, но не так чтобы совсем преклонного возраста. Мотоциклисты просто потонули в толпе женщин, обступивших машину и парализовавших движение. Демонстрация. Дамочки что-то выкрикивали, молотя кулачками в стекла лимузина и потрясая плакатами, но моя голова еще не до конца включилась и я упорно не понимал сути требований.
— Это кто еще такие? — спросил я скага.
— Протестующие, — отмахнулся он.
— А чего хотят?
— Известно, чего! — усмехнулся Хадаш. — Хотят, как в старые времена, сидеть дома, чтобы работали только скаги, а не… как это по-вашему?
— Бабы? — подсказал я.
— Старухи и так не работают! А, вот! Женщины. Говорят, работать — не женское дело. И скагов требуют. Каждой отдельного.
— Так пусть берут скагов, кто им не дает?
— А где я столько их наберусь после войны? Сам знаешь, скагов у нас маловато. Женщин гораздо больше. Проще этих казнить… протестующих.
— Так казни, — предложил я.
— Вот, Шангшускаг, ты где мудрый, а где такие глупости говоришь! Это ж сколько казнить придется? Никаких палачей не хватит! Да и кто останется?..
— Кстати, — вспомнил я. — А правду говорят, что у тебя есть бульдозер, которым ты лично давишь приговоренных?
— Враки все, — отмахнулся хан. — Нет у меня никакого бульдозера. У меня каток. К-500. Отличная машина!
Я недоверчиво посмотрел на своего спутника. В очередной раз я не мог понять, шутит он, или нет? И есть ли вообще чувство юмора у рогатых? Кажется, Хадаш не шутил.
На суд мы, конечно, опоздали. Впрочем, нет, все наоборот. Это остальные пришли раньше. Хан не может опоздать, он пришел вовремя. Конвойные встрепенулись, сгоняя с себя остатки сна, заслышав шаги высокого начальства и встали по стойке «смирно», прижав к груди запрещенные, но вездесущие Калашматы.
Хадаш занял место в президиуме, натянув черную мантию и нахлобучив белый парик с кудрями. Причем шился парик явно не для краснокожих — рога предательски вылезли сверху, сверкая золотыми нитями на остриях.
Слева от хана, уткнувшись в монитор компьютера, сидел секретарь. Я уселся справа.
— Именем Тилиса, Единого В Трех Ликах, да начнется ханский суд, безжалостный и беспощадный, — зевнув, огласил помощник.
— Шубах, — окликнул его скаг, полюбовавшись на себя в зеркало. — Сколько там у нас сегодня дел?
— Три.
— Много, — с сожалением покачал головой правитель. — Опоздаю на обед. Ну давай, кто там первый?
— Слушается дело номер одна тысяча девятьсот тридцать семь дробь восемьдесят четыре, — огласил секретарь. — О супружеской измене…
— Постой, какой еще супружеской измене? — возмутился Хадаш. — С чего это я, хан ханов, буду рассматривать дела о супружеской измене?
— Это жена хана Шашана, — пояснил секретарь.
— Хана Шашана? — нахмурил лоб судья. — Ладно, заводите.
Конвойные ввели в зал молодую инопланетянку. Настолько красивую… давеча на вечеринке у хозяина города тоже были весьма неплохие девушки, но не такие. Высокая, стройная, длинноногая… я бы назвал ее идеальной даже по меркам землян, среди скагаранок таких восхитительных экземпляров я не встречал вовсе! И черты лица — не такие грубые, обтесанные, как у прочих краснокожих, а утонченные, аккуратные. Ее не портило и полное отсутствие волос, а маленькие рожки показались такими милыми… если б это было возможно — я готов был поклясться, что кто-то из ее предков согрешил с человеком! Хан и тот восхищенно цокнул языком.
— И что там, какие обвинения? — заинтересованно наклонился судья к Шубаху.
— Ямаха… обвиняется в том, что совершила винеш, деяние, запрещенное заветами предков и Тилисом, Единым В Трех Ликах, под страхом смерти…
— Короче! — нетерпеливо прикрикнул Хадаш.
— А, вот. Изменила своему мужу…
— Мужу… — разочарованно повторил рогатый, пожирая обвиняемую взглядом. — Ну тут дело ясное — казнить, как велят заветы предков.
Ямаха, стоявшая с гордо поднятой головой, ровной, словно проглотила жердь, спиной и выпятив вперед грудь, при звуке приговора едва заметно вздрогнула, но не потеряла самообладания. Лишь чуть сбилось дыхание девушки и предательски заблестели слезинки в ее больших желтых глазах. Мне стало жаль инопланетянку. Изменила — да и хрен с ним! Разве это повод убивать такую красоту?
— Погоди! — возразил я. — А где ее адвокат? Имеет же право девушка на защиту!
