Глава 13

– Я очень извиняюсь за вчерашнее поведение бабушки!

Софи с тревогой посмотрела в глаза мисс Пеннистоун. Она не знала, чего ждать, когда эта молодая леди появилась в гостиной миссис Баннерман и подошла к дивану, где сидели Софи и Хетти. Хетти тут же встала и, бросив короткий взгляд на Софи, отошла к хозяйке, а мисс Пеннистоун после недолгих колебаний села рядом с ней и пробормотала свои извинения.

– Прошу вас, не надо, – поспешно возразила Софи. – Боюсь, я немного нервничала, иначе не стала бы так отвечать.

– О, я рада, что вы это сделали, – к большому удивлению Софи, ответила мисс Пеннистоун. – Ей никогда никто не давал отпор. Как бы мне хотелось самой решиться на это.

– Знаете, я определенно не собираюсь снова говорить такие резкости. В тот момент это казалось мне правильным, но с тех пор это не дает мне покоя.

Мисс Пеннистоун хихикнула:

– Вы такая забавная. И мне очень нравится ваше платье. Жаль, что бабушка не позволяет мне надевать такие эффектные вещи. В конце концов, мне ведь уже исполнилось двадцать. Возможно, я бы почувствовала себя более привлекательной, если могла бы носить не только эти скучные, простые платья.

– По-моему, вы выглядите очень мило. Хотя я должна признать, что носить красивые платья очень приятно. Мне это тоже совсем непривычно, но в них я чувствую себя очень смелой.

– Знаете, я думаю, вы действительно смелая. О, дорогая, сюда идет бабушка, а это значит, что мы уходим. Надеюсь, мы еще встретимся.

Мисс Пеннистоун встала и поспешила к старой даме, делавшей ей знаки. Софи улыбнулась абсурдной мысли, что она может быть авторитетом в вопросах моды, и начала искать глазами Хетти, но увидела, как та в компании другой модно одетой дамы вышла в соседнюю комнату. Она вздохнула и постаралась не выдавать своего смущения, но вдруг заметила, что в гостиную входит леди Мелисса. Софи взмолилась, чтобы Хетти вернулась назад, и сделала вид, что заинтересовалась объявлением о датском лосьоне, напечатанным в женском журнале, который лежал перед ней на низеньком столике.

– Вы позволите?

Софи посмотрела вверх и встретилась с холодными голубыми глазами леди Мелиссы.

– Позволить что?

– Присоединиться к вам, – сладким голосом пояснила леди Мелисса.

Софи показала на диван. От нее не укрылось, что атмосфера в комнате слегка изменилась.

– Пожалуйста, – сказала она в надежде, что ее улыбка выглядит достаточно естественно.

Леди Мелисса опустилась на диван, непринужденно расправив юбки. Она выглядела так мило и уверенно, что Софи почувствовала, как ее смелость пошатнулась. У нее не было никакой возможности уклониться от нападения этой оскорбленной красавицы – а в том, что это нападение, сомневаться не приходилось, – но она не собиралась безропотно терпеть, чтобы об нее точили коготки. Еще раньше Софи обнаружила, что наилучший способ справляться с подобными ситуациями – это вести себя как ее в высшей степени невозмутимая сестра Мэри. Мэри никогда не расстраивалась, даже в тот раз, когда во время танцев в Ассамблее на нее уронили целый поднос льда.

– Итак, мисс Тревелиан, как вам нравится Лондон?

– Очень нравится, леди Мелисса. Погода просто чудесная.

Леди Мелисса моргнула, услышав такой бессодержательный ответ.

– В самом деле. Ладно. Тому, кто не привык к жизни в городе, должно быть, непросто понять, как себя вести. Но я уверена, что все относятся к этому с пониманием.

Софи сохраняла на лице вежливое, бесстрастное выражение, изо всех сил вспоминая Мэри.

– О да, в высшей степени. Очень приятно, что вас это так интересует.

Улыбка леди Мелиссы не дрогнула, но Софи почувствовала, что ее раздражение накаляется.

– Нисколько. Мне казалось, я слышала, как леди Суинберн говорила, что вы пишете ее портрет.

Софи выпрямилась на презрительную насмешку, прозвучавшую в этом вопросе.

– Да, пишу. И с удовольствием приглашаю вас посмотреть, если пожелаете.

Для леди Мелиссы это оказалось явно чересчур. На миг ее щеки вспыхнули, но она снова взяла себя в руки.

