Наташа Кустинская и Митенька
С Наташей Кустинской мы встретились на съёмках картины «Мой папа – идеалист». Конечно, я знала её по кино – кто же не видел знаменитой комедии «Три плюс два», где Наташа сверкнула яркой красотой и женственностью!
Но я помнила и её более раннюю работу – фильм, который назывался то ли «Бурям назло», то ли «Сильнее урагана» – что-то в этом роде. Это не столь важно. Я хорошо помню Наташу, которая сыграла роль пианистки. По ходу действия её героиня играла на рояле – то ли часть из концерта Рахманинова, то ли «Революционный этюд» Шопена, и была в этой сцене прекрасна и вдохновенна… Я даже помню, что смотрела этот фильм в своём любимом Кинотеатре повторного фильма…
В картине «Мой папа – идеалист», дебютной работе Владимира Владимировича Бортко, который потом снял знаменитые свои фильмы: «Блондинка за углом», «Собачье сердце», «Бандитский Петербург», «Идиот» и многие другие, – я сыграла главную героиню, балерину Алёну. И специально для «правды жизни», чтобы быть на балерину похожей, похудела на 14 килограммов – пока Бортко не потребовал, чтобы я остановилась, а то я бы продолжала «работу над образом». Главного героя, «папу-идеалиста», играл блистательный актёр и замечательный человек Владислав Игнатьевич Стржельчик. Его сына, медика и скептика, прекрасно сыграл мой друг и сокурсник Юрочка Богатырёв.
У Наташи Кустинской в картине была небольшая, но яркая роль – опереточной примы Сильвы (вернее, её героиня исполняет в оперетте «Сильва» главную партию), которая ей очень подходила – красочный костюм, эффектный головной убор, каскадный танец…
В Ленинград мы обычно ехали вместе – в «Красной стреле» в СВ. Наташа была уже не так юна и прелестна, как когда-то, но всё равно, как сейчас сказали бы, очень сексуальна. В рыжей лисьей шубе в пол, в длинном блондинистом парике, с ярким макияжем, с бутылкой шампанского в одной руке, с огромным букетом цветов – в другой, она подходила к вагону в сопровождении мужа-космонавта Бориса Егорова, который привозил её на вокзал в роскошной иномарке. Все взгляды были прикованы к ним.
Несмотря на внешнюю «помпу», Наташа поражала детской трогательной непосредственностью в общении, подкупающей откровенностью и искренностью. Так ведёт себя всеми любимый ребёнок – у него нет тайн от окружающих, потому что он всем доверяет и не ждёт от людей зла или подвоха…
Мы с Наташей подружились. И, когда съёмки закончились, продолжали общаться, ходили друг к другу в гости. Юрочка Богатырёв тоже бывал в её «космонавтской», как он выразился, квартире на Спиридоновке и был потрясён домашним бассейном – тогда это была редкость и экзотика. Наташа любила и умела принимать гостей. Хорошо готовила, хотя у неё была помощница по хозяйству, старенькая няня Маруся.