— Честному скагу не нужен адвокат, — отмахнулся хан. — Чистая совесть — лучший адвокат!
— А кто ее обвиняет? — продолжал я настаивать на своем. — Свидетели, доказательства?
— Мы же не шанги! — возмутился инопланетянин. — Слова скага достаточно. Скаги не врут. Но если тебе принципиально… Шубах, какие там доказательства?
— Два свидетеля — Руших и Дамиш, — пояснил секретарь.
— А кто они — ханы?
— Нет, обычные скаги…
— Вот видишь! — торжествующе поднял палец Хадаш. — Свидетели есть! Хотя и не ханы, но я уверен — скаги достойные, заслуживающие доверия и уважения.
— Так давай их пригласим, допросим, — предложил я.
— Ну если так хочешь опоздать на обед… — раздраженно процедил сквозь зубы инопланетянин. — Конвой! Давай этих двоих…
— Руших и Дамиш, — подсказал помощник.
— Да-да, вот этих.
Через несколько минут ожиданий в зал заседаний ввели дух скагов, тех самых свидетелей. Оба — заметно старше и меня, и Хадаша. Помятые, побитые жизнью, у одного не хватало нескольких зубов, у второго левый рог был сломан почти у самого основания. Одеты крайне неряшливо. Личности крайне неприятные, мне они сразу не понравились. И не мне одному. Правитель тоже брезгливо поморщился.
Вошел и еще один. Молодой, крепкий черт. В крагах, сапогах со шпорами и, традиционно, сверкающим золотом и бриллиантами револьвером на бедре. Количество украшений на нем не оставляло сомнений — это и есть хан Шашан, муж Ямахи и, по совместительству — главный потерпевший. Единственным аксессуаром, блестевшим не золотом, а никелем, были часы на его руке — безумно дорогой «Рекорд», как у меня. Похоже, удивился, что процесс затягивается.
Кивнув судье, получив ответный кивок, супруг устроился на скамейке у стены зала.
— А что, свидетелей поприличней не было? — осведомился хозяин города.
— Какие есть, — виновато развел руками Шубах.
— Ну давайте, рассказывайте… — снизошел Хадаш.
— Подожди! — воскликнул я.
— Да, точно, совсем забыл, — покачал головой рогатый. — Поклянитесь именем Тилиса, Единого В Трех Ликах, что будете говорить только правду.
— Клянусь! — заявили оба свидетеля в один голос.
— Ты что, обоих одновременно собираешься допрашивать? — удивился я.
— Да. А что такого? Один расскажет, второй подтвердит. Так быстрее. Обед же скоро!
— Так дело не пойдет! — возразил я. — Свидетелей нужно допрашивать по очереди!
— Зачем?
— Чтобы один не знал, что говорит другой!
Тут черти испуганно переглянулись. Значит, моя интуиция меня не подвела! Что-то здесь было не чисто. Ну не могла девушка рисковать жизнью, зная о наказании за измену, прыгая в койку с кем-то там. Тем более — принимая во внимание дефицит мужчин у краснокожих. Скорее, сам Шашан перетрахает половину Скагаранского Халифата, чем Ямаха пойдет против заветов предков.
Поведение свидетелей не скрылось и от глаз хана. Он заинтересованно подался вперед. Впервые с начала процесса на лице черта появилось выражение, отличное от скуки. Нудная обязанность правителя города превратилась в развлечение.
— Давайте-ка одного за дверь, — приказал краснокожий.
— Какого? — озадаченно спросил конвойный.
— Да без разницы, — махнул рукой Хадаш. — Давай вон того, однорогого.
— Итак, э-э… как тебя там? — поинтересовался я, когда второго свидетеля вывели из помещения и затворили дверь.
— Дамиш, — подсказал секретарь.
— Ну да, Дамиш. Когда Ямаха изменила своему мужу?
— Восемь дней назад, — ответил свидетель.
— В какое время?
— Днем! Сразу после обеда!
— Ага… а где дело было?
— Известно, где, — усмехнулся скаг. — В доме хана Шашана!
— А в какой комнате?
— В спальне.
— А ты как мог увидеть?
Краснокожий, до этого вопроса державшийся очень уверенно, давая ответ едва дослушав вопрос, нерешительно замялся. Глаза свидетеля воровато забегали, а на лбу заблестела испарина.
— Я мимо проходил… — произнес Дамиш, уставившись в потолок. — Случайно заглянул в окно. И увидел их там! Творящими непотребства…
— А это не мог быть сам хан?
— Конечно — нет! Я же конюх хана! Хан только вернулся с прогулки и я как раз шел в конюшни, чтобы расседлать коня!
— Эй! — воскликнул Шашан. — Не может быть такого! У нас же спальня на втором этаже!