– Что ж, очень любезно с вашей стороны. Хорошо, что вы так поладили с леди Суинберн. Мама рассказывала мне, что предыдущая невеста Харкота ей не очень нравилась. Но это старая история. Возможно, это просто ревность. Что ни говори, а о красоте леди Серены ходили легенды. Бриллиант чистой воды, как говорит мама. Печально, такая трагедия.

Софи отчаянно пыталась понять, о чем говорит леди Мелисса. Но над всей сумятицей мыслей и чувств уверенно парил образ Мэри, спокойно стряхивающей с коленей шарики льда.

– Очень печально, – согласилась она. – Вы ее знали?

– О нет. В то время я училась в школе. Но мама говорила, что леди Серена была самой красивой и живой из всех, кого она знала. Их свадьба стала бы гвоздем сезона. Но потом леди Серена вдруг загадочным образом заболела и умерла. Очевидно, сердце Харкота было разбито, потому что он уехал в Испанию к герцогу Веллингтону. Очень трогательная история, вы не находите?

Этот короткий разговор потребовал от Софи всей отпущенной ей выдержки. Казалось, время замедлило свой ход и весь окружающий мир отдалился от нее. Даже мстительное самодовольство леди Мелиссы померкло рядом с этим откровением. И вслед за первым потрясением и болью Софи ощутила вспышку гнева на Макса. Как он мог не рассказать ей нечто столь важное. Почему она вынуждена узнавать такие вещи от этой язвительной леди, которая, очевидно, наслаждается ее замешательством и смущением. Молчание затянулась, но Софи не могла найти что сказать. В конце концов, леди Мелисса неспешно встала и ее прекрасные, словно розовый бутон, губы изогнулись в любезной улыбке.

– Всего доброго, мисс Тревелиан. Удачи вам.

– Всего доброго, леди Мелисса, – с трудом ответила Софи.

Когда через несколько минут в гостиную вошла Хетти, ей не потребовалось задавать вопросы, чтобы понять, что Софи хочет вернуться домой.

Как только они остановились на Гросвенор-сквер, Софи повернулась к ней:

– Хетти, я бы хотела поговорить с Максом. Есть одна вещь… Вы не могли бы попросить его зайти ко мне… когда он сможет?

Улыбка в глазах Хетти погасла.

– С вами все в порядке, Софи?

– Конечно. Просто я хочу кое-что у него спросить.

Хетти накрыла ладонью крепко сжатые руки Софи.

– Я понимаю, что вам приходится нелегко, но, поверьте мне, все будет хорошо. Не позволяйте никому расстраивать вас. Просто нужно время.

Глаза Софи наполнились печалью.

– Дело не в этом. Но все равно, спасибо вам за все, Хетти.

– Я рада помочь. Очень жаль, но завтра я возвращаюсь в Сомерсет, я и так слишком долго отсутствовала. Но леди Крэнворт сказала, что с удовольствием заменит меня в качестве вашей сопровождающей на следующей неделе, пока вы не уедете в Харкот, а потом мы, конечно, присоединимся к вам на пару недель, чтобы подготовить все к свадьбе, и я познакомлю вас с бандой моих озорников.

– Я с радостью познакомлюсь с ними, – искренне ответила Софи, сожалея, что не может просить Хетти остаться. – Доброго пути, Хетти. И еще раз спасибо за все.

– Мне было очень приятно. Правда, правда. И я передам Максу, чтобы он зашел к вам, как только сможет.

Обняв Хетти на прощание, Софи вышла из экипажа. На этот раз мысль о встрече с Максом наполнила ее ощущением пустоты и холода.

Софи подняла глаза от книги, которую пыталась читать. В этом доме, где не привыкли принимать визитеров, слуги очень проворно реагировали на стук в дверь, поэтому не прошло и двух минут, как она услышала, что Ламбет приветствует Макса. Софи отложила книгу и встала. Она слишком нервничала, чтобы усидеть на месте.

– Его светлость герцог Харкот, – с важным видом объявил Ламбет, открыв дверь.

– Благодарю вас, Ламбет. Можете пригласить его.

Макс вошел с легкой улыбкой, но в его глазах читался вопрос, и Софи спросила себя, что ему сказала Хетти. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Макс остановился, его глаза сузились, улыбка исчезла.

– Что случилось?

– Ничего. Правда, ничего. Просто я хотела вас кое о чем спросить.

Выражение его лица не изменилось, но Софи показалось, что он отдалился от нее.

– Хорошо. И что же это?

Она повернулась к окну в надежде, что станет легче, если она не будет его видеть.