Но Наташа сама занималась уборкой своей огромной квартиры – вставала рано, приводила себя в порядок, красилась, надевала паричок, надевала узенькие брючки, яркую блузочку и туфли на высоком каблуке – только в таком виде кормила мужа-космонавта завтраком, провожала его на работу и принималась за уборку. (Я при этих «ритуалах» не могла присутствовать, естественно, но Наташа рассказывала, что всё происходило именно так.) А потом она отправлялась на Палашевский рынок, которого сейчас уже нет, а тогда был неподалёку, – чтобы закупить свежие продукты для вечернего приёма гостей. И так практически каждый день…
После окончания съёмок мы стали видеться реже – жизнь закрутила-завертела. Но часто перезванивались. Иногда я просила её помочь мне собрать гардероб для поездок на кинофестивали за границей… Что-то покупала у неё или спекулянток, которые приносили ей модные тряпочки, иногда Наташа просто давала мне в поездку что-нибудь из своих туалетов…
Позже, снявшись в советско-чехословацком фильме «Да здравствует цирк!» (потом он стал называться «Соло для слона с оркестром»), где цирковые костюмы для меня шила замечательная художница Марина Зайцева, а «цивильные» костюмы – её бывший муж, ещё более замечательный художник-модельер Слава Зайцев, я стала одеваться в только что открывшемся Доме моды Вячеслава Зайцева. Это было не только красиво и модно, но и недорого: Слава вначале сделал одним из главных принципов работы своего детища – шить из красивых и качественных, но недорогих тканей (отечественные этим критериям соответствовали)…
Прошло довольно много времени. Мы перезванивались. Я была в курсе многих событий в её жизни. Я знала, что Наташа рассталась с Егоровым. Что он ушёл от неё к другой женщине, у которой есть взрослый сын. Что теперь с новой семьёй он живёт в отдельном доме в только что отстроенном коттеджном посёлке для космонавтов в Останкине. Что Наташин сын Митя, которого Егоров усыновил ещё в младенчестве, не захотел оставаться с Наташей и переехал вместе с Егоровым, его новой женой и её сыном в Останкино.
Егоров действительно воспитывал Митю с раннего детства, учил его кататься на горных лыжах, на мотоцикле, водить машину, любил его, баловал, дарил дорогие подарки…
Но то, что Митя бросил любящую его мать, – было для меня совсем непонятно. Ведь так случилось, что Наташа осталась совсем одна. К тому же умерла старенькая любимая няня Маруся, которая вырастила не только Митю, но и саму Наташу…
Наташе пришлось переехать из «космонавтских» хором на Спиридоновке в крохотную квартирку на Вспольном. А так как она не умела жить одна и без любви, она вскоре вышла замуж за профессора МГИМО – Гену, – предварительно уведя его из семьи. Он был законным мужем Риты Гладунко (замечательной, к сожалению, сегодня несправедливо забытой актрисы, сыгравшей в картине «Часы остановились в полночь», которую сегодня тоже мало кто вспомнит)…
Митя до всех этих событий успел жениться, у него родился ребёнок, который вскоре умер, и они с женой развелись.
Новая жена Егорова не слишком доброжелательно отнеслась к тому, что Митя стал жить вместе с ними. А в 93-м году произошла трагедия – во время октябрьских событий у здания телевидения в Останкине в перестрелке шальной пулей был убит сын жены Егорова: он пошел «просто посмотреть», что происходит. После этого жена Егорова категорически отказалась от того, чтобы сын Кустинской оставался с ними. А вскоре умер от сердечного приступа и сам Борис Егоров…
И Мите пришлось уйти на Вспольный к Наташе и её мужу Геннадию, бывшему профессору МГИМО, в ту пору уже уволенному оттуда, – к сожалению, за пьянство. И они втроём – да ещё гигантский дог, которого трудно прокормить и негде выгуливать в центре Москвы, – оказались в крохотной двухкомнатной квартирке.
Вот такая примерно картина. Вот в такой ситуации оказалась Наташа, привыкшая жить совсем по-другому, бывшая красавица, бывший избалованный любовью мужчин и зрителей, а теперь уже стареющий «ребёнок»…
Прошло ещё какое-то время. Звонок от Наташи. Она плачет в трубку и просит о помощи. Говорит, что у неё нет денег даже на хлеб. И говорит, что с Митей беда – он начал наркоманить…
Шёл 97-й год. Жилось трудно, но я не бедствовала, потому что много работала – на дублировании фильмов, в концертах. Я писала стихи, записывала песни, вела на РТР (так тогда назывался российский канал телевидения) программу «Домашние хлопоты с Натальей Варлей»… Денег получала немного, но на то, чтобы помочь в беде, конечно же, достаточно…
После Наташиного звонка я моментально собрала в доме что можно было из еды, взяла деньги и побежала на встречу с ней…
Наташа стояла там, где мы с ней договорились встретиться: на углу улицы Качалова и Вспольного переулка. Она была в нелепой мохнатой шубе, с опухшим лицом и заплаканными глазами. У меня сжалось сердце – такой я её никогда не видела. Мы поцеловались. От неё пахло спиртным. Я отдала ей деньги и сумку с едой. «Не бросай меня!» – неожиданно горько прошептала она. «Что ты, Наташа, не брошу, чем смогу – помогу. А за Митю надо молиться…» – «Он некрещёный…» – «Так надо покрестить…» – «Он не хочет…»
На том и разошлись. А через несколько дней – звонок: «Наташа! Можешь прийти? Митя соглашается креститься, если его крёстной будешь ты!» – «Конечно, буду. Приду».
