Глава 14

– Этого стоило дожидаться! – заявил Брайнстон, когда после танца вел Софи туда, где в окружении других гостей стоял Макс.

В одной из дам она узнала и скандальную леди Джерси. Макс выглядел таким холодным и отчужденным, что Софи с трудом узнавала в этом красивом, импозантном человеке страстного любовника, открывшего ей мир чувственных наслаждений в гостиной тети Минни. Но она точно знала, что каждый раз открывая в нем новые, доселе неизвестные стороны, она обнаруживала что-то новое и в себе. Когда она подошла к нему, его непостижимые серые глаза сверкнули, и она почувствовала, что у нее краснеют щеки.

– Салли, это вас я должен благодарить за то, что мисс Тревелиан позволено танцевать вальс? – Брайнстон почтительно поднес к губам руку леди Джерси. – Если так, выражаю вам свою глубочайшую благодарность. Она вальсирует божественно! Как сильфида или нимфа, ну, в общем, та, что превратилась в водяные брызги. Никогда не мог запомнить имена всех этих греков. Вы не напомните, мисс Тревелиан?

– Извините, нет. В любом случае это звучит безрадостно и для нимфы, и для ее партнера по танцу, – ответила Софи, ощущая, что щеки краснеют еще сильнее. Она чувствовала, что все смотрят на нее в ожидании, что она допустит оплошность. Ей совсем не хотелось снова поставить Макса в неловкое положение.

– Совершенно верно! – радостно согласился Брайнстон. – Кому захочется обнимать водяные брызги? Что-то не то с тем парнем, который это написал. Похоже, бедняга пережил какой-то чертовски неудачный опыт, связанный с чем-то мокрым. Простите мою неделикатность, мисс Тревелиан.

Софи не смогла удержаться от смеха. Глупости, которые он говорил, успокаивали нервы.

– Не думаю, что это следует понимать буквально, лорд Брайнстон, но временами действительно раздражает склонность поэтов превращать женщин бог знает во что. То в нимфу, то в лебедя, то в статую. Я подозреваю, что они просто не знают, что с нами делать, такими, какие мы есть.

Леди Джерси разразилась своим неподражаемым смехом:

– Как это верно! Тогда вам очень повезло, что у Макса нет поэтических наклонностей. Уж он-то точно знает, что с нами делать. С такими, какие мы есть.

– Осторожней, Салли, – непринужденно заметил Макс. – Вы же не хотите напугать мисс Тревелиан?

Леди Джерси устремила на Софи свой насмешливый взгляд:

– Сомневаюсь, что мне это удастся. По крайней мере, таким способом. Я права, мисс Тревелиан?

– Конечно, правы, леди Джерси, – скромно согласилась Софи.

– Вот и прекрасно. – Леди Джерси снова засмеялась. – Мне определенно нравится ваша нареченная, Макс. Я весьма удавлена, что в конце концов вы проявили такое здравомыслие. Идемте, Брайнстон, потанцуйте со мной и не стесняйтесь в комплиментах.

Леди Джерси увела Брайнстона, и Макс, взяв Софи за руку, отвел ее в сторону. Даже сквозь перчатку она чувствовала его горячую руку, и это живо напомнило ей происшествие в гостиной тети Мин-ни. Софи думала, что Макс поведет ее танцевать, но он повел ее в холл, а оттуда в узкий и полутемный коридор, отделенный от него портьерой, и она ощутила тревогу. Пугало не то, что он мог сделать, а то, как быстро ее тело встрепенулось в ожидании этого. Какое-то мгновение они стояли в тишине.

– Я не имел возможности спросить вас, все ли с вами в порядке… после того, что случилось.

Голос Макса звучал сухо и отчужденно, и, хотя забота ее тронула, в душе шевельнулось разочарование. Он явно не собирался ее соблазнять.

– Все хорошо, спасибо, – ответила Софи.

– Идемте. – Макс снова взял ее за руку и повел дальше по коридору, чем окончательно сбил с толку. В конце коридора он открыл дверь в комнату, освещенную канделябром, который стоял на каминной полке и высвечивал картину, висевшую на противоположной стене. С полотна на нее смотрел сидящий за столом старик. Ошеломленная Софи двинулась к нему, неосознанно продолжая держать Макса за руку.

– Кто это написал? – прошептала она.