– Сегодня со мной говорила леди Мелисса. Она с огромным удовольствием сообщила мне о вашей предыдущей помолвке, и мое смущение ее очень позабавило. Но дело не в этом. Я подумала, что вы могли бы… подготовить меня к этому. Вам следовало знать, что кто-нибудь обязательно об этом заговорит.

В воздухе повисла напряженная тишина, но Софи не повернулась. Наконец Макс заговорил:

– Мне очень жаль, что вы оказались… в неловком положении. И вы правы, я должен был рассказать вам об этом. Прошло много лет.

Софи заставила себя повернуться. Макс снова стал похож на статую. В его лице не было злости, оно не выражало ничего. Как будто он смотрел на незнакомца или на витрину магазина. Софи невольно задумалась, что он стал бы делать, если бы она запрокинула голову назад и закричала. Могло ли что-то поколебать его невозмутимость, когда он так замыкался, как сейчас. Его бесстрастная реакция только усилила ее ревность к той красавице, которую описала леди Мелисса.

Теперь она знала Макса достаточно хорошо, чтобы понимать, что он мог замкнуться, только если дело касалось чего-то важного для него. А леди Серена, безусловно, значила для него очень много. Софи подошла к дивану и, опустившись на него, расправила юбки, бессознательно подражая леди Мелиссе. Осознав, что делает, она положила руки на колени и посмотрела на Макса.

– Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне то, что, по вашему мнению, мне следует знать, и чтобы впредь я не попадала в ловушки, устроенные вашими друзьями или недругами. – Софи подняла подбородок, гордясь спокойствием, с которым ей удалось произнести эти слова, несмотря на бушевавшую в груди бурю.

Макс глубоко вздохнул и встал позади стоявшего напротив дивана парчового кресла в стиле Людовика XVI, положив руку на спинку. Софи хотела было предложить ему сесть и не нависать над ней, но решила промолчать.

– Хорошо. Почти десять лет назад я был помолвлен с леди Сереной Моркомб, единственной дочерью лорда Моркомба, близкого друга моего отца. Она была очень… пылкой и впечатлительной девушкой. За месяц до того, как мы должны были пожениться, она покончила с собой. Об этом мало кто знает, поэтому мне хотелось бы, чтобы вы сохранили это в тайне. Лорд Моркомб объявил, что она умерла от лихорадки, и, хотя я не уверен, что все этому поверили, такова официальная версия. Это все.

Боль в груди Софи сменилась потрясением и жалостью. Почему-то это холодное, бесстрастное изложение событий, наверняка ставших для Макса трагедией, делало эту трагедию еще более нестерпимой. Теперь ее ревность казалась неуместной.

– О, Макс, мне так жаль, – прошептала она, протянув к нему руку.

Он не шелохнулся, но в его глазах, холодно смотревших в сторону, стремительной молнией мелькнуло что-то горячее и бурное.

– Прошло много лет, – повторил Макс.

Софи, покачав головой, опустила руку. Он мог не говорить, что все это до сих пор жило в нем. Софи никогда не чувствовала себя такой далекой от него. Ей хотелось прикоснуться к нему, облегчить его боль, но она чувствовала себя совершенно беспомощной и не знала, чего ждать.

– Я не собиралась ничего выпытывать. Простите, что я пробудила то, что заставляет вас страдать. Я не хотела. Я просто…

Макс заставил себя дышать ровно, превозмогая желание взять протянутую ему руку, принять утешение и отпущение грехов, которое предлагала Софи. Она права, глупо было скрывать это от нее, и он понятия не имел, почему так поступил. Нет, неправда. Он не хотел, чтобы она или кто-то другой узнали правду о нем и Серене.

Сообщив о Серене голые факты, Макс ждал, что это вызовет у Софи ужас, даже отвращение… Он оказался не готов к состраданию, к этой теплоте в ее глазах, к ее протянутой руке. Как он мог просить того, чего не заслуживал? Наверное, ему было бы даже легче, столкнись он с реакцией, которую ждал бы от Серены с ее неспособностью к сочувствию. Макс никогда не мог понять яростных вспышек ее ревности, хотя именно она не могла устоять перед недозволенными увлечениями, а он, следуя дурацкому представлению о верности, боролся с желанием, которое она без зазрения совести разжигала в нем, и потребностью найти удовлетворение на стороне.