— Во-от! — протянул я, многозначительно подняв палец вверх. — То есть ты хочешь сказать, что проходил мимо дома хана, случайно подпрыгнул до второго этажа, и увидел, как Ямаха изменяет мужу с… с кем-то там?
— Ну ладно, пусть не случайно… я услышал непристойные звуки, забрался на карниз и увидел их там.
— А с кем она была?..
— Откуда я знаю? — пожал плечами свидетель. — С каким-то скагом.
— И что ты сделал после этого?
— Пошел дальше, в конюшни.
— И сразу тогда рассказал обо всем хану?
— Ну не сразу тогда… долго не решался… за измену мужу по заветам предков полагается смертная казнь! Жалко было Ямаху, но держать такое в тайне от хозяина я тоже не мог!
— Понятненько… — покачал я головой. — Понятненько… Хадаш, давай следующего свидетеля.
Дамиша вывели из зала и запустили второго, по логике вещей — Рушиха. Черт нервно переминался с ноги на ногу, озираясь по сторонами и постоянно вытирая потные ладони о полы одежды.
— Продолжай, — предложил мне Хадаш.
— Итак, Руших. Когда Ямаха изменила своему мужу?
— Восемь дней назад, — ответил свидетель.
— В какое время дня?
— Утром, хан как раз поехал кататься на лошадях…
— То есть как это — утром? — взревел, вскочив с кресла, судья.
Как и много раньше, в казино, мои рефлексы сработали быстрее, чем голова. Я так зыркнул на хана, что он, удивленно открыв рот, захлопав глазами, поспешно заткнулся и приземлил свою пятую точку обратно.
Готов поспорить, так на чертового хана еще никто никогда не смотрел! Он даже съежился, став раза в полтора меньше. Но и мне надо научиться держать себя в руках. Не ровен час, рогатому надоест такое обхождение, и я окажусь под бульдозером. То есть под катком.
— Прелестно, — улыбнулся я, повернувшись к Рушиху. — А где дело было?
— Там, в конюшне и было…
Хадаш еле слышно присвистнул.
— Шангшускаг! — восхищенно прошипел он. — Ты воистину мудр, как три мошомо, вместе взятых! В сравнении с тобой, многие скаги — шанги!
— Теперь-то ты понимаешь, что никакой измены не было? — самодовольно произнес я. — Они просто клевещут на девушку. Правда, пока непонятно — зачем…
— Что… что происходит? — забеспокоился лже-свидетель.
Конечно, он не понял ни слова из нашего с ханом разговора. Ведь между собой мы общались на нашем, человеческом языке, которого однорогий, похоже, не знал. Но уже начал ощущать близость и неотвратимость ханского гнева.
— Все отлично, — заверил я, переходя на скагаранский. — Давайте, заводите второго… Дамиша.
Теперь в зале суда снова присутствовали оба свидетеля. Они переглядывались друг с другом, каждый пытался залезть в голову своему подельнику, дабы предугадать свою судьбу, но безуспешно. Черти уже не нервничали. Оба были близки к панике.
Я еще немного потянул время, наслаждаясь их смятением, и… чего уж греха таить — собственной мудростью. И властью. Не той властью, что была над жизнями у меня на войне, когда я смотрел на врага через прицел, держа палец на гашетке. И не той, что была после, когда я хватал безродных инопланетян и продавал в рабство, определяя их судьбу до самой скорой смерти. Это было нечто большее. Сила слова. Когда оба клеветника прекрасно понимали, что все их дальнейшее бытие зависит от моего вердикта. Возможно, в самом деле стоит принять предложение хана и стать его советником?
— Вы оба врете! — рявкнул я, для большего эффекта ткнув пальцем в свидетелей. — Ямаха не изменяла Шашану! Вопрос в том — зачем вы это делаете!
— Во имя Тилиса, Единого В Трех Ликах, смилуйся, Великий Хан! — завизжал Руших.
Заламывая себе руки, он бросился на колени. Из глаз лжеца хлынули слезы. За всю свою довольно продолжительную жизнь я впервые видел плачущего черта! Его сообщник замер, как парализованный, не забыв при этом побледнеть так, что цветом кожи почти прекратился в человека.
— Я — не Великий Хан, — процедил сквозь зубы Хадаш.
— Это все он! Это все Дамиш, будь он навеки проклят, и дети его, и дети его детей! Это он меня подговорил! — причитал краснокожий.
— Но зачем? — удивился я.
— Он уговаривал Ямаху отдаться ему, а когда она отказала — стал угрожать, что наврет хозяину, будто она ему изменяет!
— Ах, вот оно что! — воскликнули одновременно мы с судьей.