И я иду на Вспольный. И вижу страшную, запущенную квартиру в элитном доме – с драными, когда-то роскошными, белыми кожаными диванами… Огромного, неухоженного и, похоже, некормленого мраморного дога. И Митю – в котором ничего не осталось от здорового, крепкого, спортивного и красивого мальчика, сыгравшего «короля класса» в «Чучеле» Ролана Быкова. Вместо благополучного и уверенного в себе парня, которым я его помнила, – передо мной сидел худенький, почти прозрачный – в чём только душа теплится! – страдалец с большими растерянными глазами…
С нежностью и болью я беседую с ним, и он почти сразу соглашается креститься. Я договариваюсь в храме Большого Вознесения – той церкви, где венчался Пушкин, – о крестинах на ближайшую субботу…
Суббота… Я смотрю, как Митя подходит к купели и дрожит от холода и худобы – хотя в крестильной совсем не холодно. Но он стоит просто синий… Батюшка говорит Мите, что завтра утром, в воскресенье, он ждёт его на исповедь и причастие. Это обязательно. Митя обещает.
На другое утро я стою у храма и жду его. Батюшка ждёт в храме. Но Мити нет. Он не пришёл. Я звоню ему домой. К телефону подходит Наташа и говорит, что Митя заболел – у него высокая температура. Я прошу батюшку исповедать и причастить его дома, и мы идём на Вспольный…
Дальше начинается сплошной кошмар. После исповеди батюшка выходит мрачнее тучи. Мы идём с ним по улице. Он долго молчит. А потом говорит мне: «Наташа! Вы бессильны. И я бессилен. Он не начинающий наркоман, как вам сказала его мама, – он уже давно героинщик…» Мне делается плохо. И, как в те далёкие времена, когда я узнала о Володиной беде, я задаю тот же вопрос: «А вы не ошибаетесь?» И получаю неожиданный ответ: «Нет. Я знаю, что это такое. У меня брат погиб от этого…»
И начинаются мучительные поиски выхода из безвыходной ситуации. Я не сумела ничем помочь когда-то Володе, но, может, мне удастся помочь своему крестнику?! Я ищу, где лечат этот страшный недуг. Узнаю, что есть что-то вроде православной коммуны, где врачуют молитвой и трудом, но это отпадает – во-первых, Митя слаб физически, во-вторых, не воцерковлён ещё, а без веры и собственного решения – этот путь невозможен.
А Митя вроде бы и не понимает, как глубоко увяз. Ещё хуже, что не хочет понимать этого сама Наташа. Она без конца твердит, что Митя здоров, что ему надо только «чуть-чуть подлечиться».
Я выхожу на какую-то американскую компанию «Детокс», которая болтается у нас в стране. В 90-е годы этих компаний-аферистов у нас ошивалось огромное количество во всех сферах (лекари, экстрасенсы, лжепроповедники). Они выжимали из попавших в беду, но верящих в чудо одураченных людей последние деньги… Компания «Детокс», естественно, обещает чудо, но за какую-то запредельную сумму.
Совершенно обезумевшая от горя и неадекватная Наташа требует, чтобы я, «как крёстная Мити», эти деньги нашла. И я ищу. Я хожу по всяким кабинетам. Я добираюсь до Госдумы. Очень надеюсь на Говорухина. Но он, как, впрочем, и все остальные, смотрит на меня с сочувствием и сожалением и разводит руками. Они ребята трезвые, всё правильно понимают. А я колочусь в поиске…
Наконец я нахожу хорошую наркологическую клинику, где обещают попытаться что-то сделать, и договариваюсь, чтобы Митю туда положили.