Серена милостиво принимала его любовь и вместо чувства вины испытывала только возмущение, когда он не желал плясать под ее дудку. Под конец он только и делал, что искал предлог, чтобы вернуться в Харкот, сбежать от нее. И от себя. Никогда в жизни Макс не испытывал такой ненависти к себе, как в тот последний месяц с Сереной. Поделиться этим с Софи? Нет, этому не бывать. Он не хотел, чтобы она или кто-то другой увидели эту сторону его натуры. Она никогда не поймет и не простит того отчаяния и ненависти, до которых он дошел. А значит, он не мог принять сочувствие, неосознанно предложенное ею.

И все же, когда Софи опустила руку и направилась к двери, он, сам не зная почему, двинулся за ней.

– Куда вы идете?

– Я… наверх. Думаю, мне надо немного отдохнуть перед балом.

Макс подошел к двери раньше нее. Надо было дать ей уйти, но он не хотел. По крайней мере, пока. Поэтому искал, что сказать, чтобы вернуть целительное тепло ее сострадания. Возможно, точно так же она пожалела бы собаку, но сейчас его это не волновало. Он нуждался в ней. Софи всколыхнула в нем не только память, но и чувства, которые его страшили, и Макс не хотел оставаться с ними наедине. Он повернул ключ в замке и заслонил собой дверь.

– Еще минута, и вы сможете уйти, – сказал он, когда Софи удивленно посмотрела на него. – Вы правы. Я должен был рассказать вам. Я поступил плохо. Но я не привык… рассказывать о себе.

К удивлению Макса, она взяла его свободную руку и просто сжала ее. У него сбилось дыхание, пульс участился. Тепло ее пальцев, изгиб ладони у большого пальца… Во всем этом таился соблазн куда более сильный, чем в тщательно просчитанных позах Серены. А потом она подняла руку и коснулась его щеки.

– Мне так жаль, Макс, – шепнула Софи и выпустила его руку.

Вот только он не отпустил ее.

На этот раз Софи оказалась не готова к поцелую. В том, как Макс прижал ее к себе, в том, как его губы накрыли ее рот, не было ни нежности, ни игривости. Нетерпеливый, требовательный поцелуй мгновенно наполнил жаром все ее тело, и она инстинктивно прижалась к Максу, чтобы он дал ей облегчение, освободил от смятения и тоски, копившихся в ней с того дня, когда она его встретила.

Мир за пределами их желания поблек, важным стало, только чтобы он не оттолкнул ее, чтобы его руки скользили по ее спине, обнимали ее, прижимали к себе. А поцелуй становился все крепче и жарче. Пьянящие прикосновения его губ и языка заслонили от нее всю боль, все страхи. Руки Софи обвились вокруг его шеи, тело выгнулось к нему, неумело стараясь повторить все еще незнакомую страстность его поцелуя, так не похожего на все, что она знала до сих пор, и совсем не похожего на то, чего она могла ждать от него.

Софи чувствовала себя так, словно вышла из тесной пещеры и ослепла от яркого света. Но теперь она могла двигаться. Это была свобода. И с ней был Макс. По-настоящему. Ей удалось пробить его скорлупу и почувствовать его. Ей хотелось отдать ему всю себя, даже то, о существовании чего она сама не знала, и от этой незнакомой решимости захватывало дух. Но самое восхитительное, что и он хотел ее. Хотел даже то, что порицали другие. Софи впервые почувствовала себя сильнее его, уверенней в том, что поступает правильно, что Макс принадлежит ей. Что ему необходимо то, что она может дать, даже если он сам этого не понимает.

Софи поднялась на носки и с силой прильнула к нему. Ее пальцы скользнули в его волосы, и Макс застонал, не отрываясь от ее губ. Ей нравилось чувствовать, как его тело соприкасается с ее грудью, ставшей вдруг необычайно чувствительной. Даже твердая поверхность двери, к которой он прижимал ее, усиливала остроту ощущений, контрастируя с уверенной мягкостью его губ и влажными прикосновениями языка. Она тонула в этих ощущениях – в его прикосновениях, запахе, вкусе – и понимала, что это только начало.

Внезапно его губы оторвались от ее рта, и Макс, задыхаясь, отстранился. Сквозь опущенные ресницы она встретилась с его потемневшими серыми глазами. В них бушевал шторм, который мог бы испугать ее, но почему-то не испугал. Она никогда не думала, что желание может быть так прекрасно. Оно таило в себе опасность и обещание неземных удовольствий.