– Испанский художник Веласкес. У меня есть одна его картина в Харкот-Холле. Этому полотну почти двести лет. Оно потрясающее, правда?

Софи молча кивнула, почти не замечая, как Макс встал позади нее и обнял, окутывая своим теплом.

– Мне хотелось удивить вас. Я подумал, что вам понравится, – пробормотал он, касаясь губами ее полуобнаженного плеча.

– Мне нравится… – Софи попыталась сосредоточиться на удивительной картине, но, когда губы Макса скользнули вверх по ее шее, веки сами собой опустились и ей стало трудно дышать.

– Макс…

– Не беспокойтесь, я не зайду слишком далеко… к сожалению…

Его рука, скользнув под лиф платья, обхватила грудь Софи, большой палец тронул сосок. Софи прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, и откинула голову назад, подставляя шею. Оранжевые отблески свечей жидким пламенем просачивались под ресницы, заставляя глаза гореть. Жаркое тянущее напряжение между ног заглушило боль, оставшуюся после их соития, и Софи вновь ощутила внутреннее смятение, требовавшее выхода. Она протянула руку и, не сознавая, что делает, провела по его животу вниз. По телу Макса пробежала дрожь, но он поймал ее руку, и Софи поняла, что все закончилось. Какое-то мгновение они стояли неподвижно. Потом он легко коснулся губами ее плеча и отпустил ее.

– Я пообещал себе, что приведу вас сюда, только чтобы показать картину, – сказал он. – Нам надо вернуться назад. Но сначала вы должны привести в порядок платье…

Софи уже собиралась ответить, когда снаружи донесся чей-то смех.

– Проклятье, – еле слышно выругался Макс, торопливо подтолкнув ее к задней двери. – Поправьте платье и возвращайтесь в зал. Я пойду вперед, посмотрю, кто там.

Дверь едва успела закрыться за ней, когда Софи услышала веселый мужской голос, звавший Макса по имени.

Она быстро поправила лиф, как вдруг портьера в другом конце коридора отодвинулась, и Софи подняла руку, заслоняясь от яркого света.

– Так, так. Это судьба.

Софи уронила руку. Против света она видела только темный силуэт, но сразу же узнала в нем Уивенхо.

– Вы только что видели Веласкеса, дорогая? Виртуозная техника, вы не находите? Даже несмотря на такую ординарную натуру. Меня восхищает, чего ему удается добиться такой скудной палитрой. Однажды я попытался написать картину в его стиле, по-моему, получилось неплохо. Если вы посетите меня, я вам покажу.

Софи не могла понять, как ему удается держаться с такой непринужденностью после того, что произошло между ними. Хотя, возможно, она все преувеличивала. В любом случае ей не хотелось оставаться с ним наедине, а предложение посетить его и вовсе выглядело абсурдным.

– Не думаю, что это хорошая мысль, барон Уивенхо. Позвольте…

Она попыталась его обойти, но он встал так, что, сделав это, она бы непременно задела его.

– Где же ваш верный сторожевой пес? – спросил Уивенхо, когда она остановилась. – Если бы вы были моей, я бы определенно лучше следил за вами и не позволял одной расхаживать по темным коридорам. Неужели теперь, когда вы его заполучили, Харкот потерял интерес? Не бойтесь. Я слишком хорошо знаю его непомерное чувство долга. Он ни за что не откажется от своего слова, даже если поймет, что совершил ошибку. Так что можете спокойно наслаждаться своей победой.

– Нет никакой победы. – Софи вспыхнула, и Уивенхо поднял руки, как будто хотел схватить ее за плечи, но потом опустил их.

– Знаете, – задумчиво произнес он, – мне хотелось бы написать вас. Вы не похожи на мои излюбленные модели, но меня восхищает ваша многогранность. Вы кажетесь очень открытой, и все же я поклялся бы, что за этой очаровательной внешностью скрывается страстная натура. Да, мне бы очень хотелось вас написать.

– Благодарю вас, барон Уивенхо, но я даже не мечтаю о такой чести.

Его губы изогнулись, но под улыбкой Софи уловила злость.

– Оставьте ваши светские штучки. Со мной это не пройдет. Я знаю, что вы не такая.

– Какая же я?

– Точно не знаю. Мои впечатления противоречивы. Интересно, что могло бы случиться, если бы в нашу первую встречу рядом с вами не было Харкота. Он всегда будит во мне худшее. А вы, похоже, разбудили в нем лучшее, что само по себе немало, поверьте мне.