Осенним солнечным утром я везу Митю и Наташу в эту клинику. Наташа, от которой – увы! – несёт перегаром, ругает меня на чём свет стоит. Она говорит, что напрасно я ЭТО ЗАТЕЯЛА, что Митя здоров, что он обязательно продолжит работать, вернётся к жене, у них родится другой ребёнок, и они все вместе уедут в Америку. Там он будет на месте, потому что Митя профессиональный и очень талантливый дипломат…
Я молча слушаю этот бред и понимаю, что, не случись с Митей этой беды, всё вполне могло бы именно так и произойти в его жизни, что Наташа сейчас перечисляет то, что с ним не состоялось. При этом смотрит с ненавистью и злостью на меня, как будто это я виновата во всех бедах, как будто я ввергла Митю в его несчастья…
А Митя сидит на заднем сиденье такси, молча и безучастно, сжавшись в комок. И жалко его до слёз…
Когда на другой день, нажарив котлет, сварив бульон и морс, я поехала через всю Москву, чтобы навестить Митю в клинике, выяснилось, что его там уже нет, что он переведён в Боткинскую («В какое отделение – не можем сказать!..»). Я рванула в Боткинскую больницу, на противоположный конец Москвы, там с трудом выяснила, что Митя в инфекционном отделении. А в инфекционном мне сказали, что пустить туда меня не могут. Я разыскала врача, стала расспрашивать его, в чём дело, что с Митей. Но тот молчал как партизан, а потом ответил, что пустить меня к Мите не может, а врачебную тайну открыть имеет право только близким родственникам. «Я – крёстная!» – закричала я уже в отчаянии. И меня пустили. И всё рассказали…
Митя лежал в огромной палате один. В палате было очень холодно, и на нём был свитер, который я подарила ему на день рождения. Он очень обрадовался моему приходу. Начал есть котлеты, пить бульон из термоса…
И в этот момент в палату вошла медсестра: «Дмитрий! К вам пришёл молодой человек. Он стоит под окном». Митя изменился в лице и быстрым взглядом посмотрел на меня. Я подошла к окну. И всё поняла. Это был «гонец», которому Митя сообщил о своём местонахождении. Митя ждал «дозу». И я поняла, что все мои метания в желании помочь – нелепы. Ему уже ничем не поможешь…
Митина судьба закончилась трагически. Во-первых, в Боткинской в инфекционном отделении он оказался, потому что у него обнаружился СПИД. Во-вторых, он и не думал завязывать с наркотиками…
Он вышел из больницы. И вскоре умер. Наташа рассказывала всем, что его убили. Это, конечно, не так. Если и «убили», то только наркотики. Он просто вернулся в старую компанию. Изменить что-то в таких обстоятельствах можно только в том случае, если человек хочет этого сам. В Митиной жизни можно было бы что-то ещё исправить, если бы он сам этого хотел, если бы избавился от своего окружения, сменил место жительства, если бы и сама Наташа, в конце концов, покончила со своим образом жизни…
А она пила. И многие думали, что это связано со смертью Мити, любимого сына. Но это, к сожалению, началось намного раньше. А потому – причина и следствие меняются местами…
Может быть, с Митей и не случилось бы беды, если бы в доме была другая атмосфера. И становится понятно, почему Митя захотел тогда жить не с матерью, а с отцом, хоть и не родным…
Я была на Митиных похоронах. Видела Олега, его родного отца, от которого Наташа с грудным ребёнком ушла к Егорову. Олег оказался милым, славным, интеллигентным человеком, очень бережно относящимся к Наташе, очень горько переживающим Митин уход… Наташа и сама мне когда-то говорила, что самая большая её вина в жизни – то, что она бросила хорошего, доброго, любящего человека – Олега. Иногда она считала, что Господь её наказывает за это. Как знать…