– Макс, я хочу тебя…

Софи даже не поняла, как произнесла эти слова, но они подействовали на него, как удар молнии. Его глаза закрылись, руки сжали ее бедра, поднимая вверх, и она обхватила его ногами за пояс. Его тело прижалось к ней с новой неистовой силой, всколыхнув волну наслаждения, губы ласкали нежную кожу ее шеи, дразня и маня ее, заставляя извиваться всем телом. Это было сродни битве, в которой она могла выжить, только ответив ему, заставив так же мучиться и содрогаться в конвульсиях страсти. И еще она хотела видеть его. Всего. Без этих дурацких слоев ткани, разделявших их.

Софи спустила руку с его плеча и, проникнув под сюртук, начала вытаскивать сорочку из брюк. Тело Макса было таким горячим, что почти обжигало ей руку, скользившую к его груди и выше. Она чувствовала его стальные мускулы, и в голове замелькали образы полотен, которые она видела на выставке. Но и этого казалось мало, она хотела видеть его. Видеть его обнаженным, познать каждый дюйм его тела. Он не был статуей, Софи чувствовала, как вздрагивали и напрягались его мышцы под ее рукой, и по всему телу пробежала волна ответного трепета, наполняя ее ощущением собственной власти над ним.

– Я хочу тебя видеть, – простонала Софи, запустив руку в его волосы и прижимая его к себе. Но уже в следующий миг пожалела, что не промолчала, потому что Макс вдруг отпрянул назад и замер.

– Мы должны остановиться… – Его охрипший голос дрогнул, но Софи безошибочно уловила его решимость.

– Нет! – сердито выкрикнула она, слишком расстроенная, чтобы помнить об осторожности. – Ты это начал. И ты не можешь бросить меня так. Это несправедливо!

– Несправедливо… – У Макса вырвался хриплый смех, но тут же надломился и затих. Он отвел назад волосы с лица Софи, вдруг поняв, что не в силах оторваться от нее. – Верно, Софи. Мне не следовало этого начинать. Но мы должны быть благоразумны.

Макс прижал ее к себе, и Софи положила голову ему на грудь. Она слышала частый и сильный стук его сердца, эхом отдававшийся в ее груди и не дававший успокоиться. Не сознавая, что делает, Софи снова начала нежно гладить его спину. Потребность касаться его была непреодолима.

– Софи, хватит… Мы не можем. Нам еще нельзя…

Однако эти слова, сказанные низким измученным голосом, никак не совпадали с тем, чего он хотел. Его руки скользнули вниз по спине Софи, побуждая быть ближе, и она инстинктивно раздвинула ноги. Макс едва слышно чертыхнулся и разжал руки, но только для того, чтобы задрать ее юбки, и его пальцы коснулись голой кожи Софи выше чулок. Не сводя с нее глаз, он обхватил ее ноги, лаская, поглаживая их и раздвигая еще сильней, пока все ее тело не замерло от напряжения.

Софи почувствовала, что сейчас что-то должно произойти. Она знала, что ей больше не надо бороться. Теперь ей оставалось только ждать и чувствовать. Чувствовать, как движения его руки стали медленней и нежней, когда она, скользнув на внутреннюю сторону ее бедра, стала подниматься выше. Она прикусила губу, чтобы сдержать стон, но он вырвался из ее груди на волне возбуждения, которое разжигали его руки. Макс зажал ей рот жадным поцелуем, лаская и покусывая припухшие губы.

Софи обхватила его за шею, извиваясь под его рукой, как будто пыталась унять томительную боль, ставшую нестерпимой. Ее несла какая-то жестокая волна, грозившая крушением. Неизбежным крушением.

Макс ласкал ее прекрасное тело, сознавая, что касается таких частей, которых никогда не касался и не коснется никто, кроме него. И понимал, что не владеет собой. Он намеревался дать ей лишь пригубить тех удовольствий, которых она так откровенно требовала. Но не только той восхитительной страсти, которую Софи выражала так же открыто и щедро, как свое сочувствие, но и его страсти. Он не должен был оставаться здесь, не должен был прикасаться к ней. Он должен был остановиться. Но он не хотел останавливаться. Он хотел дать ей это и увидеть ее счастливой в своей новой радости и прекрасной, как ни одна женщина в мире. А потом он сказал бы ей, что это только начало. Если бы остался жив. Потому что Макс так хотел ее. Хотел утонуть в ней, ощутить прикосновение ее горячей влажной кожи. Хотел видеть ее обнаженной, как на тех картинах. Его пальцы скользнули в пульсирующую глубину ее возбужденной плоти, и она, резко втянув воздух, выгнулась к нему.

Макс закрыл глаза. Это безумие.