– За что вы его так ненавидите?

В глазах Уивенхо появилось странное выражение.

– У меня есть причина. Спросите его. Возможно, узнаете кое-что новое о своем будущем супруге.

– Я спрашиваю вас.

– Он отнял у меня все.

Слова были сказаны тихо и спокойно, но в них чувствовалось отчаяние, от которого у Софи перехватило дыхание. Она не успела ответить, потому что дверь у нее за спиной открылась, и, повернувшись, она увидела Макса. Одного. Софи вскинула руки, словно хотела его остановить, но он и сам замер. Его глаза уставились на Уивенхо, лицо превратилось в маску.

Потом он перевел взгляд на Софи:

– Вы заблудились, Софи?

– Да, вы мне поможете? – ответила она, и его взгляд смягчился.

Макс подал ей руку.

– Посторонись, Уивенхо. – Не дожидаясь, когда Уивенхо уступит дорогу, Макс двинулся вперед, как будто собирался пройти сквозь него. Но в последний момент Уивенхо слегка поклонился и, скривив губы, отошел в сторону.

Когда они вернулись в бальный зал, Софи подняла глаза на Макса. Он смотрел на нее тем отстраненным взглядом, который она так не любила.

– Похоже, вас нельзя выпускать из виду ни на минуту. – Его взгляд оставался таким же холодным, но в голосе Софи уловила дразнящие нотки, и ее плечи немного расслабились.

– Это чистая случайность. Но он не сделал ничего плохого, – заверила она, говоря себе, что это правда.

Макс не ответил. Потом появился лорд Крэнворт, который пригласил ее на танец, и Софи с облегчением предалась этому безобидному занятию. В Эштон-Коув она всегда мечтала о более бурной жизни, но, похоже, судьба вняла ее молитвам слишком буквально.

Макс смотрел, как Крэнворт ведет Софи в круг танца, и разрывался между желанием снова увести ее туда, где никого нет, и найти Уивенхо, чтобы раз и навсегда объяснить, что она для него недосягаема. Но прежде всего он должен убедить себя самого не прикасаться к ней. У Макса из головы не шло то, что произошло между ними днем. Перед глазами стоял образ Софи – запрокинутая голова, раскрытые губы, глаза, потемневшие от страсти… Под натиском этой атаки отступило даже чувство вины и недовольство собой. Даже ее легкое смущение во время разговора с леди Джерси вызвало у Макса новую, несвойственную ему реакцию. Он был готов защищать ее от любого, кто посмеет сказать ей что-то неприятное. Но по какой-то причине Софи удавалось самой обезоружить даже тех, кого, как Салли, всегда радовала возможность стереть в порошок любого человека со странностями куда меньшими, чем у нее. Софи умела сделать так, чтобы человек почувствовал себя хорошо и спокойно. Но не благодаря своему воспитанию, а благодаря способности к сочувствию.

И все же Максу хотелось видеть ее более защищенной. Доброжелательность делала Софи открытой для инсинуаций и обид. По всей вероятности, присутствие Уивенхо ее не радовало, но она не могла ясно дать ему понять, что между ними не может быть ничего общего, с чем с легкостью справилась бы любая женщина, привычная к светской жизни.

Макс не мог понять, что нужно от нее Уивенхо. Когда он вернулся в Англию после войны, его прошлое с Сереной и Уивенхо стало казаться далеким. Его гнев утих, оставив после себя недоверие и презрение. Так продолжалось до сих пор. Но, даже чувствуя эту новую ревность, Макс не мог заметить никаких признаков расположения Софи к Уивенхо. Возможно, тот просто провоцировал его. Однако к чему такая настойчивость? Она вызывала у Макса ощущение тревоги. И только что, когда воспоминание о моментах, проведенных перед Веласкесом, еще жгло грудь, эта тревога получила новую пищу. Когда он открыл дверь и увидел силуэт Софи, а за ним Уивенхо, смотревшего на нее пристальным взглядом, от которого он бы с огромным удовольствием избавил ее навсегда, потребовалась вся его воля и самоконтроль, чтобы удержаться и не начать действовать. В будущем придется следить за ним внимательней. Возможно, Уивенхо начал весь этот фарс из-за того, что случилось в прошлом. Но нет, – Макс мысленно выругался, – он не позволит его повторить.