Я помогала Наташе деньгами – и на похороны, и на поминки, и на памятник. Помогала и самой Наташе: она постоянно звонила и говорила всегда одну и ту же фразу: у неё нет денег даже на хлеб. Я относила ей деньги и продукты, понимая, как ей сейчас тяжело, тем более что вскоре после похорон Мити умер и её муж Гена. Обычно мы встречались с ней у храма Большого Вознесения. Я видела, что она опускается, но чем тут я могла помочь?! Наташа считала, что достойна хороших ролей, выступлений в концертах, выговаривала мне за то, что я «не продаю» её режиссёрам. Объяснять, что это не в моих силах, было бессмысленно…
А потом она стала присылать, чтобы взять у меня деньги и продукты, каких-то совершенно «деклассированных» субъектов. Вместо неё к храму Большого Вознесения стали приходить жуткие, вонючие мужики. И тогда я позвонила ей и сказала, что мне деньги достаются слишком тяжело, чтобы я на них кормила и, видимо, ещё и поила её случайную компанию. Что у меня есть дети и внук, старенькие и слабые родители, которые нуждаются в моей помощи, да и моё собственное здоровье меня всё чаще и чаще подводит…
В ответ на это она в ярости запустила по автоответчику несколько чудовищных монологов. Первым их прослушал мой сын Саша и, когда я пришла домой, посоветовал мне, не слушая, всё стереть. Но я взяла себя в руки и прослушала всю эту мерзость от начала до конца. Не буду пересказывать то, что Наташа наговорила, – зачем повторять мысли и слова, порождённые пьяной злобой. Меня потрясло другое: оказывается, пока я бегала, с искренним желанием помочь Мите, по кабинетам власти и клиникам, Наташа тихо меня ненавидела. За то, что я РАБОТАЮ, за то, что я в хорошей форме, за то, что сшитые для телевизионной программы костюмы Том Клайм (модный в ту пору дизайнер одежды, Анатолий Климин) после съёмок мне подарил, и ещё за многое, оказывается, она меня НЕНАВИДЕЛА.
Я не стала ей отвечать. Я стёрла запись автоответчика. Но боль от несправедливости ещё очень долго меня жгла – я вообще очень тяжело переживаю подобное, и жизнь не воспитала во мне иммунитет против обид. Тогда я подумала, да и сейчас думаю так же, – что всё было бессмысленно, кроме одного – Митя умер крещёным, и за его бедную, заблудшую душу можно всегда молиться… Что я и делаю по сей день.
А Наташа опускалась всё больше. Периодически она наговаривала на автоответчик – то очередные гадости, то просьбы о прощении, потом начались пьяные бредни – о своём новом замужестве. И то, что она при этом рассказывала, было уже похоже на белую горячку.
Она стала появляться в различных телевизионных ток-шоу – и это было совсем ужасно. У редакторов сегодняшнего телевидения беда со вкусом и полное отсутствие такта – ну, не трогали бы несчастного человека, не играли бы на её беде! Так нет! Они выпускали в эфир Наташу, до безобразия располневшую и одутловатую, в парике набекрень, с жирно накрашенными губами. И она повествовала о своих романах, о том, кто и как её любил. Это были и правдивые истории, и небылицы, в которые она сама верила. И всё это перемежалось фотографиями юной красавицы Наташи Кустинской, фрагментами из её фильмов и эпизодами из её прежней жизни…
В одном из последних интервью для телевидения она лежала на кровати. А в руке была иконка, которую ей было уже трудно держать. Наташа просила прощения у всех, кого обидела…
Я заплакала. Мне бесконечно жаль этой загубленной жизни. Перед глазами стоит прекрасная девушка, вдохновенно играющая на рояле, – кадр из фильма «Сильнее урагана»…
Наташенька! Митя! Вы пришли в этот мир чистыми, светлыми и добрыми. Подарили людям много добра и любви. А потом – не сумели справиться с обстоятельствами и пагубными страстями. Господь всемилостив. Он простит все ваши грехи. Простите и вы меня за то, что не смогла вам помочь! Я всегда молюсь об упокоении ваших душ!..