– Макс… О, Макс…

От звука ее голоса каждый мускул его тела натянулся. Он спустил с ее плеча платье и нижнюю сорочку, потом потянул вниз легкий корсет, чтобы высвободить грудь. Ее кожа порозовела под его рукой, сосок под тонким шелком затвердел, и Макс, наклонившись, стал целовать его сквозь ткань, лаская и сжимая губами. Бедра Софи приподнялись к нему, но их неуверенный, сбивчивый ритм выдавал неопытность, и он остановил ее. Одна его часть хотела прекратить это, пока он еще не окончательно потерял рассудок, но другая хотела, чтобы это не кончалось никогда. Хотела удерживать ее на этой грани желания, с ее смятением, потерянностью и полным подчинением его воле. Чтобы она хотела его… Макс застонал, уткнувшись в нежный изгиб ее шеи, вдыхая ее запах, сладкий и чистый, как мед, и понял, что больше не вытерпит. Он больше жизни хотел быть в ней…

– Софи, хватит… Мы должны остановиться.

– Я не могу. Макс, пожалуйста… Я хочу тебя. Пожалуйста…

Наверное, именно это тоскливое слово окончательно сломило его волю. Он больше не думал. Его руки начали быстро расстегивать крючки и пуговицы, развязывать ленты, сбрасывая то, что стояло между нею и им с его желанием почувствовать ее по-настоящему. Его сюртук полетел на ковер вслед за ее платьем, корсетом и панталонами, а потом он осторожно опустил ее на ковер с красно-золотым узором.

И Софи позволила ему. Она просто ждала, вцепившись рукой в тонкий лен его сорочки, и ее глаза горели темным синим пламенем. Макс стянул с себя рубашку и лег на ковер рядом с ней, наполовину накрыв ее своим телом. Его губы снова завладели ее ртом, рука скользнула вниз по ее телу. Когда она выгнулась к нему, он раздвинул коленом ее ноги, продолжая ласкать разгоряченное лоно. Она запрокинула голову, двигаясь вместе с его рукой. Она принадлежала ему вся, без остатка. Ни один человек не видел и не увидит ее такой. Его женщина.

Но ему казалось мало наполнить ее наслаждением. Он должен был сделать ее своей раз и навсегда. Макс никогда не спал с девственницей и понимал, что не имеет понятия, как подготовить ее к тому, что должно произойти. Одной этой мысли могло бы хватить, чтобы его остановить. Но не хватило. Он слегка приподнялся, и ее глаза приоткрылись, глядя на него туманным потерянным взглядом.

– Софи, или мы остановимся, или пойдем дальше, ты понимаешь? Я не хочу причинять тебе боль, но, скорее всего, сделаю это. Если ты хочешь меня остановить, скажи сейчас!

– Ты не можешь остановиться, – сонно, но совершенно отчетливо произнесла она.

Это было так близко к правде, что Макс чуть не застонал.

– Я не хочу, но, если ты скажешь, я это сделаю. Ты понимаешь? Обратной дороги не будет, если мы…

– Я не хочу обратно. Ни за что. – Софи приподнялась на локте и, обхватив его за шею, прижалась к его губам. – Ты не можешь остановиться.

– Софи…

Ее имя слилось со стоном облегчения. Теперь он сделает все, чтобы она не пожалела, что отдалась ему. Он вознесет ее на вершину и только потом даст волю своей страсти.

Его пальцы снова скользнули в ее влажное шелковистое лоно, и мгновенная дрожь, пробежавшая по ее телу, сказала Максу, что она близка…

Софи с благодарностью ощущала короткие вспышки наслаждения, которые рождала в ней дразнящая игра его рук. Она так забылась в своих ощущениях, что для нее стала неожиданностью обрушившаяся на нее тяжесть тела Макса и то большое и горячее, что заняло место его пальцев. А резкая боль показалась настолько неуместной в том облаке удовольствий, где она парила, что Софи невольно вскрикнула. Но он накрыл ее рот губами, и нежный поцелуй вместе с ритмичными движениями руки, ласкавшей ее грудь, отвлекли ее от боли, снова переключив внимание на томительное возбуждение, копившееся где-то в глубине. Потом ощущения смешались, и Софи забыла обо всем, кроме потребности сбросить это возбуждение. Освободиться. Она попыталась шевельнуться, но Макс остановил ее:

– Я не хочу сделать тебе больно…

– Мне все равно! Просто сделай что-нибудь! – выдохнула она.