Я оценивающе посмотрел на девушку. В самом деле — хороша. Безумно хороша. Безупречная красота. Если б цивилизация скагов развивалась естественным путем, без ускорения, принесенного нами, и они проходили те же эпохи, что и мы, то во времена античности Новой Земли с нее ваяли бы скульптуры, которым было бы суждено пройти через века. Или сожгли бы на костре, как ведьму, доведись чертовке родиться позже, во времена скагаранского средневековья. Но во всем этом слишком много «бы».
Одно у меня не укладывалось в голове: как вообще такое чудовище как Дамиш мог подумать, что Ямаха ляжет с ним постель? Не помогла даже угроза смерти!
И тут бахнул выстрел. Голова искусителя взорвалась, как спелый арбуз, украсив зал кровавыми брызгами и кусочками черепа. Я интуитивно спрятался за трибуну, выхватывая Кольт. Жертва домогательств истошно завизжала, нагружая барабанные перепонки собравшихся не меньше, чем выстрел. Руших вопил еще громче. И только Хадаш матерился сразу на нескольких языках, демонстрируя преимущества ханского образования.
— Вылезай, Шангшускаг, — обратился скаг ко мне. — Все в порядке.
Не торопясь убирать оружие, я выглянул из-за тумбы. Обезглавленное тело беззубого валялось в красной луже, рядом катался по полу, размазывая кровь, его подельник. А чуть в стороне стоял, сжимая в руке дымящийся пистолет, Шашан. Девушка сидела на корточках, обхватив голову руками. У дверей — двое конвойных, ворвавшихся в зал заседаний на звук выстрела, с автоматами наперевес.
— Извини, хан Хадаш, — медленно произнес супруг, убирая револьвер. — Не сдержался. Этот недостойный шихаваш хотел лишить меня самого дорогого — моей Ямахи!
— Ты не думал запретить проносить на суд оружие? — спросил я правителя.
— Задумаюсь, — пообещал рогатый. — Да у меня у самого такое впервые… надо выносить приговор. Вообще за ложь хану, еще и за нарушение клятвы, данной Тилису, Единому В Трех Ликах, полагается смерть. Но я в очередной раз убедился в твоей мудрости, Шангшускаг. Может, ты предложишь что-то иное?
Вот тут настал тот самый редкий случай, когда я полностью разделял мнение суда. Эта тварь, даже зная, что девушке за измену грозит смерть, пошел лжесвидетельствовать. Впрочем, я не исключаю, что у Дамиша и на своего подельника были рычаги давления. Но каким же скотом надо быть, чтобы обречь на казнь такую красоту?
— Как раз теперь все понятно, — проговорил я. — Ямаха — невиновна. Дамиш и Руших — виновны по всем пунктам, обоих казнить. Правда, Дамиша уже… а жаль! Я б сам с удовольствием раскатал его бульдозером.
— Катком, — поправил меня секретарь.
— Им самым, — согласился я.
— Так и будет, — Хадаш ударил деревянным молоточком по столешнице. — Именем Тилиса, Единого В Трех Ликах, Дамиша и Рушиха приговариваю к казни за клятвопреступничество лжесвидетельство, Шашана — к сканешу за… за неуважение к хану Скагаранского Халифата, недоверие своей жене и… ну, это мелко, но и за убийство конюха тоже.
— Что? — ошарашено взревел неожиданно осужденный муж. — Меня-то за что?
Я сам подпрыгнул. Сканеш — отсечение рогов, за что? Я не мнил себя знатоком скагаранских законов, но ничего такого, за что Шашан заслужил столь сурового наказания, не видел.
— Как это — за что? — возмутился судья. — Ты застрелил преступника, лишив хана священного права, дарованного заветами предков, самому совершить казнь. Это раз. Сам привел свою жену на суд, поверив своему конюху, а не ей! Это два. И ты застрелил Дамиша до приговора! Он еще не был виновным! Это убийство! Это три!
— Я не хочу ставить под сомнение мудрость хана, — напомнил о себе секретарь. — Но за неуважение к хану Скагаранского Халифата полагается только порка. За недоверие жене вообще наказания нету. А за убийство ханом безродного скага — всего лишь штраф!
— Да нельзя тут иначе! — развел руками рогатый. — Только сканеш. Шашан, ты не беспокойся, я позабочусь о твоей жене, она ни в чем не будет нуждаться.
Я рассмеялся, поняв глубинный смысл приговора. Хадаш тоже положил глаз на Ямаху. И наличие рогов у ее супруга не устраивало хана потому, что спать с ней все равно будет преступлением, винешем. Но тяжким грехом только до той поры, пока муж — скаг! Лишив Шашана рогов, судья решал эту проблему. Без частей тела, определяющих скага, как скага, лишенный титула, имущества и прав, краснокожий переставал считаться мужем Ямахи. Тут присутствовало и определенное благородство — судья мог запросто казнить «преступника», но оставлял ему жизнь. Хреновую, но жизнь.