Он засмеялся низким, хриплым смехом, и ее обдало этим звуком, словно волной прибоя. Потом он слегка повернул ее набок, и его пальцы продолжили свою игру. С каждым прикосновением Софи возносилась все выше и выше, и даже боль уступила дорогу неистовому стремлению вперед… А потом, когда напряжение стало невыносимым, его пальцы наконец открыли тайный засов, и наслаждение хлынуло жарким потоком. Она слышала, как Макс произнес ее имя, и снова ощутила боль, когда он начал двигаться внутри ее. Его тело напрягалось все сильней и сильней, дыхание становилось все более хриплым и прерывистым, пока и он, достигнув своей вершины, не обмяк и едва слышно шепнул: «Вот и все!»

Какое-то время они лежали неподвижно. Их сердца бились в унисон, постепенно успокаиваясь, как волны после шторма. Тело Макса было тяжелым, но ей нравилась эта тяжесть. Теперь боль снова стала более ощутимой, однако Софи по-прежнему чувствовала себя сказочно, как королева-воительница после выигранной битвы.

Потом Макс глубоко вздохнул, и она поняла, что все закончилось. И сейчас им предстоит взглянуть друг на друга ясным взором, не замутненным жаркой пеленой желания. Что ни говори, а страсть сродни безумию, и теперь, когда Софи познала ее, она поняла, почему литература и искусство так часто обращались к этой теме. Никогда в жизни ей не пришло бы в голову, что она может соблазнить мужчину, заманив его в постель… Хотя это даже нельзя было назвать постелью, поскольку они лежали на полу, а ее прелестное новое платье бесформенной грудой валялось под креслом в стиле Людовика XVI, и из-под него выглядывал сюртук Макса.

Софи чуть не застонала от стыда, но закрыла глаза и сдержалась. Надо надеяться, что он справится с последствиями лучше нее. Макс осторожно отодвинулся в сторону, и, когда его тяжесть спала с ее тела, Софи ощутила это как утрату. Она старалась не смотреть на него, когда он очень нежно поднял ее, как будто чувствовал боль, резко кольнувшую ее между ног. Подняв с пола нижнюю сорочку, Софи стала нервно перебирать ее в поисках горловины. Макс, не говоря ни слова, взял у нее сорочку и быстро надел ее через голову Софи. Потом сделал то же самое с ее корсетом и платьем и, повернув ее спиной к себе, принялся завязывать ленты и застегивать крючки. Наконец она почувствовала, как его руки расправили складки ее рукава и отвели с плеч пряди волос. Только тогда она набралась смелости и повернулась к нему.

Лицо Макса казалось спокойным и бесстрастным, смягчилась только линия губ. Софи невольно изумилась мысли, что этот красивый мужчина только что любил ее… Нет, не то. К чему обманывать себя? То, что произошло, было лишь утолением плотской жажды. Восхитительным и потрясающим, но не любовью. Макс поднял глаза, и их странный взгляд – смесь чувственной лени и удовлетворенной похоти – больно задел какую-то незащищенную часть ее души.

– Простите меня, – наконец сказал он. – В первый раз это должно было произойти не так. Не могу поверить, что я… на полу…

В его голосе звучало такое обезоруживающее изумление и раскаяние, что Софи засомневалась, кто из них двоих тяжелее переживал эту потерю контроля над собой. Ее охватило желание успокоить его.

– Две моих сестры говорили, что после всех ожиданий и страхов первый раз стал для них просто кошмаром. Поэтому, возможно, так даже лучше.

Макс засмеялся и убрал прядь ее волос за ухо. От этого нежного движения ей захотелось по-кошачьи потереться об его руку. Но его брови нахмурились.

– Я рад, что это не стало для вас кошмаром. И все же я должен был устоять. Мое дело – защищать вас, а не пользоваться вашей слабостью. Это непростительно.

Это возвращение «сурового герцога» вызвало у Софи неуместный взрыв смеха. Она еще чувствовала себя слишком счастливой, чтобы его предсказуемое отступление могло причинить ей боль. Напротив, она почувствовала странное желание защитить его от многочисленных тягот и обязанностей, которые он бесстрашно взвалил на себя.

– Я никому не скажу, – скромно ответила она, и его суровость немного спала.

Макс пригладил ее растрепанные волосы, и его глаза потеплели.

– Если кто-нибудь увидит вас в таком виде, вам и не понадобится ничего говорить. Лучше поднимитесь наверх, пока не появился Ламбет.

Софи шагнула к Максу, провела ладонью по рукаву сюртука.

– Думаю, и вам не стоит показываться Ламбету на глаза, ваша светлость. В данный момент ваш костюм тоже нельзя назвать безупречным. Стойте, я попробую спасти ваш галстук.

Макс молча стоял, пока она пыталась справиться с замысловатым узлом его галстука. Под его упорным взглядом в ней снова шевельнулось эхо наслаждения, которое он ей доставил, и Софи заставила себя отступить назад.

– Нет, это безнадежно. Вам определенно нельзя встречаться с Ламбетом.

Он улыбнулся неожиданной мальчишеской улыбкой, которая на редкость шла к его растрепанным волосам, и, подойдя к двери, повернул ключ.

– Я вас понял. Спасаюсь бегством. – Макс задержался на пороге. – Вы уверены, что с вами все в порядке? Я не сделал вам слишком больно?

Софи покачала головой. Тревога в его голосе заставила ее удержаться от слов, которые ему наверняка не хотелось бы слышать.

После секундного колебания Макс кивнул и вышел.

Макс благополучно добрался домой, не встретив никого из знакомых. Когда он оказался в своей комнате, ему хватило одного взгляда в зеркало, чтобы понять, что любой человек, даже не обладая особой интуицией, мог догадаться, что с ним произошло. Несмотря на все старания Софи, его галстук был безнадежно испорчен, а волосы выглядели так, словно он очень старался изобразить стиль coup de vent, вошедший в моду с легкой руки Байрона.

Сейчас, когда рядом не было Софи, он с особой силой ощутил безумие того, что случилось. Это его вина. От начала и до конца. Но Макс мог сколько угодно говорить себе, что, зная о ее девственности, должен был сдержаться. Правда в том, что он не хотел себя сдерживать. У него было достаточно возможностей отступить. Он даже говорил себе, что доставит ей удовольствие, которого она так очевидно жаждала, и этим ограничится. Но в какой-то момент все его благоразумие растаяло, как дым.

Макс стянул галстук, охваченный растерянностью, стыдом и удовольствием, смешанным с чувством вины. Конечно, неразумно лишать свою нареченную девственности на полу дома ее тети. Но она была так восхитительна. Сейчас ее нежелание подчиняться правилам и упорное стремление идти тем путем, который она считала правильным, привело… к более чем приятному результату. Но так будет не всегда. Фактически именно оно привело к их вынужденной помолвке, и уже сейчас Софи могла оказаться беременной, потому что он впервые в жизни не предпринял никаких предосторожностей.

Макс снова посмотрел на свое отражение в зеркале. Он никогда не думал о Софи как о возможной матери своих детей, если не считать чисто теоретических соображений о наследниках. Но сейчас это вызвало в его воображении целую вереницу образов, приводивших его в смятение. Большое число племянников приучило Макса к обществу малышей, но мысль о Софи, держащей на руках его ребенка, почему-то вызывала тревогу. Он будто видел в окно чью-то чужую жизнь, и ему хотелось сделать шаг и оказаться в ней. Несмотря на свои странности, она наверняка стала бы хорошей матерью. Если она могла с такой любовью относиться к чужому малопривлекательному мопсу, то, несомненно, щедро одарила бы ею своих детей. Больше, чем он сам. Значит, у его детей будет хотя бы один родитель, способный на настоящую любовь. С леди Мелиссой они стали бы точной копией его родителей. Внимательными, но лишенными настоящего тепла. Ему просто надо убедиться, что Софи понимает всю тяжесть ответственности, которая ляжет на ее плечи. Чем раньше он отвезет ее в Харкот, чтобы она увидела, за что он – а теперь и она – отвечает, тем лучше.

К тому же в Харкоте есть множество мест, где они смогут остаться наедине. Потому что теперь, когда Макс выпустил джинна из бутылки, он чувствовал, что не сможет ждать до свадьбы, чтобы оказаться с ней в постели. И на этот раз это непременно будет постель. Она хотела видеть его? Хорошо, он тоже хотел видеть ее, лежащей в его постели, чтобы он мог узнать, как далеко простирается ее страстность. Если, не имея никакого опыта, Софи так отвечала на его ласки в гостиной своей тети, то он не мог даже представить себе, на что она способна в интимной обстановке его спальни. И ему очень хотелось это узнать.

Макс отвернулся от зеркала. В свое время ему казалось резонным еще немного продлить свою свободу, но сейчас он не видел причин ждать. Ему надо получить специальную лицензию, и уже через несколько дней они уедут в Харкот, где отец Софи их поженит.

А потом он пошлет всех к дьяволу и останется с ней наедине.